Сигнал выжить

Опустившиеся на город вечерние сумерки обволакивали своей прохладой и свободой, обжигающей лёгкие. Это то ощущение, которое можно испытать только лишь среди огней ночного города, чувствуя себя почти что невидимым среди мерцающих неоновых вывесок витрин и разрезающих облака небоскрёбов. Сяо Чжань выдыхает подступающую ночь полной грудью, прикрывая глаза и позволяя порывам колючего ветра растрепать свои волосы.

За спиной, за широкими дверьми банкетного зала, слышится гомон и громкие разговоры гостей, звон бокалов и пламенные речи тостов. Званый вечер в честь юбилея «Wang Corporation», вышедшей в этом году на лидирующие позиции на рынке. Отличная ненавязчивая демонстрация текущего положения дел: Ван Ибо достойно продолжает дело своего отца. Репутация семьи Ван непоколебима, а статус и влияние неоспоримы.

Сяо Чжань облокачивается на перила террасы, куда он вышел проветрить уставшую от царящего в зале шума голову, всматривается в огни вечернего города и машинально прикасается к металлу обручального кольца на пальце. Сегодня утром Ибо купил им новые, ещё более символичные, чем предыдущие, кольца: из белого золота и с гравировкой, понятной только им — две луны, пересекающиеся друг с другом. «Родная душа в каждой новой жизни» — вот что это значит.

Когда-то, ещё пять лет назад, Ибо сказал эту фразу, стоя на ночной пустынной набережной и глядя на полный диск луны в небе. «Ну что за ребячество», — подумал тогда Сяо Чжань с улыбкой, воспринимая Ибо, как упрямого и невыносимого ребёнка, вбившего себе в голову, что Чжань — главная любовь его жизни, а теперь вот, спустя пять лет с того дня, он, Сяо Чжань, стоит в ночной прохладе и гладит металл обручального кольца на пальце.

Этот невозможный гремлин всегда умел добиваться желаемого. Добился и Сяо Чжаня. Долго, упорно, но добился. Возмутительно яркий, целеустремлённый и талантливый дьявол, которым он безумно гордится. Всегда гордился.

— Душно сегодня, да? — облокачивается на перила рядом Лю Хайкуань, шумно выдыхая и, словно в подтверждение своих слов, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки.

Сяо Чжань улыбается ему уголками губ в приветственном слабом кивке, соглашаясь.

— И шумно.

— Устал от шума? — поворачивает к нему голову Хайкуань.

— Не люблю помпезные мероприятия, — пожимает плечами Чжань.

— Ибо сегодня в центре внимания, — тёплая усмешка, с какой обычно говорят про успехи близких людей. Хайкуань тоже гордился Ибо.

— Он молодец, — с такой же улыбкой кивает Чжань.

Хайкуань улыбается ещё шире, залезая одной рукой во внутренний карман пиджака и доставая пачку сигарет, и протягивает её Чжаню.

— Будешь?

— Я давно бросил, — отрицательно качает головой Чжань, наблюдая, как Хайкуань выуживает из пачки сигарету, зажимает губами кончик и, достав из того же внутренного кармана зажигалку, поджигает, затягиваясь.

— Ну и правильно. Дрянь всё это, — выдыхает он в вечерний воздух струйку дыма.

— Почему не бросишь тогда?

— Пытался, — грустная усмешка. — Почти полгода не курил. А потом по-новой. Не получается у меня вычеркнуть эту привычку. Ибо вот смог, а я всё никак.

— Это привычка, Хайкуань. Её можно заменить на другую.

— Да пробовал, — пожимает плечами Лю Хайкуань. — Нет у меня такого стимула, чтобы сдерживаться. Ибо вот все свои привычки тобой заменил, а мне менять сигареты вот не на что.

— Привычки, говоришь? — растягивает в усмешке губы Чжань. — Привычки изменчивы. Знаешь, раньше, когда мы с Ибо только познакомились, от него всегда пахло сигаретами. Моя одежда, мои волосы, вещи — всё насквозь пахло его сигаретами и одеколоном. Меня сначала раздражало это, а потом я понял, что привык. Приходил домой, чувствовал эту смесь табака и парфюма, и казалось, что Ибо рядом. Вот так вот быстро могут поменяться привычки, если они ассоциируются с чем-то важным.

Хайкуань затягивается, еле заметно улыбаясь чему-то и переводя взгляд куда-то в сумеречное небо.

— Выходит, ты привык к его запаху сигарет, а он взял и бросил курить? — тёплая усмешка.

— Подстава, да? — не сдерживает смешок Чжань. — В один день пришёл, сказал, что не хочет, чтобы я дышал дымом, и заменил сигареты на жвачку.

— Зная Ибо, это скорее были жвачка и секс, — теперь смешок не сдерживает уже Хайкуань, — выдыхая в тёмное небо новую порцию дыма.

— Да, это были жвачка и секс, — весело фыркает Чжань.

— Что ж, рецепт вполне понятен, — усмехается Хайкуань, тут же едва заметно сникая. — Пока тебя не было, он снова вспомнил про сигареты. Выкуривал по пачке в день, а то и больше. Кажется, придётся вспомнить про старый рецепт, да? — смешок, в котором так отчётливо слышалась отчаянная грусть.

— Похоже на то, — кивает со слабой улыбкой Чжань, поднимая взгляд куда-то в небо. — Он... Как он...

— Сорвался, — мрачно говорит Хайкуань, докуривая и сминая бычок о железо перил.

Чжань машинально прослеживает глазами путь тлеющего бычка вниз, куда-то в темноту улицы. «Сорвался». Он знал, что это значило. Они оба знали.

— Поэтому у нас в доме ни души прислуги?

— И поэтому тоже, — кивает Хайкуань. — Он задушил горничную, потому что она разбила твою вазу. Прости, я не смог...

— Мы ведь оба знаем, что ты здесь ни при чём, — слова даются непросто, застревая комом в горле.

Сяо Чжань знает, какими могут быть срывы Ибо. Знает и всё равно с ним. Принимает его.

— Я испугался, что он окончательно слетит с катушек до того, как мы найдём тебя. Ты бы видел его, — тяжёлый вздох, — живой труп. Спал по пару часов, а то и не спал вообще, не ел ничего, курил постоянно и боялся вашей пустой кровати в спальне. Если ты думаешь, что дело ограничилось одной горничной, то нет. Мои парни не успевали подчищать за ним следы. Не преувеличу, если скажу, что за твоё скорейшее возвращение молились все.

Чжань поворачивает голову, ловит тёмный взгляд Хайкуаня и молчит. Он прекрасно знает, каким становится Ибо, когда дело касается его. Нормально ли это, что человек вот так просто может в прямом смысле слова покалечить или убить по одному лишь его взгляду или слову, стоит Сяо Чжаню лишь заикнуться? Абсолютно ненормально. Это то, что невозможно было понять психически здоровому человеку. Как можно быть настолько преданным и одержимым кем-то? Сяо Чжань тоже не знал.

Ибо сворачивал для него горы, завоёвывал новые вселенные и зверел, когда Чжань расстраивался из-за чего-то. Однажды у Сяо Чжаня украли телефон в кафе, а на следующий день Ибо принёс ему два телефона: тот, что украли, и второй, принадлежавший грабителю. Что стало с хозяином телефона, Ибо так и не рассказал, лишь заверив, что тот жив, просто временно стеснён в перемещениях. Ибо, никогда не скрывающий, но всегда контролирующий свою тягу к насилию и производящий с виду впечатление холодного и отстранённого человека, по-настоящему слетал с катушек, стоило лишь произнести имя Сяо Чжаня. Ручной лев Ван Ибо, готовый разодрать в клочья всех и каждого и усмиряющийся только голосом Сяо Чжаня.

— Спасибо, что был с ним рядом, — всматривается Чжань в тяжёлый взгляд Лю Хайкуаня.

— Сейчас он пришёл в себя, и это главное, — слабо растягивает губы в улыбке Хайкуань. — Я и мои люди найдём всех, кто в этом замешан, не сомневайся. Мы оба с тобой знаем, какой конец их ожидает, но представь, что будет, если Ибо узнает, что потерял гораздо больше, чем думал.

Хайкуань замолкает, всматриваясь в лицо Чжаня и впитывая каждую его эмоцию.

— О чём ты? — Чжань хмурится, напрягаясь и предчувствуя что-то, что ему явно не понравится.

— О твоей беременности. Это был выкидыш, да? — голос Хайкуаня ровный, но у самой переносицы виднеются тени от залёгших морщинок.

— Откуда ты?...

— Говорил с врачом. Истощённый организм, повышенный уровень гормонов, незажившие рубцы, открывшееся внутреннее кровотечение — слишком явные последствия недавнего выкидыша. Твой организм на тот момент ещё не перестроился, врачи не могли этого не заметить.

— Ибо знает? — голос напряжённой струной вырывается изо рта, растворяясь в сумраке ночи.

— Нет. Никто не знает. Я не говорил, — Хайкуань переводит серьёзный взгляд куда-то перед собой, словно пытаясь зацепиться за что-то в тёмном полотне неба.

— Почему?

— Это только между вами. Ты должен рассказать ему сам.

Чжань молчит, стуча пальцами по холодной поверхности перил и невидяще устремляя взгляд вниз, где неровным потоком проезжают машины, отбрасывая свои огни на всё вокруг, и суетятся люди, спеша по домам. Он помнит тот день. Тот дурацкий день, когда кто-то свыше то ли проклял его, то ли благословил. Потерял ребёнка, но выбрался живым. Одна жизнь в обмен на другую. Вроде же честно всё, да? Вот только ни черта это не честно. Как вообще во всех этих схемах жизни может участвовать ещё не родившийся ребёнок? Может. Очень даже может.

Чжань слабо улыбается, обречённо усмехаясь. На что он вообще надеялся? Что сможет выйти с Арены живым и с ребёнком? Эта мысль казалось абсурдной с самого начала, тем не менее он лелеял её в своей голове до самого конца.

— Я узнал про беременность уже на Арене, — голос ровный, почти что отстранённый, но Лю Хайкуань знает, что под всем этим находится огромная кровоточащая рана, которая затянется ещё очень не скоро. — Десять недель. Срок небольшой, но когда вокруг полный хаос, а внутри тебя десять недель жизни, всё вокруг начинает ощущаться совсем по-другому. Какая была вероятность, что я выберусь оттуда живым, сохранив ребёнка? Почти нулевая. Возможно, это была жертва, чтобы смог выбраться я, как думаешь? — взгляд ловит мрачное выражение лица напротив. — Тогда у меня не было ни времени, ни сил переживать эту боль, я запретил себе об этом думать, пока не выберусь оттуда. Всё произошло за один день: с утра я потерял ребёнка, а уже вечером был на свободе. Хороший сюжет, да?

— Как ты... всё это выдержал? — лицо Хайкуаня вытягивается в немом вопросе ужаса.

— На обезболе, — сжимает пальцами перила Чжань. — Если бы Хаосюань не пришёл за мной в тот день или я сам бы не сбежал, то вряд ли пережил бы следующий. В играх нет места болезням, травмам и собственной боли. Всё, что я мог сделать — это собрать крупицы оставшихся сил и выжить.

Хайкуань отрывается от перил, выпрямляясь и подставляя лицо вечерней прохладе.

— Ибо озвереет, — подытоживает он.

— Поэтому я и не рассказал ему, — тоже выпрямляется Чжань. — Не сразу, но я смогу прийти в норму, но Ибо... он вспыльчивый, и если его не подготовить к подобным вещам, может произойти что-то непоправимое, — тихий вздох, и губы сжимаются в тонкую полоску.

— Я всегда восхищался тобой, — Хайкуань ловит немного удивлённый такому откровению взгляд напротив. — Ты сильный. Настолько, что заряжаешь этой внутренней силой всех вокруг. Силой и уверенностью. Если раньше я не совсем понимал, как вы с Ибо можете настолько гармонично уживаться вместе, то сейчас я понимаю. Ты его подпитываешь тем солнцем тепла и спокойствия, лучи которого необходимы каждому из нас. С тобой он не носит масок и не боится быть осуждённым, и ты принимаешь его тем настоящим Ибо, которым он и является. Он жестокий, эгоистичный и упрямый, и если раньше я думал, что рано или поздно это цунами по имени Ибо снесёт и тебя, то теперь я понимаю, что он может быть самым ужасным зверем с любым, но не с тобой. Наверное, ты — тот единственный человек, который может быть в полной безопасности рядом с ним. Его сила обрушится на тех, кто рядом с тобой, но на тебя — никогда. С тобой он послушный ручной кот. Ну кто бы только подумал, а, — тихая усмешка. — Спасибо, что ты с ним.

Хайкуань, слабо улыбаясь, кладёт руку на плечо Чжаня, легко похлопывая по нему, выражая свою искреннюю благодарность за друга и поддержку. Лю Хайкуань будет на его стороне, что бы ни случилось, и Чжань это знает.

— У меня небольшая семья, Хайкуань, но всегда помни, что ты тоже в неё входишь, — Чжань накрывает чужую ладонь на своём плече, похлопывая по ней в ответ. Так скрепляются клятвы, преданность и дружба.

Хайкуань кивает с улыбкой, открытой и искренней, переводя взгляд на виднеющийся за стеклом балконной двери общий зал, откуда всё так же звучали взбудораженные голоса и смех гостей.

— Думаю, нас уже все потеряли? — с улыбкой смотрит на собеседника Чжань.

— Да, пошли.

Стоит переступить порог террасы, тело тут же охватывает нагретый воздух, так контрастирующий с вечерней прохладой улицы. Гости уже достаточно пьяны, чтобы расслабленно вести разговоры немного более раскрепощённые, чем того предполагает обстановка, но ещё не настолько, чтобы не следить за сутью беседы и своими словами. Можно сказать, идеальная кондиция вечера.

Хайкуань отправляется искать Ибо, а Чжань вычленяет взглядом стол с закусками, осознавая, насколько он голоден. Не считая овсяного батончика с утра и чашки кофе, за весь день он больше так ничего и не съел, зато разгрёб кипу всевозможных накопившихся документов «XZ Emergency» и экстренно осмотрел пациента, с которым у его коллег возникло множество разногласий. Обычный рабочий день Сяо Чжаня на ещё официальном больничном. Да, его швы уже практически зажили и не отдавали болью при каждом движении, и в целом состояние из разряда «нормально» перешло в разряд «хорошо», Сяо Чжань считал, что он уже вполне готов вернуться к обычным делам и темпу жизни, Ибо же его энтузиазма пока что не разделял, напоминая каждый час, что нужно отдыхать и не нагружаться. Чжань искреннее хотел бы его слушаться, но был слишком ответственным, чтобы подвинуть дела центра, персонала и пациентов.

Беря со стола кусочек канапе, Чжань бездумно водит взглядом по залу, пытаясь зацепиться за знакомый силуэт Ибо среди скопления гостей. Знакомый силуэт он находит, вот только не Ибо. Высокая широкоплечая фигура мужчины, теперь не скрытая чёрной тканью мантии, пригвождала словно к себе взгляд. Обознаться он точно не мог.

Не сводя взгляда с широкой спины, Чжань отходит от стола, уверенно двигаясь в сторону мужчины, чьё лицо, хоть и боком, он всё же смог разглядеть. Около сорока лет, с высокими скулами и едва проступающей проседью в волосах. Без маски и костюма его было сложно узнать, но Чжань был уверен, что не ошибся. Мужчина расслабленно смеётся в беседе с какой-то женщиной, прощается, жмёт руку коренастому толстячку в костюме, улыбается солидной даме с веером в руках и, маневрируя между гостями, направляется к выходу в холл, скрываясь в арочном проходе. Чжань так же идёт между гостями, обходя уже особенно весёлых и подвыпивших, и проскальзывает в арку, выходя в просторный светлый холл.

Мужчина, следя нетерпеливым взглядом по бегущим на лифтовом табло цифрам, нажимает на кнопку вызова лифта. Когда Чжань бесшумно встаёт рядом, мужчина вздрагивает, бегло окидывает его взглядом, замирая и, кажется, мгновенно трезвея.

— Кажется, вам плохо? — учтиво улыбается Чжань, подхватывая мужчину под локоть. — Свежий воздух не помешал бы.

Мужчина, замерев, поворачивает к нему голову, явно пытаясь понять, не мерещится ли ему.

— В-сё в порядке, не стоит беспокоиться, — немного запинаясь говорит он, снова вздрагивая от тихого «дзынь» подъехавшего лифта.

— Ты ведь узнал меня, да? — подталкивает Чжань дезориентированного мужчину в открывшиеся двери лифта. — Я тоже тебя узнал, господин Организатор.

— Не боишься ехать со мной в одном лифте? — кажется, мужчина взял себя в руки, сбросив маски и окидывая взглядом Чжаня уже с ухмылкой.

— Нет, — крепче перехватывает под руку мужчину Чжань. — Ты ведь знаешь, кому принадлежит это здание?

Мужчина снова усмехается, кивая. Кому принадлежит «Wang Corporation» знали все в городе.

— Поймал меня на своей территории, — кривая ухмылка.

— Не мог же я вечно играть на твоей территории, верно? Раз уж мы оба выжили, то эта встреча была вопросом времени.

— Ты доставил мне много проблем, сбежавшая лошадка, — снова ухмылка.

— Лошади бывают крайне строптивыми. Особенно, если сбегают из конюшни, — Чжань кривит губы в подобии улыбки, ловя блестящий взгляд рядом.

Лифт останавливается, достигая первого этажа, а двери с тихим звуком разъезжаются в стороны. Чжань, всё так же поддерживая мужчину за локоть выходит в вестибюль, подталкивая его к зоне ожидания с небольшими диванчиками и журнальным столиком перед ними. Недалеко, буквально в нескольких метрах, на них уже обратила внимание охрана на проходной, внимательно смотря на Чжаня.

Чжань приезжает в «Wang Corporation» не часто и никогда не акцентирует на себе внимание сотрудников. Нет, он никогда не пытался скрыть их с Ибо отношения, но и играть на публику не любил, так что людей, знающих его в лицо, во всей корпорации было не так уж и много. Сегодняшний пост охраны входил в число сведущих, внимательно наблюдающих сейчас за компаньоном Чжаня и готовые в любой момент к действиям.

— Эти парни явно готовы скрутить меня на месте, — сдавленно смеётся мужчина, кивая в сторону следящих за ними охранников и садясь на диван.

— Не волнуйся, без прямого приказа они ничего не сделают, — Чжань садится рядом. — Как твоё имя? И не смей юлить.

— Тебе это ни о чём не скажет, — хмыкает мужчина. — Тебе нужен не я.

— Ну что ты, я просто хочу узнать имя своего старого друга, — улыбается Чжань. — Я всё равно узнаю, но ты можешь сэкономить мне время.

— Думаешь, раз мы находимся под прицелами твоих людей, я отвечу тебе на все вопросы?

— Не моих. Моего мужа, — поправляет Чжань. — Но ты прав, разницы особо нет. В любом случае, у тебя нет выбора, господин Организатор. Тебя могут убить прямо сейчас, в этом здании, или это сделают позже твои же товарищи. Или я смогу поспособствовать твоей счастливой старости взамен на необременяющую беседу.

Мужчина усмехается, словно обречённый, тут же сжимая губы в одну линию и меняясь в лице.

— Ты везучий, номер двести пятьдесят шесть. Как бы у тебя ни старались отнять жизнь и стереть всё под ноль, ты всё равно возвращаешь своё, — грустная усмешка, в которой то ли сочувствие, то ли понимание.

— Потому что это моё. Ты ведь тоже не захочешь отдавать своё.

— Не захочу, — кивает мужчина. — Никто не захочет.

— Поэтому на Арене оказались заказные игроки? Кто-то посчитал, что они принадлежат ему?

— Можно и так сказать, — слабая усмешка. — Все, кто оказались на Арене, были либо по уши в долгах, либо проданы туда из-за долгов других, либо были просто проплачены кем-то более влиятельным.

— Как это? — Чжань выгибает бровь.

— Как вещь на рынке. Тобой может заинтересоваться кто-то из спонсоров, и тогда за то, чтобы тебя доставили на Арену, и ты участвовал в играх, платят нехилые деньги. Арена — это место, где тебя покупают. Для игр, для забавы, для себя. Если спонсору надоест, что ты участвуешь в играх, он может выкупить тебя и забрать с собой или развлечься с тобой прямо на Арене. Это рынок, большой и извращённый смертью рынок.

Чжань трёт переносицу двумя пальцами, пропуская услышанное через себя и раскладывая информацию внутри головы.

— Значит, за меня заплатил кто-то из спонсоров? Как он нашёл меня? — всматривается в лицо собеседника Чжань, чувствуя, как в кармане пиджака начинает вибрировать телефон.

— Да хоть на улице увидел, — смеётся мужчина. — Спонсор просто даёт нам наводку на любого понравившегося человека, платит деньги и обеспечивает безопасность сделки, а мы доставляем нужного человека. Ты можешь видеть этого человека каждый день, общаться с ним или один раз встретить его в магазине и даже не подумаешь, что на следующий день твой славный знакомый отвалит за твою шкуру крупную сумму, чтобы поразвлечься.

— Значит, имён спонсоров никто не знает? — делает логичный вывод Чжань, игнорируя продолжающуюся вибрацию в кармане.

— Никто, — подтверждает мужчина. — Арена гарантирует каждому нашему спонсору полную анонимность и безопасность. Это золотое правило Арены, приносящее большие деньги и влиятельных покровителей.

— Когда состоятся финальные игры? — Чжань нащупывает в кармане затихший телефон, доставая его из пиджака и мельком глядя на пропущенный вызов. Ибо.

Мужчина откидывается на спинку дивана, проводя рукой по коротким волосам.

— Послезавтра. Все оставшиеся игроки встретятся в финальной игре, а все спонсоры приедут посмотреть на своих лошадок.

— Мой спонсор там будет? — внимательно смотрит на мужчину Чжань.

— Не уверен. Тебя ведь не будет на игре, — усмехается мужчина.

— Тогда скажи, что его лошадка нашлась, — растягивает губы в улыбке Чжань.

— Ты хочешь...

— Вернуться на финальную игру, — кивает Чжань.

Брови мужчины удивлённо ползут вверх, а в глазах читается немой вопрос. Сошёл ли Сяо Чжань с ума? Возможно, но это единственный способ разобраться со всей этой ситуацией и посмотреть в глаза тому, кто возомнил себя богом, способным распоряжаться чужими судьбами.

— Что ж, — глухая усмешка. — Я пришлю данные.

— Благодарю, — кивает Чжань, переводя взгляд на открывающиеся с тихим «дзынь» двери лифта, из которых быстрым шагом выходит Ибо, тут же выцепляя взглядом сидящих на диване мужчин.

— Думаю, мне пора, пока меня не настиг твой явно раздражённый ручной лев, — ухмыляется мужчина, вставая с дивана.

— Я надеюсь, ты понимаешь, что будет, если не выполнишь свою договорённость? Твоё имя в списке гостей сегодняшнего вечера, найти тебя — не составит проблем, и тогда тебе не поможет ни один из твоих богатых покровителей, — смотрит на собеседника Чжань.

— Понимаю. Более чем, — кивает мужчина, растягивая губы в прощальной улыбке и, бросив короткий взгляд на приближающегося к ним Ибо, разворачивается, направляясь к ряду турникетов на выходе.

Чжань смотрит на спину удаляющего мужчины, чувствуя, как внутри стягивается тугой узел. Предвкушения от финала этой навязанной ему игры. Он делал всё, чтобы не проиграть на Арене, не собирается он проигрывать и сейчас.

— Кто это был? — бесшумной тенью подходит Ибо, останавливаясь перед Чжанем.

— Один из гостей, — поднимается с дивана Чжань, кладя руку на плечо Ибо.

— Не помню, кто это. Всё в порядке? — Ибо скользит внимательным взглядом по Чжаню, словно пытаясь его просканировать.

— Да, — успокаивающе улыбается Чжань. — Расскажу дома, но всё хорошо, не волнуйся.

Ибо молча кивает, доверяясь словам Чжаня и приобнимая его.

— Я искал тебя, — всматривается он в лицо Чжаня.

— Прости, не предупредил, — утыкается Чжань в шею Ибо, позволяя себя обнять.

Так они и стоят в вестибюле «Wang Corporation» под любопытными взглядами выглядывающих со своего поста охранников. Ибо расслабляется, оглаживая сквозь плотную ткань костюма горячую спину мужа, а Чжань прижимается носом к местечку у шеи Ибо, вдыхая его одеколон вперемешку с природным запахом, и думает о том, что у него остался ещё один незаконченный разговор, сил на который ему понадобится гораздо больше, чем он думал.

— Поехали домой? Устроим вечер кино и вина, а потом я буду долго целовать тебя и говорить, какой ты невъебенный, — шепчет Ибо, зарываясь рукой в волосы Чжаня.

— М-м, звучит отлично, — кивает Чжань с улыбкой, выпутываясь из объятий Ибо, который тут же отправляет сообщение ждущему их водителю.

Домой они едут в расслабленной тишине, слишком уставшие за день, чтобы что-то обсуждать, а переступив порог дома, оба сначала долго отмокают в горячем душе, а потом, как и сказал Ибо, запускают какой-то фильм в своём домашнем кинотеатре. Сяо Чжань сидит в кресле, убрав подлокотник между сиденьями и провалившись к Ибо, допивает свой бокал вина и прикрывает глаза, краем сознания стараясь не потерять суть происходящих на экране событий.

Он хочет так много рассказать Ибо: про события на Арене, начиная с самого первого дня, про все игры, в которых ему пришлось участвовать, про убийства, насилие и ад за пределами игр, дурацкую лампу под потолком, на которую он пялился бессонными ночами, про свой план побега и беременность. Да, он обязательно расскажет Ибо про ребёнка и выкидыш. Самая страшная правда, которую ему предстоит рассказать и на которую так сложно найти внутренние силы.

Чжань поднимает голову с плеча Ибо, садясь ровно в своём кресле, отчего Ибо тут же дёргается, поворачивая к нему голову с немым вопросом в глазах.

— Можем не досматривать и пойти спать, если ты устал, — говорит Ибо, разворачиваясь к Чжаню всем корпусом.

— Всё хорошо, давай досмотрим, — улыбается Чжань, переводя взгляд на экран.

Ибо ещё несколько секунд смотрит на него, а потом накрывает его руку своей, возвращаясь к фильму. Мысли Чжаня далеки от фильма, но пока они его смотрят, у него есть время подумать над тем, как преподнести Ибо всю информацию, как начать и что вообще говорить. Что вообще нужно сказать, чтобы Ибо не устроил Третью Мировую? Все варианты Чжаню кажутся проигрышными настолько, что после Третьей Мировой вполне себе может начаться и Четвёртая.

— Давай выпьем? — спрашивает Чжань, когда они выходят из комнаты их домашнего кинотеатра.

— Выпьем или напьёмся? — иронично усмехается Ибо, потому что за время фильма их мини-бар уже успел опустеть на бутылку вина.

— Видимо, напьёмся, — неловко смеётся Чжань.

— Завтра тебе будет очень плохо, — пытается предостеречь Ибо, пропуская Чжаня вперёд на кухню.

— Главное ведь, чтобы сейчас было хорошо, да? — играет бровями Чжань, и Ибо сдаётся, с тихим вздохом доставая виски и вино на выбор.

Чжань выбирает виски, потому что вино он сегодня уже пил. Ибо, в принципе, его поддерживает в выборе. Они устраиваются в гостиной, разжигают камин и садятся на мягкий ковёр перед ним, обложившись подушками и пледом, и Сяо Чжань пересказывает события вечера и свой разговор с организатором, на что Ибо возмущённо вскидывает брови, тут же хмурясь.

— Ты правда хочешь вернуться туда?

— Это единственный верный способ покончить со всем этим, — сжимает в линию губы Чжань.

— Тебе не обязательно присутствовать там лично, у меня достаточно людей, чтобы всё решить, — Ибо недовольно ловит взгляд Чжаня, всё ещё считая его идею необоснованным риском.

— Ибо, — почти шепчет Чжань в кольце рук Ибо, допивая оставшийся в бокале виски и отставляя пустое стекло в сторону. — Я слишком многое потерял на этих играх, чтобы так просто остаться в стороне.

— Я понимаю, гэ, — поворачивается к нему Ибо, перекатывая в руке свой бокал. — Тебе через слишком многое пришлось пройти за эту неделю.

Чжань осторожно шевелится, перехватывая бокал из рук Ибо и тоже отставляя его в сторону. Он по-прежнему не готов к тому разговору, который собирается завести, но тянуть больше нет смысла. Чем раньше они пройдут этот этап, тем легче будет потом.

— Ибо... То, что я скажу сейчас... Мне не просто это говорить, поэтому просто дослушай до конца, ладно? — Чжань ловит янтарный в свете живого огня взгляд, убеждаясь, что его услышали. — Каждый день на Арене происходило много вещей, о которых я с радостью предпочёл бы не вспоминать. Я видел, как игроков убивали на играх, видел, как сами игроки убивали друг друга за пределами игр, видел насилие, изнасилования и суицид — всё то, о чём хочется забыть. На Арене нельзя было быть слабым, позволять себе эмоции или передышки, потому что если ты позволял себе сдаться, шансов выжить у тебя не было. Я не позволял себе, до последнего не позволял, пока однажды не узнал, что во мне десять недель чужой жизни, — Чжань неловко замолкает, поднимая взгляд на молчащего всё время Ибо, который сейчас явно пытался переварить услышанное. — Я узнал про беременность в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте. Шансы на то, что я выйду оттуда живым с ребёнком, равнялись практически нулю.

— Ты... — Ибо смотрит широко открытыми глазами, пытаясь прочитать эмоции на лице омеги.

— Я потерял ребёнка в тот же день, когда Хаосюань вытащил меня с Арены. Был на тройной дозе обезбола и в нулевом физическом состоянии. Если бы я в тот день не сбежал, то, скорее всего, не пережил бы следующую игру.

Чжань замолкает, переводя взгляд на замершего рядом с нечитаемым лицом Ибо. Невозможно сказать, о чём именно он думает, но судя по тому, как побелевшие от напряжения пальцы сжимают стекло бокала, ход его мыслей всё же недалёк от предположений Чжаня.

— Десять недель, — тихо говорит Ибо, смотря пустым взглядом куда-то перед собой.

Чжань вздыхает, осторожно беря у него из рук бокал с виски.

— Да. Ещё маленький срок, — кивает Чжань. — Не волнуйся, я ещё смогу иметь детей. Столько, сколько ты захочешь. Организму просто нужно время восстановиться.

Ибо медленно моргает, поворачивая голову к Чжаню, который ловит его стеклянный взгляд и хочет рассыпаться тысячью осколками от того, сколько боли он там видит.

— Чжань-гэ, — шепчет Ибо, а через секунду его уже охватывает тёплое кольцо рук, а на шее ощущается горячее тяжёлое дыхание. — Не говори так. Не смей говорить о себе так, будто считаешь себя бесполезным без способности родить.

— Ибо? — удивлённо обнимает в ответ Чжань.

— Ты — единственное, что мне нужно в жизни, гэ. У нас ещё будут дети, свои или усыновлённые — неважно, главное, чтобы с тобой всё было хорошо. Ты удивительный, гэ... Боже, ты даже не представляешь насколько. Самый-самый, Чжань-гэ, — шею опаляет горячий шёпот. — Прости, что тебе пришлось пройти через всё это. Прости, что ты был один, что я не смог разделить эту боль с тобой. Ты всё, что мне нужно в этой жизни, и я обещаю тебе... клянусь на крови, что каждый из них будет трупом.

Чжань не видит, но чувствует, как напрягается лицо и спина Ибо, начиная осторожно гладить её, разглаживая мелкие складки одежды. Ибо на грани, и присутствие рядом Чжаня — единственное, что не даёт его гневу вырваться наружу.

— Ибо, — отстраняется Чжань, беря лицо Ибо в свои ладони и заставляя посмотреть ему в глаза. — Мы оба прошли через полнейший хаос. И мы снова вместе. Я здесь, с тобой, а ты со мной. Слышишь меня? Кроме этого, больше ничто не имеет значения.

Чжань смотрит в тёмные глаза напротив, в которых теперь больше не пляшут блики огня, и, медленно приблизившись к сжатым губам, накрывает их своими. Плавный, тягучий поцелуй, полный горечи потери, сожаления и безграничных чувств благодарности за то, что они по-прежнему есть друг у друга несмотря ни на что.

Этой ночью Ибо впервые после их воссоединения берёт Чжаня прямо там, на большом мягком ковре перед камином в их гостиной. Осторожно освобождает от одежды горячее тело, плавно скользит по мягкой коже, много и долго ласкает изнывающего от возбуждения Чжаня, мягко проходится ладонями вдоль рёбер, оглаживает бока и останавливается у вздымающегося в предвкушении живота, нежно, почти невесомо касается губами заживающих швов, проходится языком вниз, к впадине пупка, лижет выступающие бедренные косточки, чуть прикусывая, а потом спускается ещё ниже, заставляя прогнуться дугой.

Каждое прикосновение — невысказанные чувства и эмоции, разрывающие изнутри и заставляющие буквально дрожать от осознания реальности. Ибо чувствует под руками распалённую ласками кожу и практически сходит с ума: Сяо Чжань здесь, с ним, живой и жаждущий прикосновений. Его личная Вселенная с ним, и Ибо не хочет даже думать о том, что всё могло бы быть по-другому.

Ибо накрывает губами сочащийся смазкой член, скользит ладонью между широко разведённых ног и находит уже пульсирующий вход. Медленно и аккуратно он оглаживает колечко мышц, дразня края пальцем, но не проникая, играясь и заставляя Чжаня практически скулить от тугой волны захлестнувшего возбуждения. Когда его практически уже молят взять его, Ибо скользяще проникает пальцами внутрь, растягивает Чжаня плавно и неспешно, заставляя выгибаться кошкой и стонать от нетерпения получить большее.

Как же безумно не хватало этих крепких рук на теле, горячих губ на коже и электрических импульсов в венах. Сладкие, тягучие стоны заполняют собой всё пространство, вырывая непрерывной волной из груди, а обволакивающее нутро нестерпимо горячо начинает пульсировать, стоит члену только толкнуться в расслабленное и истекающее смазкой колечко мышц, аккуратно входя на всю длину. В эту ночь Ибо берёт Чжаня несколько раз, долго и нежно, много целуя, шепча в раскрытые губы слова любви и обжигая своим горячим дыханием тонкую кожу шеи, и Сяо Чжань дрожит под ним, хватаясь за широкие плечи и царапая кожу на спине. Оба отчаянно расписываются в своём самом жутком страхе — потерять эту реальность, которая у них есть. Потерять друг друга вновь.

К утру, когда за окнами появляются первые рассветные блики, Ибо обхватывает руку Чжаня, подносит его ладонь к губам и целует металл обручального кольца на пальце, говоря слова, от которых сердце Чжаня готово рассыпаться тысячью осколками и соединиться вновь: «Плевать, сколько жизней нас ждёт впереди, будут ли у нас дети или нет, главное, чтобы в каждой моей жизни меня ждал ты». Сяо Чжань не сдерживает улыбки, плотнее кутаясь в плед и засыпая в крепком кольце рук Ибо прямо на ковре перед уже почти потухшим камином.

***

Утро взрывается миллионами заряженных частиц головной боли, стоит только, морщась, открыть глаза. Чжань трёт глаза, привыкая к солнечному свету и залипая несколько минут в белый потолок спальни, а потом всё же садится в кровати с третьей попытки. Шторы неплотно задвинуты, пропуская в комнату рассеянные солнечные лучи, на тумбочке стоит стакан с водой, а возле него лежит таблетка от головы. Чжань не может сдержать улыбки, представляя, как Ибо с такой же тяжёлой похмельной головой встаёт раньше него, чтобы принести это всё ему, перенести их на расстеленный диван, а потом снова лечь в постель. Ну не идеальный ли муж? Идеальный. Определённо идеальный.

Ибо, укутавшийся в одеяло рядом, уже не спал, что-то печатая в телефоне и тут же отрываясь от экрана, стоит Чжаню пошевелиться.

— Привет, — улыбается альфа, откладывая телефон в сторону и поворачиваясь всем телом к Чжаню. Одеться никто из них с ночи так и не потрудился.

Чжань растягивает губы в улыбке в ответ, поправляя подушку за спиной и морщась от тянущей боли в животе и пояснице. Кажется, ночью они всё же немного переусердствовали.

— Болит? — тут же дёргается Ибо, осторожно спуская одеяло Чжаня вниз и ласково прикасаясь к почти зажившим полоскам швов на животе. — Чёрт, я был не аккуратен, прости, — голос звучит вселенской печалью и раскаянием.

— Только не смей сейчас говорить, что секса не будет, пока окончательно не поправлюсь, — морщит нос Чжань, пресекая все возмущения Ибо. — Секс будет. И много. Понял? Я чуть с ума не сошёл без тебя за это время.

— Будет, — улыбается Ибо. — Мы придумаем, как не тревожить твои швы, — двигается ближе Ибо, легко прижимаясь губами к виску Чжаня. — Боже, какой же ты красивый.

— Ибо-о, — шутливо возмущается Чжань, пока Ибо плавно скользит пальцами по его украшенной засосами шее, спускается к бледным следам его губ на ключицах и замирает на груди, в районе рьяно бьющегося сердца.

В этом простом движении, таком нежном и ласкающем, читаются все чувства мира, разрывающая душу благодарность за возможность касаться, ощущать под подушечками пальцев мягкость кожи и вдыхать её запах, такой дурманящий и до ломоты в рёбрах родной, необходимый для жизни так же, как и кислород.

— Твоё сердце сейчас пробьёт грудную клетку, — с усмешкой констатирует факт Ибо.

— Оно просто очень радуется тебе.

— Моё тоже, — шепчет в ухо Ибо, беря руку Чжаня и прикладывая к своей груди, где под чужой тёплой ладонью так же отчётливо ощущается биение сердца.

Чжань не может сдержать улыбки, плотнее прижимая ладонь к горячей обнажённой коже, а потом скользя выше, к изгибу шеи, очерчивая пульсирующую артерию и оглаживая большим пальцем линию челюсти, останавливаясь.

— Сварить тебе кофе?

— Вау, кофе от Чжань-гэ, — театрально вскидывает брови Ибо. — Предложение, от которого невозможно отказаться, — растягивает губы Ибо.

Вот по такому утру скучал Чжань: неспешному, тёплому, семейному. Его заряд энергии на весь день.

***

Сяо Чжань откладывает документы в сторону и устало трёт виски. Настенные часы показывают только половину третьего, медленно отсчитывая секунды с тихим тиканьем, а у Чжаня уже изрядно покалывают от напряжения глаза и гудит в ушах. Он смотрит на стопку уже проверенных документов, а потом переводит взгляд на ту стопку, которую только предстоит просмотреть. Ему срочно нужен свежий воздух и перерыв. Заживающий шов неприятно ноет от долгого сидения в одной позе, а поясница ненавязчиво напоминает об их с Ибо ночи. Чжань встаёт с кресла, снимая очки и растирая шею. Пожалуй, рано он обрадовался своему выздоровлению.

Телефон пикает коротким входящим сообщением, и Чжаню даже не нужно смотреть на экран, чтобы знать, от кого это сообщение. Он берёт телефон в руки, открывая пришедшее с неизвестного номера уведомление.

— А ты верен своему слову, господин Организатор, — усмехается себе под нос Чжань, читая строчки нужной информации.

Значит, завтра всё и решится. Их с Ибо кошмар закончится. Чжань ждал этого момента, жаждал наконец-то посмотреть в глаза тому, кто почти что удачно попытался разрушить твою жизнь, возомнив себя вершителем судеб. Главное — сдержать Ибо, чтобы он не убил этого ублюдка на месте, вот это действительно будет сложно. После вчерашнего откровения Чжаня, никто из них больше не поднимал тему беременности, и могло бы даже показаться, что Ибо принял эту информацию, понял и смирился с ней, но Сяо Чжань слишком хорошо знает своего мужа. Ибо не простит эту потерю. Не покажет своего гнева и состояния Чжаню, чтобы не напоминать и не давить на больное, но не забудет и не простит. Сяо Чжань знает, что захочет сделать Ибо, и он впервые не будет его останавливать.

Не сдерживая волнения, Чжань пересылает сообщение Ибо, внутренне подавляя дрожь. Только что он дал зелёный свет внутреннему зверю Ибо. Напротив отправленного сообщения появляются две серые галочки — доставлено. Убрав телефон в карман брюк, Чжань ещё раз бросает взгляд на часы и, поправляя надетый сверху врачебный халат, выходит из кабинета. Голова по-прежнему раскалывается, а свежего воздуха в лёгких нещадно не хватает. Выйти постоять на свежем воздухе сейчас ощущается, как самая правильная идея на свете.

Он выходит в холл, доходит до лифтов и спускается вниз, намереваясь по пути перехватить что-нибудь перекусить в буфете и понимая, что единственной его едой сегодня были тосты с сыром на завтрак. При мыслях о еде живот оживлённо подаёт признаки жизни, явно поддерживая идею перекуса. Когда двери лифта со звонким звуком разъезжаются в стороны на первом этаже, и Чжань выходит в вестибюль, в него сходу кто-то влетает, испуганно сыплясь извинениями и начиная верещать что-то про машину. Чжань непонимающе смотрит на щуплого парня перед ним, пытаясь понять смысл его сбивчивой речи.

— Какая машина? — переспрашивает он, так и не поняв, что от него хотят.

— Там, у машины! Ему плохо! Человеку плохо! — судорожно пытается донести до него парень, энергично указывая рукой в сторону выхода.

Конечно, стоило бы выяснить все детали или позвать персонал, но чувство врачебного и человеческого долга в этот момент побеждает, и вот Чжань уже спешно толкает турникеты на входе и почти бежит за парнем в указанном им направлении, охваченный тревогой.

— Где? — оборачивается он на парня, добегая до парковки и петляя среди рядов машин.

— Там! — тут же реагирует парень, указывая на самый дальний ряд машин.

Чжань несётся в конец парковки, подбегая к указанной машине и судорожно осматривая её. Ни в машине, ни около неё никого не было.

— Что?... — только и успевает открыть он рот, оборачиваясь на стоящего позади него парня, как нос зажимают чем-то вонючим.

Чжань дёргается всем телом, чувствуя, как его руки фиксируют с двух сторон, а сознание погружается в дымчатую пелену.

«Сраное дежавю», — успевает сформироваться в голове мысль, прежде чем перед глазами темнеет.