Ошибка

Я не помню, как я удержался и не рванул к дому Адамовых. Все в душе моей перевернулось, и сердце ухнуло в пропасть.

— Прости, — сказала Валентина Ивановна. — Не хотела быть гонцом с плохими вестями, но и промолчать я не могла.

Ее лицо выглядело очень встревоженным, она явно пожалела о своих словах.

— Не огорчайся раньше времени, — добавила она, — может, у него на это были свои причины.

Свои причины, чтобы соврать мне в подобной манере? Я сильно в этом сомневался. Валера рыдал мне в трубку. Вряд ли он сыграл это, чтобы сделать мне сюрприз, внезапно появившись на пороге моей общаги. Я вдруг понял, что уже не доверяю ему ни в чем. Все у нас было неправильно. С самого начала. Он врал мне, я закрыл глаза на его ложь. Я не сказал ему о знакомстве с Механошиными. Он — что вернулся домой.

Я не стал оставаться на обед. Попросил прощенья у Валентины Ивановны и уехал. Долго метался по своей комнате в общаге. Сделал то, что было запрещено: набрал Валеру по номеру телефона. Он не ответил. Затем номер вообще стал недоступен. В Телеге мне пришло сообщение от него: «Извини, я сейчас не могу говорить. Я все объясню, обещаю. Пожалуйста, потерпи». Но словами меня уже было не успокоить. Я, наконец, решился посмотреть правде в глаза.

Раз Валера не мог мне ответить, выход у меня оставался только один — Валерины друзья. Я знал, что большинство из них не захотят со мной говорить. Что бы не произошло у их друга они будут держать язык за зубами, но в каждой компашке всегда найдется слабое звено. И я его прекрасно знал.

Вертлявый и невоздержанный на слова Максимка, кажется, сразу меня невзлюбил. Он всегда острил по поводу нас с Валерой, называл нас парочкой неправильных пассивчиков, комментировал мой внешний вид, обливал презрением в каждую нашу встречу. У меня не было его телефона, но я нашел его в ВК и написал: «Свяжись со мной».

Он тут же добавил меня в друзья и позвонил мне по видеосвязи.

— Какими судьбами? — расплылся Максимка в притворной улыбке.

Он был в домашнем, без косметики, и совсем на себя не походил. Я не стал расшаркиваться в приветствиях и тянуть кота за яйки.

— Валера в Москве, и ты скажешь мне почему, — выдал я.

— Ой! — Максимка красиво всплеснул руками. — Кажется, у кого-то открылись глазки. Наконец-то!

— Заканчивай паясничать, — остановил я его. — Просто скажи.

Мне было совсем не до его излияний и язвительных комментариев.

— Пф, — фыркнул он и закатил глаза. — Какие мы сердитые. А если серьезно, то на что ты вообще рассчитывал? Ты же вроде адекватный парень. Я тебе и так и эдак намекал, а ты ни в какую. Сам виноват.

— Что ты несешь? — я был в полном недоумении и совсем не хотел вникать в Максимовы инсинуации.

Тот вздохнул.

— Ну, ты же видел из какой Валера семьи, — стал объяснять он мне таким тоном, будто я неполноценный. — Он единственный сын, все для него — тачки, шмотки, путешествия, но только если он ведет себя соответствующе. Его мамаша с него никогда не слезет. А Валера не из той породы, что бросит все ради любви. Он не откажется от денег и комфорта. Он совсем не плохой парень, не подумай. Даже не испорченный. Вон в тебя влюбился по-настоящему. Только толку. Не сможет он усидеть на двух стульях. Я ему говорил.

— Ближе к делу, — я не совсем понимал, к чему Максим клонит.

— Мать нашла ему невесту, — рубанул тот с плеча. — Его возили в Италию на смотрины.

Меня будто в живот ударили, резко и без предупреждения. Сердце мое сжалось в груди, в голове загудело, я едва удержал нормальное выражение лица.

— Свадьба назначена на конец ноября. Это денежный брак, семьи будут объединять капиталы. Валера сказал, что мать пообещала отстать от него, как только родится ребенок. Кажется, она давно подозревает о его ориентации, хоть он и не признавался.

Я совсем этого не ожидал. Вернее, ожидал чего угодно, но не этого. Можно было отмахнуться, можно было не поверить в Максимовы слова, но я уже поверил.

Я не мог больше ничего слушать.

— Спасибо тебе, — только и проговорил еле слышно.

— Послушай, чувак, не переживай ты так, — успел сказать Максимка прежде, чем я отключился.

Все было одной сплошной ложью. Все с самого начала. Я будто в полусне поднялся со стула, сделал два шага и буквально рухнул на кровать. Виски резануло болью, глаза заслезились. Я свернулся в клубочек, пытаясь пережить приступ сильнейшего душевного страдания. Хотелось плакать, но я почему-то не мог.

Не знаю, сколько прошло времени, но телефон загудел рингтоном.

— Марк, что там наговорил тебе Максим? — голос Валеры был очень взволнованным. — Это все чушь, слышишь! Это все чушь собачья!

— Нам надо поговорить, — только и сказал я. — Приезжай на наше место.

Я скинул звонок и поднялся. Дошел до туалета, шаркая словно старик. Из зеркала на меня смотрел очень бледный человек с красными опухшими веками, встрепанный и помятый. Я умылся. Голова все так же гудела, и действовал я словно на автопилоте. Не знал, что от разбитого сердца может развиться шок.

Путь до нашего любимого сквера в университетском городке занял у меня полчаса. Я увидел Валеру еще издалека. Он явно нервничал — то садился, то вскакивал с лавочки. Хватался руками за голову. Потом он заметил меня и кинулся навстречу.

Валера едва не обнял меня, но в последний момент сдержал свой порыв. Остановился близко-близко, бессильно уронив руки вдоль тела. Он остриг свои волнистые волосы, он загорел, хотя всегда твердил раньше, что загар портит кожу. Даже стиль его одежды поменялся. Только его глаза оставались прежними и смотрели на меня с немым обожанием.

— Марк, — проговорил он. — Марк, это все чушь!

— Посмотри мне в глаза, — остановил его я, всеми органами чувств впитывая его образ. — Посмотри мне в глаза и скажи, что свадьба и ребенок — это неправда.

Валера весь подался ко мне, и на секунду во мне проснулась надежда, но потом он замотал головой, и в глазах его отразилась вина. Он только что пытался соврать мне вновь.

— Скажи мне, что это неправда.

Валера разлепил губы, но так ничего и не сказал. Он весь сник, спрятал взгляд, по щекам его заскользили слезы.

— Ты бы никогда не узнал, — проговорил он с надрывом. — И все бы осталось по-прежнему. Ничего бы не изменилось между нами.

— Марк! — вдруг воскликнул Валера с отчаянной злостью. — Давай сделаем вид, что ничего не произошло! Мы будем любить друг друга, как раньше! Теперь между нами не будет недосказанности!

— Ты предлагаешь мне закрыть глаза на существование твоей будущей жены? — спросил я. — Я люблю тебя, Валера. Люблю, но ты предлагаешь мне ад. Вспомни, как я сказал тебе, что буду в отношениях только с открытым геем, потому что выдержать иное не смогу. Скрываться от незнакомцев — это одно. Скрываться от всего мира — это совсем иное. Для меня сделать вид, что ничего не произошло, будто самому себе ноги переломать. И заставлять тебя открываться и бунтовать я не в праве. Зачем ты мне тогда соврал? Зачем? Что нам теперь делать?

Если бы я мог, я бы разрыдался сейчас в голос, но эмоции во мне будто смерзлись. Я только и мог смотреть, как Валера глотает свои слезы. И даже сейчас, даже на краю пропасти он не смеет меня обнять.

— Я не могу быть с тобой, — вырвать из себя эти слова было безумно больно. — Ты знаешь, что не могу. Ломать тебя под себя я тоже не буду. Твой выбор жить эту жизнь так, как ты умеешь. А мой выбор — позаботиться о собственном благополучии.

Я развернулся и пошагал прочь. Валера пытался звать меня, но вслед идти не посмел. Почему-то мне вдруг стало так легко, будто гигантская ноша свалилась с моих плеч. Почему? Почему я чувствовал это? Неужели я любил Валеру не так сильно, как мне казалось? Разве совсем недавно он не был для меня всем миром? Целой Вселенной?

Накрыло меня уже в общаге. Я забился в истерике в своей комнате, и если бы у меня были соседи, я бы испугал их до полусмерти. Я рыдал, катался по кровати и бился головой об изголовье. Я хотел набрать Валеру и забрать свои слова обратно. Знал, что не сделаю этого, но какая-то часть меня пыталась опротестовать это решение.

В конце концов, на шум, издаваемый мной, прибежали ребята из соседней комнаты. Они ничего не могли от меня добиться, но догадались напоить меня успокоительным и уложить в постель. Сам бы я вряд ли сумел прекратить все это. Мои соседи даже посидели со мной какое-то время, а ведь раньше мы с ними даже не здоровались.

На целую неделю я выпал из жизни. После моей истерики у меня случилась температура, затем подоспели все признаки простуды. Мне вызвали врача. Ребята из соседней комнаты (Паша и Дима, мы с ними все-таки познакомились) даже купили мне лекарств и сварганили куриный супчик.

Несколько дней кряду я не отвечал на звонки. Валерин номер я заблокировал сразу. Удалил все его контакты — рвать надо было резко и без остатка. Остальные звонки меня совсем не интересовали. Потом я все-таки немного пришел в себя и заглянул в пропущенные. Несколько раз звонил брат. Мама набирала. От Валентины Ивановны было шестьдесят семь пропущенных звонков.

Я сразу же перезвонил ей.

— Марк?! Марк! С тобой все в порядке? — паника в ее голосе немного испугала меня.

— Алло, Валентина Ивановна, здравствуйте, — прокаркал я в ответ. — Все хорошо, просто я немного приболел.

Кажется, она плакала.

— Я так испугалась, думала, что-то случилось! Не надо было мне тебя отпускать!

— Все хорошо, правда. Извините, что не отвечал на звонки.

— Нет-нет, — вдруг собралась она. — Это ты меня прости. Тебе и так плохо, а тут я. Тебе что-нибудь нужно?

— Нет, мне тут друзья помогают.

— Это хорошо.

— Не переживайте, — успокоил я ее — Я позвоню вам, когда мне станет легче. Хорошо?

— Да! Тут Валера (на этом имени мое сердце дрогнуло) просит тебя принять его в друзья. Как сможешь.

— Обязательно, — пообещал я.

— Ты действительно мне позвонишь? — взволнованно спросила Валентина Ивановна напоследок.

Я пообещал. Может, кому-то и показалась бы подобная забота со стороны посторонней женщины странной и обременительной, но мне стало очень тепло на душе. Даже мама так за меня не переживала. К слову о ней: я перезвонил ей и всем, кто пытался со мной связаться, игнорируя незнакомы номера, Принял в ВК заявку в друзья от Наруто Механошина. Наруто, который Валера, даже не поздоровался и тут же накидал мне в панамку.

«Мы твои друзья или кто? — закончил он свою отповедь. — Не смей нас больше так пугать. Мама готова была уже брать штурмом твой университетский городок!»

Я понял, что улыбаюсь, когда читал все это. У меня были настоящие хорошие друзья. Мир не рухнул мне на голову. Да он пошатнулся, но устоял. Все у меня будет хорошо. С этим знанием я заснул и позже пошел на поправку.

В университет я вернулся на полторы недели позже положенного. С остервенением принялся за учебу, чтобы наверстать пропущенные пары. Никто меня не беспокоил. Валерины друзья обходили меня стороной, и сам он не появлялся.

Пару раз за сентябрь я наведывался в гости к Механошиным. Душа еще болела, но на дом Адамовых я смог смотреть без содрогания. К счастью, мои визиты никак не пересекли меня ни с кем из семейства Валеры.

Понемногу мне становилось легче. Я даже смог связаться с Максимкой (он не удалил меня из друзей, как ни странно), и спросить у него про Валеру. Все-таки расстались мы тогда с ним странно, хотелось убедиться, что ничего плохого с ним не происходило.

На мой вопрос Максим только цыкнул и закатил глаза (снова).

— Все у него нормально, — сказал он. — Ну, поревел с недельку, покуксился, но живехонек. Ему купили новую тачку. Готовится к свадьбе. Блаженный ты какой-то, Марк. Я бы на твоем месте ему такой скандал учинил.

Теперь я себя чувствовал каким-то чересчур впечатлительным человеком, хотя верить словам Максима не стоило. Вернее не стоило доверять его суждениям, что Валера настолько легко перенес наш разрыв. Все-таки Максимка не мог заглянуть в его голову или душу. Да даже если он был прав, кто сказал, что Валера должен был обязательно ощущать то же, что и я? Это же были мои первые отношения. Я погрузился в них настолько, что растворился в другом человеке и забыл про себя. В том, что случилось, никто был не виноват. Или, может, мы были виноваты оба? Или так сложилась судьба?

В любом случае мой опыт послужил мне хорошим уроком, своевременным. Мне всего двадцать. У меня впереди еще есть время встретить своего человека и тогда сделать все правильно. Когда я понял и принял для себя эту истину, то будто бы начал выздоравливать, на этот раз от душевной, а не от физической напасти.