***
ПРИЗРАК ПЕЧАЛЬНОЙ ЛЕДИ УБИВАЕТ МАЛЬЧИКОВ!
Берегите своих детей, жители Бромли!
Слякотная и грязная аксонская зима в самом разгаре. А между тем жители нашего славного города все чаще видят леди, одетую не по погоде. Она гуляет по самым отвратительным кварталам Бромли, а потом задушенных мальчиков находят у дверей храмов.
Бравые "гуси" утверждают, что в городе завелся убийца! Но мы, представители взволнованной общественности, знаем, что это не так!
Три дня назад недалеко от спуска к Смоки Халлоу, на пересечении Барбер-лейн и Эйвон-стрит, торговка горячим чаем Мэри Р. увидела на улице очень легко одетую женщину.
"На вид - ну как есть леди, - говорит мисс Р. - В дорогущем таком платье, приличном - ни тебе спины голой, ни, тьфу-тьфу, срамота, грудей с плечами, как у этих, которые в енту самую, как ее... оперу ходют. Ворот высокий такой, а платье голубенькое, тоненькое, ну как есть шелк. А шляпа у нее этакая-разэтакая, светлая тоже, ну вот как сирень или мальва, побледней только, и на ней ленты, ленты, целая гора наверчена. И ни шубки, ни шали даже! И вот, значит, гляжу я, что такая красивая леди замерзает, и по доброте душевной к ней подхожу... Говорю - купите, мол, чаю, он горячий, враз согреетесь... Хватила ее за руку - а она прям как воздух, зацепиться не за что! А та леди как шла, так и идет, а ленты за ней плывут. И светятся!"
Далее мисс Р. добавила, что видела, как по лицу у неизвестной текли слезы, а вслед за ней бежал огромный черный пес с горящими глазами.
Вне всяких сомнений, эта плачущая женщина в голубом платье - призрак. И люди из окрестностей Смоки Халлоу уже успели прозвать ее "Печальной Леди".
Так зачем же в наш мир приходят призраки?
Спиритуалисты утверждают, что духи умерших возвращаются, когда имеют на этой земле незавершенные дела. Дела могут быть самыми разными. Чаще всего, это поиск убийцы или указание на спрятанные покойным сокровища. Иногда призраки могут быть добрыми, как Пэгги Уайтс из доков Честершилда, предупреждающая моряков о грядущем шторме. Или злыми, как Чумная Катарина Шиллинг, что раз в год появляется на площади Клоктауэр в Бромли и начинает громко перечислять страдания, кои претерпела при жизни от своей семьи. Если же поздний прохожий отважится заговорить с ней, то она присовокупит его имя к поносимым ею несчастливцам, и он лишится спокойного сна, вынужденный еженощно внимать хуле и поношению.
Но призраки беспокойные, однако не слишком вредные. Есть - увы нам! - среди них и такие, кто способен даже и на убийство.
Вот свидетельство юного разносчика газет, Тимми Тома. Привожу его, как есть, не привнося ни единого лишнего слова:
"Шёл я, значит, шёл, и вдруг - хвать меня кто за горло! И тряпку мокрую в морду тычет! Ну, я дёрг туды, дёрг сюды... Чую, всё - каюк пришёл! И тут ка-ак загрохочет телега! Ка-ак кучер обложит когой-то по матери! И всё, отпустило, слава святому Киру Эйвонскому! Что б я еще да к Горбу пошел газеты носить? Да ни в жисть!"
Незадолго же до ужасного нападения бедный Тимми Том видел, как он утверждает, прекрасную, но очень грустную леди в голубом платье. Нет никаких сомнений, что это была именно Печальная Леди.Но что же побуждает ее нападать исключительно на мальчиков, да еще исключительно светловолосых и голубоглазых? Ответ кроется в истории Печальной Леди.
При жизни ее звали Лаура Шеридан, и она была младшей дочерью в семье владельца шляпной мастерской. Мисс Шеридан часто стояла за прилавком, помогая отцу, и по работе была вынуждена часто разговаривать с покупателями. Там ее и заметил один весьма состоятельный бромлинец. Он соблазнил наивную мисс Шеридан. Через несколько месяцев она осознала, что находится в положении. Испугавшись грядущего позора, мисс Шеридан отправилась к знахарке-гипси - и убила еще не рожденного ребенка с помощью зелья. Но доза яда оказалась слишком велика, и, пролежав в лихорадке неделю, мисс Шеридан испустила дух.
Однако на этом ее история не заканчивается.
Мысли о нерожденном ребенке, о прекрасном малыше, так мучили бедняжку Лауру Шеридан в последние часы ее земного существования, что она вернулась из обители Смерти в облике Печальной Леди и отныне каждую ночь бродит по славному городу Бромли. На голове у жестокого призрака - шляпа из отцовской мастерской с наводящими ужас лентами цвета сумерек и заката, цвета нежной сирени и бледных фиалок... словом, цвета самого забвения. Печальная Леди ищет среди юных бромлинцев своего нерожденного сына - такого, о котором она мечтала. Прекрасного мальчика с золотистыми волосами и небесным взглядом!
А отыскав - убивает, чтобы увести в чертоги Смерти и более не скитаться в одиночестве.
Так что же могут сделать осторожные родители, чтобы уберечь своих отпрысков от зловещей Печальной Леди?
Во-первых, отвести свое чадо в храм и взять освященный цветок. Приколотый на ворот или на шляпу, он отпугнет нечестивую Леди.
Во-вторых, если ваш мальчик светловолос и голубоглаз, вы можете выкрасить его волосы луковой шелухой или чайной заваркой, чтобы Печальная Леди не обратила на него своего губительного внимания.
И, в-третьих, сторонитесь гипси! Как известно, именно зелье гипси послужило причиной смерти бедной мисс Шеридан и ее превращения в ужасный призрак. Кто знает? Вдруг с самого начала та знахарка-гипси задумывала убить несчастную? И кто скажет, какие еще зловещие планы может лелеять этот страшный народ!
За сим остаюсь с нарастающим беспокойством за юных бромлинцев.
Искренне Ваша,
Озабоченная Общественность
Если начинала я читать статью с интересом, то к середине он превратился в недоумение, а к концу - в самую настоящую ярость.
- Да что же это такое?! - я скомкала газету и швырнула ее в корзину для бумаг. Утро было безнадежно испорчено. Даже кофе остыл, пока я читала, и шапка взбитых сливок в нем осела. - Как можно спекулировать на трагедии? Этот писака ведь просто взял волнительную тему - и обрядил ее в рубище таких нелепых фактов, что... А это? - я кинулась к корзине, вынула смятый лист и еще раз перечитала концовку. - Рекомендует покрасить ребенку волосы луковой шелухой, чтобы уберечь его от убийцы! Натравливает на гипси разъяренную толпу! Сейчас же не Средние века, в конце концов!
Завершив гневную тираду, я залпом выпила остывший кофе, немного привела себя в порядок и вызвала Магду - сказать ей, чтоб она заварила мне ромашки для успокоения нервов.
Ведь злость и попытки заниматься бухгалтерией плохо сочетаются.
С ла Роном я столкнулась в тот же день, но - удивительно - не в кофейне, а в галерее, куда отвела меня леди Клэймор, не теряющая надежды приобщить свою блудную подругу к эфемерной прелести искусства. Выставка была якобы "знаковая" - приезжали какие-то загадочные "романские кубисты". Но, несмотря на все старания леди Клэймор привить мне хороший вкус, в который раз я осталась равнодушной к современной живописи.
Увы, сколько ни буду слушать и смотреть - никогда не пойму, почему просто красиво нарисованное яблоко - это "пошлый натюрморт", а яблоко, состоящее из одних углов, да еще с треугольным листочком на веточке - это "смелость, граничащая с шедевром"!
- Решили приобщиться к творчеству сеньора Рикко, леди Виржиния? День добрый!
- Приветствую вас, мистер ла Рон, рада... - "видеть вас в своей кофейне снова" чуть было не сказала я по инерции, но вовремя умолкла и приветливо улыбнулась. - Что привело вас в Королевскую галерею?
- Как всегда, работа, - развел руками репортер и сделал знак фотографу, чтоб тот прошел дальше и продолжил съемку. - Мой коллега, который обычно заведует обзорами событий в мире искусства, тяжело заболел, а он выручал меня несколько раз... Вот, подменяю его. Правда, в кубизме я не слишком разбираюсь, - добавил он громким шепотом, смешно задирая брови. - Но тут главное сыпать терминами и этак слегка снисходительно восхищаться. Так что пока погляжу, а к вечеру сяду за статью. Видите - ношусь, как проклятый, пишу за двоих.
- О, успехов вам в этом непростом деле, - улыбнулась я и кивнула стоящей неподалеку леди Клэймор, давая понять, что у меня деловой разговор. Она сразу поняла - не в первый раз такое происходило - и продолжила разглядывать картины. - К слову, вы читали ту ужасную статью в последнем номере "Вестей Аксонии"?
Ла Рон в лице переменился.
- Только не говорите мне, что видели эту... эту... эту недоделку! Какой позор - такая солидная газета, и в ней кошмарная, насквозь скандальная статейка о призраках! Как вспомню - стыдно становится за всю нашу журналистскую братию... Леди Виржиния, я не знаю, кто этот человек, но у него определенно есть покровитель, - трагически подытожил ла Рон, тяжело вздохнул и вытер испарину со лба тыльной стороной руки. - Этот "мистер Остроум", который взял себе сейчас наивульгарнейший псевдоним "Озабоченная Общественность", пишет такие статьи, что ни один приличный редактор их не пропустит. В "желтых" газетах по четверть рейна - да, но не в "Бромлинских сплетнях" и не в "Вестях Аксонии". Знаете, у него статью завернули только однажды. Когда он хотел написать о том злополучном бале в ночь на Сошествие. Я видел текст - очень много посвящено героизму какого-то сэра Фаулера, распознавшего заговорщика, который прятался за образом леди в розовом платье. И еще - домыслам о том, кем могла быть захваченная в заложницы Леди Метель, - со значением произнес ла Рон и бросил на меня неожиданно острый взгляд, но я ответила очередной безмятежной улыбкой. - Всего одну статью завернули. А ведь даже меня - меня! - частенько просят "придержать" материал. Каково, а?
"Две статьи", - подумала я, вспомнив разговор с дядей Рэйвеном несколько дней назад.
Интересно, это действительно всего лишь совпадение, что многие статьи "Остроума" так или иначе касаются меня?
Не знаю, что послужило причиной - дневные ли волнения из-за статьи, насыщенный ли вечер в кофейне или подоспевшая документация на новую текстильную фабрику на западе графства Эверсан, но усталость подкосила меня прямо в кабинете. В половине второго ночи я еще, кажется, пыталась вчитаться в смету, присланную управляющим на подписание... но потом - провал в памяти и сон.
Очень, очень странный сон.
...а жара всё не спадает.
Девять дней - ни дождинки, ни даже вздоха прохладного ветерка. Город, туманный и сырой в любое время года, словно засунули в раскаленную печь. Жухнет и выцветает листва на деревьях; обмелевший Эйвон пахнет мертвой рыбой; гарь и дым постепенно выползает из "блюдца" Смоки Халлоу и подбирается к благополучным районам. Уже сейчас люди там кашляют и нет-нет, да и поглядывают на небо: не видно ли тяжелых ливневых туч на горизонте?
Но небо по-прежнему лишь блеклая, выжженная, злая голубизна.
Между храмом и высокой каменной оградой, в густой тени, прячется жизнь. Она пробивается из земли тугими ростками, распрямляется пахучими листьями и стеблями - базилик, тимьян, розмарин, шалфей, медуница, эстрагон, любисток, душица, мята, полынь и рута; это моё царство, моя колдовская поляна, и даже Мэри-Кочерга не осмеливается заглядывать сюда без моего позволения. Каждый день, еще до света, я поднимаюсь и иду к колодцу, чтобы набрать воды напоить землю. А потом - обхожу свои владения посолонь и шепчу слова, которые знала всегда: пышна квашня, земля щедра, расти выше, тянись к солнцу. Отец Александр говорит, что это ересь, но по-настоящему никогда не сердится. Наверно, ему тоже нравится, когда все растет и цветет, даже в такую засуху.
Особенно в такую засуху...
А в храме пахнет не цветами, а скипидаром и еще чем-то острым, чужим. Во время утрени мы все чаще смотрим не на алтарь, не на трепещущие огни свечей - жарко, Святые Небеса, как жарко! - а на стены, где сквозь серую штукатурку проступают сияющие картины. Невиданные цветы и звери, облака, сияющий свет, чьи-то простертые в мольбе руки... Поначалу это всего лишь наброски, но с каждым днем они становятся все более настоящими, полными жизни и света. И благодарить за это нужно того, кто во время службы всегда остается в храме на самой дальней скамье - высокого, тощего чужака с черными глазами, у которого руки всегда испачканы в краске.
Этот человек - художник, он наполняет наш храм жизнью и чудесами, отец Александр приветливо улыбается ему, а девочки постарше дерутся за право принести ему обед с кухни. Они смеются и говорят, что я дичусь, что я дурочка. Но Мэри-Кочерга тоже отчего-то его сторонится, а вчера я видела, как из-за угла храма на художника смотрел человек в зеленой шляпе с изломанным пером и хмурился.
Вспоминать это отчего-то тревожно.
Днем я помогаю в хлебопекарне за углом, а вечером опять бегу в свои владения. Запах трав в разогретом воздухе такой сильный, что кружится голова; хочется лечь между грядками, щекой к пышной земле, и уснуть. Иногда я так и делаю. Вот и сегодня - дремлю с открытыми глазами, глядя в медленно ржавеющее небо, слушаю и дышу. Наверное, так должно пахнуть на небесах. Тимьян и мята, базилик и розмарин...
В храме двое - они тихо разговаривают, но звук отдается от стен, и я слышу все. Это снова Баст и, конечно, художник. Завтра Мэри-Кочерга опять будет ругаться: ох, Себастиан, мазня не дело для мужчины! Но ведь картины ей нравится, и она не может не видеть, что у Баста такие же волшебные руки и глаза, и только мастерства ему не хватает, а мастерство - вот оно, только шагни, только приди в храм этим вечером, и следующим, и следующим... Смотри и спрашивай, спрашивай и смотри. Художник ответит.
Закрываю глаза.
Где-то далеко, у реки, звенит пожарный колокол.
Художник уходит в город до вечерни, в приюте он никогда не ночует. Баст провожает его до ворот и долго смотрит вслед. Я вижу это будто бы с высоты, как большая птица, парящая над храмом, и не знаю, сон это или явь.
Небо уже совсем ржавое.
Себастиан покачивается на пятках, держась рукою за ворота, и что-то бормочет себе под нос. Потом оборачивается - на храм, на приют, задирает голову кверху и смотрит прямо на меня.
Я кричу - а слышу вороний грай.
Баст зябко передергивает плечами, а потом медленно, словно таясь от кого-то, делает шаг, другой, третий... Через двор, через пустырь, к длинной улице, добегает до угла - и заворачивает.
Дальше я уже не вижу ничего.
Себастиан не вернется ни к утренней службе, ни даже к завтраку.
Донн!
Я резко отшатнулась, задевая локтем стопку бумаги, и не сразу осознала, что нахожусь в своем кабинете, а часы бьют три пополуночи. Слишком яркий и резкий электрический свет резал глаза. Меня сотрясала крупная дрожь, а домашнее платье, кажется, выжимать можно было.
Сон стоял перед глазами, как живое воспоминание о чем-то настоящем, как осколок чужой судьбы, по недомыслию вставленный в мою мозаику.
- Святые Небеса... - сипло прошептала я. - Святые Небеса...
Если задуматься, то в самом сне не было ничего страшного - жаркое лето, немного похожее на прошлое, снова приют имени святого Кира Эйвонского, невероятной красоты роспись на стенах... Наяву, в храме, она была далеко не такой яркой, словно время выпило из нее все цвета.
Нет, ничего страшного - так почему же от ужаса я едва могла говорить?
Шнурок от колокольчика не сразу дался в руки - он извивался, как живой. Но когда я позвонила, подзывая Магду, то мне сразу полегчало. Конечно, нехорошо будить ее посреди ночи только для того, чтобы она заварила мне успокоительный чай...
Нет, глупость какая, стесняться звать прислугу - это уже слишком!
Я поджала губы и дернула за шнурок еще раз, настойчивей, чем в первый.
Магда не пришла ни через минуту, ни через две, ни через пять. И я уже начала сердиться, когда вспомнила, что сама же дала служанке выходной - ее младшего внука завтра должны были завтра отнести в церковь на имянаречение.
Что ж, видимо, придется мне позаботиться о себе самой, уж коли я не догадалась позвать в особняк Мадлен, чтоб та заменила ненадолго Магду. Надо потом обязательно рассказать обо всем дяде Рэйвену - то-то он посмеется. И наверняка справедливо заметит, что перенятая у леди Милдред привычка обходиться самым малым количеством прислуги до добра не доведет.
Уже без всякой надежды дернув за шнурок в третий раз, я выбралась из-за стола и принялась собирать с пола рассыпанные бумаги - ту самую злополучную документацию на новую фабрику. Негромкий, но настойчивый стук в дверь застал меня врасплох.
- Да-да, войдите, - по привычке ответила я, плюхая тяжелую стопку бумаги на стол, и только потом подняла глаза на дверь... и обмерла. - Мистер Маноле, что вы здесь делаете, скажите на милость?!
- А вы не звали, леди Виржиния?
- Звала, но не вас, конечно! А Магду. Но ее нет, и...
Вид у Лайзо был до неприличия заспанный - сощуренные глаза, взлохмаченные волосы, да вдобавок ворот у рубахи распущенный. Так люди выглядят, когда одеваются впопыхах, натягивая на себя первое, что найдут.
- А зачем вы ее звали?
Я замерла.
На меня вдруг словно навалилась страшная тяжесть, будто лег на плечи мертвый, холодный груз. Сердце кольнуло болью - как искрой обожгло. Внезапно я ясно представила, как Лайзо сейчас выходит, оставляя меня наедине с пугающими, странными воспоминаниями, и медленно опустилась на стул:
- Скажите, мистер Маноле, - произнесла совсем тихо, подвигая к себе стопку бумаги, словно отгораживаясь ею от него. - Вы ведь хорошо знаете Эллиса, так? - Лайзо кивнул осторожно, и как-то подобрался весь, будто ожидая подвоха. - Тогда ответьте мне, кто такая Лайла Полынь? И... что случилось с... с Себастианом... с Бастом? Ведь что-то плохое, да?
Глаза у Лайзо расширились, как у кошки, заметившей в доме чужака, шипящей и вздыбливающей шерсть.
- Кто вам сказал эти имена, леди?
Я опустила взгляд.
- А что, если мне никто их не говорил?
Лайзо замер - а потом длинно вздохнул, опираясь спиной на дверной косяк.
- Интересно...
Повисло неловкое молчание. Я ощутила настоятельную потребность что-то сделать - хотя бы переложить письма из стопки справа на левый край стола. Дурацкая бумага разлеталась непослушными листами, как живая. Меня словно накрыло оцепенение, только не тела, а разума. И я не сразу поняла, что письма и сметы уже отодвинуты в сторону, а Лайзо накрывает мою дрожащую ладонь - своею.
Привычное "Да что вы себе позволяете!" застыло на губах. Слишком теплая, по-человечески живая, настоящая... реальная была ладонь по сравнению с моими ледяными пальцами.
- Мистер Маноле... - Я не поднимала глаз, глядя только на стол, на смуглую, теплую руку поверх фарфорово-белой и словно бы омертвелой. - Скажите, а вы когда-нибудь видели сны, которые не были бы просто... Нет, - оборвала я себя, сжала руку в кулак и отдернула ее. - Забудьте, - я зябко поправила тонкую шаль на плечах. - На самом деле я позвала Магду, чтобы она сделала мне чаю. Давно нужно нанять еще одну личную служанку, в конце концов, не может же в таком огромном особняке работать едва ли с десяток человек...
- Я вам сделаю чаю, - негромко прервал мою бессмысленную тираду Лайзо и отступил к двери. - Можете считать, леди, что я сегодня заместо Магды, - добавил он таким потешно-сомневающимся тоном, что я невольно улыбнулась. - И еще, леди. У меня, это... Друг есть, моряк из Колони. Бабка у него была... Ай, неважно. Словом, он меня научил такую штуку плести - ловец снов. И ежели вам неправильные сны снятся, то можно ловец у изголовья повесить... Он навроде паутинки выглядит, на кольце, и с подвесками. В Колони, говорят, все местные такое делают.
В его голосе не было ни намека на шутливость, и я решилась поднять взгляд. Лайзо стоял в дверях, скрестив руки на груди, и смотрел куда угодно, только не на меня. Его поза сквозила напряжением... и неуверенностью?
- Значит, ловец снов, - с деланым безразличием повторила я и вновь оправила шаль, и без того находящуюся в полном порядке. - В виде паутинки на кольце. С подвесками. Что ж, мистер Маноле, я, разумеется, не верю в подобное мракобесие. Но звучит красиво. Мне кажется, что в обстановке спальни не хватает какой-то такой детали... этнической, так, кажется, называет подобные вещи леди Клэймор. По ее словам, они ужасно модны в этом сезоне.
Лайзо просиял такой улыбкой, что мне даже стало неловко. Глаза у него странно заблестели.
- Завтра же готово будет, леди. Вот честное слово, до вечера сплету.
- И сделайте чаю, раз уж вы пришли вместо Магды, - ворчливо отозвалась я, утыкаясь в злосчастную смету. - Будьте так любезны, мистер Маноле, поторопитесь. Я не могу сидеть тут всю ночь.
- Сию секунду!
Он ушел, словно его ветром сдуло. А я глядела и глядела в прыгающие перед глазами цифры. И если бы кто-то зашел в этот момент в мой кабинет, то наверняка бы удивился и спросил, чего такого смешного в самой обычной смете?
Ночное происшествие все же привело к неприятным последствиям - я заболела. По телу разлилась страшная слабость, даже руку поднять и то было трудно. Семейный доктор, прибывший к полудню, констатировал пониженную температуру и слабый пульс, после чего вздохнул и проникновенно спросил:
- Скажите, леди Виржиния, вы в последние дни, гм, обедали?
- Кажется, да, - рассеянно откликнулась я, кутаясь в любимую шаль леди Милдред. - Я, признаться, не всегда обращаю внимание на такие мелочи.
- Понимаю, - сказал доктор Хэмптон, и глаза у него стали добрые-добрые, как у святых на картинках в житиях. Седые волосы сияли в тусклом дневном свете старым серебром, еще больше усугубляя впечатление. - А ужинали?
- Разумеется. Вечером я работаю с документами и всегда прошу Магду сделать мне чаю или кофе.
- Чаю - с чем...? Не откажите в любезности уточнить, - все так же ласково и понимающе улыбался Хэмптон.
Я задумалась. Неужели это так важно для диагноза?
- Обычно с молоком и сахаром... - доктор нахмурился, и я наконец сообразила: - О, вы не это имели в виду, да? Нет, обычно к чаю ничего не подается. Изредка - фрукты в шоколаде, например, апельсиновые дольки. Но обычно я предпочитаю не есть ничего, когда работаю с бумагами - своего рода "деловая аккуратность", - пошутила я, но доктора это нисколько не обрадовало.
- Нижайше прошу прощения за дерзость советовать вам, но если бы вы с такой же аккуратностью, леди Виржиния, относились к своему здоровью, то в моем визите не было бы никакой нужды, - в обычной своей церемонно-вежливой манере отчитал меня Хэмптон. Я ответила фамильным ледяным взглядом Валтеров, но доктор и бровью не повел: он заботился о здоровье вот уже второго поколения нашей семьи и насмотрелся на грозные взгляды во всех возможных вариациях. А мне в этом смысле было ох как далеко и до леди Милдред, и до собственного отца, еще в детстве наводившего страх и ужас на всю прислугу и случайно попавших под руку гостей. - Осмелюсь предположить также, что от вреднейшей привычки засиживаться допоздна за работой и уделять сну неприлично мало времени вы до сих пор не избавились. Ваш организм, леди Виржиния, ослаблен до крайности, в таком состоянии хватит и небольшого нервного потрясения, чтобы слабость обернулась болезнью. Вам нужно больше заботиться о себе. С вашего позволения, леди Виржиния, я составлю подходящую диету и режим дня. Не откажите в любезности следовать им хотя бы неделю, а еще лучше - поезжайте из Бромли в загородный особняк. Воздух на природе куда лучше столичного.
Исписав лист с двух сторон ценными указаниями, доктор распрощался и удалился, пожелав мне напоследок крепчайшего здоровья - и поменьше работы.
Прочитав рекомендации семейного врача, я приуныла: мне надлежало спать, питаться лечебными бульонами и запеканками да дышать свежим воздухом. Всевозможные повседневные занятия, начиная с ответов на деловые письма и заканчивая даже чтением, были строго противопоказаны. И, верно, я бы не смогла следовать предписанному режиму даже до вечера, если бы днем, почти одновременно, в особняк не пришли Магда и Мэдди - у одной кончился выходной, а другая прослышала о моей болезни.
- Ай-ай, леди Виржиния, как же я виновата, - тихо причитала Магда, суетясь вокруг. - Как же я так ушла, когда вам-то нужна была... Если б знала - ни за что б выходной не просила, ей-ей!
- Полно вам, Магда, - вздохнула я, прерывая бесконечный поток бормотания.
Почему-то ощущать себя в центре забот большого дома было очень приятно. Я знала, что повар очень постарался, чтобы приготовить некий особый "лечебный бульон" с пряностями и зеленью, рецепт которого передавался из поколения в поколение; что мальчишки, помощники садовника, самовольно нарезали в зимней оранжерее цветов, которые теперь наполняли благоуханием мою комнату; что Магда осталась со мною, хотя намеревалась взять еще один выходной, а Мадлен и вовсе закрыла кофейню с позволения Георга и пришла, чтобы позаботиться обо мне.
- Нет, нет, вы даже не говорите такого, леди Виржиния, - вздохнула Магда и потупилась огорченно. - Видно, я старая стала, да и мало вам одной горничной-то. Может, возьмете кого еще, помоложе?
На лице у Мэдди было ясно написано, как борется в ее душе ревность с чувством ответственности, но в конце концов победило второе, и Мэдди кивнула, поддержав Магду.
- Горничную, говорите, - я невольно задумалась.
Вообще прислуги у меня было неприлично мало; такой штат мог устроить разве что какого-нибудь провинциального баронета, но не графиню, у которой во владении был один из самых лучших особняков в Бромли. Но так уж повелось с того времени, когда леди Милдред взяла на себя управление состоянием Эверсанов и Валтеров - и мое воспитание. После того ужасного пожара, унесшего жизни родителей, мы лишились и большей части прислуги - кто-то уволился, кто-то попросту сбежал... а некоторые погибли. И, когда Милдред решила переехать в старый особняк Валтеров на Спэрроу-плейс, мы взяли поначалу только самых преданных людей. А потом я привыкла обходиться малым, да и нравы в отношении количества слуг, подобающих тому или иному статусу или дому, были сейчас не столь строги, как лет двадцать назад.
Но в словах Магды было рациональное зерно. Мне не помещала бы... личная парикмахерша. После смерти Эвани я и подумать не могла о том, чтобы нанять кого-то еще, это казалось почти предательством. Но сейчас у меня не было столько времени, чтобы постоянно ездить в тот же "Локон Акваны", дабы поддерживать прическу. Да и в ситуациях, вроде вчерашней, лучше бы мне на помощь приходила горничная, а не лукавый гипси со всякими там "ловцами снов"...
При воспоминании о том, как повел себя Лайзо ночью, я почувствовала странную нежность... и смущение, но быстро отогнала от себя эту мысль. Да, похоже, чувство приличия у гипси отсутствовало напрочь, как и приверженность этикету и нормам поведения в обществе.
Зато он очень хорошо чувствовал, когда люди нуждаются в его поддержке.
- Горничная... - задумчиво повторила я вслух. - Что ж, вполне разумно. Пожалуй, спрошу у леди Вайтберри - у нее всегда наготове хорошие рекомендации... К слову, Магда, у тебя же есть сестра, верно?
- Да, и как раз горничной работает, - подтвердила Магда и вздохнула: - Так она сама немолодая - у нее уже и младшей-то дочке вот-вот только пятнадцать исполнилось... Юджи дочку звать, Юджиния Смолл. Она тоже сызмальства матери помогала, ну, как горничная, грамоте обучена - в воскресную школу ходила... Ой, леди Виржиния, а может, вам Юджи взять в горничные? - лицо у Магды просветлело. - У ней рекомендаций нету, но я за нее поручиться могу! Умная девочка и работать будет хорошо, вот клянусь!
Выбирать прислугу по рекомендации прислуги было странно... Но тут я вспомнила о том, что среди моих знакомых, возможно, завелся шпион, работающий на газетчика, и решилась.
В конце концов, в Магде я уверена, как ни в ком другом. И плохого она точно не посоветует.
- Хорошо. Пускай мисс Юджиния Смолл приедет в особняк, я с ней побеседую. Если мне она понравится - отправлю ее учиться на парикмахера в "Локон Акваны". И тогда уже с середины апреля она сможет приступить к работе.
- Ой, как здорово! - неподдельно обрадовалась Магда и, смутившись, присела в неловком реверансе. - Простите меня, леди. Вы, это, не думайте, что я, мол, хочу свою племянницу пристроить. Она правда девочка ловкая, пальцы у нее хорошие, да и глаза - как вышивает, загляденье просто, а какие кружева плетет! За волосами в один миг научится ухаживать, вот ей-ей!
Звучало это забавно, и я улыбнулась.
- Что ж, быть посему. Мэдди, ты не против?
Она всерьез задумалась, а потом двинула ладонью над полом, на уровне груди, будто бы показывая на маленький рост, похлопала снисходительно воображаемую визави по плечу и сделала вид, будто пишет что-то.
- Станешь ее учить? - предположила я, и Мэдди радостно закивала, а затем сцепила руки словно бы в дружеском рукопожатии. - И дружить будете, да? Вот и хорошо. А теперь... Магда, сходи на кухню, пусть мне сделают кофе. Крепкий, с сахаром и имбирем. Можно и корицу положить. А ты, Мэдди, принеси деловую почту из кабинета. Те письма, что лежат на красном подносе - это срочные. Кажется, я уже чувствую себя достаточно сносно, чтобы заняться работой...
Магда тут же побежала выполнять поручение, а Мэдди театрально развела руками, глядя на меня, и вздохнула, как будто говоря: вы неисправимы, леди.
Я улыбнулась. Меня собственная неисправимость более чем устраивала.
Следующий день я провела дома, отдыхая. Чтение писем и работа над сметой много сил не отнимали, а самая кропотливая работа временно целиком легла на плечи мистера Спенсера и его помощников. Впрочем, главное решение по новой фабрике мы уже приняли, а остальное больше касалось деталей и подробностей, так что я могла позволить себе немного расслабиться...
...и это было весьма кстати, так как еще через день меня навестили сразу обе близкие подруги - леди Вайтберри и леди Клэймор. А пребывание в одном помещении сразу и первой модницы и кокетки Бромли, и первой умницы было сродни маленькому землетрясению или средней мощности тропическому шторму.
Впрочем, скоро мы нашли тему для разговора, одинаково устраивающую нас всех.
Разумеется, это были великосветские сплетни.
- Мой последний и самый преданный пока поклонник - альбийский поэт, - томно созналась Эмбер Великолепнейшая. Сегодня на ней было немыслимое платье - короткое, всего до середины икры, с нежно-сиреневой юбкой-тюльпаном, а дополнялось оно темно-лиловым жакетом в восточном стиле. - Честное слово, он просто обворожителен. Когда он уехал к себе в Альбу, мой ненаглядный даже на радостях подарил мне это, - Эмбер, лукаво улыбаясь, коснулась сложенным веером своей броши в виде цветка лилии из аметиста в серебре. - Но Уильям Гейнс, так зовут того поэта, продолжает мне писать. И вот вчера он прислал мне письмо, касающееся самой Рыжей Герцогини. Вы просто не представляете, что случилось недавно в герцогстве Альбийском!
- Вы переписываетесь с самим Уильямом Гейнсом! - Глэдис хищно подалась вперед, разглядывая Эмбер через лорнет. - Дорогая, вы просто обязаны нас познакомить. Этот человек должен непременно стать украшением одного из моих вечеров искусства. Виржиния, а как вы считаете?
- Я? О, простите, кажется, я несколько растерялась, - поспешила я отговориться, и это было правдой: все мои мысли на секунду устремились к Рыжей Герцогине - и к недавней поездке дяди Рэйвена в Альбу. Интересно, истории Эмбер и дяди Рэйвена как-то связаны? - Да, разумеется, вы правы. Может, этот Гейнс и поклонник вашей красоты, дорогая Эмбер, но Глэдис, без всякого сомнения, поклонница его таланта. Так что вы просто обязаны поспособствовать их воссоединению. Так что там с историей? Вы знаете, я без ума от всяких интересных рассказов.
Подруги обменялись многозначительными взглядами. Затем Эмбер осмотрелась по сторонам с видом бывалой заговорщицы, раскрыла веер и, загадочно и томно вздохнув, начала рассказ.
Как у нее водилось, с конца.
- Лорд Томас Эрл Палмер, граф Палмерский и двоюродный брат герцогини Виолетты Альбийской, на прошлой неделе взорвался прямо в своем автомобиле!
Глэдис, только-только пригубившая сладчайший "кофе для леди" закашлялась.
- О, святые небеса! Я знала лорда Палмера, не то чтобы близко, но все же. Они с моим Сеймуром прежде состояли в одном шахматном клубе, и я подумать не могла, что... Святые небеса! - Глэдис, побледнев, схватила свой веер и принялась лихорадочно обмахиваться. - Подумать только, какой удар для его матери... Бедная леди Палмер! И бедная Виолетта Альбийская, она ведь выросла вместе с Эрлом... Как печально!
- Увы, это так, - с мрачной торжественностью подтвердила леди Вайтберри. - Но похороны лорда Палмера продут тихо и быстро, потому как обстоятельства его смерти крайне загадочны. Дело в том, что незадолго до смерти лорд Палмер без памяти влюбился в некую актриску без роду без племени. Ее звали Мэлоди, и, говорят, она была необыкновенно красива. Впрочем, свои отношения они не афишировали. Так вот, с тех самых пор лорд Палмер стал себя странно вести, а в последний месяц он и вовсе впал в черную меланхолию. И вот представьте себе, не так давно леди Виолетте были подброшены любовные письма, якобы от ее лица, направленные одному марсовийскому дипломату. Причем обнаружили их при весьма пикантных обстоятельствах и так, что скрыть содержание писем было невозможно. И разразился бы страшный скандал, ведь леди Виолетта - невеста Его величества, но кто-то из прислуги, как выяснилось, видел, что лорд Палмер незадолго до обнаружения писем навещал ту комнату, где они были найдены. Вошел он со свертком, а вышел - с пустыми руками.
- Неужели он подкинул компрометирующую корреспонденцию? - ахнула Глэдис. Веер ее замер. - Быть того не может. Он бы в жизни не сделал ничего, что могло бы кинуть тень на репутацию его обожаемой сестры. Только не Эрл!
- Тем не менее, были свидетели, - Эмбер отвела взгляд. - И уже пошли нехорошие слухи о лорде Палмере - когда он погиб. Причем в том автомобиле должна была находиться и герцогиня Альбийская. Она нашла записку, в которой брат приглашал ее прокатиться на автомобиле и обсудить нечто важное. И вот около шести вечера лорд Палмер сел в подогнанный к воротам автомобиль. А через полчаса... Да примут его на Небесах! - Эмбер осенила себя святым кругом. - А леди Виолетта нашла записку брата лишь около семи, когда тот уже погиб. Говорят, что покушались именно на герцогиню, а ее брат стал случайно жертвой. Герцогиня сейчас очень подавлена.
- Ужасная история, - тихо выдохнула Глэдис. На глазах у нее блестели слезы. - Бедная, бедная леди Виолетта... Потерять брата, да еще и увидеть, как имя его опозорено... Надеюсь, газетчики об этом ничего не узнают.
- И я, - эхом откликнулась Эмбер. - Простите меня, дорогая. Если бы я знала, что вы были знакомы с лордом Палмером, то ни за что не начала бы этот рассказ, да еще в подобном тоне.
- Нет-нет, не стоит извиняться, - Глэдис через силу улыбнулась. - Такие новости узнавать чем раньше, тем лучше. И хорошо, если мы с Сеймуром будем знать правду... Все же я не верю, что Эрл был виновен.
- Думаю, его подставили, - неожиданно для самой себя сказала я.
Глаза у Глэдис изумленно распахнулись.
- Но кто? Кому в голову это могло прийти? Эмбер, дорогая, Уильям вам больше ничего не писал? - обратилась она к подруге. Та лишь покачала головою, по привычке прижав к губам сложенный веер.
...Дело в том, что незадолго до смерти лорд Палмер без памяти влюбился в некую актриску без роду без племени. Ее звали Мэлоди, и, говорят, она была необыкновенно красива...
- Эмбер, а что стало потом с Мэлоди? - спросила я. Что-то в этой истории мне очень не нравилось. Был у нее знакомый, приторно-ядовитый привкус... - С той актриской, похитившей сердце лорда Палмера?
Эмбер растерялась.
- Откровенно говоря, не знаю. Уильям ничего не упоминал о ней. Хотите, я спрошу его потом?
Я вспомнила дядю Рэйвена и то, как он говорил о "делах в Альбе" - сдержанно, холодно, с тщательно запрятанной яростью... и пригубила кофе.
- Нет, не стоит. Не думаю, что нам стоит ворошить ту историю. В конце концов, это было бы неприятно леди Виолетте и оскорбило бы память о ее драгоценном брате. Как вы думаете?
- Пожалуй, вы правы, Виржиния, - вздохнула Глэдис и отложила веер. На чашку с кофе она смотрела, как на отраву. - Небеса с ней, с этой Мэлоди. Прошу вас - сменим тему. Я сейчас не готова еще обсуждать смерть несчастного лорда Палмера... подумать только, лишь недавно они ходили с моим Сеймуром в один шахматный клуб, и Сеймур учил его премудростям игры... К слову об учебе, дорогая Виржиния, - встрепенулась Глэдис и чуть повеселела. - Я нашла для вас учителя романского. Это не тот человек, что преподавал язык мне, но, судя по рекомендациям, он тоже отменный мастер. Его имя... Святая Генриетта, а ведь я забыла, как его зовут! - удивленно воскликнула Глэдис. - А все от огорчения. Завтра же пришлю вам записку, Виржиния. Вы ведь все еще заинтересованы в изучении романского?
Я вспомнила, сколько языков знает мой собственный водитель, и поспешно кивнула:
- Да-да. Непременно пришлите мне его имя. Хочу приступить к урокам, как только это станет возможным...
Некоторое время мы еще обсуждали красоту романского языка, затем - романскую моду, весьма и весьма смелую по меркам материка, затем - новое платье Эмбер, грядущий поэтический вечер Глэдис... И, сказать по правде, за четыре часа непрерывных разговоров я так устала, что провожала своих подруг едва ли не с радостью. Но стоило мне только отдать распоряжение об обеде, как в кабинет зашел дворецкий и сообщил, что меня ожидает еще один гость.
- Кто бы это мог быть? - я нахмурилась. - Признаться, я больше никого не жду.
- Он сказал, что вы его обязательно примете, - церемонно поклонился дворецкий. - Это детектив Эллис, леди. Так он представился. Прикажете ответить ему, что вы не принимаете никого?
- Святая Роберта! Конечно, нет, Чемберс, - искренне возмутилась я. - Проведите его в малую гостиную. И скажите, чтоб подали кофе и пирог... а лучше - два.
Приход Эллиса всегда сулил интересные новости. Готова поклясться, на сей раз они были связаны со статьей Остроума.
- Добрый день, Виржиния! Вижу, вы почти здоровы! - заулыбался Эллис, стоило мне войти в гостиную. Он был одет, в кои-то веки, в форменную "гусиную" шинель, густо-серую, с блестящими латунными пуговицами и красным кантом - видно, личное пальто окончательно пришло в негодность. - Даже задумался, вручать вам гостинец или нет.
Я рассмеялась:
- Гостинец? Вы удивляете, меня, Эллис. Неужели хотите что-то предложить задаром?
- Этот великолепный мед из вересковых долин Альбы достался мне совершенно бесплатно, так что я ничего не теряю, - невозмутимо откликнулся детектив, но в голубых глазах заплясали бесенята. - К тому же я рассчитываю на ответное угощение. И, судя по запаху, оно близко. Пирог с почками?
- Обижаете, - в тон ему отозвалась я. - Разумеется, нет. Пирог с мясным суфле, новое изобретение моего повара, очень рекомендую. А мёд ваш можете отдать Магде, - я звякнула в колокольчик. - Попросим оформить его должным образом и подать его к чаю, на десерт.
- Лучше оставьте его для себя. - Эллис отодвинул для меня стул и только потом сам сел. - Он на травах, с лесными орехами - очень полезен при любых болезнях... а у меня дома еще горшочек есть, так что успею полакомиться. Виржиния, между прочим, о вас ходят слухи один страшнее другого. Это ведь неправда, что маркиз запретил вам появляться в свете из-за какого-то пикантного скандала?
Я попыталась припомнить, когда в последний раз общалась с дядей, и с удивлением осознала, что это было уже давно, на следующий день после его возвращения. После этого он только грозился заехать, узнав о моей болезни, но передумал из-за визита леди Вайтберри и леди Клэймор.
- Запреты? Нет, что вы, никаких запретов. Да и дядя Рэйвен никогда не станет мне запрещать выходить в свет. На крайний случай он просто устранит источник слухов самым радикальным образом - и все.
- Человек сурового нрава... - вздохнул Эллис и ненадолго умолк, пока вошедшая Магда сервировала стол для чаепития. - Впрочем, я не удивился бы любому его решению. Эти газеты кого угодно доведут! Вы видели публикацию так называемой "Озабоченной Общественности"?
- Да, конечно, - откликнулась я и осторожно пригубила чай. Горячий, пряный - слишком много чабреца и кардамона. - И возмущена ею до глубины души.
- Как и я, - мрачно поддакнул Эллис. - Такой чуши отродясь не читал... Но вот чутье мне подсказывало, что что-то в этой статейке есть. Некая зацепка... Пришлось порядочно дел переделать, чтобы понять, какая именно.
Я улыбнулась:
- Расскажете?
- Для этого я и пришел, - ответил Эллис без тени иронии. - Развеять вашу скуку, Виржиния... Так вот, о статье. Вот если бы вы были сыщицей, то с чего бы начали расследование, попади вам в руки та газетенка?
- Интересный вопрос, - задумалась я. - Пожалуй, сперва попробовала бы найти людей, упомянутых в статье... Или нет, поговорила бы сначала с автором. Узнала бы, откуда он взял свои "интервью" - выдумал или все же по-настоящему опросил свидетелей.
Эллис уныло ковырнул пирог и вздохнул.
- Браво, Виржиния. Вы поступили бы, как я... и, как я, сели бы в лужу. Редактор напрочь отказался сдавать мне своего автора. Уперся, что твой баран. "Статья была направлена анонимно", и все тут. Я его спросил, конечно - деньги он тоже анониму перечислял? На что получил множество путаных объяснений - и ни слова правды. Вот честно, взял бы этого редактора да оттащил бы его в Управление, да боюсь, начальство не обрадуется... После долгих препирательств я все же выяснил, что деньги, по ранее утвержденной договоренности, перечислялись на определенный счет в банке. Не слишком правдоподобная ситуация - нет ни договора, ни имени "вольного журналиста", зато есть деньги и есть статья. Я взял на заметку редактора, чтоб позднее на него надавить, а сам отправился в банк. И как вы думаете, эти канцелярские крысы были впечатлены значком старшего детектива Городского управления спокойствия Бромли?
Вспомнив скучные глаза управляющего моего любимого банка, я только головой покачала:
- Сомневаюсь.
- И правильно делаете. Управляющий сослался на деловую тайну и отказался оказывать содействие следствию. В таких случаях, Виржиния, хорошо иметь бумажку, удостоверяющую особые полномочия, но у меня такого документа на руках не было, а добыть его сложно. К счастью, один из клерков проявил сознательность и побеседовал немного со мною, нагнав меня уже за порогом. Славный парнишка. Очень внимательный. Клиента он запомнил, потому что тот ему нагрубил.
"Опасно обижать банковских клерков", - отметила я про себя и улыбнулась. Эллису везло на свидетелей, как настоящему пасынку Удачи.
- Юноша сообщил вам что-нибудь полезное?
- О, да... - Эллис даже зажмурился от удовольствия. Впрочем, неясно было, к чему следовало отнести это удовольствие - к пирогу или к факту беседы с клерком. - Сообщил. Счет был открыт на имя некоего мистера Ройво. Его внешность Майкл, так зовут клерка, не запомнил. Однако этот загадочный мистер Ройво был высок, седовлас и говорил с акцентом. Лицо у него, видимо, было скрыто - то ли полями шляпы, то ли еще чем, по крайней мере, Майкл не мог его вспомнить, как ни пытался. Мистер Ройво открыл счет на пятьдесят хайрейнов. Через несколько дней на тот же счет добавили пять хайрейнов за газетную статью. А потом пришел некий господин в шляпе и с шарфом, намотанным на самый нос, и предъявил чек, выписанный хозяином этого самого счета. Ровно на пятьдесят пять хайрейнов. Таинственный господин не представился, зато в грубой форме поторопил беднягу Майкла. Управляющему банком это показалось подозрительным, и он пожелал проверить подлинность чека загадочного клиента. Подпись оказалась настоящей, однако на следующий же день мистер Ройво пришел и закрыл счет в банке, ничего не объясняя. Такая вот загадочная операция, - Эллис задумчиво размешал сахар в чае и прикрыл глаза. - Конечно, Майкл пообещал мне, что даст знать в Управление, если этот невежливый господин еще появится, однако мне кажется, что больше мы его в том банке не увидим. Эй, Виржиния, не хмурьтесь, - улыбнулся детектив. - Я ведь толком не надавил еще на редактора - кто знает, может, получится выйти на личность этой самой "Озабоченной Общественности"? Однако сейчас время поджимает, поэтому я пока занимаюсь более перспективными версиями. И уже раскопал кое-что любопытное насчет двух свидетелей, упомянутых в статье. Помните? Торговка чаем и мальчик.
- Мэри Р. и... Тим, кажется? - наморщила я лоб, припоминая. И - попала в десятку:
- Совершенно верно, - просиял Эллис. - Так вот, я обнаружил, что никакой "Мэри Р." в природе не существует. Торговля чаем в районе Эйвон-стрит - дело прибыльное, и случайных людей оно не терпит. Ни одна из торговок не призналась, что давала интервью кому-либо. Но зато все хором твердят, что слухи о "Печальной Леди" гуляют по окрестностям уже давно. Я зачитал торговкам отрывок из статьи - и они наперебой принялись дополнять ее своими измышлениями. Оказывается, призрак "Печальной Леди" весьма живуч - его уже обвиняли и в пожарах этим летом, и в загадочных смертях три года назад... Кстати, тогда орудовал самый обыкновенный грабитель, подсевший на "небесную пыльцу", оттуда и запредельная жестокость... - оживленно начал Эллис и сам же себя оборвал. - Впрочем, это к делу не относится. Главный вывод - никакой "Мэри Р." не существует, мистер "Озабоченная Общественность" ее выдумал и приписал ей обобщенный вариант местных сплетен. А вот парнишку с редким именем Тимми Том и по фамилии Дрейк я нашел. Он действительно продает газеты - и на него недавно напали...
По словам Эллиса выходило, что Тимми Тому было около двенадцати лет, точнее он и сам не знал. Природа наделила мальчика светлыми волосами и светлой кожей, не слишком характерной для обитателей трущоб. А все потому, что его матерью была иностранка - когда-то моряк привез с собой из плаванья невесту с далекой Истерры, стройную, высокую, с волосами цвета льна. Девушка оказалась жизнелюбивой, неунывающей, спокойной и очень везучей, а потому смогла воспитать пятерых детей даже тогда, когда муж не вернулся из очередного плаванья. Две ее старшие дочери давно вышли замуж, а вот мальчишки, включая младшего Тимми Тома, пока помогали по хозяйству. У них была мечта - накопить денег да и арендовать, а то и выкупить небольшую ферму где-нибудь в глуши, подальше от гари и смрада Смоки Халлоу, а затем переехать туда с подорвавшей здоровье на работе матерью.
Вот поэтому-то Тимми Том, вместе с братьями, ухватывался за любой заработок и очень обрадовался, когда вместо торговли кресс-салатом смог устроиться разносчиком газет. Подумаешь, три часа отработать - потом зато целый день свободен!
Это-то и подвело мальчишку.
Стремясь не только сбыть за день побольше газет, но заодно и выполнить несколько мелких поручений, Тимми Томм носился по окрестностям как угорелый. И на одной из грязных улочек, через которую он обыкновенно срезал путь, уже поздним вечером, на него вдруг напали - подскочили сзади, заткнули рот и нос какой-то остро пахнущей тряпкой, от которой закружилась голова... И туго бы пришлось бедному Тимми, кабы не подвода с глиняными горшками, ненароком свернувшая не на ту улицу.
Возница спугнул похитителей. К тому же и человеком он оказался порядочным - добродушный вдовый фермер лет тридцати, только из деревни переехал, потому еще не успел зачерстветь в городе, вот и помог ослабшему мальчишке добраться до дому.
- ...Эту историю Томас Дрейк-младший, а именно так предпочитает зваться Тимми Том, рассказывал еще долго. Всем, кто желал послушать, - завершил долгий монолог Эллис. - Однако никакого журналиста он среди своих слушателей не припоминает. Кстати, произошло неудавшееся похищение Тимми Тома как раз недавно, но уже после исчезновения Джеральда. Значит, преступник уже приглядывает жертву "про запас". И вскоре, возможно, произойдет еще одна попытка похищения.
- А вся информация мистера "Общественности" - собранные слухи, капля правды, случайно подвернувшееся имя, ничего боле, - подытожила я.
Чай к этому времени уже остыл совершенно и стал горьким из-за специй. Я нахмурилась и вызвала Магду, чтоб та заварила новую порцию напитка - история Эллиса явно была еще не закончена.
- Этот "Озабоченная Общественность" - жалкий компилятор, - сердито рассуждал между тем детектив. - Он берет слухи, пересыпает их пикантными домыслами - и подает к столу. А публика и рада! В той статье он не сказал ни слова правды - за исключением истории Тимми Тома, которая, впрочем, тоже была порядком искажена и урезана. Но самый показательный пример - это Лаура Шеридан. Знаете, Виржиния, эта история сразу показалась мне знакомой, а потом я вспомнил - ведь эта Лаура Шеридан проходила как жертва в расследовании моего старинного приятеля, детектива Майлза. Вы, вероятно, слышали о нем - это человек не самого низкого происхождения, баронет Уитшир был его отцом. Однако сам Майлз Уитшир решил посвятить себя неблагородному делу: журналистике - и вскрытию язв на теле общества. И одно время он усердно занимался обличением подпольных врачебных кабинетов так называемой "смертью нерожденной". Иначе говоря, нелегальными абортами. И Майлз Уитшир написал разгромную статью, посвященную этой болезненной теме... и упомянул в том числе Лауру Шеридан. Мать троих детей, вдову, погибшую от заражения крови при попытке не допустить рождение четвертого ребенка.
Мне стало мерзко.
Нет, не из-за темы, хотя она относилась к запретными и порицаемым; небеса с ней, Эллис и не такое обсуждал в моем присутствии без всякого стеснения. Нет, было противно думать об этом писаке - "Остроуме", "Озабоченной Общественности". Он цинично запускал руки в грязь и заляпывал ею передовицы газет, в угоду своим интересам искажая факты... и тем самым оскорбляя всех тех, кого касался. И делал это, святые небеса - я припомнила рассказ Эллиса - из-за пяти хайрейнов!
- Знаете, Эллис, - произнесла я рассеянно, совсем не следя за своей речью. - Он и меня пытался опозорить... - и рассказала ему о той статье, так и не допущенной к печати, а также о домыслах дяди Рокпорта.
Детектив не на шутку заинтересовался.
- Так значит, "Остроум", "Общественность" и все прочие - это действительно одно лицо? Интересно... Да еще и имеющее доступ к вашим секретам, Виржиния... Ну-ка, попробуем сходу решить головоломку - вдруг что-нибудь путное выйдет. Одолжите мне карандаш и лист бумаги?
Разумеется, я тут же вызвала Магду и приказала ей принести из кабинета все затребованное. А потом, наслаждаясь свежезаваренным чаем, наблюдала, как Эллис тихо ругается, исчеркивая бумажку непонятными закорючками. Изредка он что-то спрашивал у меня - а кто был рядом с вами тогда-то, приглашали ли вы такую-то и такого-то, а мог такой-то знать о... Спустя полчаса детектив скомкал бумажку и в ярости зашвырнул ее под стол.
- Глупость получается, - буркнул он. - Либо этот ваш шпион хорошо прячется, либо их несколько, либо этот Остроум опять всего лишь собирает сплетни, а упоминание вашего имени - случайность. Не нравится он мне, Виржиния. Увидел бы - нашел бы, за что арестовать. Дайте мне еще пирога, что ли...
Вскоре Эллису пришлось уйти - как он выразился, по делам. Я же, оставшись в гостиной в одиночестве, не выдержала и подняла злополучную бумажку. Она была исписана сплошняком - цифры, значки, изредка попадались имена... Одно из них обводила жирная линия, а рядом стоял знак вопроса, в котором "точка" была пробита карандашом насквозь.
"Мадлен".
- Действительно, глупость, - рассердилась я, как Эллис прежде, скомкала бумагу - и зачем-то спрятала в карман.
Неприятное чувство и не думало пропадать.
Вечером, уже совсем поздно, когда я закончила работать с корреспонденцией, в кабинет заглянул Лайзо и молча положил мне на стол странную поделку. Кольцо из ивового прута оплетала темно-синяя нитка, полностью скрывающая дерево, а внутри была натянута "паутинка" - затейливый узор из серебристых, синих и голубых шелковых ниток. С одного края у кольца имелась петля для подвешивания, с другого - три низки из причудливо чередующихся бронзовых и костяных бусин разной формы.
Лайзо негромко объяснил, из чего сделан амулет, и напоследок дал странный совет:
- Хотите, леди - повесьте его над изголовьем. И тогда неправильные сны вас стороной обходить будут... А хотите - оставьте все, как есть. Вреда от ваших снов не будет.
Сказал - и ушел, не дожидаясь моего ответа.
Ночью я долго смотрела в пространство, обводя пальцами кромку амулета, но потом все же закрепила его над изголовьем.
Мне не приснилось ничего.
От этого было как-то пусто.
На следующее утро я чувствовала себя уже совершенно здоровой. Проснулась рано, около шести, но при этом - удивительно! - выспалась. Дел за последние дни скопилось много, так что скучать до завтрака не пришлось. Разум истосковался по рутинной работе; и чем меньше становилась кучка неразобранных писем, счетов и отчетов - тем становилось лучше и мое настроение. К тому времени, как по дому разнеслись аппетитные запахи омлета, бекона и свежезаваренного кофе, я уже расправлялась с последним письмом, мурлыча себе под нос привязчивую уличную песенку о чертовски удачливой рыжей кошке.
- Леди Виржиния, леди Виржиния, завтрак готов! - прощебетала Магда, неуклюже делая книксен. - Прикажете подавать его в кабинет али в столовую пройдете?
- В столовую, - улыбнулась я, чувствуя себя по-весеннему легко, хотя до первых листочков еще оставалось долгих два месяца. - Да, и пусть на десерт сделают что-нибудь фруктовое. Мусс, к примеру, - позволила я себе маленький каприз. - На усмотрение повара. Пусть это будет сюрприз. Хочется чего-нибудь... неожиданного.
Видимо, Небеса в этот день приглядывались и прислушивались к моим просьбам особенно внимательно, потому что к десерту - великолепному двуслойному мармеладу из смородины и яблок с шапкой из ванильного суфле - подоспел настоящий сюрприз.
- Леди Виржиния, прибыл маркиз Рокпорт, - доложил Стефан как раз в тот момент, когда я наслаждалась последними крупинками восхитительного лакомства. - Мистер Чемберс проводил его в малую гостиную, согласно отданным ранее указаниям относительно визитов маркиза. Как прикажете поступить дальше?
- Скажите маркизу, что я скоро спущусь, - откликнулась я, задумавшись, что могло понадобиться дяде Рэйвену. Обычно он, несмотря на свой статус опекуна и жениха, предупреждал о своих визитах заблаговременно, хотя бы запиской, но на сей раз нагрянул неожиданно.
Может, что-то стало известно о личности мистера Остроума?
Торопливо допив кофе и слегка поправив прическу, я спустилась в гостиную. К моему удивлению, дядя Рэйвен был полностью одет как для прогулки - теплое пальто немного старомодного фасона и совершенно невозможного густо-зеленого цвета, шейный платок из плотного шелка и перчатки. Даже шляпу - и ту маркиз не отдал Чемберсу, и теперь вертел ее в руках, разглядывая залитую солнцем площадь за окошком.
- Доброе утро! Дядя Рэйвен, какая неожиданность, - улыбнулась я. - Впрочем, ужасно рада вас видеть в любое время. Что привело вас ко мне?
- Доброе утро, драгоценная моя невеста, - маркиз отвесил церемонный полупоклон, приложив шляпу к груди. - Разумеется, меня привела забота о вашем здоровье. Кажется, доктор Хэмптон рекомендовал вам прогулки на свежем воздухе?
- Ничего от вас не скрыть, - я рассмеялась. - Да, так оно и было.
- Вот и прекрасно. У меня меняются планы - долг перед Короной зовет, и сегодня же днем я отбываю на восточное побережье, - сообщил маркиз. В голосе его проявились недовольные нотки. - Однако перед отбытием мне хотелось бы убедиться, что вы пошли на поправку и не забываете заботиться о своем здоровье... Как насчет поездки в парк и ланча в "Садах Эфиропы"?
- О, действительно, неожиданность. Ланч в кофейне, но не в "Старом гнезде"... Вы меня удивляете. Не поверите, но в последний раз я обедала вне дома и своей кофейни только раз, еще вместе с леди Милдред.
- Неудивительно - не так много в Аксонии заведений, достойных графини, - пошутил дядя Рэйвен. - Однако за "Сады Эфиропы" я могу поручиться - это прелестное место, в Вэст-энде, на холме у самого края парка Черривинд. Примите ли вы мое предложение и согласитесь ли на прогулку, дорогая невеста? - улыбнулся дядя Рэйвен и я, пусть и имела уже другие планы на день, не смогла ему отказать:
- Разумеется, дядя.
День выдался теплый, да и ланч в "Садах" обязывал выглядеть определенным образом, поэтому я решила надеть совершенно новое клетчатое платье с юбкой длиной чуть выше щиколотки и остромодный жакет, сшитый по настоянию леди Вайтберри. Пальто, теплая шляпка и шарф - и вот мне, даже после болезни, не страшны сырые ветра Бромли.
- Прошу прощения за ожидание, дядя Рэйвен, - улыбнулась я, выходя в гостиную уже полностью готовой к прогулке.
- Ваше появление стоит любых ожиданий, Виржиния, - галантно ответил маркиз. - Кажется, я еще не упоминал сегодня о том, как вы обворожительны? Нет? Так это лишь от того, что быть обворожительной, похоже, вошло у вас в привычку.
- Вы мне льстите...
- Ничуть. Прошу, идемте со мною - автомобиль уже ждет. К слову, Виржиния, я не рассказывал о том, как вы вдохновили меня на одно весьма полезное приобретение?
- Нет. Какое же? - удивилась я.
- Электромобиль. Той же модели, что и у вас, - улыбнулся маркиз. - И я им очень доволен. Предыдущая моя машина и в подметки ему не годилась, а что касается экипажей - это и вовсе прошлый век.
- Полностью согласна с вами! - горячо поддержала его я. - Знаете, до этого электромобиля у меня тоже был газолиновый...
Вот так, беседуя о техническом прогрессе и превосходстве электричества над бензином, мы прошли к воротам. Автомобиль и впрямь оказался точной копией моего. Я даже поймала себя на том, что ожидаю увидеть на месте водителя Лайзо, но там восседал весьма пожилой и грузный мужчина, облаченный в строгую униформу. Когда мы сели, маркиз сделал странный жест рукой, привлекая внимание водителя, и лишь тогда автомобиль тронулся.
- Этого прекрасного человека зовут Бристон. Он хорошо разбирается в своем деле, верен и к тому же глух и нем, - как бы невзначай заметил маркиз. - На мой взгляд, таким и должен быть идеальный водитель.
Не нужно быть сыщицей, чтобы догадаться, на кого намекал дядя Рэйвен.
- Вы так полагаете? - задумчиво ответила я. - Но леди Милдред говорила, что любая леди, выходя в свет, должна быть совершенна даже в мелочах - от перьев на шляпке до кучера в карете. Если вы говорите, что я обворожительна, то и водитель у меня должен быть соответствующий.
Маркиз рассмеялся:
- Туше. Но если передумаете когда-нибудь - знайте, я всегда подберу вам подходящую кандидатуру на место водителя...
Некоторое время мы хранили молчание. За это время автомобиль успел доехать до границы Вэст-энда, где начинался лучший парк Бромли - Черривинд. Неловкость, возникшая было после намеков на Лайзо, испарилась, стоило мне выйти и полной грудью вдохнуть свежий воздух.
- Парк находится за краем "бромлинского блюдца", - негромко произнес маркиз, обводя долгим взглядом окрестности. Дожди последних дней и относительное тепло уничтожили пушистое снежное одеяло, укрывавшее землю еще недавно, в ночь на Сошествие, и теперь вокруг царили коричневые, черные и зеленые оттенки. - Холмы отсекают ветра, дующие от Смоки Халлоу и Эйвона, зато ветер с моря доходит сюда беспрепятственно. К тому же в этой части преобладают северные хвойники - можжевельник, ели, даже сосны встречаются. Да еще зимою и весной здесь пустынно - мало кто может оценить мрачную прелесть здешних мест. Но, думаю, вам прогулка здесь будет интересна. К слову, об интересных событиях. Я узнал недавно, что...
- Неужели еще одна статья? - похолодела я и от испуга перебила маркиза, позабыв об элементарных правилах вежливости. - Только не говорите мне, что мистер Остроум сделал очередной выпад!
Улыбка дяди Рэйвена приняла необыкновенно хищный вид.
- Что вы. Конечно, "слово - свободная птица", как говорят журналисты и писатели, но владельцы газет слишком дорожат моей благосклонностью. Так что опасаться вам теперь стоит только желтых дешевых изданий, которые никто всерьез не воспринимает. Нет, Виржиния, я о вашем званом ужине в честь дня рождения. И о том, что будет через неделю после него.
- Вот как? - только и сумела ответить я - и окончательно растерялась. Откуда маркиз мог узнать о двух списках гостей и двух празднествах? Впрочем, глупый вопрос, он ведь всегда все знает... - Вы... вы осуждаете меня?
- Осуждаю? - вот теперь удивился дядя Рэйвен - настолько, что даже замедлил шаг. - Конечно, нет. Наоборот, считаю, что это весьма разумный ход. Разумеется, я бы предпочел иметь возможность взглянуть на второй список и повлиять на ваш выбор гостей... Но, боюсь, это стало бы проявлением неуважения к вам, Виржиния. В конце концов, двадцать лет - уже серьезный возраст. И, согласно завещанию леди Милдред, с этих пор вы будете считаться полностью взрослой... а опекун вам более не потребуется. Таким образом, я останусь лишь в статусе вашего жениха. Если вы не планируете разорвать помолвку.
Разговор принимал странный оборот. Я не сразу нашлась с ответом. Мы даже успели углубиться в переплетение ровных дорожек из белого песка в зеленых лабиринтах елей и можжевельника. По-весеннему яркое солнце слепило глаза, и уйти в ароматную тень хвойников было мне только в радость.
- Нет, пока я не планирую расторгать помолвку, если и вы не имеете иных планов, - наконец нашла я подобающую фразу для ответа. - И, сказать откровенно, дядя Рэйвен, я не думаю, что в наших с вами отношениях что-то изменится после моего двадцатилетия. Ведь вы и раньше не злоупотребляли ролью моего опекуна, полностью утвердив мое право подписи даже в тех документах, которые формально требовали вашего согласования. Да и в обычной жизни вы почти не ограничивали меня...
- Это лишь потому, что вы не давали мне повода, действуя разумно и обдуманно, - быстро ответил маркиз, и в голосе его на мгновение промелькнула тень облегчения. Значит, мое отношение к изменению формального статуса опекуна было для него настолько важно? - И, возвращаясь к вашему дню рождения...
Я оступилась, увлеченная своими мыслями, он отставил локоть, чтобы я могла на него опереться. Даже сквозь многие слои ткани мне мерещилось тепло.
- ...Знаете, Виржиния, когда-то давно ваш отец поступил так же. На свое двадцатилетие он, под руководством отца и матери, устроил чопорный званый вечер в особняке Эверсанов. Да, в том самом, что потом сгорел... - Рокпорт посмотрел на меня поверх синих стеклышек очков и улыбнулся. - А потом, тремя неделями позже, отпраздновал ту же знаменательную дату с друзьями по колледжу охотой на лис. Я был среди приглашенных - тогда еще шестнадцатилетний юнец, толком не разбирающийся в этом мире и его законах. А сейчас, на правах доброго, но строгого дядюшки, буду присутствовать лишь на официальном мероприятии уже в честь вашего двадцатилетия, Виржиния.
Я отвернулась, растерянно разглядывая острые вершины елей, как будто царапающие безупречно голубое небо.
- Вы сердитесь?
- Хотел бы сердиться, да не могу, - ответил маркиз ровно. - Ибо понимаю вас, Виржиния, слишком хорошо. Я не всегда был "строгим дядюшкой"... И знаю, как присутствие неправильного гостя может испортить праздник. Особенно такого, как я. Но, может, вы позволите мне прийти тайно? Хотя бы для того, чтобы я мог убедиться, что все хорошо.
- Тайно? - я удивилась - а потом задумалась. Почему нет? Впустить маркиза с черного хода, посадить за столиком за ширмой... И тогда маркиз сможет наблюдать за праздником, но в то же время будет избавлен от необходимости участвовать в нем. - Почему бы и нет? Подумаю, как это можно устроить, - пообещала я и улыбнулась дяде Рэйвену. - И спасибо за то, что устроили эту чудесную прогулку. Черривинд-парк действительно прекрасен в это время года!
- Рад, что смог порадовать вас, драгоценная моя невеста, - шутливо ответил дядя Рэйвен.
Но за его словами чувствовалось нечто большее.
Настоящая благодарность за что-то очень важное для него...
Мы прогуливались по парку еще около часа. По моему настоянию дядя рассказал о том, как праздновал свое двадцатилетие мой отец - и это оказалась занимательнейшая история. Чего стоил один эпизод с попыткой приманить загадочного Лисьего Короля на кольцо кровяной колбасы! Я столько не смеялась уже давно... Полагаю, и сам маркиз изрядно позабавился, рассказывая мне все это.
Что же касается ланча в "Садах Эфиропы", то он меня разочаровал. Нет, еда была отменной, и даже кофе не вызывал особых нареканий... Но не было той особенной атмосферы уединенности и уюта - все нарочито роскошное, пышное, торжественное. Поэтому в "Старое Гнездо" я возвращалась преисполненная гордости за свою собственную кофейню.
Мадлен первой встретила меня на кухне - счастливой улыбкой, объятиями и тысячей жестов, долженствующих поведать о том, как прошли два дня без хозяйки. Георг и миссис Хат терпеливо стояли в сторонке, дожидаясь, пока Мэдди выплеснет свои чувства, и только потом поприветствовали меня.
- К слову, леди Виржиния, - добавил Георг после всего. - Около часа назад заходил Эллис. Он надеялся застать вас дома или в кофейне, но слуги сообщили ему, что вы уехали по делам. И тогда он оставил вам записку. Сказал, это заинтересует вас.
Записка была возмутительно короткой.
Дорогая Виржиния!
Я выяснил имя того, кто приобрел моток той самой лиловой ленты полтора года назад.
Подробности вечером.
Рассчитываю на ужин.
Навечно Ваш,
Эллис
После четырехдневного моего отсутствия в кофейне оказалось вдвое больше гостей, чем обычно. Это было приятно - значит, по мне все же скучали и ждали, когда я вернусь. На огонек заглянули почти все завсегдатаи: Луи ла Рон, миссис Скаровски с мужем, ветреный художник Эрвин Калле с очередным своим "вдохновением" - на сей раз женщиной лет двадцати пяти, с определенно восточными корнями, на первый взгляд весьма самоуверенной и обладающей неплохим вкусом. Она была представлена как мисс Ширли, и вскоре зарекомендовала себя остроумной и тонко чувствующей грань собеседницей. Почтили кофейню своим присутствием и старая виконтесса Стормхорн, и полковник Арч с младшим сыном - юноша, к слову, нынче был чрезвычайно мил и даже изволил преподнести мне в подарок букет лилий, отчаянно заикаясь.
Цветы я поставила в вазу на центральном столе. И, право, не прогадала - они благоухали так сильно, что заглушали даже запах тушеной говядины, приготовленной для Эллиса несколькими часами позднее. В доме столь ароматным растениям явно было не место...
- Я не опоздал? - Эллис с улыбкой вошел через главную дверь и по-хозяйски повернул ключ, вставленный в замок. - О, вижу, я как раз вовремя! Вечер добрый, Виржиния. Неужели вы снова решили перейти на живые цветы?
- О, нет, зимою это слишком дорого, - рассмеялась я. Эллис же шутливым объяснением не удовлетворился и заинтересованно выгнул бровь. Пришлось сдаться: - А букет - подарок от Арча-младшего. Юноша, на мой взгляд, слишком романтичен для карьеры военного, но благодаря армии у него отличная осанка и манеры, а значит, он весьма приятен в общении... Присаживайтесь, Мэдди сейчас принесет ваш ужин и мой кофе. Как дела на службе?
- Прекрасно! - Эллис стащил форменную шинель, влажную от густого тумана, и пристроил ее на спинку стула. Туда же секунду спустя отправилось и кепи. - Мы далеко продвинулись, самое сложное уже осталось позади. А впереди - самое неприятное... и ненадежное действо, в котором от нас зависит столько же, сколько и от удачи.
Эллис так мрачно уставился на лилии, что они даже немного подувяли.
Впрочем, нет, показалось.
- Вы упоминали в своей записке, что отыскали человека, купившего те самые лиловые ленты, так?
- Не совсем так, - загадочно ответил детектив. Из-за полумрака глаза у него были почти черными и блестели, как у дикого зверька. - Мы нашли человека, который приобрел эти ленты. Но не купив их, а получив в подарок - как вы свои жуткие цветочки. Видите ли, Виржиния, - понизил он голос, и мне пришлось наклониться вперед, над столом, чтобы слышать лучше. - Все ленты, которые были найдены на жертвах, имеют один и тот же дефект - черную, грубую нитку, идущую близко к левому краю, создающую затяжки на основном полотне ленты. Поначалу я не обратил на это особенного внимания - дефект и дефект. С другой стороны, сама лента была очень качественная, дорогая, из особого бхаратского шелка... Так вот, когда я опрашивал работников фабрики, то старший помощник управляющего вспомнил, что три года назад, когда он только-только устроился на работу, тогда еще младшим помощником, произошел неприятный случай. Дорогая, широкая лиловая лента, предназначавшаяся для одной из элитных швейных мастерских, была сделана с дефектом. Ответственность за ошибку возложили на некую миссис Уэлч, вдову. В отсутствие главного управляющего несчастную уволили, лишив содержания за последний месяц. Однако потом выяснилось, что ошибка произошла из-за неисправного оборудования. Управляющий, состоявший в близком, как говорят, знакомстве с вдовой Уэлч, рассердился, узнав о поспешном и несправедливом решении. Эта Уэлч, оказывается, ко всему прочему была очень ценным работником, знавшим кучу всего о тканях, - доверительно произнес Эллис. - И управляющий решил вернуть вдову, пока она не переметнулась, так сказать, к конкурентам. В качестве "извинения" ей была вручена злополучная лента. Переговорщиком тогда отрядили младшего помощника, с которым я и разговаривал недавно... подробности он помнит хорошо. По его словам, подарок вдова приняла с радостью, несмотря на то, что эти ленты едва не стоили ей места работы, и заявила, что они пойдут на платье дочери. А это значит... - детектив замолчал, выжидающе глядя на меня.
Я задумалась ненадолго и неуверенно продолжила:
- Это значит, что она планировала оставить ленты себе, верно? Не продавать и не отдавать никому? То есть для того, чтобы найти убийцу, надо разыскать сперва ту самую работницу фабрики, миссис Уэлч?
- О, да, - Эллис вздохнул и с досадой откинулся на спинку стула. - Проблема в том, что два года назад вдова Уэлч умерла. Ее придавило на фабрике механизмом. А дочь, соответственно, переехала куда-то, где о смерти матери ей ничего бы не напоминало. И теперь надо отыскать эту дочь - отыскать в огромном городе! Что ж, по крайней мере, у нас есть ее имя - Корнелия Хортон, в девичестве Корнелия Уэлч. О ее муже неизвестно, увы, ничего, кроме того, что он был помощником аптекаря. То есть, теоретически, у него был доступ и к хлороформу, которым первично оглушали жертв, и к лекарственным травам, экстрактами которых мальчиков потом опаивали, и к лиловым лентам.
- Он мог стать убийцей, - я пригубила свой кофе и с удивлением обнаружила, что он уже остыл. Как быстро время прошло... - Вопрос - что его подтолкнуло к этому.
- Я тоже хотел бы это знать. А время поджимает - чем дольше мы тянем, тем больше вероятность того, что погибнет еще один мальчик. Джеральда из приюта святого Кира так и не нашли, Виржиния, - Эллис вздохнул. - Поэтому я решил рискнуть. Я дал объявление в несколько самых дешевых бромлинских газет о том, что разыскивается некая Корнелия Хортон, и за любые сведения о ней назначено вознаграждение в два хайрейна. Хочу еще попробовать переговорить с редактором "Бромлинских сплетен", может, стоит разместить объявление и там... Впрочем, это сделать будет труднее. Редактор крупной газеты - птица совсем другого полета, "гусям" он подпевать не любит.
- Обратитесь к маркизу Рокпорту, - ни секунды не колеблясь, посоветовала я. - Ему несложно будет помочь вам. Это же для пользы расследования... Если что, сошлитесь на меня - скажите, что я посоветовала вам просить его о помощи.
- Это может сработать, - Эллис оживился. - Спасибо, Виржиния. Вы оказываете неоценимую помощь следствию, - напыщенно произнес он и склонил лохматую голову.
Я улыбнулась.
- А разве вы не рассчитывали на нечто подобное, когда шли в кофейню?
Улыбка Эллиса была как зеркальное отражение моей.
- Вы совершенно правы.
Этот момент вызывал у меня ощущение дежавю - и я не сразу поняла, почему. И лишь потом в памяти воскрес эпизод из подзабытого уже сна.
У Эллиса-ребенка были такие же глаза, когда он отправлялся вершить справедливость вдвоем с Марком.
Одна ассоциация потянула за собой другую, и я сама не успела осознать, как спросила:
- Кем была для вас Лайла из приюта? И... Бастиан?
Эллис, только-только успевший перейти к десерту, поперхнулся глотком имбирного чая и раскашлялся.
- Откуда вы знаете эти имена? Кто вам рассказал?
"Почти так же ответил мне и Лайзо, - подумала я отрешенно. - Только не было у него в голосе такой страшной усталости".
- Случайно узнала. Не смею настаивать на ответе, но мне кажется... мне кажется, что они как-то связаны с расследованием.
Детектив откинулся на спинку стула и растерянно скомкал в кулаке салфетку.
- Да... Я тоже недавно вспоминал их, - ответил он тихо, с неохотой. Затем быстро оглянулся на дверь в кухню и, расцветая фальшивой насквозь улыбкой, крикнул: - Мадлен, как удачно, что вы стоите так близко! Вас не затруднит принести мне еще этого чудесного имбирного чаю? - послышался испуганный выдох, и быстро-быстро застучали по паркету каблучки. Эллис дождался, пока звук стихнет, и лишь потом продолжил: - Лайла Полынь... в общем, я очень любил ее. Она была на два года старше, мы хотели пожениться, когда покинем приют, но... Сейчас она с мужем-баронетом живет в Портленде, кажется. Когда мы в последний раз виделись, у нее было четыре дочери и столько платьев, что они не умещались в гардеробной. А за домом у нее был...
- ...сад с травами, - тихо закончила я. - Базилик, тимьян, розмарин, шалфей, медуница, эстрагон, любисток, душица, мята, полынь и рута... Простите, что спросила, Эллис.
- Ничего, - буркнул он и уставился в свою чашку, будто хотел отыскать на дне ее ответы на все загадки мира. - Уже шестнадцать лет прошло, любой за это время привыкнет. А что до Себастиана... Бастиан, Баст... Это один мальчик из нашего приюта. Был немного младше меня. Мы трое считали друг друга братьями - я, Марк и Баст. Ну, а потом Баст умер. Многие умирают, - он криво улыбнулся. - Плохая это история, Виржиния, чтобы рассказывать ее на ночь глядя. Как-нибудь в следующий раз поговорим.
Ушел детектив совсем скоро, буквально через четверть часа - ему нужно было отоспаться после двух дней напряженной работы. Почти сразу же стала собираться и я. Ближе к ночи вернулись слабость и головокружение, мучившие меня во время болезни. Разумеется, это не осталось незамеченным. Мэдди предложила побыть моей служанкой некоторое время, чтобы помочь, если ночью мне что-нибудь понадобится, но я отказалась - ей тоже требовался отдых, вечер в кофейне был весьма напряженным.
Разговор с Эллисом не выходил у меня из головы.
Мой сон был как-то связан с тем, что происходило сейчас. Не напрямую, а словно бы по принципу подобия. Судьба того мальчика, Бастиана, отражалась в нынешней ситуации, как в зеркале.
Все повторяется. История ходит по кругу.
Или по спирали?
Я пребывала в таком волнении, что сама не заметила, как добралась до своей спальни. В памяти смутно отложился бессвязный разговор с Лайзо о расписании на завтрашний день - и о ловце снов. Кажется, я сказала, что теперь "все в порядке", но, войдя в спальню, с необыкновенной ясностью осознала - это не так.
Мне было словно бы... душно?
Неуверенно оглянувшись на дверь, как если бы ожидая, что кто-то подслушивает или подсматривает, я встала на кровать и, приподнявшись на цыпочки, дотянулась до ловца снов. Один раз потянула за шелковую нитку - этого хватило, чтобы амулет упал в мои раскрытые ладони. Несколько секунд я рассматривала сплетения нитей, а потом, тихо спустившись с кровати, пересекла комнату - и спрятала его в ящик стола.
Жара ушла, а вместе с нею словно ушла и жизнь.
...мы стоим за храмом неровными рядами - не по росту, как обычно, а кто с кем дружит. Черной одежды на всех не хватило, поэтому многие пришли в сером и в коричневом. В руках - белые цветы, головы не покрыты ничем, хотя капает дождь.
У меня в руках красные примулы. Красные, как кровь, как жизнь, как поминальные свечи; стебли и лепестки плотные, бархатистые, немного напоминающие по ощущению человеческую кожу. Примулы первыми зацвели в нашем саду, а теперь, посреди лета, вдруг распустились заново - ярко-алыми тугими розетками.
Мэри-кочерга видит в этом дурной знак.
Я просто вспоминаю, что Баст любит все яркое.
Платок на моих плечах - голубой, как небо весной. И этим кусочком неба я укутываю Эллиса и Марка, жмущихся ко мне с боков. Конечно, мальчики взрослые, мальчики почти уже мужчины, и Эллиса трясет вовсе не от того, что у него жжет глаза, а в горле будто комок сырой глины.
Конечно, нет.
Но никто из них не возражает, когда я обнимаю их и укрываю от дождя платком.
- ...тот, кто испытания претерпел на земле, на Небесах пребудет в свете и покое, - голос отца Александра надтреснутый, сухой, словно почва на полях, ждущая ливня после засухи. - А те, что безвинны, и безгрешны, и на земле подобны цветам, попадают в сады Небесные...
Отец Александр говорит, а я вижу, что ему хочется просто взять молот и, размахнувшись, ударить по надгробному камню. Как будто, расколов его, можно выпустить Бастиана обратно в жизнь.
Я смотрю вверх, в серое небо, и мне чудится, что все холодные дожди не смогут остудить жжение в сухих глазах. Надо плакать, многие плачут вокруг, даже Мэри-Кочерга... Но во мне только гнев.
Эллиса, мальчишку, что едва достает виском до моего подбородка, тоже трясет от гнева.
- ...не прощу, - губы у него шевелятся, но беззвучно. Я угадываю смысл по одному движению, потому что сама думаю о том же самом. - Не прощу, найду, убью...
У Марка глаза отражают небо. Он тоже не плачет - он молится. Наверно, только поэтому мы с Эллисом еще не бежим отсюда, сломя голову, чтобы найти убийцу и разломать его кости, как старые веточки бузины, растоптать, уничтожить, стереть с лица земли.
Внезапно Эллис запрокидывает голову.
- Ты знаешь, кто это был, Лайла?
Губы у меня немеют.
- Он ушел с художником.
У Эллиса чернеют глаза.
- И художник тоже не вернулся.
Я наклоняюсь к самому уху Эллиса и шепчу:
- У меня есть нож.
...Мы стоим под дождем, обнявшись так крепко, что даже больно.
На плечах у нас небо.
Одно на троих.
Когда я проснулась, за окном светило по-весеннему яркое солнце. Кажется, было уже девять утра или около того. Затылок ломило болью - видимо, оттого, что я спала, вывернув шею под каким-то диким углом. Щёки стянуло солью.
Словно сомнамбула, я поднялась, вызвала Магду, оделась и спустилась к завтраку. Поела, почти не ощутив вкуса пищи, и проснулась лишь тогда, когда пригубила кофе и обнаружила, что он соленый.
Магда застыла в дверях, олицетворяя собой воплощенное Беспокойство.
Я вздохнула глубоко, взяла себя в руки и улыбнулась:
- Кофе нужно переделать. И принесите еще мягкие вафли на десерт, что-то у меня сегодня разыгрался аппетит, - лицо Магды просветлело от радости. - Да, а потом зайдите к мистеру Маноле и сообщите ему, что расписание на сегодня будет изменено. Я собираюсь навестить детский приют имени Святого Кира Эйвонского. Прямо после завтрака.
Мельком глянув на себя в зеркало в спальне, я ужаснулась - бледная, с темными кругами под глазами, напоминающая привидение в своем домашнем непритязательно-бежевом платье. Мне тут же представилась живо и ярко леди Милдред, разочарованно покачивающая головой: "Как же так, нельзя графине Эверсанской быть похожей на блеклую моль!". Да уж, стоит появиться в таком виде где-нибудь в приличном обществе - и тут же пойдут сплетни либо о тяжелой болезни, либо о финансовых трудностях, либо об оккультных увлечениях... Кротко вздохнув, я позвонила в колокольчик и вызвала Магду, чтоб та приготовила для выхода платье темно-зеленого цвета с лимонной отделкой, а сама начала приводить в порядок прическу и лицо.
Воистину, "розовый" лед для умывания и пудра - лучшие изобретения человечества...
Старания мои, очевидно, увенчались успехом, потому что вместо приветствия Лайзо начал беседу с комплимента:
- Ох, леди, вы сегодня цветете! Не иначе как весна виновата?
- Возможно, - любезно улыбнулась я. - Мистер Маноле, в приюте я не собираюсь задерживаться надолго, так что вы подождете меня в автомобиле. Потом будем придерживаться расписания.
- В "Локон Акваны" вас везти, а после - домой? А успеете ли, к примерке-то, коли мастера должны к полудню прийти? - сощурившись, уточнил Лайзо, опираясь рукою на дверцу машины.
Я невольно сравнила его с водителем дяди Рэйвена. Бессловесный, мрачный старик в строгом костюме, безропотно выполняющий все указания... Нет, пожалуй, мне это все же не подходило. Пусть Лайзо порой дерзил, постоянно совал нос не в свои дела и без специальных на то указаний ни за что не надел бы водительскую униформу, предпочитая "летчицкие" свитера и легкомысленные кепи в стиле марсо... Зато он был умным и своенравным человеком, с которым приятно иногда поспорить - или сострить в ответ, зная, что он не затаит обиды.
- Мастера и платья - не ваша забота, мистер Маноле. Вы должны волноваться лишь о том, чтобы на дорогу не было потрачено слишком много времени.
- Можете на меня положиться, - он с поклоном открыл для меня дверцу. - Прошу, леди... Не расскажете случаем, что вам в приюте-то понадобилось? Я ничем пособить не могу?
- У меня разговор к отцу Марку, - улыбнулась я, давая понять, что ничего объяснять не хотела бы.
- Про пожертвования?
Я хотела было отделаться привычным "это не ваша забота", но поймала взгляд Лайзо и передумала.
- Нет. Не о пожертвованиях.
- Ага, - Лайзо отвел глаза в сторону. - Значит, ловец вы убрали... Так и знал.
- Вы что-то сказали, мистер Маноле? - я слегка повысила голос.
- Нет. Ни словечка.
- И хорошо.
В приюте монахини проводили меня к отцу Александру без лишних вопросов - вот что значит статус благотворительницы. Священник не ждал посетителей; он сидел в небольшой, но светлой комнатке на втором этаже, и разбирал какие-то бумаги, сдвинув на кончик носа тяжелые очки. Я невольно улыбнулась. Видимо, не только у графинь есть некоторые проблемы с бухгалтерией.
Все люди, на плечах у которых лежит управление землями, предприятиями или какими-либо учреждениями, немного похожи.
- Доброе утро, святой отец, - первой поздоровалась я. - Могу я рассчитывать на беседу с вами?
- Конечно, дитя мое, - с трудом распрямил спину отец Александр, явно жалея о том, что потягиваться в присутствии дам не позволяют приличия. - Если это касается расходования средств...
- Не касается, - опровергла я его предположение и как бы невзначай посмотрела на замершую в дверях монахиню - тихую и робкую женщину, похожую на белесую мышь.
Священник мгновенно понял намек:
- Сестра Катарина, возвращайся к Элли, - мягко приказал он. - Больной пригляд нужен. Спасибо, что проводила нашу гостью.
Монахиня вышла и робко прикрыла за собою дверь. Когда мышиные шажки стихли, я обернулась к отцу Александру и, набравшись смелости, негромко попросила:
- Расскажите мне историю Себастиана, которая произошла здесь, в приюте, около двадцати лет назад. И... скажите, что тогда случилось с Эллисом. Нет, погодите отказываться, - горячо попросила я, а затем подошла к колченогому стулу у окна и села - ноги меня едва держали. - Дело не в праздном любопытстве. Я помню, что вы говорили, что лучше узнавать что-либо об Эллисе от самого Эллиса, но я же вижу, что он не хочет об этом вспоминать. Он мне все расскажет, - голос у меня сел. - Если только я попрошу... Но это будет жестоко. И еще. То, что происходит сейчас, исчезновения детей... С Себастианом тогда было то же самое, да? И виновен оказался художник...
- Учитель, - мрачно поправил меня отец Александр. - Мы нанимали его как учителя. Точнее, дали ему кров и занятие, когда этот человек постучался в двери храма и попросил приютить его ненадолго. Верно, вам уже что-то известно, дочь моя... И, Небеса свидетели, я не рассказал бы ни слова больше, если б не видел, как Эллиса сейчас пожирает гнев бессилия. Пожалуй, вы смогли бы повлиять на этого дурного мальчишку, уж коли он забыл дорогу к нашему храму, да и у меня больше не просит совета... Я говорю с вами сейчас только поэтому, - он отвел взгляд и растерянно стащил тяжелые очки с носа. - Но, дочь моя, настоятельно прошу вас не упоминать нигде об этой истории.
- Разумеется, - я сложила руки на коленях, как примерная воспитанница пансиона святой Генриетты, пытаясь унять беспокойство.
Священник поднялся, прошелся по комнатке, на ходу поддергивая одеяние, затем заложил руки за спину и, не оборачиваясь, заговорил.
- Это случилось около двадцати лет назад, как вы уже знаете. Хотя на самом деле история началась на два года раньше, когда в храм обратился мужчина средних лет и самой скромной наружности. Звали его мистер Блэр. Он утверждал, что был учителем искусств в школе для мальчиков в Истхейме до тех пор, пока там не случился пожар. У мистера Блэра даже нашлось рекомендательное письмо от директора той школы - и я, что уж греха таить, тогда еще человек наивный и глупый, поверил. Эх, дураком был... - покаянно вздохнул отец Александр. - Мистер Блэр рассказал, что в том ужасном пожаре потерял свою жену, четверых любимых учеников из класса и якобы все время винил себя в этом. Своих детей у него не было, поэтому он решил отправиться в Бромли и посвятить свою жизнь преподаванию в каком-нибудь приюте. Бесплатно, за стол и кров. А у нас, дело ясное, учителей не хватает. Всегда сами справлялись - кто арифметике детишек учит, кто чтению, ну, и Писание, конечно изучаем. А вот настоящего учителя рисования, литературы или музыки тут отродясь не водилось. И потому мистера Блэра я принял с распростертыми объятьями, даже помог в городе комнатушку найти ему, раз уж он не захотел в приюте жить. И поначалу все шло - лучше не придумаешь...
...Два года мистер Блэр добросовестно учил детей тому, что умел сам - искусствам. Он основал хор мальчиков, а потом разучил с ними несколько церковных гимнов - и дети пели так красиво, что послушать их в храме святого Кира Эйвонского приходили из всех окрестных кварталов. Он по памяти декламировал отрывки из классической литературы и стихи. Он учил рисованию - сперва углем по доске, преподавая самые азы, а потом, когда нашлись деньги на настоящие материалы, устроил художественный класс. Те из ребятишек, кого мистер Блэр посчитал талантливыми, месяцами увлеченно рисовали наброски, набивая руку - на чем попало, начиная с тех же досок и угля заканчивая карандашными эскизами на скверной бумаге. А когда у ученика вызревала идея картины, и мистер Блэр оставался доволен подготовительной работой - ребенку торжественно вручались краски и холст. И, хотя денег уходило на это даже слишком много, дети были так рады, что отец Александр наизнанку выворачивался, лишь бы раздобыть еще материалов для художественного класса.
А однажды приюту перепало щедрое пожертвование от некой чувствительной дамы. Но с условием, что на эти деньги будет отремонтировано внутреннее убранство храма.
Отец Александр мялся и так, и эдак, пытаясь придумать, как бы сэкономить деньги, но при этом не прогневить щедрую дарительницу. И наконец решил обратиться к мистеру Блэру за помощью. Тот с радостью согласился заняться росписью храмовых стен.
Начиналось удушающе жаркое лето...
-...детишки, ну, как это водится, стали себе летнюю работу искать. Ну, знаете, воду продавать, газеты, кого-то мы сумели по знакомству подмастерьями пристроить, - продолжал отец Александр, уж слишком пристально глядя на трещину в штукатурке на дальней стене. - Словом, в приюте остались только самые младшие. Занятия на время прекратились. А Себастиан очень скучал по художественному классу, вот и крутился все время около мистера Блэра. Тот его вроде бы привечал, называл талантом, учил краски смешивать, кое-где даже дал по стене повазюкать кисточкой - ну, лепесток у цветка подкрасить или там чешуйку у рыбы. А мы-то, дураки, только радовались, что у нас свой художник подрастает... Нет, чтобы посмотреть да послушать, о чем они говорят с этим мистером Блэром клятым. И одним вечером он взял Себастиана за руку и увел его за собой. А через четыре дня мальчика нашли в кустах, у реки. Задушенным и... - отец Александр посмотрел на меня, кашлянул и странным голосом закончил: - И страшно изувеченным. Да. Мистер Блэр так и не вернулся в приют.
- Управление спокойствия, конечно, взялось за это дело со всем рвением? - спросила я, когда пауза затянулась.
Хотя ответ был уже очевиден. Мертвый мальчик из бедного приюта для "отверженных", душное лето, извечная лень "гусей"... Когда мистер Халински напал на Эвани, причем у самого парикмахерского салона, никто и не подумал начинать расследование. И даже мне, графине, не сразу удалось расшевелить "гусей". Помогла только личная встреча с мистером Хоупсоном, начальником Управления.
Думать об этом было... неприятно.
И, словно подтверждая мои подозрения, отец Александр тяжко вздохнул и, почесав в затылке, протянул:
- Ну как вам сказать, дочь моя... "Гуси" тогда не слишком-то горели желанием бросаться и искать в огромном городе убийцу безродного мальчишки. Мы так и похоронили Себастиана... А потом Эллис сколотил команду из наших, приютских, и из уличных, и решил искать убийцу самостоятельно. И знаете, что? - голос отца Александра окреп. - Он нашел его. Почти через полгода. Мистер Блэр, даже не подумав сменить имя, устроился учителем в воскресную школу при церкви святой Элизы на другом конце Бромли. Там он предъявил то же рекомендательное письмо, что и мне в свое время, и рассказал ту же самую душещипательную историю. И вновь нашлись простаки, поверившие в историю этого... мерзавца, - отец Александр опустил глаза.
Лицо у него побледнело, и мне отчего-то вспомнилась древнероманская присказка о том, что стыд делает человека красным, а гнев - белым; конечно, в виду имелись воины, люди оружия, но сейчас священник как никогда напоминал старого, много повидавшего солдата. В том числе - и смерти соратников, а потому научившегося отпускать.
Но вряд ли таким умением обладал ребенок.
- ...Когда Эллис увидел его, то набросился на него с ножом. Ранить не успел - где мальчишке справиться со взрослым мужчиной? Понятное дело, Эллиса скрутили. Лайла это видела и сразу, как смогла, побежала за помощью ко мне. Ох, какие я только связи не поднял, чтоб мальчишку вызволить... - покачал головой священник. - Но все было б зря, если б Эллис, уж не знаю, как, не сумел уговорить одного из "гусей" арестовать Блэра. А звали того славного человека детектив Макгилл... Ну, а в тюрьме-то Блэр сразу "поплыл" и во всем сознался. Как убил Себастиана - и многих других. Этот Блэр, как оказалось, уже много-много лет шатался по стране с этим "рекомендательным" письмом, оседая то там, то тут, и везде сеял смерть. К слову, когда стали раскапывать дело, то нашли и злополучную школу в Истхэйме. Там действительно был пожар; только вот винили в нем того самого мистера Блэра. В огне это исчадие ада пыталось спрятать первую свою жертву...
- А что было с Эллисом потом?
- Детектив Макгилл, добрая душа, забрал его под свое поручительство, - отец Александр неловко одернул рукав. - Эллис сперва в Управлении помогал - бумажки принести-отнести, с тем поговорить, тому передать. Ну, потом, ясное дело, ему настоящую работу дали. Помощником детектива. Только вот Эллис, глупая голова, до сих пор считает, что Себастиана уберечь мог, - он вздохнул. - Он ведь видел, как тот вокруг Блэра вился... Из-за этой вот вины Эллис с Лайлой и разругался - и ей сердце терзал, и себе. До того дошел, что и ее обвинять стал, а девочка-то в чем виновата? И сейчас опять то же самое. Детишки пропадают, а Эллис ничего сделать не может, вот и грызет себя.
Я немного помолчала, раздумывая, стоит ли разглашать тайны следствия, но затем все же сказала:
- Эллис уже близок к разгадке. Он узнал имя женщины, у которой находились те самые лиловые ленты. Осталось только ее найти.
Отец Александр посмотрел на меня бесконечно старыми глазами.
- Так-то оно так, дочь моя... Но Джеральд пропал уже слишком давно. Увидим ли мы его живым?
- Даже если и нет, это точно не вина Эллиса, - твердо сказала я. - Но неужели вы уже потеряли надежду? Думаю, что мальчика успеют спасти. Эллис уже не ребенок, да и "гуси" под его началом готовы перевернуть каждый камень в Бромли, лишь бы найти преступника.
- Это верно, - лицо Александра прояснилось. - Вон, Эллис уже и выяснил, что Джеральд пропал около спуска на станцию Найтсгейт. Я своим детишкам строго-настрого запретил там ходить - а вдруг?
Я насторожилась.
- Найтсгейт? Это не та ли станция, что ближе всего к Часовой башне? И к...
-...к площади Клоктауэр, - подтвердил священник. - Да, именно там. Джеральда мы пристроили работать помощником в пекарню. Но ночевать он всегда возвращался в приют. Дорога пролегала мимо Найтсгейта... Да что я рассказываю, - спохватился отец Александр. - Это уже лишнее. Единственное, о чем попрошу вас - постарайтесь ненавязчиво донести до Эллиса мысль, что он... э-э... Не виноват ни в чем. И не стоит ему наказывать себя, избегая возвращаться в приют. Мы любим его и... и... и приют всегда будет для него домом. Если он пожелает.
У меня в горле словно застрял комок. По-весеннему яркое солнце даже сквозь мутное стекло слепило глаза.
- Я сделаю все, что возможно.
Лайзо, послушный приказу, ждал меня у автомобиля. Но не один - вокруг гипси вились, точно пчелы у мёда, приютские дети. Я узнала смуглую чернокосую Нору и ее подружку, Берту, нахального голубоглазого мальчишку Лиама О'Тула, хулигана по фамилии Уэллс, чье имя, увы, не запомнилось, смутно знакомого темноволосого паренька - худющего, до торчащих ключиц... Были среди ребят и незнакомые. Присев на капот, Лайзо что-то рассказывал - верно, очень захватывающую историю, потому что самые маленькие и вовсе слушали, раскрыв рты. Одна девочка, лет шести, не больше, чем-то сама напоминающая гипси, задумчиво вертела в руках марсовийское кепи Лайзо, особенно интересуясь вышитыми на изнанке инициалами.
- ...и я вручил ее письмо Жану - за минуту до того, как часы пробили полночь. Так спор был выигран, а мой карман потяжелел на пятнадцать ферро. И я сказал себе - Лайзо, ты счастливчик, а раз денежки теперь есть, почему бы не прокатиться на море... О, леди идет!
Завидев меня, он шикнул на галдящих детишек, забрал у маленькой гипси свое кепи и мимоходом потрепал её по лохматой голове - а девочка инстинктивно потянулась за ним и ухватилась за мизинец. Лайзо сначала рассмеялся, а потом наклонился и тихо сказал что-то. Она заулыбалась, хлопнула маленькой ладошкой по его ладони, развернулась и припустила за своими друзьями. Нора дождалась ее, ухватила за руку и, махнув напоследок Лайзо, потянула к воротам приюта.
Дождавшись, пока Лайзо останется в одиночестве, я подошла к автомобилю.
- А дети вас, похоже, любят, мистер Маноле.
Он усмехнулся.
- Не меня - дальние страны. Я-то сколько всего повидал, пока по материку бродил - за год все не перескажешь, а им интересно. Маленькие романские городки на побережье, лотки с печеными каштанами на улицах ночного Лютье, Стальная Стрела в огнях, горячий шоколад и сухарики в тягучем расплавленном сыре близ Ассонских гор, невесомое кружево с острова Сайпра, древние развалины Эльды... Ай, леди, простите, что-то я заговорился, - поспешно свернул он разговор, заметив, как у меня округляются глаза. - Вы, это, не слушайте, я поболтать-то люблю, а меры не знаю.
- А... ничего страшного, - я улыбнулась и указала рукоятью трости на дверцу автомобиля. Лайзо спохватился и торопливо распахнул ее передо мною. - Эта девочка, которая держалась за вашу руку, очень похожа на вас, мистер Маноле.
- Для аксонцев все гипси на одно лицо, - без улыбки ответил он. - Хотя Сара и впрямь мне сестренку напоминает... - Лайзо помрачнел, и я с опозданием вспомнила, что его сестры погибли еще в раннем детстве от легочной болезни. - Эх, раньше, таким, как она, две дороги было - в прислугу да в воровки. Но теперь-то время другое, так что надежда есть. Берта, вон, шляпки делать мечтает, Нора - в газеты писать. А Сара хочет весь мир объехать... Как думаете, леди, выйдет что у них?
- Возможно, - я отвернулась к окошку, с излишней тщательностью расправляя юбки на коленях. - Мир переменчив, мистер Маноле. С каждым годом люди становятся все свободнее. Родовитость или богатство уже не определяют будущее. Посмотрите - сколько аристократических семей у нас, в Аксонии, разорилось? А сколько авантюристов достигли процветания в Колони? Нет, мистер Маноле, теперь в жизни слишком мало предопределенности... И мечты приютских детей могут сбыться, а жизнь дочери древнего рода рассыплется... пеплом, - я помрачнела. Перед глазами, как вживую, предстали развалины сгоревшего особняка Эверсанов. Закопченный кирпичный остов дома, обугленные ветви старых каштанов... - Но мы действительно слишком увлеклись беседой. Пора возвращаться. И, мистер Маноле, если вас не затруднит, поезжайте мимо станции Найтсгейт. Никогда не обращала внимания на метро. А ведь эта станция как раз на пути к особняку
- грех упускать возможность.
- Как скажете, леди, - Лайзо с подозрением скосил на меня глаза, но замечания, если они и были, оставил при себе. - Как скажете.
Станция Найтсгейт выглядела как самый обычный вокзал. Если бы не претенциозная надпись на воротах - "Электрическая железная дорога Бромли", то я бы и не подумала, что это та самая "труба". Потом Лайзо указал мне на одинаковые арки метрах в пятидесяти от станции, по обе стороны.
- Спуск под землю, леди. Видите, там пути огорожены? Это нарочно сделано, чтоб народ в туннели не шастал. А то под землей тесно, темно, того и гляди под поезд попадешь. На станции завсегда один гусь сторожит, а теперь они по двое ходят. Эллис приказал убийцу выглядывать.
Я окинула взглядом оживленную площадь перед станцией Найтсгейт. Дородные, но шустрые торговки горячим чаем, лотки с пирожками и печеным картофелем, зеваки, случайные прохожие разной степени достатка, служанки с огромными корзинами, спешащие с рынка... В такой толчее сложно было заметить даже яркие юбки гадалок-гипси или шулера-наперсточника с непременным алым платком, расстеленным по земле. Что уж говорить об убийце, наверняка выглядящем, как самый обычный человек?
- Едем домой, мистер Маноле, - я вздохнула. - У меня еще много дел.
До званого ужина оставалось меньше недели, и дни эти пролетели в чаду жуткой суеты. Приглашения были разосланы заранее, составить меню также не представляло труда - с моим-то опытом содержания кофейни и проведения благотворительных мероприятий! Но постоянно обнаруживались какие-то мелкие вопросы, требующие срочного решения - рассадка гостей, определение для каждого пары на вечер, украшение зала, согласование программы с музыкантами... Если бы не воистину неоценимая помощь Глэдис, то, пожалуй, мне не удалось бы справиться со всем в срок.
Самая большая неприятность возникла в связи с ролью хозяина вечера. Обычно это бывал муж хозяйки. Или, на крайний случай, отец. Для вдовствующих особ существовали свои правила, но мне они не подходили. В конце концов, я попросила о помощи дядю Рэйвена - и он согласился.
И даже с радостью, кажется.
- Единственное, Виржиния - я буду присутствовать как ваш опекун - или как жених? - спросил он во время краткой встречи в кофейне.
- Как жених, - ответила я после недолгих раздумий.
- Нет-нет, не говорите ничего. Я понимаю, что подобный статус вызовет новый всплеск пересудов о нашей вероятной свадьбе - но это лучше, чем заострять внимание на статусе опекуна. Ведь праздник посвящен моему совершеннолетию - а значит и избавлению от опеки.
- Разумно, - согласился дядя Рэйвен.
Улыбка его была на редкость довольной.
По совету Глэдис, упор мы решили сделать на традициях. Ужин подавали "а-ля марсо" - то есть гости приходили к уже накрытому столу. Титул графини и статус весьма обеспеченной леди обязывал меня к некоторому шику - три вида супов вместо одного, красная и белая рыба, устрицы, с десяток различных соусов и мелких закусок... И это все еще до первой перемены блюд! Пришлось еще готовить и дичь, хотя в нашей семье подобные вещи не слишком-то любили.
А вот в выборе десертов я была абсолютно свободна, и потому дала волю воображению - в ущерб традициям, запланировав "кофейную перемену".
Какой же это может быт праздник наследницы блистательной леди Милдред - и без кофе?
В назначенный день предпраздничная суета достигла апогея. Хотя прием был назначен на половину восьмого, подарки и поздравления начали доставлять с самого утра. К полудню я уже извелась и про себя ругала "новые традиции", привнесенные Александрией Сумасбродной, супругой предыдущего монарха, Генриха Шестого. Цветы по моему приказу относили в зал и расставляли на столиках вдоль стен. Приложенные подарки и поздравления складывались на специальную стойку, которую Магда метко окрестила "похвалюшкой". Распечатывать подарки до вечера было не принято, однако, судя по упаковкам, преобладали украшения, драгоценная посуда и картины. Кто-то из поздравителей отличился, прислав мне клетку с великолепнейшей черной кошкой, глаза у которой были желтые, как расплавленное золото.
- Леди, еще письма, - Магда робко заглянула в комнату, где проходила финальная примерка платья. Я в это время возносила мысленные молитвы святой Генриетте Милостивой о даровании сил. Дорогой бхаратский бархат насыщенно-синего цвета с вышивкой серебряной нитью в этническом стиле - это, без сомнения, броско и остромодно, но, право, так тяжело! - Вот, на подносе. Желаете взглянуть, али мне их в кабинет отнести.
- Желаю, - выдохнула я и послала извиняющуюся улыбку помощницам мисс Рич. "Мисс" было уже далеко за сорок, однако сменить обращение она не хотела даже из практических соображений - смелое решение по нашим временам, когда многие мастерицы оставляют продвижение дела на своих мужей - Пожалуй, сделаю перерыв. Мисс Рич, все же я считаю, что эта лента здесь лишняя... Вы подумаете?
- Конечно-конечно, - кивнула она седой головой. Перья на миниатюрной, но совершенно фантастической по форме шляпке-сеточке покачнулись. - Странно, на предыдущей примерке это выглядело совсем иначе...
Оставив мисс Рич наедине с вопросами моды, я с удовольствием занялась разбором корреспонденции. Среди поздравлений затесалось два деловых письма - отчет о положении на фабрике и соображения мистера Спенсера об экономии на налогах. А затем мое внимание привлек небольшой, но явно дорогой конверт из серебристой бумаги. Запечатан он был черным сургучом с оттиском в виде шестигранника, с вписанной в него странной палочкой. Я торопливо срезала печать и заглянула в конверт.
На плотном белом листочке было всего несколько слов, написанных размашистым почерком.
Прекраснейшая леди Метель!
Этим вечером я намереваюсь подарить Вам звезды. Подарок будет ожидать в Часовой Башне в три часа пополуночи. Если на то будет Ваше желание, карета заберет Вас от черного хода особняка в два с четвертью.
Крысолов
P.S. Клянусь своей душой, что Ваша честь и жизнь будут в безопасности.
P.P.S. Верите ли Вы в сказки?
Я очень, очень медленно сложила листочек пополам, убрала в конверт, как будто это ничего не значило. При втором рассмотрении на печати уже ясно виделась флейта - неизменный атрибут Крысолова из мифов и легенд.
Святая Генриетта, отчего же так кружится голова?
- Леди, вы в порядке? - тихо и беспокойно спросила Магда, оглядываясь на шушукающихся с мисс Рич помощниц.
- Я? О, да, - губы у меня сами собой растянулись в нервной улыбке. - В полном порядке. Магда, отнеси все эти письма в мой кабинет, на медный поднос для несрочных документов. Мисс Рич, что скажете насчет ленты?
Кажется, я потом еще о чем-то разговаривала с мастерицей, даже умудрялась отвечать разумно. Но в мыслях моих набатом звучали одни и те же слова:
"Верите ли Вы в сказки?"
Нет, Крысолов. Не верю. Но, похоже, от бабушки мне досталось слишком много авантюрности...
Дядя Рэйвен прибыл без четверти шесть.
Разумеется, было еще ничего не готово - на кухне отмокало в маринадах и соусах нежнейшее мясо высшего качества, отлеживалась на подушке из специй белая рыба по особому, пряному рецепту; на кухне закрытого на один день "Старого гнезда" Георг, миссис Хат и Мадлен колдовали над сложными десертами; сновали по особняку слуги, умудряясь одновременно наводить чистоту и сеять хаос - Стефан и мистер Чемберс едва успевали раздавать команды, и, к чести молодого дворецкого, справлялся он ничуть не хуже старожила этого дома. Часть присланных в подарок цветов пришлось вынести в холл и поставить в чжаньские вазы у стен и на лестнице, и теперь любого гостя, стоило ему переступить порог, оглушали ароматы лилий, роз и пионов.