Подброшенный (ЗАВЕРШЕНО)

Первая смена 7 В клас, немного сомливое и сырое утро. Первая вошла в класс Я занудная,умная, староста.
Разложилась на Разговоры о важном. Самый добрый учитель Анастасия Сергеевна пришла в школу очень растроенна что? Думаю я. Практически в первый раз пришла в школу грустная...
В первый раз Анастасия Сергеевна пришла грустная когда Лучший ученик Никита Комаров отчислился.Это конечно было грустно для всего класс не у кого было списывать, хорошо что осталась Крис говорили все.
Потом пришли подружки Лера, Диана, Катя и Лена
Потом Даня, Аня, Вадим, Юля, Артём, Коля, Богдан, Наташа, Лёша, Ярик.
Анастасия Сергеевна начала спрашивать Кристину как старосту почему нету Максима Златы Евы она как не крути не знала
И вот ...
Прошёл урок Разговорах о важном и Анастасе Сергеевне пришлось сказать.На перемене:Дети я ухожу на пенсию и с вами будет другой учитель молоденькая девушка будет давать вам новые знание...
Лера Лена расплакалась
И да дети на следующей урок у вас будет новенький учитель а точнее на Математики Шовда Марковна Ну а пока детки идите на перемену.
- Значит Новенькая не нравиться мне эти новенькие
- Да что ты может она такая же добрая как Анастасия Сергеевна
-Не говори так! Лучше,умнее,добрее Анастасие Сергеевны нету не кого!!!
Кто-то даже пустил слух о том что в нашей 72 школе появляется новенькая даже не ученица а учитель.
И вот звонок все включая Анастасии Сергеевны ждут новенькую и вот...
Заходит эта не то что эта а это. Зашла деветнадцати летняя девушка, с ярко алой помадой,на длинных каблуках, в старо модном платье,волосы все порхают. Да это... Да это полный омоним к Анастасии Сергеевны!!! Сказал кто то. Тише Дети Тише.Ну а я ухожу на пенсию до свидания дети учитесь хорошо и не испытываете нервы Шовды Макароны, До свидание, учитесь хорошо и только на 5!!!

-Ну что Здрасьте.
-Здраствуйте Шовда Марковна я староста Кристина Лим
-Ага понятно приставтесь.
-Кристина
- Диана
-Данил
- Аня
-Ярик
-Лена
-Катя
-Вадим
-Юля
-Артём
-Коля
-Богдан
-Наташа
-Лёша
-Шовда Марковна сегодня нет ещё Евы Максима Златы.
-Значит вас 16?
-Шовда Марковна нас 17. сказала я
- ХВХВХВХА ЧТО ЗА УЧИТЕЛЬ ПОЩИТАТЬ НЕ МОЖЕТ
-ТИХО. КТО!? ЭТО!? СКАЗАЛ!?
- ну допустим мы
- Ага Лёша и Данил кол
-Лёш
- А?
- Один голос.
В один голос:Но ВеДь НеЧеГо СтРаШнОгО тЯу ТяУ тЯу ТяУ
-ЧТО ВЫ СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕТЕ ЕЩЁ ОДИН КОЛ!!!
- Мы позволяем себе изгонять учителя Шовду Макаровну если не заметили кто со мной?
Весь класс: Я!
Значит всему классу по колу
-ЧТО!? Я, я, Кристина промолчала!
- Ну может тебе и не поставлю. Так к теме урока 2•(x-3y+4z)=?
Данил, хамло к доске
После урока:
-Девочка Привет я Морьяна из 5 А а правда что у вас новый учитель? Как я помню ты Кристина
-Да это я, и да у нас новый классный руководитель Шовда Марковна
- афигеть
После школы иду я домой и думает как же прикрасен Весенний вечер.... Ах! Как же он прекрасен. Прохладная погодка, после теплого дня. Шум машин за окном. Все спешат куда-то, а природа тоже не спит.
Весенний вечер всегда радует своим свежим воздухом и видом уже зеленеющей травы. Солнце в эту пору садится рано, но уличные фонари спасают прохожих от темноты. Птицы оповещают о своем прибытии и вечером разлетаются веселыми стайками по всем дворам. С крыш домов негромко капает вода после небольшого дождя. Но дождь был не злой и холодный, как это бывает осенью, а более теплый весенний. Из-за этого вечером дышится так легко и хочется как можно дольше наслаждатся весенними порывами уже почти ночного, свежего ветра. Но нетолько ветер прекрасен, а еще закат. Небо окрашивается в разные цвета, оранжевый, розый, жёлтый. Словно художник обронил баночки с краской.
Вечера бывают разные, но все они - таят в себе что-то магическое, волшебное... Закончила размышление я и дошла домой и тут же опять начала думать про свою богатую фантазию
Что такое фантазия? Фантазия - это способность человека воображать и создавать несуществующие вещи, ситуации и образы. Эта способность необходима для нашего развития, творчества и познания мира. Фантазия - это не только способность расслабиться и уйти в свой мир, но и инструмент для решения проблем. Многие известные изобретения были результатом фантазии - от летательных аппаратов до современных технологий. Фантазия позволяет нам увидеть возможности, которых не замечалось до этого. Существует множество исследований, доказывающих пользу фантазии для нашего здоровья. Фантазия помогает избавиться от напряжения, снимает стресс и позволяет расслабиться. Это отражается на нашем физическом и эмоциональном состоянии. Однако, фантазия может иметь и отрицательное влияние на нашу жизнь. Когда мы начинаем жить в своем мире, реальность может потерять свой смысл. Люди, сильно экзальтированные на свои идеи и фантазии, могут потерять связь с окружающим миром. Фантазия нужна нам, но мы должны научиться находить баланс между реальностью и своими мыслями. Фантазия - это не только способность творить, но и учиться. Фантазия помогает детям познавать мир и учиться. Разные игры, ролевые игры, литература и кино помогают детям фантазировать и учиться вместе. В заключении, хочу сказать, что фантазия - это важная составляющая нашей жизни. Она помогает нам творить, расслабиться и учиться. Но мы должны научиться находить баланс между своими идеями и реальностью, чтобы не потерять связь с окружающим миром. Важно научиться использовать фантазию правильно, чтобы она не стала препятствием нашему развитию. Я очень хочет подругу с кем можно поделиться своими умными мыслями напремер

Глаз страуса больше, чем его мозг,или же Одним из древнейших насекомых нашей планеты является обычная муха, возраст найденных окаменелых останков которой оценивается учеными в миллионы и миллионы лет. Ну или Китайский язык является самым популярным в мире.Каждый год Солнце «теряет» 360 миллионов тонн, Мужское сердце бьется медленнее, чем женское Самая коротка война в истории - между Англией и Занзибар, продолжалась всего 38 минут, Без головы таракан может жить еще 2 недели, израильского царя Соломона было около 700 жен и еще 300 наложниц, Улитки могут спать три года, не употребляя никакой пищи у меня много таких почти все рассказала Юле. Юле очень понравилось В Англии наезд на собаку наказывается строже, чем наезд на человека я люблю читать всякие факты и интересные истории. Напремер вчера я прочитала вот такой рассказ: Рождество на пятьдесят долларов

В сентябре я уволилась с работы, уверенная, что меня ждет более интересная должность. Но этот вариант сорвался. До Рождества оставалась всего неделя, а я не могла никуда устроиться. Временно работая то тут, то там, я платила за аренду жилья и покупала продукты, но на большее денег не хватало.

Моя дочь Лесли училась в восьмом классе, поэтому я очень удивилась, когда однажды за завтраком она выдала:

- Мам, я знаю, что у тебя нет работы и с деньгами туго. Можешь не покупать мне подарок на Рождество. Вот устроишься на работу до моего дня рождения, тогда и придумаем что-нибудь особенное.

- Спасибо, милая, отличная идея, - сказала я и обняла ее.

Затем я быстро убрала со стола и отвернулась к раковине, чтобы она не увидела моих слез. В конце концов я смогла взять себя в руки и отвезти ее в школу, но стоило ей хлопнуть дверцей машины, как я зашлась в рыданиях.

- Такой хороший ребенок заслуживает прекрасного Рождества! - кричала я. - Боже, будь у меня хоть пятьдесят лишних долларов, я бы купила ей подарки...

В тот вечер мы с Лесли поехали в церковь. Она пошла на встречу своей молодежной группы, а я направилась в часовню, где проходила служба для взрослых. На полпути в фойе я решила, что у меня нет настроения для наставлений вроде «оглянитесь на радость вокруг». Развернувшись, я пошла обратно и столкнулась в дверях со своей подругой Джоди. Она схватила меня за руку:

- Ты куда?

- Домой, - коротко ответила я.

- Почему? - удивилась она.

- Потому что не хочу слушать, как прекрасно Рождество, - объяснила я.

- Понимаю, - кивнула она. - Мне тоже неохота слушать об этом. Но, может, именно поэтому нам обеим и стоит туда пойти? Давай ты останешься и сядешь рядом? Спрячемся на балконе и будем ненавидеть Рождество вместе, пока никто не видит.

Я согласилась. Мы были как две школьницы, задумавшие шалость в воскресной школе. Я взяла Джоди под руку, и мы пошли наверх.

Пока я слушала библейские стихи о рождении нашего Спасителя, мой гнев постепенно утихал. Я думала о том, как много лет назад ангелы возвестили благую весть, и от этого мне становилось спокойно. В конце концов, Рождество всегда полно радости и надежды на будущее, есть под елкой подарки или нет. Я была благодарна Джоди за то, что она уговорила меня остаться.

Когда я потянулась за курткой, Джоди снова взяла меня за руку.

- Возьми, пожалуйста, - сказала она, протянув мне сложенный листок бумаги. - Но не плати по счетам. Потрать их на подарки для дочери.

Это был чек на пятьдесят долларов. Символичность этой суммы поразила меня. Я снова почувствовала, что глаза заволакивает слезами. Я не рассказывала Джоди о своей отчаянной утренней молитве. Бог ответил на нее. Ему было дело до всех глупых желаний моего сердца.

- Но я не знаю, когда смогу вернуть долг, - пробормотала я.

- И не надо его возвращать, - ответила Джоди. - Когда встанешь на ноги, сделай то же самое для кого-нибудь другого, вот и все.
- Сделаю! - воскликнула я и поспешно добавила: - Спасибо тебе огромное.

Мы молча спустились вниз. Я обняла ее, когда мы вышли на улицу, еще раз сказала спасибо, и мы простились. Чудесная служба и своевременная щедрость Джоди сняли с моего сердца тяжкую ношу. Я снова была в радостном предвкушении праздника.

В Сочельник у меня на пороге появилась картонная коробка. Внутри была огромная индейка и множество гарниров для сытного ужина, и еще кое-какая еда на завтрак и обед. Там были даже десерты. Лесли восхищенно ахала, пока мы доставали из коробки все новые и новые лакомства. Когда она опустела, весь наш обеденный стол был заставлен едой.

- Куда же нам все это ставить? - спросила Лесли.

- Мы это не съедим, - согласилась я.

- Индейка даже в холодильник не влезет! - воскликнула Лесли.

Мы посмотрели друг на друга и поняли, что делать. Практически одновременно мы сказали:

- Давай все отдадим!

Мы знали одну большую семью, которая тоже страдала от безработицы и безденежья. Мы снова упаковали коробку, добавили кое-что из своих запасов и положили сверху целый мешок конфет, который нам прислали накануне.

- У меня идея! - Лесли побежала в свою комнату и вернулась с парой мягких игрушек, несколькими статуэтками и настольной игрой.

- Для детей, - объяснила она, положив их поверх продуктов.

Мы обмотали коробку пищевой пленкой и прикрепили разноцветные бантики. Потом мы осторожно перенесли ее в машину и отвезли к другому дому.

- Может, отъедешь немного и подождешь меня? - спросила Лесли.

Через несколько минут она, запыхавшись, прыгнула в машину.

- Здорово получилось! Я позвонила в дверь и убежала.

Всю дорогу домой мы хохотали над своим «забегом с коробкой». Когда смех утих, мы приготовили какао и обсудили, как здорово было отдать еду. В конце концов Лесли пошла спать.

Я разложила скромную кучку разноцветных подарков под искусственной елкой, которая еще неделю назад казалась совсем унылой. Какой же красивой она стала теперь! Затем я наполнила рождественский носок Лесли «мелочами», полученными от родителей. Моя мама аккуратно запаковала каждую безделушку и отказалась даже намекать мне, что внутри. «Понимаешь, - сказала она, - Рождество должно удивлять даже взрослых!».

Как же это правильно, мама! Как же верно!
Мне он понравился я прочитала и пошла спать...
Сегодня у моей мамы день рождения 30 лет юбилей, после школы падо зайти и купить цветы. А ещё я сочинила моей маме стих С днем рождения, милая мама,
Поздравляю, всем сердцем любя!
Время мчится незримо, упрямо,
Но оно не меняет тебя!
Ты всегда весела и красива,
Пусть ручей сил душевных не сохнет!
Я хочу тебя видеть счастливой,
И здоровье сильнее пусть крепнет!
Нет слова прекрасней на свете
И нет никого на планете
Чудесней тебя, дорогая,
Бесценная наша, родная!
Будь счастлива, мама, любима,
Судьбой и удачей хранима!
На лучшее в жизни надейся,
Почаще и радостней смейся!
А ещё Я, конечно, не ангел совсем,
И порой я бываю упряма..
Но я знаю - в решении проблем -
Самых сложных - поможет мне мама!
Пожалеет, услышит, поймет,
Приласкает, покормит, утешит.
Мысли в кучу мои соберёт
И морально, и всяко поддержит.
Оставайся, мамуля, всегда
Доброй, нежной, заботливой самой.
Я ведь всегда, несмотря на года,
Буду ребенком, а ты - моей мамой!!!
И один В День рожденья милой маме
Пожелаем мы любви,
Ты любима всеми нами,
Мы - кровинушки твои!
Ты растила нас, родная,
Ты ночами не спала,
Ты для нас для всех - святая,
Хоть строга порой была!
Жизнь нам всем ты подарила,
Отдавала, что могла,
Одевала и кормила,
От несчастий берегла.
Мы хотим сказать спасибо
За заботу и любовь,
Что за множество ошибок
Нас прощаешь вновь и вновь!
Будь же счастлива ты, мама,
Живи много-много лет,
Оставайся доброй самой,
Для нас лучше тебя - нет!
Один я разказала Анастасии Сергеевне когда она ещё была.
Я собирала деньги год и собрала 12 тыс. На большущий букет синих роз.
В школе:
Сегодня Артём, Богдан и Вадим подложили кнопки на стул Шовды Макароны она конечно это заметила...
И спросила: Ой какие молодцы. Ну и кто это сделал?
Богдан сказал что он Вадим сказал я тоже, ну и Артём конечно тоже
Выглядело это всё как то так:
-ОЙ КАКИЕ МОЛОДЦЫ!!! НУ И КТО? КАКОЙ ФАНТАЗЁР!? ЭТО ЗДЕЛАЛ!? КАКОЙ УМНИК!? КАКОЙ УЧЁНЫЙ!? КАКОЙ!?
-Ну допустим я
-Ну тип и я
- Ну я
-Молодцы ну ребят. Двадцать шесть разделить на три
-Чего?
-двадцать шесть кнопок, три умника что бы всё было честно надо подилить
Я конечно сказала
-Не делиться Шовда Марковна
Ладно тогда одну Максиму
-ЧТО Я ОПЯТЬ?!
Я опять сказала
-Двадцать пять тоже на пять не делиться
-Ммм тогда две кнопки Максиму
- ДА ПОЧЕМУ!?
Я опять говорю.
- Двадцать четыре разделить на три восемь.

-Вот молодец 5 попрошу поставить Александр Николаевич. Так восемь кнопок Артёму Вадиму и Богдану, ну а две кнопки Максиму)))
-За что мне то две кнопки?
-Под горячую руку попался) Ну а вы не чего не хотите сказать?
-Нет
-Нет
-Нет
Пока они разбирались я смотрела в окно. Учимся мы на третьим этаже. Мне так нравилось как высокие деревья растут, весна, весна, она мне так нравиться столько красок появляется на улицы после белой зимушки.
Я сижу за второй партой то есть возле окна,передо мной стоит высокое дерево оно обрастает розовыми как тюльпан цветами после них, этих цветов появляются красивые красные спелые вкусные яблочки. И вот этот урок закончился сейчас физкультура
После физкультуры:
Сегодня мы бегали на улице вокруг школы четыре раза я вообще тоже бегала. Я могу даже зделать колесо, я очень энэрргичная могу зделать сыоё описание)
Кристина Лим. Краткое форма имени Крис. Мне тринадцать лет, Происхождение имя Кристина (от др.-греч. Χριστός - Христос) - распространённое женское имя.
Оно имеет греческое происхождение и означает «христианка», «посвящённая Христу».
Имя было принесено в русский язык из Византии вместе с христианством, псевдоним Крис, пол девушка, вес 43,9, рост 154,8, День рождения 7 апреля 2008 году,знак зодиака Близнецы, Мою маму зовут Любовь Ивановна а моего папу Константин Владимирович
Моя мама Любовь Ивановна в мои семь лет работала в магазине её зарплата была 12 тыс. 500 руб. Так что я на своё день рождения попросила бисер всё лето я поела колечки, браслеты, бусы и под август начала плести игрушки потом я начала пробовать чтоб точно купили делала маленькую сумму такие как колечко 20 руб., бусы 70 руб., Браслет 50 руб. А игрушка 150 руб.
И собирала маме деньги к десяти лет я собрала 50 к. Конечно я и тратила на другой бисер и на другую леску, проволоку, конечно, всё заканчивается когда на мамин день рож чедения она конечно была рада))) но сказала чтоб я заканчивала...
На следующей день
-Привет Юль
- Привет Крис
-Как дела?
-Хорошо а у тебя?
-Тоже вот вчера купила маме цветы.
-Прикольно а какие?
-Синие розы за 15 тыс.

-Нчего себе!
-Да я копила на них год.
Синие розы такие прекрасные они как чёрно синяя ноч. Выбор был не велик или завялые фиалки или вот мои розы или красивые тюльпаны только стоили они как этих моих роз пять и денег бы мне конечно не хватило так что купила эти красивейшие Розы. Почему такая цена? Они были такие как сказать натуральные то есть не покрашенные я видела ещё синие розы но они стоили девять тыс. Я спросила почему так? Так девушка мне сказала:
-Они, эээ, ну, не настоящие...
-Как это?
-Ну как вам сказать?..
-Как есть так и говорите
- Эти синие розы они не синие а розовые
-А покрашенные?
-Да...
-А эти Фиалки почему они такие завялые и стоят пятьсот рублей?
-Их не кто не хотел покупать, вот и завяли
-Ну а почему эти тюльпаны стоят так дорого?
-Вы серьёзно? Эти тюльпаны собраны по цветам белый розовый, их семнадцать штук тем более семнадцать практически семь только с десятком, а семь это счастливое число вот они и стоят пятьдесят тыс. Да и тем более они очень красивые тюльпаны и это хорошая цена для них.
Вссё в принципе было хорошо...
Но до одного дня...
До девятнадцатого апреля то есть до сегодня...
Этот день начался с того что мы как всегда думали как избавиться от Шовды Марковны и вернуть Анастасию Сергеевну и придумали...
Ман за эту неделю каждому надо по разу довести
Вот все доводили о она даже не обращала внимание но ставила 2.
И вот подошла моя, Юлина Данилина очередь, зная что данил может придумать что хочет ждали от Дани но от меня такого не ожидали началось всё с этого:
-Дань мы у неё забрали телефон и приклеили к потолку теперь вы.
-Ладно Вадим, Щас чо нибудь придумаем.
-Слушайте Крис, Юль я не чего не могу придумать
-Я придумала Что?
-Кристина ты?
-ты же против была вообще всего этого
-Так слушайте Надо Приклеить на спину бумажку скотчем например с тектом "Ударь сюда и получишь 10 руб " за деньгами в 7 В.
После этого дня мы всем классом метнулись получилось 410 руб. Приставте как много её ударили ...
Она спросила ''кто?'' Данил Я Юля сказали что мы нам поставили кол... Мама меня за это ругала но одноклассники хвалили Шовда Марковна после этого дня не приходила дней так пять...
И с этого момента она меня вознинавидела. Но по литературе вместо Шовды Марковны вёл хороший добрый учитель Мария Александровна))) Нам задали сочинение на тему Книга наш друг и советчик, вот что написала я: Книга - это наш верный друг и советчик. Она может стать для нас не только источником знаний, но и наставником в жизни. Книга может помочь нам развиваться, улучшать свои навыки и качества, а также научить нас мудрости и терпению.

Чтение книг - это один из самых полезных видов досуга. Оно помогает нам расширять свой кругозор, узнавать новое о мире, людях и себе. Книги могут быть как художественными произведениями, так и научными трудами. Они помогают нам понимать окружающую действительность, а также научиться мыслить глубже и аналитически.

Книги могут стать для нас наставниками в жизни. Они содержат множество советов и рекомендаций по различным вопросам, которые мы можем применить в своей жизни. Кроме того, книги могут помочь нам развивать свои качества и навыки, такие как лидерство, управление временем, коммуникация и другие.

Чтение книг может стать для нас не только увлекательным занятием, но и инструментом для личностного роста. Книги могут научить нас мудрости и терпению, помочь нам преодолеть трудности и достичь поставленных целей.

В заключение, книга - это наш верный друг и советчик. Она может помочь нам узнавать новое о мире, людях и себе, стать наставником в жизни и инструментом для личностного роста. Поэтому не забывайте читать книги, они могут изменить вашу жизнь к лучшему! Я это сочинение всю ноч писала. И кстати получила пять).
Сейчас Шестое апреля даа...
Уже скоро день рождения)

сегодня я проснулась просто в полном восторге. Мой день рождения 14 лет)))
Мама сразу когда я проснулась поднесла упакованный с ленточкой и с бантиком подарок я открыла его и там была косточка для собаки. Я не очень поняла потом пришёл папа он мне подарил корм для собаки я очень расстроилась... Я пришла в школу и моя лучшая подруга Юля подарила большие железные миски для собак. Потом Даня игрушку для собак, Диана вкусняшки для собак Аня ещё маленькую косточку со вкусом бекона, Ярик сухой корм для собак, Диана одну пачку мокрого корма для собак, Лена, Катя, Вадим, Юля, Артём, Коля ещё по одной пачке корма для собак Наташа большую лежанку для собак лежанка конечно мне очень понравилась она была мягкая розового цвета как стоящие дерево в моём окне))).
Но я не понела зачем мне эта лежанка я всегда думаю о собаки они узнали это?..
Но может они просто не знают что у меня её нет)... Но мама почему мама мне подарила кость для собаки если собаки нет почему папа подарил корм для собаки но они же все знают(... Мне очень захотелось плакать. Но я не подавала виду. Я была в восторге от подарка Лёши моего лучшего друга он подарил мне большую коробочку обернутую в обёртку с собачками))) этот шикарный розовый бант тоже напомнил розовое дерево я открываю эту прекрасную коробочку и вижу чёрный поводок для собак, мыло для собак всех пород, спрей от клещей, Массажная силиконовая щетка для мытья собак, кошек и других животных с отсеком для шампуня,Жевательная игрушка для собак, мяч, Лоток туалет для собак со столбиком, серо-синий, Пакеты для выгула собак. Диспенсер для пакетов выгула собак, Игрушка для собак летающий диск,Игрушка для собак кольцо,Зубная паста для собак и кошек. Зубная щетка для собак и кошек набор, Корм сухой собачийИгрушка для собак "Бутылка - Жучковское",Косточка жевательная,Питьевой фонтан для кошек и собак поилка с системой фильтрации для животных,Лакомство для собак всех пород TiTBiT Колбаски Телячьи - XXL-Выгодная упаковка, 420 г,Игрушка для собак мелких пород. Я конечно не поняла зачем мне это Ну конечно была рада чтобы не обижать моего друга сказала спасибо мне очень понравилось не было никаких пранков и мы просто учились. После учёбы я иду домой в руках у меня куча подарков. Я прихожу домой и вижу как маленький милый комочек подбегает к моим ногам Кавалер Кинг Чарльз Спаниель чёрно бело рыжий...

Это миленькая девочка когда я её увидела я сразу уронила подарки. Оказывается... Мама и папа подговорили моих однакласников^•-•^
Я назвала её Энни))) сегодня мой самый лучший день рождения моей Эннички я сегодня делала место где она будет спать розовая лежанка теперь лежит за моей кроватью сегодня мы с Энни гуляли мне она очень нравиться я хочу просто играть с ней и больше не чего не делать... Завтра мамы не будет надо завести будильник что бы проснуться в школу вовремя.
На следующей день:
Так всё я встала, сколько времени? 6:04 ага я не опаздываю Надо дать Энни поесть, потом самой поесть а пока поставить греть чайник,так Энни! Энни! Иди сюда кушать!
Энничка сразу прибежала я насыпала ей покушать и налила водички зделала себе бутерброды и налила чаёк. Я поела расчисалась время 6:26 всё хорошо) я делась.

Поиграла с Энни. Перед школой мы с Энни гуляем. Мы зашли домой, я отстегнула шлейку выпустила Энни дала ей на весь день воды и еды, по всему дому раскидала игрушки чтоб она могла играть).
В школе: сегодня опять Думали как уволить Шовду Марковну придумали безобидный план Леша должен был опять взорвать молоко на улице во время физкультуры, я пойду в туалет и когда охранник уйдёт я заберу ключи от параллели то есть ключи от 7 А, у них ключ были запоминающийся, как зубы у крокодила. Я забрала и дала Наташи. Она открыла 7 А тогда Богдан занёс учительский стул и поставил рядом с другим учительским стулом, потом когда охранник отошёл в туалет Аня взяла ключи от 1 Б а от 7 А положила дала ключи Максиму он открыл дверь забрал самый маленький стульчик Данил стоял смотрел не пройдёт ли рядом учитель мы взяли маленький стульчик и дали Коли. Коля отнес ко второму этажу 1 Б был на первом этаже тогда Юля должна была отнести к третьему этажу, Юля передала Кате Катя шла за Артём и Вадим они самые высокие что бы не париться что мы стул сдрыснули у первоклашек. Поставили мы этот стул Шовде Марковне. Она конечно поставила нам двойку я расстроилась конечно до этого мне ставили кол но всё ровно. Но когда я представляю как я приду домой и маленький комочек Энни прилегает и встречает меня я обо всём забываю. Как я буду играть с ней. Какая же Энни милая спасибо маме, папе за Энничку)))
После школы:
Я буквально бегу домой что бы увидеть Энничку.) Стоп. Нет. Нет... ГДЕ МОЙ РЮКЗАК!? Да блин как я могла!? бегу теперь обратно у меня хоть есть часы сколько времени? 16:55!? Школа закроется через пять минут!! Надо бежать быстрее таааак я добежала теперь нужно идти в класс он вроде ещё не закрыт быстрей. Быстрей! Быстрей!!! Я добежала так вот мой рюкзачок) по времени школа уже закрылась... Я сказала охраннику чтоб он меня подождал и не закрывал школу пока не увивет меня. Всё бегу бегу как я с третьего этажа на первой за минуту добегу? Так быстрей. бормотала я себе под нос. Да и вообще тихо не спеша а то ещё щас на лестнице упаду и сломаю ногу а это нам не надо...
Всё я добежала на первый и кричу: Я ТУТ, Я ТУТ НЕ ЗАКРЫВАЙТЕ!!! Охранник всётаки не закрыл дверь
-Спасибо что не закрыли) сказала я
-Пожалуйста!) сказал охранник.
Бегу домой нет не бегу а мчусь домой к моей любимой Энни я прилетела домой) Энничка как всегда под ногами. Я радостно поглаживаю по спинке Энни)
Я сняла кофту, поставила чайник, насыпала Энничке покушать. Переоделась в домашнию одежду, и пошла кушать. Налила себе супчика, порезала хлеб, и начала кушать) Энничка тоже уже покушала я налила себе чай и съела шоколадку, как сладость Энни я дала косточку, ей понравилось. Раздался гудок телефона.
-Ало. сказала я
- Ало. Сказал кто то
-Здравствуйте а вы можете уточнить кто вы? Я просто не посмотрела.
-Константин Владимирович. сказал папа
-Ааа папа, что? Сказала я
-У тебя там всё хорошо?спросил папа
-Лучше не куда)сказала я
-Я хотел сказать что мы задержимся деньги у нас в комоде сказала папа.
- Ладно пап.) сказала я
- Пока
-Пока)))
Таааак что бы поделать? О Энни пойдём погуляем?)
-ГАВ)))
Ну пойдём)
Я надела поводок на Энни и нацепила ошейник)))
Я ушла очень далеко от дома так как мамы и папы нет дома)
Мы ушли с моей большой сумкой в сумке было: пакетики для какашек Энни, мой телефон, отпугиватель для дворных собак,Ну и вкусняшки для меня и Энни. Но я взяла с собой ещё палатку) чтоб поседеть там с Энни и поесть вкусняшки а ещё кучу подушек, одеял чтоб было уютно,ещё я купила много кошачьего корма чтоб кормить бездомных кошечек. Палатка была очень большая) И мы с Энничкой пошли куда глаза глядят. Мы пришли в очень красивое место

Место было очень красивое. Но пока мы шли на это место мы увидели маленького бело рыжего окраса кота он был очень милый. Я конечно дала ей корм, она покушала облизнулась и с ухмылкой пошла за нами мы конечно это не сразу заметили а после того как она начала мяукать и просить есть. Мы взяли её с собой кошечка была очень милая) теперь будет с нами в палатке. Когда мы пришли на место то увидели красивое место где можно разложиться, мы поставили палатку, Энни подружилась с котёнком. Я теперь думаю какое имя дать котёнку аа... Эээ... О вот ты будешь Софи)

Софка и Энни) девочки идите кушать Энничка, Софик идите кушать! Энничке я дала мокры корм. Софику я дала кошачий мокрый корм) себе я зделала доширак, мы все поели когда поели надо было немного отдохнуть. Я в палатку построила на низ плед и подушки Энни с Софи рядом мило спали а я рядом с ними сидела и читала книжку: дверь в лето, когда я её дочитала уже был вечер книжка была очень большая и очень интересная. К вечеру уже проснулись девочки я опять дала им кушать потом мы все дружно уснули.

Ночь была тихая...
Мы сразу уснули я взяла с собой гуся мягкую игрушку. Я накрылась пледом и обняла гуся Энни и Софи легли рядом и мы уснули.
На следующие утро
Я очень рада мы переночевали в палатке)
-Энни Софик может ещё одну ночь? Спросила я
-Гав!
-Мяу!
-Так пока что посетите в палатке и охраняйте а я сейчас приду.
Я пошла домой принесла раскладные стулья и стол и два литра воды вчера мы на жаре не чего не пили ещё принесла чай для животных и обычный чай
Я пришла мы всё поставили и я зделала нам чай мы попили я с чаем поела кусочек тортика а Энни с косточкой, Софи с рыбкой. Всё было очень классно

Я даже принесла газировку для нас кошачью и собачью ну и для меня)
После еды Энни с Софиком пошли к озеру Энни радостно резвилась в озере пока Софик лежал и смотрела как Энни радостно резвиться в воде я увидела что Софи лежала и смотрела как она я взяла большую лодку и посадила туда Энни и Софи и мы поплыли в глубь озера. На середине озера так красиво... Энни прыгнула в озеро только окликнуть успела как она Уже на песочке возле озера. Ну и пловец! Да Софка? Ну что поплыли к Энни! Переплыли ну да классно там. Водичка прозрачно синяя. Ну классно короче. Ну вот уже вечер
-Энник Софик идите спать первая конечно вбежала сонная Софа я пошла и переоделась в пижаму да я взяла дома пижама была очень красивая

Мы легли спать, розовая лежанка! вспомнила, она была очень большая и поместилась бы и Софа и Энни двух местная) Как прекрасна весенняя ночь, апрель. Когда уже теплый воздух смешался с теплым и не таким навящим ветерком. И как бы уже чувствуется запах лета и фантазия выдаёт что-то такое беспечно летнее. Может весна влияет на разум и на всё остальное, скорей всего это так. Но хочется жить быстрее, быстрее,...ещё ... А как приятно идти по асфальту после весенней слякоти и снега, который уже устал и как что-то старое ненужное и что-то очень далёкое. Только лес, в котором ещё затаилась зима, остатками и кусочками ещё белого нетронутого весной снега. Который уже вызывает какую-то скуку по зиме и что с ней связанно или может ,ждёт ещё поворота, борьбы за сезон и даже победы. Ведь природа так непредсказуема...
И это всё днём солнце, асфальт и уже совсем не нужны теплые кофты пальто и прочее, то, что связывает с зимой. Все раздеваются, радуясь весне и тем дням, которые дарит нам весна. Но ночь, как она сводит с ума, просто хочется пройтись посмотреть ввысь луна, тоже ощущает весну, и преобразилась в этом темном, но уже весеннем небе и будто ждёт кого-то, кто дотронется до неё рукой.
Вдыхая эту прохладу и наслаждаясь состоянием приятной утомлённости то ли от усталости, то ли от весеннего авитаминоза. Но, не смотря на это, хочется прожить эту весеннюю ночь, даря душе надежду на тепло и бесподобную прелесть этого времени сказать: Я люблю...!
Люблю жить, дарить радость, дыша этим ночным весенним воздухом. И не важно, что город и что машины ведь весна она везде и вдыхает с этим ветром то желание, которое именно тревожит душу. Придавая простым вещам капельку волшебства и безумства. И так незаметно подкрадывается утро, рассвет ещё не так быстр, но темнота ночи уже послушно отступает, давая жизнь новому весеннему дню. Без умолку с переливом поют маленькие птички. Словно зовя, новый день и вновь пробуждая весну, чтоб та ненароком не задремала. Солнце, нежными лучами касаясь макушек деревьев и конька крыш домов, начинает разлив света и тепла. Первые машины обрывают тишину этого пробуждения. И сама весна, словно маленькая девчонка, которая ещё немножко хочет поспать, не торопится раздавать тепло нам. И утро, зябкое утро, начинает ветерок задувать холодок в открытые форточки, пока весеннее солнышко не заиграет лучами света и тепла пробираясь в каждый закуток нашего городка.
Весна, спускаясь во дворы.
Стремится встретить красотою.
И утром сонные коты.
Уж греют шубки на заборах.
Хочется выйти на улицу и вдохнуть это утро и затаив дыхание утонуть в этом солнце, в этом небе, в этой весне.
Хотела ещё подумать но вспомнила что принесла из дома скетчбук, о...

Это я рисовала Данилу)))
Рисовать да, получается...
Нарисую ещё что то так о вот придумала
Так.... Таааак ... Тааааааааааак...
Через полчаса
Всё дорисовала.

Мне очень нравится рисовать также как и нравиться что я нарисовала. Мне позвонила мама.
-Привет доченька
-Привет мам
-Я что звоню я сказать хотела что мы приедем через пол года, командировки очень большие и пообещали много денег.
-Ладно мам. Только, мама...
- Давай пока
-Нет мам ст...
Не успела закончить я
Блин как же сказать маме что взяла котика, даже не знаю.
Софка уснула быстро а Энни немного позволялось. Ая прочла рассказ и легла спать рассказ был такой
Дикая собака Динго или повесть о первой любви

Глава 1
Тонкая леса была спущена в воду под толстый корень, шевелившийся от каждого движения волны.

Девочка ловила форель.

Она сидела неподвижно на камне, и река обдавала ее шумом. Глаза ее были опущены вниз. Но взгляд их, утомленный блеском, рассеянным повсюду над водой, не был пристален. Она часто отводила его в сторону и устремляла вдаль, где крутые горы, осененные лесом, стояли над самой рекой.

Воздух был еще светел, и небо, стесненное горами, казалось среди них равниной, чуть озаренной закатом.

Но ни этот воздух, знакомый ей с первых дней жизни, ни это небо не привлекали ее сейчас.

Широко открытыми глазами следила она за вечно бегущей водой, силясь представить в своем воображении те неизведанные края, куда и откуда бежала река. Ей хотелось увидеть иные страны, иной мир, например австралийскую собаку динго. Потом ей хотелось еще быть пилотом и при этом немного петь.

И она запела. Сначала тихо, потом громче.

У нее был голос, приятный для слуха. Но пусто было вокруг. Лишь водяная крыса, испуганная звуками ее песни, близко плеснулась возле корня и поплыла к камышам, волоча за собой в нору зеленую тростинку. Тростинка была длинна, и крыса трудилась напрасно, не в силах протащить ее сквозь густую речную траву.

Девочка с жалостью посмотрела на крысу и перестала петь. Потом поднялась, вытащив лесу из воды.

От взмаха ее руки крыса шмыгнула в тростник, а темная, в пятнах, форель, до того неподвижно стоявшая на светлой струе, подпрыгнула и ушла в глубину.

Девочка осталась одна. Она взглянула на солнце, которое было уже близко к закату и клонилось к вершине еловой горы. И, хотя было уже поздно, девочка не спешила уйти. Она медленно повернулась на камне и неторопливо зашагала вверх по тропинке, где навстречу ей по пологому склону горы спускался высокий лес.

Она вошла в него смело.

Шум воды, бегущей меж рядами камней, остался за ее спиной, и перед ней открылась тишина.

И в этой вековой тишине услышала она вдруг звук пионерского горна. Он прошелся по просеке, где, не шевеля ветвями, стояли старые пихты, и протрубил ей в уши, напомнив, что надо спешить.

Однако девочка не прибавила шагу. Обогнув круглое болотце, где росли желтые саранки, она наклонилась и острым сучком вырыла из земли вместе с корнями несколько бледных цветов. Руки ее уже были полны, когда позади раздался тихий шум шагов и голос, громко зовущий ее по имени:

- Таня!

Она обернулась. На просеке, возле высокой муравьиной кучи, стоял нанайский мальчик Филька и манил ее к себе рукой. Она подошла, дружелюбно глядя на него.

Возле Фильки на широком пне увидела она котелок, полный брусники. А сам Филька узким охотничьим ножом, сделанным из якутской стали, очищал от коры свежий березовый прут.
Глава 2
Саранки, которые Таня вчера острым сучком вырыла из земли, сохранились наутро прекрасно. Она укутала их корни мокрой травой и мхом, завернула стебли в свежую бересту и когда взяла цветы под мышку, а на спину повесила свой вещевой мешок, то сразу превратилась в путника, готового в далекую дорогу.

Перемены оказались неожиданно близки. Лагерь решили закрыть, а детей отвезти в город, потому что доктор нашел, что ночная роса очень вредная для здоровья. Как-никак ведь была уже осень.

И верно, меньше стало летних трав, и вот уже целую неделю, как по утрам палатки покрывались инеем, и на листьях в лесу до полудня висели капли росы, все до одной ядовитые, точно змеи.

Однако путь, который лежал перед Таней, не был далеким путем. Собственно, это была та самая дорога, по которой вчера проехал с шумом автобус. Хотя она выбегала из лесу, и убегала в лес, и была совсем новая, однако на ней сегодня стояла пыль - кремнистая пыль, которую даже старые пихты, растущие вдоль обочин, не могли никак унять. Они только отмахивались от нее своими синими лапами.

Таня отлично видела это, шагая позади всех в золотистом венце из пыли. А рядом с ней шел Филька со своим отцом, и самым последним - олень. Он тоже не любил пыли и громких медных труб, в которые каждые полчаса трубили лагерные музыканты, шагавшие за возами с поклажей. И когда мимо проехали на танках красноармейцы и крикнули детям «ура», он так сильно натянул повод, что вырвал его из рук охотника и скрылся в лесу между стволами высоких сосен вместе со своим вьюком. А ведь именно в этом вьюке были самые дорогие вещи Фильки и Тани.

Оленя пришлось искать.

Они нашли его среди тонких берез, как и он, дрожавших от страха.

Долго не хотел олень выходить из лесу. Но, когда наконец охотник вывел его снова на дорогу, музыки уже не было слышно и пыль улеглась обратно на те же самые камни, с каких она поднялась. И пихты больше не махали ветвями.

Лагерь ушел далеко вперед.

Не что другое, как именно это обстоятельство, послужило причиной тому, что, войдя в город с холщовой сумочкой за плечами, в тапках, разбитых об острый щебень дороги, Таня у себя дома никого не нашла.

Мать, не дождавшись, ушла на работу в больницу, как уходила она постоянно, а старая нянька полоскала на речке белье. Ворота же были открыты.

И Таня вошла в свой двор.

Но много ли путнику нужно? Напиться холодной воды, посидеть на траве, опустив руки на землю. Вот под забором трава. Она стала тоньше, верхушки ее уже сожжены ночным инеем, а все же под вечер и в ней трещат кузнечики, невесть как попавшие в город. А вот и вода. Правда, она не бежит, не струится. Она зиму и лето стоит посреди двора в бочке, прикованная к старым саням.

Таня открыла затычку и дала напиться цветам, смочив их корни, укутанные белым мхом. Потом напилась сама и подошла к деревьям, растущим направо от крыльца. Широкая ель и береза с тонкими ветвями стояли тихо рядом. Ель еще была хороша. Тени ее хватало на полдвора и больше. Но береза! Она уже начинала желтеть.

Таня потрогала ее белый ствол, весь усеянный наростами.

«Что это? Уже осень?» - подумала она.

И береза уронила сморщенный лист в ее подставленные ладони.

«Да, да, - сказала себе Таня, - это в самом деле осень. Однако ирисы под окном еще стоят. Может быть, и мои саранки постоят немного. Но где же все наши?»

В это время услышала она рядом с собой тихую возню и ворчанье. Оказалось что это старая кошка Казак привела своих котят и заставила их попрыгать перед Таней. Потом прибежала утка, полоща в клюве червя.

Котята за лето выросли, и самый маленький из них, по прозвищу Орел, уже не боялся ни червей, ни утки.

Затем в калитке показалась собака. Была она ничтожна ростом, с большой головой, и было ей лет десять по меньшей мере.

Заметив Таню, она остановилась в воротах, и в старых, слезящихся глазах ее засветился стыд - ей было совестно, что не она первая узнала о возвращении Тани. Невольным ее движением было уйти назад, вовсе не заметить Тани. Ведь бывают же и такие случаи в собачьей жизни. Она повернула уже было к воротам, не вильнув даже хвостом. Но все ее хитрые умыслы разлетелись прахом в тот самый миг, как только Таня позвала ее по имени:

- Тигр!

И тотчас же собака подпрыгнула на своих коротких ногах и бросилась к Тане, в ее зажатые колени.

Таня долго гладила ее голову, покрытую короткой жесткой шерстью, где под кожей нащупывались уже старческие бугры.

Да, все это были уже старые и слабые существа, хотя имена их были грозны.

Таня смотрела на собаку с любовью.

А когда подняла глаза, то увидела няньку, тоже старуху, с глубокими морщинками, со взором, уже потускневшим от долгой жизни.

Поставив ведро с бельем на землю, нянька поцеловала Таню и сказала:

- Какая ты черная стала, не лучше твоего Фильки. А мамы-то ведь нету дома. Ждала, ждала - не дождалась, на работу ушла. Одни, значит, мы с тобою остались. Мы завсегда одни. Хочешь, самовар поставлю? А то поешь чего? Уж не знаю, чем они вас там в лагере кормят. Поди, насилу выплюнешь.

Нет, Таня не хотела есть.

Она лишь отнесла в дом свою сумочку, походила по тихим комнатам, потрогала книги на полке.

Да, нянька была права. Как часто Таня оставалась одна хозяином своего досуга и желаний! Но только она одна знала, как эта свобода тяготила ее. В доме нет ни сестер, ни братьев. И мамы очень часто нет. Грудь стесняется чувством горьким и нежным, вызывающим слезы на глазах. Откуда возникает оно? Запах ли это рук и лица матери, или запах ее одежды, или это ее взгляд, смягченный постоянной заботой, который Таня носит в своей памяти повсюду и всегда?

Раньше, каждый раз как мать собиралась из дому, Таня начинала плакать, но теперь только думала о ней с непрестанной нежностью.

Она не спросила у няньки, скоро ли вернется мать. Она только потрогала ее платье в шкафу, посидела на ее кровати и снова вышла во двор. Надо же было наконец как-нибудь устроить цветы, которые она вырыла в лесу на болотце.

- Но ведь осень, Таня, - сказала нянька. - Какие теперь цветы?

- Ну какая же у нас осень! Посмотри, - ответила Таня.

Осень, как всегда, проходила над городом без тумана. Окрестные горы, как весной, были темны от хвои, и долго не склонялось над лесами солнце, и долго во дворах под окнами цвели большие, без запаха цветы.

В самом деле, может быть, и саранки постоят еще немного. И если засохнут, то все же корни их будут в земле.

И Таня широким ножом вырыла в земле несколько ямок на грядке и подперла стебли саранок палочками.

Тигр же ходил меж грядок и обнюхивал их. А обнюхав, поднял свою большую голову с земли и посмотрел вверх на забор. Посмотрела туда и Таня.

На заборе сидел Филька. Он был уже разут, в одной майке, без галстука, и лицо его было возбужденно.

- Таня, - крикнул он, - беги скорее к нам! Отец подарил мне настоящих ездовых собак!

Но Таня не перестала копать, руки ее были черны от земли, а лицо лоснилось.

- Этого быть не может, - сказала она, - ты обманываешь меня. Когда же успел он это сделать? Ведь мы вместе пришли сегодня в город.

- Нет, это правда, - сказал Филька. - Он привел их в город еще три дня назад и держал у хозяйки в сарае. Он хотел мне сделать подарок, и он зовет тебя посмотреть.

Таня снизу еще раз внимательно поглядела на Фильку.

В конце концов, это могло быть правдой. Ведь дарят же детям вещи, о которых они мечтают. И дарят им это отцы - как часто читала об этом Таня.

Она бросила нож на грядку и вышла за ворота на улицу.

Филька жил через двор. Ворота его были закрыты.

Но он широко открыл их перед Таней, и она увидела собак.

Возле них на земле сидел Филькин отец и курил. Трубочка его хрипела так же громко, как в лесу у костра, лицо его было приветливо. Олень стоял привязанный к забору. А собаки лежали все вместе, с хвостами, скрученными на спине в кольцо, настоящие лайки. Не поднимая острых морд, протянутых на земле, они посмотрели на Таню волчьим взглядом.

Охотник закрыл ее от зверей.

- Они злые, друга, - сказал он.

А Филька добавил:

- Это почище австралийской собаки динго.

- Я знаю этих собак отлично, - сказала Таня. - А все-таки это не дикая собака динго. Запрягите их, пожалуйста.

Охотник был озадачен немного. Запрягать собак летом? Эта забава была так неразумна! Но и сын попросил его это сделать. И охотник достал из сарая легкую нарту и упряжь и поставил собак своих на ноги. Они поднялись ворча.

А Таня любовалась их нарядной упряжью, обитой сукном и кожей. Султанчики на их головах развевались подобно белым метелкам повейника.

- Это богатый подарок, - сказала Таня.

Охотник был рад похвале своей отцовской щедрости, хотя произнесла ее только девочка.

Они посидели на нарте, и Таня подержала каюр - длинную палку из ясеня, окованную на конце железом.

Собаки все вертелись, налегая на задние ноги, - собирались бежать, тянуть нарту по голой земле. Охотник дал им за усердие юколу, которую достал из мешка. Он вынул еще из-за пазухи две другие сушеные рыбки, две крошечные корюшки, светящиеся на солнце, протянул их сыну и Тане. Филька начал громко грызть, а Таня отказалась. Но кончилось тем, что и она съела свою рыбка отник стал собираться в дорогу. Пора было уже покинуть этот город, где олень его целый день голодал. Он загнал собак в сарай и распряг там нарту. Потом отвязал от забора оленя и дал ему на ладони соли. Вьюки же были готовы давно.

За воротами охотник попрощался с детьми.

Он подал Тане руку, одну, потом другую, как подают на прощание соседу, и просил по снегу приехать на собаках в гости.

Сына же он обнял за плечи.

- Будь, если можешь, - сказал он, - добрым охотником и ученым. - И, вспомнив, должно быть, жалобы начальника на сына, добавил в раздумье: - И носи свой платок на шее, как надо.

Вот он уже подошел к повороту, ведя оленя в поводу, и обернулся еще раз. Лицо его было смугло, сделано будто из дерева, но и издали оно казалось приветливым. И Тане было жалко, что он так скоро исчез.

- Хороший у тебя отец, Филька, - сказала она в раздумье.

- Да, я его люблю, когда он не дерется.

- Разве он дерется когда-нибудь?

- Очень редко и лишь тогда, когда бывает пьян.

- Вот как! - Таня покачала головой.

- А твой разве никогда не дрался? И где он у тебя? Я его никогда не видел.

Таня посмотрела Фильке в глаза - не заметит ли она в них любопытства или усмешки. Она, кажется, никогда не говорила с ним о своем отце.

Но Филька смотрел прямо Тане в лицо, и глаза его выражали одно лишь простодушие.

- Никогда, - сказала она, - он не дрался.

- Тогда ты должна любить его.

- Нет, я не люблю его, - ответила Таня.

- Вот как! - сказал, в свою очередь, Филька. И, помолчав немного, тронул Таню за рукав. - Почему? - спросил он.

Таня нахмурилась.

И тотчас же у Фильки все слова кончились, словно ему тут же отрезали язык. И казалось, никогда он уже больше не спросит ее ни о чем.

Но Таня внезапно покраснела:

- Я его не знаю совсем.

- Он разве умер?

Таня медленно покачала головой.

- Так где же он?

- Далеко, очень далеко. Может быть, за океаном.

- В Америке, значит?

Таня кивнула головой.

- Я угадал!.. В Америке? - повторил Филька.

Таня медленно повела головой справа налево.

- Так где же он? - спросил Филька.

Толстые губы Фильки были открыты. По правде сказать, Таня поразила его.

- Ты знаешь, где Алжир и Тунис? - сказала она.

- Это я знаю. В Африке. Он, значит, там?

Но Таня снова отрицательно покачала головой, на этот раз более печально, чем прежде:

- Нет, Филька. Ты знаешь, есть такая страна - Маросейка.

- Маросейка? - повторил за ней Филька задумчиво. Это имя понравилось ему. - Должно быть, красивая страна Маросейка.

- Да, Маросейка, - тихо сказала Таня, - дом номер сорок, квартира пятьдесят три. Он там.

И она исчезла в своем дворе.

А Филька остался на улице один. Он все больше удивлялся Тане. По совести говоря, он был совершенно сбит с толку.

- Маросейка, - сказал он.

Может быть, это остров, который он за это лето забыл? Эти проклятые острова никогда не держались в его памяти. В конце концов, он был лишь простой школьник, мальчик, родившийся в глухом лесу, в кожаном шалаше зверолова. И к чему ему острова!

Глава 3
Вода лилась из бочки в жестяную лейку с таким славным шумом, будто это была вовсе не старая вода, запертая в гнилой бочке, а маленький водопад, только что родившийся высоко в горах под камнями.

Голос его был свеж и полон благодарности к этой девочке, которая одним движением руки освободила его и предоставила возможность бежать куда угодно. Он громко звенел ей в уши и так красиво сворачивал в воздухе свою струю, может быть, из одного только желания обратить ее внимание на себя.

А Таня вовсе не слышала, не замечала его.

Держа деревянную затычку в руке, она думала об отце. Разговор с Филькой сильно встревожил ее память.

Но трудно думать о человеке, которого никогда не видела и о котором ничего не помнишь, кроме того, что он твой отец и живет где-то далеко, в Москве, на Маросейке, дом номер сорок, квартира пятьдесят три. В таком случае можно думать только о себе. А что касается себя, то Таня давно уже пришла к заключению, что она не любит его, не может любить да и не должна. Ах, она знает все отлично! Он полюбил другую женщину, он оставил мать, он ушел от них много лет назад, и, может быть, у него есть уже другая дочь, другие дети. Что же он тогда для Тани? И пусть мать не говорит о нем только одно хорошее. Это ведь гордость, не больше. Но и ей, Тане, доступна она. Разве не из гордости она всегда молчит о нем? А если и приходится вымолвить несколько слов, то разве сердце ее при этом не разрывается на части?

Так думала Таня, а вода из бочки все текла, текла, маленький водопад все шумел и прыгал, оставленный без всякого внимания. Давно наполнил он жестяную лейку Тани и бежал по земле, теперь уже никого не боясь. И, добежав до Тани, притронулся к ее ногам.

Но и это не заставило ее обратить на него внимание. Тогда он побежал дальше, к грядке с цветами, сердясь и шелестя по-змеиному меж черных камешков, валявшихся повсюду на дорожке.

И лишь крики няньки вывели Таню из раздумья.

Старуха стояла на крыльце и кричала:

- Чего балуешься? Всю воду выпустила! И сама вымокла. Посмотри только на себя! Или не жалко тебе маминых денег? Ведь мы за воду деньги платим!

Таня посмотрела на себя. В самом деле, руки ее были в земле, тапочки изорваны камнями, а чулки мокры от воды.

Она показала их няне. И старуха перестала кричать, а только всплеснула руками. Она принесла ей из колодца свежей воды, чтобы помыться.

Вода была холодная. И пока Таня смывала пыль и грязь, нянька помаленьку ворчала.

- Растешь ты, как я погляжу, быстро. Вот уж пятнадцатый идет, говорила она, - а все никак в свое положение не придешь. Думная ты уж очень.

- Это что же значит? - спросила Таня. - Умная?

- Да не умная, а думаешь много, отчего и подуравей выходишь. Иди, иди, сухие чулки надень.

У нее был свой особый язык, у этой старухи с жилистой спиной и твердыми, жилистыми руками, которыми она так часто умывала Таню в детстве.

Сняв на пороге мокрую обувь, Таня вошла в свой дом босиком.

Она пригрела ноги на ковре матери, на дешевом коврике из оленьей шкуры, вытертой в разных местах, и засунула руки под подушку, чтобы пригреть и их. Вода из колодца была действительно холодная. Но еще холодней показалась Тане твердая бумага, захрустевшая под ее пальцами.

Она вынула из-под подушки письмо. Оно было немного измято, с разорванным краем - читанное уже несколько раз письмо.

Что это?

Мать никогда не прятала под подушку своих писем.

Таня посмотрела на конверт. Письмо было к матери от отца. Таня узнала это по тому, как сильно стукнуло ее сердце, и еще по тому, что внизу прочла она адрес отца. Значит, он очень боялся, что письмо не дойдет, если на самом краю написал так старательно: «Маросейка, дом № 40, квартира 53».

Таня положила письмо на постель и, босая, прошлась по комнате. Потом спрятала его обратно под подушку и снова прошлась по комнате. Потом взяла и прочла.

«Дорогая Маша, я писал тебе уже несколько раз, но, должно быть, письма мои не доходят: ведь вы так далеко живете - совсем на другом краю света. Моя давнишняя мечта наконец исполняется - меня назначили на Дальний Восток. Буду служить как раз в вашем городе. Вылетаем на самолете втроем - с Надеждой Петровной и Колей. Его уже приняли в вашу школу, в тот же самый класс, где учится Таня. Ты ведь знаешь, как дорог нам с Надей этот мальчик. Во Владивостоке сядем на пароход. Ждите нас первого числа. Подготовь, прошу тебя, Таню. Мне страшно тебе признаться, Маша, как я виноват перед ней. Не в том, что мы с тобой разошлись, что все так случилось в жизни: у тебя, у меня, у Нади, - не в этом я виноват перед Таней. Хотя заботы о ней никогда не покидали меня, с первого дня ее рождения, но я так редко писал ей, так часто о ней забывал. Да и она мне тоже очень редко писала. И даже в тех редких письмах, когда она только научилась писать, когда рука ее с трудом выводила по три слова на одной странице, я находил как бы осуждение себе. Она меня совсем не знает. Как мы с ней встретимся - вот что меня немного страшит. Ведь ей было только восемь месяцев, когда мы с тобой расстались. У нее были такие беспомощные ноги, и пальцы на них были не больше горошин, и руки с красными ладонями. Я так хорошо это помню...»

А Таня ничего не помнила. Она посмотрела на свои босые ноги, смуглые до самых колен, с гладкой кожей, с крутым сводом, подпирающим легкую ступню. На них так удобно стоять! Посмотрела на руки, еще тонкие в кистях, но с крепкими пальцами, с сильной ладонью. Но кто, кроме матери, радовался их росту и силе! Ведь даже посеяв горох близ дороги, человек приходит проведать его по утрам и ликует, видя всходы поднявшимися хоть на самую малость.

Таня горько заплакала.

А поплакав, ощутила успокоение, и радость пришла к ней сама, как приходит голод и жажда.

Ведь это же отец приезжает!

Таня вскочила на кровать, расшвыряла подушки на пол. Потом легла ничком и так лежала долго, смеясь потихоньку и плача, пока не вспомнила вдруг, что вовсе не любит отца. Куда же исчезла ее гордость? Не этот ли мальчик Коля отнял у нее отцовскую любовь?

- А все-таки я ненавижу их, - сказала она.

И снова, то отливая, то приливая, овладевала ее сердцем обида.

Таня вскочила на колени и с силой стукнула кулаком по раме.

Окно раскрылось под ее ударом, и Таня снова увидела Фильку - в третий раз за этот день:

Нет, видно, в сердце его ни тумана, ни обиды, какую ощущала в себе Таня.

Он сидел на завалинке и держал на коленях атлас.

- Нет такой страны Маросейки, - сказал он. - Есть далекая страна Марокко, есть остров Майорка. А Маросейка - это не остров, не полуостров, не материк. Зачем ты обманываешь меня?

Таня смотрела на Фильку, будто не видя его, будто глядела сквозь него на песок.

- Молчи, молчи, Филька, - сказала она. - Все равно не люблю.

- Разве я обидел тебя чем-нибудь? - спросил Филька.

Руки его опустились, как только заметил он еще не остывшие на ресницах Тани слезы. Душевная слабость охватила его. И так как Фильке солгать не стоило никакого труда, как и сказать правду, то он хлопнул ладонью по атласу и воскликнул:

- Есть такая страна Маросейка! Есть! Этот проклятый атлас никуда не годится. Он совсем неполный. Я даже отлично помню, как учитель говорил нам о ней.

Таня будто только сейчас услышала Фильку. И его простодушная ложь вернула ей покой.

«Вот кто будет мне настоящим другом, - решила она. - Ни на кого я не променяю его. Разве не делится он со мной всем, что у него есть, даже самым малым?»

- Филька, - сказала она, - я не о тебе говорила. Я говорила о другом мальчике, которого зовут Коля. Ты прости меня.

А Филька простил уже давно, едва только с губ ее слетело первое слово, сказанное более ласково, чем другие.

- Если это о другом, - сказал он, - то ты можешь его не любить. Мне это все равно. Однако почему ты его не любишь?

Таня не ответила сразу, но, помолчав немного, спросила:

- Как, по-твоему, Филька, должен человек быть гордым или нет?

- Должен, - ответил Филька твердо. - Но если это гордишься не ты, а Коля, то совсем другое дело. Тогда вспомни обо мне, если потребуется тебе крепкая рука, или аркан, которым ловят оленей, или палка, которой я научился владеть хорошо, охотя

Глава 4
Это было удивительно, но цветы, которые Таня высадила на грядку, еще жили в то утро, когда должен был приехать отец.

Сердитый ли ручеек, вылившийся из бочки, так хорошо омыл их корни, или они просто были живучи, как многие цветы на севере, который не дает им запаха, хотя и оставляет долго жить, но, во всяком случае, они держались на своих высоких ножках, когда Таня взглянула на них. Она решила их никому не отдавать.

Она прогнала утку, усевшуюся среди цветов на грядке, и посмотрела вверх на каланчу. Деревянная, она царила над этим городом, где по дворам на заре распевали лесные птицы. На ней еще не поднимали сигнального флага. Значит, парохода еще не было видно. Он мог и опоздать. Но Тане было мало дела до флага. Она вовсе не собиралась на пристань. А если она и перехватила свои тонкие волосы лентой и сменила платье, надев самое лучшее, то это могло быть и потому, что сегодня в самом деле праздник: начинается новый учебный год.

Но до школы еще так долго ждать!

Зачем же она поднялась так рано?

«Что же делать, если не спится», - сказала бы она матери, если бы та проснулась от скрипа двери в доме.

«Что же я могу поделать, - повторила б она, - если сегодня я вовсе не могу заснуть».

Но придет ли когда-нибудь пароход? Существует ли он на самом деле? Или это призрак, для которого вовсе нет никакого места, никакого срока и который плывет сейчас, может быть, по другой реке и другой туман стоит за его кормой?

Здесь, во дворе, тоже туманно немного. Еще ветви березы блестят от капель ночной сырости, ствол влажен - дерево еще не очнулось от сна.

Слишком рано вышла Таня из дому, очень рано. Однако слышны уже у переулка шаги, они топчут траву, они стучат по земле. Кто-то спешит уж на пристань. Брат ли идет встречать сестру, или отец спешит обнять сына, или просто рыбак ждет с пароходом вестей? А может быть, это и Филька торопится в последний раз перед школой половить у пристани ершей.

Таня присела на скамью у ворот.

Она слушала. И слух Тани чутко бодрствовал среди сонной травы, дремлющей под ее ногами, и сонных ветвей, дремлющих над ее головой.

И далекий свисток, такой далекий, что только в ожидании может сердце услышать его, коснулся слуха Тани. Это свистел пароход за Черным мысом, у маяка.

Таня открыла калитку и вышла и снова вошла во двор, постояв неподвижно у цветов. Не сорвать ли их все-таки, пока они еще живы и могут доставить радость отцу? Это ведь все, что у нее есть.

И Таня сорвала цветы - саранки и ирисы, еще прежде выращенные ею с заботой.

Затем она позвала собаку. Тигр охотно вышел с ней на улицу. Они прошли через весь город, который еще не совсем проснулся. Только одна каланча никогда не знала сна. Ее крошечная дверь, похожая на бойницу, была открыта навстречу ветру. И флаг был поднят и тянулся все в одну сторону - к реке.

К реке направлялись и прохожие, спешившие на пристань. Таня на секунду остановилась у спуска, чтобы сверху посмотреть на родную реку. О, какая светлая она, хотя темные от хвои горы рядом стоят, на берегу! О, какая большая! Даже тень от этих гор не может ее закрыть. Не по ней ли хотелось плыть Тане далеко в иные страны, где обитает дикая собака динго?

А пароход подходил все ближе. Черный, кряжистый, точно скала, он все же казался малым для этой реки, терялся в ее светлой равнине, хотя рев его, подобно урагану, сотрясал кедры на горах.

Таня стремглав бросилась по спуску вниз. Пароход уже отдавал причалы, чуть навалившись на пристань, полную народу. На пристани тесно от бочек. Они повсюду - лежат и стоят, точно кубики лото, в которое только что играли великаны.

С парохода махали платками. Не ей ли это? Она побледнела. Она тоже помахала рукой, через силу подняв ее кверху. Ах, это просто забавно! Как в толпе она узнает отца, которого никогда в своей жизни не видала? И как он узнает ее? Она совсем не подумала об этом, когда бежала на пристань. Зачем поддалась она невольному желанию сердца, которое теперь так стучит, и не знает, что ему делать: просто умереть или стучать еще сильней?

И вот стоит она теперь с жалкими цветами возле бочек, и старая собака лижет ее ноги, не в силах ей ничем помочь.

А прохожие проходят мимо.

Может быть, вот они - их трое: он в шляпе, блестящей от ворса, женщина стара, а мальчик высок и худ и в достаточной мере противен.

Но нет, они проходят мимо, никуда не глядят, никого не ожидая встретить.

Или, может быть, вот они - их тоже трое: он толст, в кепке из толстого сукна, она молода и некрасива, а мальчик тоже толст и противен еще в большей мере.

Да, кажется, они.

Таня шагнула вперед. Но взгляд человека был сух и недолог, а толстый мальчик показал рукой на цветы и спросил:

- Ты продаешь их?

Дрожа от обиды, Таня отошла в сторону. Она не вскрикнула. Она только спряталась за бочки и здесь простояла до самого конца. Никого уже не было на пристани. Не гремели доски под шагами. Все ушли? Чего стоять? Они просто не приехали сегодня.

Таня вышла из-за бочек. Уже матросы отправились в город, и мимо прошли санитары с носилками. Они уходили последними. Таня пошла с ними рядом. На носилках под суконным одеялом, вытянув ноги, лежал мальчик. Лицо его было багрово от жара. Однако он был в сознании и, боясь вывалиться, крепко держался за края носилок. От этого усилия или, может быть, от страха смущенная улыбка бродила на его губах.

- Что с ним? - спросила Таня.

- На пароходе заболел, малярия, - коротко ответил санитар.

Заметив Таню, идущую рядом, мальчик подавил свой страх, лег прямо и долгим, немного воспаленным взглядом посмотрел на Танино лицо.

- Ты плакала недавно? - спросил он вдруг.

Таня закрыла цветами свой рот. Она прижала их к лицу, словно эти несчастные саранки имели когда-нибудь приятный запах. Но что может знать этот больной мальчик о запахе северных цветов?

- Ты плакала, - твердо повторил он снова.

- Что ты, что ты! Тебе кажется это, - ответила Таня, кладя к нему на носилки цветы. - Я не плакала. Это какой-то толстый мальчишка бросил мне в глаза песком.

И человек, последним сбежавший с трапа на пристань, уже никого не увидел, кроме одинокой девочки, печально поднимающейся в гору.

Глава 5
Этот первый день в школе, радостный для всех других детей, был тяжелым днем для Тани. Она вошла одна на школьный двор, вытоптанный детскими ногами.

Сторож уже отзвонил.

Она толкнула тяжелую дверь. В коридоре, как и на дворе, было светло, пусто, тихо. Неужели она опоздала?

- Нет, - сказал ей сторож, - беги скорей. Учителя еще не расходились по классам.

Но она не в силах была бежать. Медленно, точно взбиралась на крутизну, шла она по длинному, натертому воском коридору, а над ее головой висели плакаты. Во все десять огромных окон освещало их солнце, не утаивая ни единой запятой:

«Ребята, поздравляем вас с началом нового года. Добро пожаловать! Будем учиться отлично».

Маленькая девочка с тонкими косичками, завитыми на кончике, пробежала мимо Тани и на бегу обернулась к ней.

- Их бин, ду бист, эр ист! - прокричала она по-немецки и показала ей язык.

Какие тонкие, проворные ноги у этой крошечной девочки! Не прежняя ли это Таня, маленькая Таня, показала себе самой язык?

Но девочка уже исчезла за поворотом, а Таня остановилась у высоких дверей. Тут был ее новый класс.

Дверь была закрыта, и в классе шумели.

И этот шум, как милый шум реки и деревьев, с ранних лет окружавший ее, привел в порядок ее мысли.

Она, словно мирясь сама с собой, сказала:

- Ну ладно, забудем все.

Она распахнула дверь. Громкий крик встретил ее на пороге.

А она уже улыбалась. Так человек, вошедший с морозу в избу и еще не различая с холода ни лиц, ни предметов в доме, все же улыбается заранее и теплу и словам, которые еще не сказаны, но которые - он знает - не будут враждебны ему.

- Таня, к нам! - кричали одни.

- Таня, с нами садись! - кричали другие.

А Филька сделал на парте стойку - прекрасную стойку, которой мог бы позавидовать каждый мальчик, хотя вид у него был при этом печальный.

А Таня все улыбалась.

Она выбрала Женю в подруги и села с ней рядом, как в лагере у костра, а Филька поместился сзади.

И в ту же минуту в класс вошла Александра Ивановна, учительница русского языка.

Она поднялась на кафедру и тотчас же сошла с нее.

«Ибо, - подумала она, - если четыре крашеные доски могут возвысить человека над другими, то этот мир ничего не стоит».

И, тщательно обойдя кафедру, она приблизилась к ученикам настолько, что между ними и ею уже не было никаких преград, кроме собственных недостатков каждого.

Она была молода, лицо у нее было свежее, взгляд светлый и спокойный, невольно привлекавший к себе внимание самых отчаянных шалунов. И всегда на ее черном платье сияла маленькая звездочка, выточенная из уральского камня.

И странно: ее свежесть и молодость дети никогда не принимали за неопытность, над которой они не упустили бы случая посмеяться. Они никогда не смеялись над ней.

- Ребята! - сказала она, после долгого летнего перерыва пробуя свой голос. Он был у нее по-прежнему глубок и тоже невольно привлекал к себе внимание. - Ребята! - сказала она. - Сегодня праздник - мы начинаем учиться, и я рада, что снова с вами, снова буду вашим классным руководителем - вот уже который год. Все вы выросли за это время, а я немного постарела. Но все же учились мы всегда отлично.

И она, разумеется, до конца сказала бы все, что полагалось сказать детям перед началом нового года, если бы в класс в это время не вошли два новых ученика. Это были те самые мальчики, которых Таня встретила на пристани утром. Один - худой и высокий, другой - низенький, с толстыми щеками, придававшими ему вид настоящей бестии.

Все посмотрели на них с любопытством. Но никто из этих сорока мальчиков и девочек, беспокойно сидевших на партах, не поглядел на них с таким ожиданием, как Таня. Вот сейчас она узнает, кто из них причинил ей муку, гораздо большую, чем страх. Может быть, все-таки это Коля.

Учительница спросила, как их зовут.

Толстый мальчик ответил:

- Годило-Годлевский.

А худой сказал:

- Борщ.

«Значит, в самом деле «они» не приехали, - подумала с облегчением Таня и снова сказала себе: - Ладно, пока забудем все».

Зато учительнице смех, зазвеневший в классе, не возвещал хорошего начала. Однако она сказала:

- Итак, мы начнем занятия. Я надеюсь, что за лето, ребята, вы ничего не забыли.

Филька громко вздохнул.

Учительница секунду смотрела на него. Но взгляд ее не был строгим. Она решила быть сегодня снисходительной к детям. Все же это их праздник, и пусть кажется им, что сегодня она у них в гостях.

- Что ты вздыхаешь, Филька? - спросила она.

Филька поднялся со скамьи.

- Я встал на рассвете сегодня, - сказал он, - чтобы написать своему другу письмо, и отложил его в сторону, потому что забыл, какие знаки нужно поставить в таком предложении: «Куда ты утром так рано уходила, дружок?»

- Плохо, если ты забыл, - сказала учительница и посмотрела на Таню.

Та сидела с опущенным взглядом. И, приняв этот взгляд за желание избежать ответа, Александра Ивановна сказала:

- Таня Сабанеева, не забыла ли ты, какие знаки препинания нужны в этом предложении? Скажи нам правильно.

«Что ж это! - подумала Таня. - Ведь он обо мне говорит. Неужели же все, и даже Филька, так жестоки, что ни на минуту не дают мне забыть того, что всеми силами я стараюсь не помнить!»

И, так думая, она ответила:

- В предложении, где есть обращение, требуется запятая или восклицательный знак.

- Вот видишь, - обратилась к Фильке учительница, - Таня отлично помнит правило. Ну-ка иди к доске, напиши какой-нибудь пример, в котором было бы обращение.

Филька, подойдя к доске, взял в руки мел.

Таня сидела по-прежнему с опущенным взглядом, чуть заслонившись рукою. Но и заслоненное рукою лицо ее показалось Фильке таким убитым, что он пожелал себе провалиться на месте, если это он своей шуткой причинил ей хоть какое-нибудь огорчение.

«Что с ней делается?» - подумал он.

И, подняв руку, мелом написал на доске: «Эй, товарищь, больше жизни!»

Учительница развела руками.

- Филька, Филька, - сказала она с укоризной, - все ты забыл, решительно все! Какие уж там запятые! Почему ты слово «товарищ» пишешь с мягким знаком?

- Это глагол второго лица, - ответил без смущения Филька.

- Какой глагол, почему глагол? - вскричала учительница.

- Конечно, глагол второго лица, - с упрямством ответил Филька. «Товарищ! Ты, товарищ, что делаешь?» Отвечает на вопрос «что делаешь?».

Громкий хохот прошелся по всем скамьям, заставив Таню поднять лицо. И когда Филька снова взглянул на нее, она уже смеялась своим милым смехом громче всех остальных.

Филька, чуть ухмыльнувшись, стряхнул со своих пальцев мел.

Филька был доволен.

А учительница с недоумением следила за ним, слегка прислонившись к стене.

Как этот мальчик, которого она ценила за его быстрый ум и находчивость, мог быть доволен своей грубой ошибкой? Нет, тут кроется нечто другое. Дети обманывают ее. А она-то думала, что хорошо знает детское сердце!

Глава 6
Те редкие минуты, когда после работы мать выходила во двор отдохнуть на траве возле грядки, были самые отрадные для Тани. Пусть осенняя трава уже тонка и плохо устилает землю, пусть грядки пусты, а все же хорошо! Таня ложилась с матерью рядом и клала свою голову на ее бедро. И тогда вдвое мягче становилась трава, вдвое светлее небо. Они обе подолгу и безмолвно глядели вверх, где на страшной высоте над рекой, сторожа рыбу в лимане, постоянно парили орлы. Они стояли неподвижно, пока самолет, пролетающий в небе, не заставлял их чуть отодвинуться в сторону. Тогда стук мотора, смягченный лесами, долетал до двора еле слышным гулом. А когда он внезапно стихал или подобно странному облаку медленно таял над двором, обе продолжали молчать.

Но сегодня, прислушавшись к этому звуку, мать сказала:

- Какой далекий путь лежит между нами! Значит, они не приехали.

Таня не прервала своего молчания.

Мать, протянув руку к грядке, где уже не было ничего, кроме пустых стебельков, сказала:

- Ирисы - куда же девались они? А как здесь было красиво, на твоей маленькой клумбе! Неужели эта прожорливая утка склевала все цветы?

- Я сама прогнала ее утром, - сказала Таня, оставаясь лежать неподвижно.

- Саранки, - повторила мать, - они ведь не растут под Москвой. Отец очень любил наши цветы, и мне так хотелось, чтобы ты поднесла их ему!

Таня ничего не сказала, и мать добавила:

- Он добрый и хороший человек.

Таня быстро поднялась, и села, и снова склонилась к земле, прилегла на бедро матери.

- Ты хотела что-то сказать мне? - спросила мать.

- Если он добрый человек, - сказала Таня, - так почему же он оставил нас?

Мать шевельнулась на траве, отодвинулась, точно острый камень попал ей случайно под локоть. А Таня, мгновенно почувствовав жестокость своих слов, стала на колени, целуя платье матери, ее лицо и руки.

Ведь как было хорошо и спокойно обеим, когда они молчали, лежа на этой редкой траве, в этом тесном дворике, на котором нет ничего, кроме неба! И одно только слово «отец» лишило их желанного покоя. Так как же ей любить его?

- Мама, - говорила Таня, - я больше не буду. Не надо. Как хорошо, что они не приехали к нам! Как это хорошо! Разве нам плохо вдвоем? А что цветы! Я посажу другие. Я соберу семена - я знаю в лесу болото, я все сделаю, и во дворе у нас будет снова красиво - красивее во много раз.

Так бормотала она, не зная, что говорит, не слыша ни стука щеколды на калитке, ни голоса матери, уже несколько раз повторявшего ей:

- Да открой же, Таня! Кто-то не может открыть. Наверно, из больницы прислали.

Наконец Таня поднялась на ноги, услышала шаги у ворот и подошла к калитке. Право же, ей не хотелось никому открывать, даже больным.

Она сердито спросила:

- Вам кого нужно? К доктору? Вы больной?

Но перед ней стоял здоровый человек, высокий и веселый. Он был в сапогах, в шинели полковника и ни о чем не спрашивал, а только смотрел ей в лицо улыбаясь. Как это было странно!

И вдруг за спиной услышала она слабый крик матери. Таня чуть прикрыла глаза и прижалась к воротам.

«Отец!»

Она поняла это в то же мгновение.

Он шагнул через доску, лежащую на земле, подался немного вперед, будто склонился над матерью, будто хотел ее поцеловать. Она отступила назад и протянула только руку. Он покорно принял ее и подержал в своих ладонях. Другой рукой мать показала на Таню. Он повернулся так быстро, что скрипнули ремни его портупеи. Он и ей протянул свои большие, широкие открытые ладони. Таня шагнула к нему. Она была бледна и глядела на него с испугом. Он целовал ее в лоб, прижимал ее голову к себе. Сукном пахло от него - сукном и ремнями.

Потом он сказал:

- Ты такая большая. Тебе бы следовало принести цветы. А я принес конфеты.

Он засунул руку в карман, чтобы вытащить из него коробку. Но карман был тесен, а коробка большая - ее не пускала подкладка. Он рвал ее пальцами, он мял коробку, он трудился. Лицо его стало красным. Он даже потихоньку стонал. А Таня ждала, все больше бледнея. И, глядя на его лицо, как у ребенка покрывшееся испариной, она думала: добрый он человек или нет.

И вот он вынул коробку, протянул ее Тане. И Таня взяла, не зная, что с нею делать, - она ей тоже мешала.

Она положила коробку на старые сани возле бочки, полной воды, и капли тотчас же начали ее точить. Они стучали, как гром, в безмолвии, стоявшем на дворе. Потом пришла собака, пришла кошка Казак и котята - и все они тоже пытались обнюхать коробку.

Мать потихоньку качала головой. В раздумье посмотрела она на коробку и унесла ее в дом. А Таня осталась на дворе.

Отец обнял ее еще раз.

Теперь, когда борьба его с конфетами кончилась, он заговорил. Он был возбужден и говорил очень громко, все время напряженно улыбаясь:

- Как жаль, что тебя не было на пристани! Мы с тетей Надей ждали тебя. Правда, мы немного задержались на пароходе. Коля заболел малярией. Пришлось ждать санитаров, которые отнесли бы его. И представь себе, какая-то девочка дала ему на пристани цветы. Это были саранки, которых я не видел уже много лет. Да, представь себе, она положила цветы на носилки. Ему так хотелось, чтобы это была ты! Но тебя не было.

Таня поднесла руку к виску, надавила на него пальцами, словно хотела остановить кровь, приливающую к ее лицу, и отстранилась немного подальше.

- Ты что, Таня? - спросил отец.

- Папа, не говори так громко, - сказала она. - Я очень хорошо тебя слышу.

И собственный дворик Тани ошеломил ее вдруг тишиной.

Отец замолчал. Его возбужденное лицо стало строгим. Улыбка исчезла с губ. А глаза все же оставались добрыми. Он кашлянул. И странно, этот кашель был знаком уже Тане. Она сама так порывисто кашляла, когда грустные мысли, как холодный вихрь, внезапно посещали ее.

Он пристально глядел на Таню, тихонько сжимал ее плечо.

- Я знаю, что ты на меня сердишься, Таня, - сказал он. - Но ведь мы будем большими друзьями, правда?

- Пойдемте пить чай, - сказала Таня. - Вы хотите чаю?

- Ого! Вот ты у меня какая! - тихо промолвил отец, чуть посильнее нажимая на плечо Тани.

Она поняла его и поправилась.

- Пойдем к нам пить чай, папа, - сказала она. И слезы запросились у нее из глаз. - Ведь я еще не привыкла, папа.

Он оставил ее плечо и рукою провел по щеке Тани.

- Да, ты права, Танюша, - сказал он еле слышно. - Трудно это все в пятнадцать лет, трудно, брат. А все-таки мы будем друзьями. Пойдем пить чай.

И впервые на деревянном низеньком крылечке Таниного дома зазвучали иные шаги, чем она привыкла слышать, - тяжелые шаги мужчины, ее отца.

Глава 7
Когда в школе спросили у Тани, не приходится ли ей родственником или двоюродным братом Коля Сабанеев, поступивший к ним в класс, то одним она сказала - да, другим сказала - нет, и так как это было все равно для многих, то вскоре ее перестали спрашивать.

А Филька, потратив столько напрасных усилий на поиски страны Маросейки, больше ни о чем не спрашивал Таню.

Но зато он сидел на парте как раз за спиною Тани и мог смотреть на ее затылок сколько ему было угодно. Однако и затылок может кое-что рассказать. Он может быть холодным и жестким, как камень, из которого Филька высекал в лесу огонь. Он может быть нежным, как стебель одинокой травы.

Затылок Тани был и таким и другим, чаще всего выражая одно ее желание - не думать о том, что делается у нее позади.
Глава 7
Когда в школе спросили у Тани, не приходится ли ей родственником или двоюродным братом Коля Сабанеев, поступивший к ним в класс, то одним она сказала - да, другим сказала - нет, и так как это было все равно для многих, то вскоре ее перестали спрашивать.

А Филька, потратив столько напрасных усилий на поиски страны Маросейки, больше ни о чем не спрашивал Таню.

Но зато он сидел на парте как раз за спиною Тани и мог смотреть на ее затылок сколько ему было угодно. Однако и затылок может кое-что рассказать. Он может быть холодным и жестким, как камень, из которого Филька высекал в лесу огонь. Он может быть нежным, как стебель одинокой травы.

Затылок Тани был и таким и другим, чаще всего выражая одно ее желание - не думать о том, что делается у нее позади.

А позади на скамье сидели Филька и Коля.

К кому же из них относится это упорное желание Тани?

И так как Филька смотрел на вещи всегда с хорошей стороны, то решил, что относится это прежде всего не к нему. Что же касается Коли, то если его Таня назвала тогда гордым, Филька должен был признать, что это неправда. Он не находил его гордым. Он, может быть, несколько слаб здоровьем, слишком узки у него руки, слишком бледно лицо, но гордым он не был - это видели все.

Когда Филька показал ему впервые, как жуют у них в школе серу, Коля только спросил:

- Что это?

- Это пихтовая смола, - ответил ему Филька. - Ты можешь достать ее у китайца, который торгует на углу липучками. За полтинник он даст тебе целый кубик серы.

- А что такое липучки? - спросил Коля.

- Э, брат! - ответил ему с досадой Филька. - Все ты хочешь сразу узнать.

И Коля не обиделся на замечание Фильки.

- Хорошо, - сказал он, - я узнаю после. Но странный этот обычай в вашей школе. Я нигде не видел, чтобы жевали пихтовую смолу.

Но все же серы купил много и угостил Фильку и сам пожевал, научившись очень скоро так же громко щелкать ею на зубах, как и другие.

Он предложил пожевать и Тане с радушием, к которому она не могла придраться. Она через силу улыбнулась ему, показав свои зубы, сверкающие как снег.

- Не благодаря ли этому обстоятельству, - сказал он, - у вас всех здесь такие белые зубы? Эта сера хорошо очищает их.

Все слова его показались ей отвратительными.

- Ах, благодаря этому обстоятельству отстань от меня! - сказала она.

Он промолчал и усмехнулся.

Он посмотрел на нее светлыми, как лед, глазами, и Таня впервые увидела, что взгляд их упрям.

- Да, благодаря этому обстоятельству, - повторил он спокойно.

Была ли это настоящая ссора, Таня не могла решить, но именно с этих пор началась их вражда, и этот болезненный мальчик стал занимать ее ум более, чем в первые дни.

По выходным дням Таня обедала у отца.

Она отправлялась мимо городской рощицы, стоявшей близко за ее домом, и выходила на дорогу, ведущую в крепость. Дорога не была прямой. Она бежала по берегу, поворачивая то вправо, то влево, точно поминутно оглядывалась на реку, которая, растолкав в разные стороны горы, расстилалась под ней далеко.

Таня шла не торопясь, тоже часто оглядываясь на реку. Если на дороге было тихо, то слушала шипение глиняных глыб, оседавших под берегом в воду. И собака ее тоже прислушивалась к этому звуку. Она ходила за ней повсюду.

Так через полчаса они подходили к дому отца.

Дом был крайний из всех, где жили командиры. Окропленные известью камни устилали дорожки, но и сквозь известь пробивалась трава, только чуть побеленная на концах своих перышек.

Шума не было тут. И стеклянные двери были всегда открыты.

Через эту стеклянную дверь Таня входила в дом, а собака оставалась у двери. Как часто Тане хотелось, чтобы она осталась у двери, а собака вошла в дом!

Меж тем все в этом доме относились к ней ласково.

Надежда Петровна первая встречала Таню на пороге. Тихая, простая в обращении, с милым лицом, она трепала Таню по плечу или целовала в голову, каждый раз повторяя одно и то же:

- Ага, вот и Таня пришла!

И хотя голос ее был мягок при этом, но сердце Тани против воли переполнялось недоверием через край.

«Зачем она смотрит на отца, когда целует меня? - думала Таня. - Не затем ли, чтобы показать ему: «Вот видишь, я ласкаю твою дочь, и ты теперь ничего не можешь сказать мне, и она тоже ничего не может сказать».

При одной только мысли об этом у Тани тяжелел язык, глаза переставали слушаться - она не могла посмотреть прямо в лицо отцу.

И только подойдя к нему, ощущая его руку в своей, она чувствовала себя спокойней.

Она могла тогда и Коле сказать:

- Здравствуй!

- Здравствуй, Таня! - отвечал он приветливо, но не раньше и не позже той минуты, когда она кивнет ему головой.

Отец же ничего не говорил. Он только касался легонько ее щеки и потом торопил обедать.

Обедали весело. Ели картошку с олениной, которую покупали сами у проезжих тунгусов. Ссорились из-за лучших кусков, смеялись над Колей, который засовывал целую картошку в рот, и ругали его за это, а иногда отец даже ударял его пальцами по носу так больно, что нос немного припухал.

- Папка, - говорил тогда Коля, хмурясь, - перестань так глупо шутить! Я уже не маленький!

- Это верно, шалопай ты не маленький, - говорил отец. - Все вы уже большие очень. Просто так не перескочишь через вас. Поглядим только, что вы запоете, когда подадут пирожки с черемухой.

И отец лукаво посматривал на Таню.

А Таня думала:

«Что пирожки с черемухой, если я знаю, что он никогда не будет меня любить, как Колю, никогда не назовет меня шалопаем, не ударит по носу, не отнимет лишнего куска! Да и я сама никогда не назову его «глупым папкой», как этот жалкий подлиза. Неужели пирожками с черемухой можно меня обмануть!»

И сердце ее опять начинало понемногу щемить - наполняться обидой.

А в то же время все привлекало ее тут. И голос женщины, повсюду раздававшийся в доме, ее стройный стан и доброе лицо, всегда обращенное к Тане с лаской, и большая фигура отца, его ремень из толстой коровьей кожи, постоянно валявшийся на диване, и маленький китайский бильярд, на котором они все играли, позванивая железным шариком по гвоздям. И даже Коля, всегда спокойный мальчик, с упрямым взглядом совершенно чистых глаз, привлекал ее к себе. Он никогда не забывал оставить кость для ее собаки.

Но о ней самой - казалось Тане - он никогда не помнил, хотя и ходил вместе с ней в школу, и обедал, и играл на бильярде. И все же он не давал себе труда думать о ней хотя бы только для того, чтобы ненавидеть ее так же, как она ненавидела его.

Так почему же, однако, согласилась она пойти с ним на рыбную ловлю и показать место, где клюют лещи?

Глава 8
Таня любила звезды - и утренние, и вечерние, и большие летние звезды, горящие низко в небе, и осенние, когда они уже высоки и их очень много. Хорошо идти тогда под звездами через тихий город к реке и увидеть, что и река полна этих самых звезд, как будто насквозь просверлена ими темная и тихая вода. А потом сесть на берегу, на глину, наладить удочки и ждать, когда начнется клёв, и знать, что ни одна минута, отпущенная законом охоты на ловлю, тобой не потеряна зря. А рассвета все нет, и солнце еще не скоро протащит туман над рекой. Еще сначала будут клубиться в тумане деревья, и после уже задымится вода. А пока можно думать о чем угодно: о том, что делает теперь под кустом бурундук, и спят ли когда-нибудь муравьи, и бывает ли им холодно перед утром.

Да, хорошо было на исходе ночи.

Но сегодня, когда Таня проснулась, звезд уже было мало: одни ушли совсем, а другие уже бледно горели на краю горизонта.

«Вряд ли будет хорошо, - подумала Таня, - ведь Коля собирался с нами».

И тотчас же она услышала стук. Это в окошко стукнул два раза Филька.

Таня в темноте надела платье, накинула на плечи платок и, распахнув окно, выскочила прямо во двор.

Филька стоял перед нею. Глаза его в бледном сумраке были странного цвета, блестели точно у безумного, а удочки лежали на плече.

- Ты что же так поздно? - спросила Таня. - С вечера червей не накопал?

- А ты попробуй накопай их в городе! - хрипло сказал Филька. - Еще не поздно, как раз придем.

- Да, это правда, - сказала Таня, - с червями у нас плохо дело. Удочку мою взял?

- Взял.

- Ну что, пойдем? Чего ждать!

- А Коля? - спросил Филька.

- Ах да, Коля! - И Таня даже поморщилась немного в темноте, словно совсем забыла о Коле, словно не вспомнила о нем в ту самую минуту, как проснулась и поглядела в окно на звезды. - Мы подождем его в переулке на набережной, - сказала она и тихо свистнула своей старой собаке.

Та даже не шевельнулась под сенями, не переместила даже лап. Только взглянула на Таню, будто хотела сказать ей: «Хватит! Разве мало ходила я с тобой на реку летом за рыбой, зимой на каток и разве не я так часто таскала в зубах твои стальные коньки! А теперь уж хватит. Ты подумай только, куда я пойду в такую слепую рань!»

И Таня поняла ее отлично.

- Ладно, - сказала она, - лежи.

«Но, может быть, кошка пойдет?»

Таня позвала:

- Казак!

Кошка поднялась и пошла со всеми своими котятами.

- Зачем она тебе? - спросил Филька.

- Молчи, молчи, Филька, - сказала Таня. - Она не хуже нас с тобой знает, зачем мы идем на реку.

И они пошли, все углубляясь в утро, как в волшебный лес, выраставший перед ними внезапно. Каждое деревце в роще казалось клубом дыма, каждый дымок, тянувшийся из труб, превращался в причудливый куст.

На углу у спуска они подождали Колю. Он долго не шел, и Филька дул себе на руки: холодно было ночью добывать червей - копаться в остывшей земле. А Таня со злорадством молчала. Но и ее озябшая фигурка с открытой головой, тонкими волосами, от влаги завившимися в кольца, будто говорила: «Вот посмотрите, какой он, этот Коля, есть?»

Наконец они увидели его. Он выходил из переулка. Он не торопился ничуть. Он подошел, стуча ногами, и снял удочку с плеча.

- Простите, пожалуйста, - сказал он, - я запоздал. Вчера меня затащила к себе Женя. Она тоже показывала мне разных рыб. Только она их держит в аквариуме. А есть красивые рыбки. Одна совсем золотая, с длинным черным хвостом, похожим на платье. Я загляделся на нее... Так что простите уж меня, пожалуйста.

Таня задрожала от гнева.

- «Простите, пожалуйста!» - повторила она несколько раз. - Какая вежливость! Ты бы лучше не задерживал нас. Из-за тебя мы прозевали клев.

Коля промолчал.

- Мы еще не прозевали клев, время есть. Это наверху светло, а на воде еще не видно поплавка. Зачем же ты сердишься? - сказал Филька, более опытный, чем они.

- Я потому сержусь, что не люблю очень вежливых, - ответила Фильке Таня. - Мне всегда кажется, что они меня хотят обмануть.

- А я, например, - сказал Фильке Коля, - не люблю кошек никаких: ни тех, которые ходят ловить рыбу, ни тех, которые не ходят никуда. Однако я из этого не делаю никакого вывода.

И Филька, сердце которого не выносило тяжести ссор, с грустью посмотрел на обоих.

- Почему вы ругаетесь всегда - и тут и в классе? А я вам вот что скажу: перед охотой ссориться - так лучше остаться дома. Так говорит мой отец. А он знает, что говорит.

Коля пожал плечами:

- Я не знаю... Я никогда не ссорюсь с ней. Но всегда она. А между тем отец говорит, что мы должны быть друзьями.

- Это необязательно, что говорит отец, - сказала Таня.

Филька еще печальнее посмотрел на нее. И даже Коля был удручен ее словами, хотя не показал виду.

- Нет, я не согласен, - заметил Филька. - Мой отец охотник, он говорит со мной мало. Но все, что скажет, - правда.

- Вот видишь, - сказал Коля, - даже Филька, твой верный Санчо Панса, не согласен с тобой.

- Почему же он Санчо Панса? - спросила насмешливо Таня. - Уж не потому ли, что ты недавно прочел «Дон-Кихота»?

- Нет, «Дон-Кихота» я прочел давно, - ответил Коля спокойно, - но потому хотя бы, что он всегда носит твои удочки и копает для тебя червей.

- Потому что он в тысячу раз лучше тебя! - крикнула Таня, сильно покраснев. - Филька, не давай ему червей!

А Филька подумал:

«Черт возьми, они говорят обо мне, как об убитом медведе, а ведь я еще живой!»

Коля еще раз пожал плечами:

- И не надо, я сам накопаю на берегу и место найду для себя. Не надо мне твоих червей!

И он исчез под берегом, где кусты и камни скрыли его мгновенно из глаз. Только шаги его долго звучали внизу, далеко на дорожке.

Таня смотрела ему вслед, уже не видя его. Белый туман поднимался ей навстречу с реки, шагал по глине, шуршал, наступая на листья, на траву и песок. И такой же белый туман стоял у нее на душе.

Филька с сокрушением глядел в ее лицо и молчал, не зная, что сказать. И наконец сказал правду:

- Что тебе нужно от него? Зачем ты к нему пристаешь? Я сижу с ним на одной скамейке рядом и знаю: никто тебе про него ничего дурного не скажет. И я не скажу. Я не видел в нем гордости, хотя он учится лучше других, даже лучше тебя. Я сам слышал, как он говорил по-немецки с учительницей немецкого языка и говорил по-французски. А ведь в классе об этом никто не знает. Так что же ты хочешь от него?

Таня ничего не ответила Фильке.

Она двинулась тихо вперед, навстречу реке, дремавшей внизу под туманом. И кошка с котятами тоже побрела вниз к реке.

А Филька шел следом за ними и думал: странный этот мальчик Коля! Пусть тысячи кошек ходят на реку добывать себе рыбу, пусть миллионы кошек! Но раз они с Таней, то разве ему, Фильке, от этого хоть капельку хуже? Нет, ему хорошо! И странная эта девочка Таня! Пусть Коля называет Фильку и Санчо и Панса, о которых он пока не слыхал еще ничего плохого, но разве ему, Фильке, хоть на капельку хуже от этого? Нет, ему хорошо!

Так спустились они по крутому берегу и дошли до реки, до узких мостков, куда приставали шампунки, и увидели, что Коля сидит на досках как раз на том самом месте, где всегда клюют лещи.

- Нашел он таки его, это место! - сказал с радостью Филька, так как в душе был этим вполне доволен.

Он подошел к Коле, заглянул в его банку, где на ржавом дне лежала только горсть пустой земли, и, повернувшись, чтобы не видела Таня, всыпал туда немного земляных червей.

Но Таня все же увидела это и даже не открыла рта.

Она взяла свою удочку и червей, прошла на мостки и села почти рядом с Колей. А Филька ушел подальше, выбрав себе тоже неплохое местечко. На охоте он любил быть один.

И на минуту или, может быть, больше река завладела детьми и даже кошкой с котятами, с тех же самых мостков пристально глядевшими в воду.

А там, в глубине реки, делалось нечто странное. Будто чье-то дыхание поднимало из глубины туман, будто чьи-то невидимые руки, владевшие им всю ночь, отпустили его на волю, и он бежал теперь по поверхности реки, волоча над водой свои длинные ноги. Он бежал за солнцем, качаясь в вышине. А сама река светлела, все выше отодвигалось небо, глубина становилась видней. Рыба вышла пастись к берегам, и начался клев. Боже, какой был клев! Таня никогда такого не видала.

Но если ты смотришь не на свой поплавок, а на чужой, то рыба это отлично понимает. Она, может быть, в эту секунду издевается над тобой, повернувшись головой на струю.

А Таня поминутно поднимала глаза и смотрела на удочку Коли. Коля же смотрел на ее поплавок. И страх, что другой может поймать прежде, не давал им обоим покоя. Добыча срывалась с крючка, объедая приманку.

Коля первый поднялся на ноги, ничего не поймав. Он потянулся, зевнул, его кости хрустнули.

- Я так и знал, что ничего не выйдет, - сказал он вслух, не обращаясь, однако, к Тане. Несносно это гляденье в воду, хочется от этого спать. Уж лучше, как Женя, держать этих глупых рыб в аквариуме.

- Уж конечно, они глупые, - сказала Таня громко, - если принимают за воду обыкновенное стекло.

А Коля не знал, что бы еще сказать.

Он пошел по мосткам, даже пальцем не тронув своей удочки. Доски гнулись под его шагами. Кошка Казак, уже успевшая лапой натаскать на мостки изрядно мелкой рыбы, посмотрела на него осторожно. Она отодвинулась, уступая ему дорогу. Но котенок Орел, закачавшись на мокрой доске, с тихим плеском упал в реку. Был ли он так увлечен мальчиками, шнырявшими у самой доски, или слишком придвинулся к краю, не выпустив вовремя когтей, только Таня увидела котенка уже по другую сторону мостков, куда уносило его течение. Котенок захлебывался, а кошка с криком бегала по мокрому песку.

Таня вскочила на ноги, чуть коснувшись руками мостков, - так легка она была.

Она прыгнула на берег, вошла в воду, и река надула ее платье - оно стало похоже на венчик лесного цветка. Кошка тоже вошла в воду. А Коля остался на месте.

Таня протянула руку и взяла котенка в свою ладонь. Он стал меньше крысы. Рыжая шерсть его намокла, он уже еле дышал.

Таня положила котенка на камни, и кошка облизала его.

А Коля все стоял на месте.

- Ты нарочно сбросил его в реку! Я сама видела это! - крикнула Таня сердито.

Коля молчал.

«Может быть, он трус», - подумала Таня.

И тогда топнула на него ногой.

Но и это не заставило его шевельнуться. Он не мог вымолвить ни слова так он был изумлен.

Таня бросилась прочь от него. Она бежала по тропинке в гору, и колени ее обнимало мокрое платье.

Коля догнал ее на самой вершине горы, у рыбацких домов, и здесь, задыхаясь, взял ее за руку.

- Таня, - сказал он, - поверь мне, я не хотел... это вышло нечаянно. Котенок сам упал в воду.

- Пусти меня, - сказала она, вырываясь. - Я больше не буду ловить! Я пойду домой!

- Тогда и я пойду.

Он отпустил ее руку и шагнул широко, чтобы не отставать.

- Не ходи за мной! - крикнула Таня.

Она остановилась у высокого камня, подпиравшего избушку рыбака.

- Но ты придешь к нам обедать? - спросил Коля. - Сегодня выходной. Папа будет ждать тебя. Он скажет - я тебя обидел.

- Вот ты чего боишься! - сказала Таня, прижавшись к высокому камню.

- Нет, ты не так поняла меня. Я ведь папу люблю, а он будет огорчен. Я не хочу его огорчать, не хочу, чтобы и ты его огорчала. Вот что ты должна понять.

- Молчи, - сказала она, - я отлично тебя поняла. Я не приду сегодня обедать. Я больше никогда к вам не приду.

Она свернула налево, и стена рыбацкого дома закрыла ее.

Коля сел на камень - его уже нагрело солнце, он был сух и тепел, и только в одном месте темнело сырое пятно. Это мокрое платье Тани коснулось камня, оставило на нем свой след.

Коля потрогал его.

«Странная девочка Таня, - подумал он, как и Филька. - Уж не полагает ли она, что я трус? Странная девочка, - решил он твердо. - Разве можно удивляться тому, что она сделает или скажет?»

И, снова положив руку на камень, он надолго задумался вдруг.

А Филька ничего не видел. Он сидел за мыском на глине и таскал густеру - плоских рыбок с черными глазами - и вытащил карпа с большой головой, которого тут же острым камнем убил на песке.

После этого он решил отдохнуть. Он взглянул на мостки. Два удилища качались над водою, лески были туго натянуты - на них ходила рыба, - но никого не было видно вблизи: ни Коли, ни Тани. И кремнистая тропинка была безлюдна.

Он посмотрел даже вверх, на горы. Но и над горами ходил только ветер, тоже пустынный, не нагонявший даже осенних облаков.

Одна лишь мокрая кошка с котятами брела с пристани в гору.

Глава 9
Все же Таня пришла обедать. Она поднялась на крыльцо со стеклянной дверью и резко открыла ее, широко распахнув перед собой, а собака, ходившая с нею, осталась на крыльце.

Таня громко хлопнула дверью. В конце концов, это ее право приходить, когда хочется, в этот дом. Тут живет ее отец. Она ходит к нему. И пусть никто не думает, что она приходит сюда ради кого-нибудь другого или ради чего-нибудь другого, например ради пирожков с черемухой.

И Таня еще раз хлопнула дверью, более громко, чем когда-либо раньше.

Дверь зазвенела вся снизу доверху и запела своим стеклянным голосом.

Таня пошла и села на свое место за стол.

В доме уже обедали, и на столе стояла полная миска пельменей.

- Таня! - радостно закричал отец. - Ты пришла? А Коля сказал, что ты не придешь сегодня. Вот так славно. Ешь хорошенько. Тетя Надя сделала сегодня для тебя пельмени. Посмотри, как Коля их ловко слепил.

«Вот как, - подумала Таня, - он и это умеет делать!»

Она упорно смотрела на отца, на стену, на дружеские руки Надежды Петровны, протягивавшие ей то хлеб, то мясо, а на Колю взглянуть не могла.

Она сидела, низко склонившись над столом.

Коля тоже сидел на своем месте согнувшись, вобрав голову в плечи. Однако губы его морщились от усмешки.

- Папа, - сказала он, - зачем ты рассказал Тане, что я слепил эти пельмени? Теперь она и вовсе не будет есть.

- Вы разве ссоритесь? - спросил с тревогой отец.

- Что ты, папа! - ответил Коля. - Мы никогда не ссоримся. Ты же сам говорил, что мы должны быть друзьями.

- Ну то-то! - сказал отец.

А Коля, перегнувшись через стол к Тане, произнес шепотом:

- Кто же это говорил мне, что сегодня не придет обедать?

Таня ответила ему громко:

- Я вовсе не пришла обедать. Я не хочу есть. Нет, нет, я нисколько не хочу есть! - громко повторила она отцу и жене его, которые разом заговорили с ней.

- Как же ты не хочешь есть? - растерянно спросил отец еще раз. - А пельмени?

- Нет, спасибо, я уже пообедала с мамой.

- Не предлагай ей, папа, в третий раз, - сказал насмешливо Коля, - она все равно не будет есть.

- Что же, - с сожалением заметил отец, - не хочет - не будет. А напрасно: пельмени такие вкусные!

О, конечно, они чертовски вкусны, эти кусочки вареного теста, набитые розовым мясом, которые эти глупцы поливают уксусом. Разве поливают их уксусом, безумные люди! Их едят с молоком и посыпают сверху перцем и глотают, точно волшебный огонь, мгновенно оживляющий кровь.

Мысли Тани проносились в мозгу подобно маленьким вихрям, хотя сама она строго глядела на свою тарелку, где уже остывали пельмени. И голова ее тихо кружилась, потому что дома она не ела и потому что у нее были здоровые плечи, и крепкие руки, и крепкие ноги, только сердце ее не знало, что же ему нужно. И вот пришла она сюда, как слепая, в этот дом, и ничего не видит, ничего не слышит, кроме ударов своей крови.

Может быть, спор о науках успокоит ее.

- Папа, - сказала вдруг Таня, - а верно, что селедки в море соленые? Так говорил мне Коля. Он вовсе не признает зоологии.

- Что такое? Не понимаю, - спросил отец.

Коля перестал есть. Он вытер губы и провел рукой по своему лицу, выражавшему крайнее изумление. Он никогда этого не говорил. Однако изумление его быстро исчезло, как только он вспомнил, что еще утром решил ничему не удивляться - ни тому, что сделает, ни тому, что скажет Таня.

И через мгновение он снова спокойно и неподвижно смотрел на Таню чистыми глазами, в которых как будто с глубокого дна поднималась тихая усмешка.

- Да, не признаю, - сказал он. - Что это за наука: у кошки четыре ноги и хвост.

Лоб и щеки Тани побагровели. Она отлично знала, о какой кошке он говорит.

- А что же ты любишь? - спросила она.

- Математику люблю... Если две окружности имеют общую точку, то... Литературу люблю, - добавил он, - это наука нежная.

- Нежная, - повторила Таня.

И хотя у нее душа была склонна к искусствам и сама она любила и Диккенса, и Вальтера Скотта, и еще больше любила Крылова и Гоголя, однако с презрением сказала:

- А что это за наука: «Осел увидел соловья»?

Так говорили они, не улыбаясь своим собственным шуткам, с глазами, полными презрения друг к другу, пока отец, который не мог уяснить себе их спора, не сказал:

- Дети, не говорите глупостей, я вас перестаю понимать.

А голова у Тани все кружилась, громко стучало в ушах. Она хотела есть. Голод мучил ее. Он разрывал ей грудь и мозг и проникал, казалось, в каждую каплю крови. Она закрыла глаза, чтобы не видеть пищу. Когда же открыла их, то увидела, что со стола уже убирают. Убрали миску с пельменями, убрали хлеб и в стеклянной солонке соль. Только ее тарелка еще стояла на месте. Но и за ней уже потянулась Надежда Петровна. Таня невольно придержала тарелку рукой и тотчас прокляла свою руку.

- Ты что? - спросила Надежда Петровна. - Может быть, пельмени оставить тебе?

- Нет, нет, я только хотела дать собаке несколько штук. Можно?

- Сделай милость, - сказал отец, - отдай хоть всю тарелку, ведь это все твое.

Таня, нацепив на вилку несколько штук уже холодных пельменей, вышла на крыльцо. И здесь, присев на корточки перед старой собакой, она съела их один за другим, омывая слезами каждый.

Собака, ничего не понимая, громко лаяла. И этот громкий лай помешал Тане услышать шаги за спиной.

Руки отца внезапно легли на ее плечи. Каким пристальным взглядом посмотрел он в ее глаза и на ее ресницы! Нет, она не плакала вовсе.

- Я видел все сквозь эту стеклянную дверь, - сказал он. - Что с тобой, родная Таня? Какое у тебя горе?

Он поднял ее над землей и подержал так, будто на собственных руках хотелось ему взвесить, тяжело ли это горе дочери. Она потихоньку оглядывала его. Он казался ей еще очень далеким и большим, как те высокие деревья в лесу, которые она не могла охватить сразу глазами. Она могла только прикоснуться к их коре.

И Таня легонько прислонилась к плечу отца.

- Скажи мне, что с тобой, Таня, может быть, я помогу. Расскажи, чему ты бываешь рада, о чем грустишь и о чем ты думаешь теперь.

Но она ему ничего не сказала, потому что думала так:

«Вот у меня есть мать, и дом у меня есть, и обед, и даже собака и кошка, а отца у меня все-таки нет».

Разве могла она сказать ему это, сидя у него на коленях? Разве, сказав ему это, она не заставила бы его измениться в лице, может быть, даже побледнеть, как не бледнел он перед самым страшным штурмом - храбрый человек?

Но в то же время разве могла она знать, что теперь - спал ли он, бодрствовал ли - он не отбрасывал мысли о ней, что с любовью он произносил ее имя, которое прежде так редко вспоминал, что даже в эту минуту, держа ее на коленях, он думал: «Уплыло мое счастье, не качал я ее на руках»?

Что могла она знать?

Она только прислонилась к нему, прилегла немного на грудь.

Но сладко! Ах, в самом деле сладко лежать на груди у отца!

Хоть теперь и не весна, и крыльцо было влажно от холодных дождей, и тело дрогло под легкой одеждой на воздухе, но и в позднюю осень, в этот час, Тане было тепло. Она сидела долго с отцом, пока над дорогою в крепость, над беленными известкой камнями, над домом со стеклянной дверью зажигались ее родные созвездья.

Глава 10
И дерево можно считать существом вполне разумным, если оно улыбается тебе весной, когда одето листьями, если оно говорит тебе: «Здравствуй», когда ты по утрам приходишь в свой класс и садишься на свое место у окна. И ты тоже невольно говоришь ему: «Здравствуй», хотя оно стоит за окном на заднем дворе, где сваливают для школы дрова. Но через стекло его отлично видно.

Оно сейчас без листьев. Но и без листьев оно было прекрасно. Живые ветви его уходили прямо в небо, а кора была темна.

Был ли это вяз, или ясень, или какое-нибудь другое дерево, Таня не знала, но снег, падавший сейчас, первый снег, который, как пьяный, валился на него, цепляясь за кору и за сучья, не мог удержаться на нем. Он таял, едва прикоснувшись к его ветвям.

«Значит, и по ним стремится тепло, как и во мне, как и в других», думала Таня и легонько кивала ему.

А Коля отвечал урок. Он стоял у доски перед Александрой Ивановной и рассказывал о старухе Изергиль.

Его лицо было смышленым. Из-под крутого лба глядели веселые и ясные глаза. И слова, слетавшие с его губ, были всегда живыми.

Учительница с удовольствием думала о том, что этот новый мальчик ей никак не испортит класса.

- А я видел Горького, - сказал он неожиданно и сильно покраснел, так как ни одной капли хвастовства не выносила его душа.

Дети поняли его смущение.

- Расскажи! - крикнули они ему.

- Вот как! - сказала и Александра Ивановна. - Это очень интересно! Где ты видел его? Ты, может быть, разговаривал с ним?

- Нет, я видел его только сквозь деревья сада. Это было в Крыму. Но я плохо помню. Мне было десять лет, когда мы с папой приехали туда.

- Что же делал Алексей Максимович в саду?

- Он разжигал близ дорожки костер.

- Расскажи нам о том, что ты помнишь.

Он помнил немного.

Он рассказал о гористом крае на юге, где у серых дорог, нагретых солнцем, за изгородями, сложенными из камня, темнеют шершавые листья винограда, а по утрам кричат ослы.

И все же дети слушали его не шевелясь.

Только Таня одна, казалось, ничего не слыхала. Она все смотрела сквозь окно, где первый снег валился на голое дерево. Оно уже начинало дрожать.

«Виноград, виноград, - думала Таня. - А я, кроме елей и пихты, ничего не видала».

Она призадумалась, силясь представить себе не виноград, но хоть цветущую яблоню, хоть высокую грушу, хоть хлеб, растущий на полях. И воображение рисовало ей невиданные цветы и колосья.

Учительница, облокотясь на подоконник, уже давно следила за ней. Эта девочка, которую она любила больше других, начинала ее беспокоить.

«Уж не думает ли она о танцульках? Еще чудесная память ее не ослабела, но взгляд рассеян, и в прошлый раз по истории она получила только «хорошо».

- Таня Сабанеева, ты не слушаешь на уроках.

Таня с трудом оторвала от окна свой взгляд, блуждавший в ее далекой мечте, и встала. Она еще была не здесь. Она еще будто не пришла из своей незримой дали.

- Что же ты молчишь?

- Он рассказывает неинтересно.

- Это неправда. Он рассказывает хорошо. Мы все слушаем его с удовольствием. Разве ты была когда-нибудь в Крыму и видела Алексея Максимовича Горького? Подумай только - живого Горького!

- Мой отец меня туда не возил! - сказала Таня дрожащим голосом.

- Тем более тебе следует слушать.

- Я не буду его слушать.

- Почему же?

- Потому что это не относится к уроку русского языка.

Бог знает что она говорила.

Учительница медленно отошла от окна. Ее легкие, обычно тихие шаги зазвучали громко по классу. Она шла к Тане, огорченная, и взгляд ее сурово блестел, устремленный неподвижно вперед.

Таня покорно ждала.

- Передашь после уроков отцу, чтобы он пришел ко мне завтра, - сказала Александра Ивановна.

Она строго взглянула на Таню, на ее пылающий лоб и губы, и удивилась, как побледнели внезапно эти губы, только что сказавшие такие дерзкие слова.

- Я передам матери, она придет, - тихо сказала Таня.

Учительница медлила. Она все думала: «Что с ней происходит? - и не находила полного ответа в словах Тани. - Или этот мальчик трогает ее существо?»

Она решила сходить к ней домой. Рука ее поднялась и коснулась пальцев Тани.

- Ты не обманешь меня своей дерзостью. Пусть никто не приходит. Я прощаю тебя на этот раз. Но знай: ты сейчас поступила не как пионерка. Ты думаешь не то, что говоришь. А ведь ты всегда была справедлива. И что с тобой, мне непонятно.

Она, все еще огорченная, отошла к своей кафедре.

Все оставались неподвижны и молчали. Только девочка Женя обернулась назад так быстро, что чуть не свихнула своей толстой шеи.

- Таня просто в него влюблена, - сказала она шепотом Фильке.

Он толкнул ее ногой.

Но что поделаешь, если эта болтушка была так глупа, если в ее голове, покрытой курчавыми волосами, не было никакой фантазии!

А Таня все стояла, держась руками за парту. Пальцы ее бессильно дрожали. Она могла бы упасть, если б воля ее молчала, как молчал ее скованный язык.

- Чего ж ты стоишь? Садись, - сказала Александра Ивановна.

- Разрешите мне сесть на другую парту.

- Зачем? Разве с Женей тебе неудобно сидеть?

- Нет, удобно, - сказала Таня, - но это дерево в окне всегда развлекает меня.

- Садись. Какая ты, однако, странная!

И Таня села на последнюю парту, где не было никого, кроме нее.

- Садись и ты, Коля, - сказала учительница.

Она вовсе забыла о нем, занятая мыслями о Тане. Но и теперь, когда она вспомнила, он не сошел с места.

Он стоял, немного подавшись вперед, будто под ним был не гладкий пол, а крутая тропинка, ведущая на высокую гору; лицо его было красно, а упрямый взгляд прищурен.

- Хорошо, Коля, - сказала учительница. - Садись. Я тебе ставлю «отлично».

- Разрешите мне сесть на место Сабанеевой Тани?

- Да что это с вами?

Но все же она разрешила.

И он сел на скамью рядом с девочкой Женей из одного лишь упрямства.

Таня осталась одна. Она посмотрела в окно, в самом деле надеясь не увидеть дерева. Но и отсюда оно было видно. Первый снег уже покрыл основание его ветвей. Он больше не таял. Первый снег кружился над его головой, исчезавшей в туманном небе.

Глава 11
«Если человек остается один, он рискует попасть на плохую дорогу», подумал Филька, оставшись совершенно один на пустынной улице, по которой обычно возвращался вместе с Таней из школы.

Целый час прождал он ее, стоя на углу возле лотка китайца. Липучки ли из сладкого теста, грудой лежавшие на лотке, сам ли китаец в деревянных туфлях отвлек внимание Фильки, но только теперь он был один и Таня ушла одна, и это было одинаково плохо для обоих.

В тайге Филька бы знал, что делать. Он пошел бы по ее следам. Но здесь, в городе, его, наверно, примут за охотничью собаку или посмеются над ним.

И, подумав об этом, Филька пришел к горькому заключению, что он знал много вещей, которые в городе были ему ни к чему.

Он зная, например, как близ ручья в лесу выследить соболя по пороше, знал, что если к утру хлеб замерзнет в клети, то можно уже ездить в гости на собаках - лед выдержит нарту, и что если ветер дует с Черной косы, а луна стоит круглая, то следует ждать бурана.

Но здесь, в городе, никто не смотрел на луну: крепок ли лед на реке, узнавали просто из газеты, а перед бураном вывешивали на каланче флаг или стреляли из пушки.

Что же касается самого Фильки, то его заставляли здесь вовсе не выслеживать зверя по снегу, а решать задачи и находить в книге подлежащее и сказуемое, у которых даже самый лучший охотник в стойбище не нашел бы никаких следов.

Но пусть Фильку считают собакой кому это угодно и пусть смеются над ним сколько хотят, а на этот раз он все-таки сделает по-своему.

И Филька присел на корточки посреди улицы и проверил все следы, какие только видны были на снегу. Хорошо, что это был первый снег, что он упал недавно и что по этой улице почти никто не ходил.

Филька поднялся с корточек и пошел, не отрывая взгляда от земли. Он узнал их всех, кто тут был, словно они прошли перед его глазами. Вот одинокие следы Тани, лежащие у самого забора, - она шла впереди одна, стараясь ступать осторожно, чтобы не очень топтать ногами этот слабый снег. Вот следы Жени в калошах и Коли - у него неширокий шаг, которому только упрямство и придает отпечаток твердости.

Но как странно они себя вели! Сворачивали, подстерегали Таню и снова догоняли ее. Похоже на то, что они смеялись над ней. А она все шла и шла вперед, и неспокойно было у нее на сердце. Разве такие следы оставляет она на дворе у Фильки или на песке у реки, когда вдвоем они ходят ловить окуней?

Но куда исчезла она?

Следы Тани кончались внезапно на месте, где не было видно ни крыльца, ни калитки в заборе. Она, точно ласточка, поднялась прямо на воздух. Или, может быть, этот самый воздух, темный от первого снега, увлек ее вверх, как лист, и кружит теперь в облаках и качает? Не могла же она, в самом деле, перепрыгнуть через такой высокий забор!

Филька постоял секунду, потом пошел дальше по следам Жени и Коли - они шли рядом сначала, а на углу расходились в разные стороны, не очень довольные друг другом.

«Они поссорились», - подумал Филька и вернулся назад, смеясь.

У забора он снова постоял в раздумье над следами Тани и поднял руку вверх.

«Да, на краю забора есть выступ, за который можно схватиться рукой. И у Тани сильные ноги, - сказал себе Филька. - Но у меня должны быть вдвое сильнее. Иначе пусть физкультурник наш закопает меня в землю живым».

И Филька, перекинув сумку с книгами, подпрыгнул так высоко, что старуха, проходившая мимо, назвала его «чистый демон».

Но Филька уже этого не слыхал. Он был за забором и шел по чужому огороду дальше, рядом со следами Тани.

В конце огорода он перескочил еще через один забор, уже не такой высокий, и вышел к рощице, которая была близко от дома. Тут обогнул он кусты невысокой калины, ронявшей ягоды в снег, и поглядел на рощу. Вся белая от шелковистых каменных березок и молодого снега, она показалась ему вымыслом, который никогда и не снился ему, всегда окруженному лесом. Каждая ветвь была резка, словно отчеркнута мелом, стволы как бы дымились, светлые искры пробегали по их коре. И в этой серебряной роще, среди неподвижных деревьев, неподвижно стояла Таня и плакала. Она не слыхала ни звука его шагов, ни шума раздвигаемых веток.

Филька отодвинулся за кусты, скрывавшие его, как стена, и посидел на снегу недолго. Потом потихоньку отполз и бесшумно зашагал назад.

«Если человек остается один, - снова подумал Филька, - то он, конечно, может попасть на плохую дорогу: он может бегать по следам, как собака, и прыгать через забор, и, как лиса, подглядывать из-за кустов за другими. Но если человек плачет один, то лучше его оставить так: пусть плачет».

И Филька, обойдя рощу далеко, свернул в переулок и подошел к воротам Тани. Он открыл калитку и вошел в ее дом смело, как никогда не входил.

Старуха спросила его, что ему нужно.

Он ответил, что хотел бы видеть мать Тани и сказать ей, что в школе сегодня кружок и Таня придет попозже.

Старуха показала ему на комнату, где сидела мать.

Он приоткрыл немного дверь и снова закрыл ее быстро.

В комнате, на красном диванчике, рядом с матерью Тани сидела Александра Ивановна.

Обняв мать Тани, она говорила ей что-то, и у обеих в руках были крошечные белые платки, которые они изредка подносили к глазам.

Неужели и они горевали о чем-то?

Филька попятился назад, не скрипнув ни одной половицей.

Он вышел на крыльцо и быстро зашагал к воротам.

Да, он знал многие вещи, которые в городе были ему ни к чему. Он знал голоса зверей, знал корни трав, знал глубину воды, знал даже, что не следует дом свой в лесу конопатить войлоком, потому что птицы таскают волос на гнезда. Но, когда люди не смеются, а плачут вдвоем, он не знал, как в таком случае поступить. Тогда пусть все они плачут, а ему лучше заняться своими собаками, потому что уже зима и скоро лед поднимется над водой и от луны станет зеленым, как медь.

Глава 12
Снег падал почти до самых каникул; переставал и падал, переставал и снова падал и засыпал весь городок. В домах стало трудно открывать ставни. На тротуарах прорывали траншеи. Дорога поднялась высоко. А снег все падал, овладевая и рекой и горами, и только в одном месте, на школьном дворе, где постоянно топтали его детские ноги, он ничего не мог поделать. Тут он прижался покрепче к земле, стал плотным и гладким, и можно было из него лепить что угодно.

Вот уже несколько дней подряд на каждой большой перемене Таня лепит из снега фигуру.

Сегодня она кончила ее. Мальчики, помогавшие ей, отнесли к забору лестницу, оставили ведро с водой. И Таня отошла в сторону, чтобы посмотреть на свой труд.

Это был часовой в шлеме, с плечами широкими, как у отца, и с его осанкой. Точно на краю света стоял он, опираясь на ружье и глядя вдаль, а перед ним расстилалось темное море. Конечно, моря никакого не было. Но так живо было впечатление, что дети в первую минуту молчали. Потом мальчики постарше незаметно окружили Таню и разом с криками подняли ее на воздух.

Девочки, которых вовсе не трогали, завизжали. А Таня даже не вскрикнула. Она только была смущена, что в самом деле часовой получился хорошо. А ведь она и не думала, как это сделать. Она только схватила свою мысль и крепко держала ее, не выпуская из своих пальцев до тех пор, пока не приделала к винтовке штыка, покрыв его сверкающим льдом. И теперь пальцы ее болели от воды и от снега, и она грела их, засунув в рот.

Коля стоял в стороне, не делая к Тане ни одного шага.

Александра Ивановна, привлеченная громким криком детей, тоже вышла во двор и постояла без шубы перед снежной фигурой часового. Она была удивлена ее красотой.

Тонкие шерстинки на черном платье учительницы уже покрылись изморозью, гранатовая звездочка затуманилась на ее груди, а она все стояла, думая о своем собственном детстве.

Ведь и они когда-то лепили фигуры из снега. Одну она помнила хорошо. Это была снежная баба, стоявшая в углу двора. Ночью, когда двор и кирпичные стены заливала луна, на нее было страшно смотреть. Ее круглая распухшая голова, с черным углем вместо рта, была окружена сиянием. И однажды, взглянув на нее вечером из окна, она испугалась и заплакала. Никто не знал, отчего она плачет. А она не могла заснуть. Всю ночь в лунном свете мерещилась ей эта снежная баба, похожая на вымысел каких-то подземных существ.

И теперь, через двадцать лет, учительница оглянулась: нет ли и тут этой страшной снежной бабы? Нет, она не увидела ее. Тут были и другие фигуры,

Дикая собака Динго или повесть о первой любви
Тонкая леса была спущена в воду под толстый корень, шевелившийся от каждого движения волны.

Девочка ловила форель.

Она сидела неподвижно на камне, и река обдавала ее шумом. Глаза ее были опущены вниз. Но взгляд их, утомленный блеском, рассеянным повсюду над водой, не был пристален. Она часто отводила его в сторону и устремляла вдаль, где крутые горы, осененные лесом, стояли над самой рекой.

Воздух был еще светел, и небо, стесненное горами, казалось среди них равниной, чуть озаренной закатом.

Но ни этот воздух, знакомый ей с первых дней жизни, ни это небо не привлекали ее сейчас.

Широко открытыми глазами следила она за вечно бегущей водой, силясь представить в своем воображении те неизведанные края, куда и откуда бежала река. Ей хотелось увидеть иные страны, иной мир, например австралийскую собаку динго. Потом ей хотелось еще быть пилотом и при этом немного петь.

И она запела. Сначала тихо, потом громче.

У нее был голос, приятный для слуха. Но пусто было вокруг. Лишь водяная крыса, испуганная звуками ее песни, близко плеснулась возле корня и поплыла к камышам, волоча за собой в нору зеленую тростинку. Тростинка была длинна, и крыса трудилась напрасно, не в силах протащить ее сквозь густую речную траву.

Девочка с жалостью посмотрела на крысу и перестала петь. Потом поднялась, вытащив лесу из воды.

От взмаха ее руки крыса шмыгнула в тростник, а темная, в пятнах, форель, до того неподвижно стоявшая на светлой струе, подпрыгнула и ушла в глубину.

Девочка осталась одна. Она взглянула на солнце, которое было уже близко к закату и клонилось к вершине еловой горы. И, хотя было уже поздно, девочка не спешила уйти. Она медленно повернулась на камне и неторопливо зашагала вверх по тропинке, где навстречу ей по пологому склону горы спускался высокий лес.

Она вошла в него смело.

Шум воды, бегущей меж рядами камней, остался за ее спиной, и перед ней открылась тишина.

И в этой вековой тишине услышала она вдруг звук пионерского горна. Он прошелся по просеке, где, не шевеля ветвями, стояли старые пихты, и протрубил ей в уши, напомнив, что надо спешить.

Однако девочка не прибавила шагу. Обогнув круглое болотце, где росли желтые саранки, она наклонилась и острым сучком вырыла из земли вместе с корнями несколько бледных цветов. Руки ее уже были полны, когда позади раздался тихий шум шагов и голос, громко зовущий ее по имени:

- Таня!

Она обернулась. На просеке, возле высокой муравьиной кучи, стоял нанайский мальчик Филька и манил ее к себе рукой. Она подошла, дружелюбно глядя на него.

Возле Фильки на широком пне увидела она котелок, полный брусники. А сам Филька узким охотничьим ножом, сделанным из якутской стали, очищал от коры свежий березовый.
Женские и детские трендовые, базовые украшения

ladycollection.com
Перейти на сайт
- Разве ты не слышала горна? - спросил он. - Почему же ты не спешишь?

Она ответила:

- Сегодня родительский день. Мать моя приехать не может - она в больнице на работе, - и в лагере меня никто не ждет. А почему ты не спешишь? - добавила она с улыбкой.

- Сегодня родительский день, - ответил он так же, как она, - и ко мне приехал из стойбища отец, я пошел его проводить до еловой сопки.

- Разве ты уже проводил его? Ведь это далеко.

- Нет, - ответил с достоинством Филька. - Зачем я буду его провожать, если он останется ночевать возле нашего лагеря у реки! Я выкупался за Большими камнями и пошел искать тебя. Я слышал, как ты громко пела.

Девочка посмотрела на него и засмеялась. А смуглое лицо Фильки потемнело еще больше.

- Но если ты не спешишь никуда, - сказал он, - то постоим тут немного. Я угощу тебя муравьиным соком.

- Ты уже угощал меня утром сырой рыбой.

- Да, но то была рыба, а это уже совсем другое. Попробуй! - сказал Филька и воткнул свой прут в самую середину муравьиной кучи.

И, склонившись над ней вдвоем, они подождали немного, пока тонкая ветка, очищенная от коры, не покрылась сплошь муравьями. Тогда Филька стряхнул их, слегка ударив веткой по кедру, и показал ее Тане. На блестящей заболони видны были капли муравьиной кислоты. Он лизнул и дал попробовать Тане. Она тоже лизнула и сказала:

- Это очень вкусно. Я всегда любила муравьиный сок.

Она двинулась дальше, и Филька пошел с нею рядом, не отставая от нее ни на шаг.

Они молчали. Таня - потому, что любила думать понемногу обо всем и молчать всякий раз, когда входила в этот молчаливый лес. А Филька о таком чистейшем пустяке, как муравьиный сок, тоже не хотел говорить. Все же это был только сок, который она могла добывать и сама.

Так прошли они всю просеку, не сказав друг другу ни слова, и вышли на противоположный склон горы. И здесь, совсем близко, под каменным обрывом, все у той же самой реки, без устали спешившей к морю, увидели они свой лагерь - просторные палатки, стоявшие на поляне в ряд.

Из лагеря доносился шум. Взрослые, должно быть, уже уехали домой, и шумели одни только дети. Но голоса их были так сильны, что здесь, наверху, среди молчания серых морщинистых камней, Тане показалось, что где-то далеко гудит и качается лес.

- А ведь, никак, уже строятся на линейку, - сказала она. - Тебе бы следовало, Филька, прийти в лагерь раньше меня, потому что не посмеются ли над нами, что мы так часто приходим вместе?

«Вот уж про это ей бы не следовало говорить», - подумал с горькой обидой Филька.

И, схватившись за цепкий слойник, торчащий над обрывом, он прыгнул вниз на тропинку так далеко, что Тане стало страшно.

Но он не расшибся. И Таня бросилась бежать по другой тропинке, меж низких сосен, криво растущих на камнях...

Тропинка привела ее на дорогу, которая, точно река, выбегала из леса и, точно река, блеснула ей в глаза своими камнями и щебнем и прошумела длинным автобусом, полным людей. Это взрослые уезжали из лагеря в город.

Автобус проехал мимо. Но девочка не проводила взглядом его колес, не посмотрела в его окна; она не ожидала увидеть в нем никого из родных.

Она пересекла дорогу и вбежала в лагерь, легко перескакивая через канавы и кочки, так как была проворна.

Дети встретили ее криком. Флаг на шесте похлопал ей прямо в лицо. Она стала в свой ряд, положив цветы на землю.

Вожатый Костя погрозил ей глазами и сказал:

- Таня Сабанеева, на линейку надо становиться вовремя. Смирно! На-пра-во равняйсь! Ощущайте локтем соседа.

Таня пошире раздвинула локти, подумав при этом: «Хорошо, если у тебя справа друзья. Хорошо, если они и слева. Хорошо, если они и там и тут».

Повернув голову направо, Таня увидела Фильку. После купания лицо его блестело, как камень, а галстук был темен от воды.

И вожатый сказал ему:

- Филька, какой же ты пионер, если каждый раз делаешь себе из галстука плавки!.. Не ври, не ври, пожалуйста! Я сам все знаю. Погоди, я уж поговорю с твоим отцом серьезно.

«Бедный Филька, - подумала Таня, - ему сегодня не везет».

Она смотрела все время направо. Налево же она не смотрела. Во-первых, потому, что было это не по правилам, во-вторых, потому, что там стояла толстая девочка Женя, которую она не предпочитала другим.

Ах, этот лагерь, где уже пятый год подряд проводит она свое лето! Почему-то сегодня он ей казался не таким веселым, как прежде. А ведь всегда она так любила просыпаться в палатке на заре, когда с тонких шипов ежевики капает на землю роса! Любила звук горна в лесу, ревущего подобно изюбру, и стук барабанных палочек, и кислый муравьиный сок, и песни у костра, который она умела разводить лучше всех в отряде.

Что же сегодня случилось? Неужели эта бегущая к морю река навеяла на нее эти странные мысли? С каким смутным предчувствием следила она за ней! Куда хотелось ей плыть? Зачем понадобилась ей австралийская собака динго? Зачем она ей? Или это просто уходит от нее ее детство? Кто знает.
Таня с удивлением думала об этом, стоя смирно на линейке, и думала об этом позже, сидя в столовой палатке за ужином. И только у костра, который поручили ей развести, она взяла себя в руки.

Она принесла из лесу тонкую березку, высохшую на земле после бури, и поставила ее посередине костра, а кругом искусно развела огонь.

Филька же окопал его и подождал, пока не займутся сучья.

И березка горела без искр, но с легким шумом, со всех сторон окруженная сумраком.

Дети из других звеньев приходили к костру любоваться. Приходил и вожатый Костя, и доктор с бритой головой, и даже сам начальник лагеря. Он спросил их, почему они не поют и не играют, раз у них такой красивый костер.

Дети спели одну песню, потом другую.

А Тане не хотелось петь.

Как прежде на воду, широко открытыми глазами смотрела она на огонь, тоже вечно подвижный и постоянно стремящийся вверх. И он, и он шумел о чем-то, навевая на душу неясные предчувствия.

Филька, который не мог видеть ее печальной, принес к костру свой котелок с брусникой, желая порадовать ее тем немногим, что у него было. Он угостил всех товарищей по звену, но Тане выбрал ягоды самые крупные. Они были спелы и прохладны, и Таня съела их с удовольствием. А Филька, видя ее снова веселой, начал рассказывать о медведях, потому что отец его был охотник. И кто же другой мог так хорошо рассказать о них.

Но Таня прервала его.

- Я родилась здесь, в этом краю и в этом городе, и нигде не бывала в другом месте, - сказала она, - но всегда удивлялась, почему здесь так много говорят о медведях. Постоянно о медведях...

- Потому что кругом тайга, а в тайге водится много медведей, ответила толстая девочка Женя, у которой не было никакой фантазии, но которая всему умела находить верную причину.

Таня задумчиво посмотрела на нее и спросила у Фильки, не может ли он что-нибудь рассказать об австралийской собаке динго.

Но о дикой собаке динго Филька ничего не знал. Он мог бы рассказать о злых нартовых собаках, о лайках, но об австралийской собаке ему ничего не было известно. Не знали о ней и другие дети.

И толстая девочка Женя спросила:

- А скажи, пожалуйста, Таня, зачем тебе австралийская собака динго?

Но Таня ничего не ответила, потому что в самом деле ничего на это не могла сказать. Она только вздохнула.

Словно от этого тихого вздоха, березка, горевшая до того так ровно и ярко, вдруг закачалась, как живая, и рухнула, рассыпалась пеплом. В кругу, где сидела Таня, стало тесно. Мрак подступил близко. Все зашумели. И тотчас же из темноты раздался голос, которого никто не знал. Это не был голос вожатого Кости.

Он сказал:

- Ай-ай, друга, чего кричишь?

Чья-то темная большая рука пронесла над головой Фильки целую охапку сучьев и бросила их в костер. Это были еловые лапы, которые дают много света и искр, с гудением уносящихся вверх. И там, наверху, они гаснут не скоро, они горят и мерцают, точно целые горсти звезд.

Дети вскочили на ноги, а к костру подсел человек. Он был с виду мал, носил кожаные наколенники, а на голове у него была берестяная шляпа.

- Это Филькин отец, охотник! - закричала Таня. - Он ночует сегодня тут, рядом с нашим лагерем. Я его хорошо знаю.

Охотник подсел к Тане поближе, закивал ей головой и улыбнулся. Улыбнулся он и другим детям, показав свои широкие зубы, источенные длинным мундштуком медной трубочки, которую он крепко сжимал в руке. Каждую минуту он подносил к своей трубочке уголек и сопел ею, ничего никому не говоря. Но это сопение, этот тихий и мирный звук говорил всем, кто хотел его слушать, что в голове этого странного охотника нет никаких дурных мыслей.

И поэтому, когда к костру подошел вожатый Костя и спросил, почему у них в лагере находится посторонний человек, то дети закричали все вместе:

- Не трогай его, Костя, это Филькин отец, пусть посидит у нашего костра! Нам с ним весело!

- Ага, так это Филькин отец, - сказал Костя. - Отлично! Я узнаю его. Но в таком случае я должен сообщить вам, товарищ охотник, что сын ваш Филька постоянно ест сырую рыбу и угощает ею других, например Таню Сабанееву. Это одно. А во-вторых, из своего пионерского галстука он делает себе плавки, купается возле Больших камней, что категорически было ему запрещено.

Сказав это, Костя ушел к другим кострам, которые ярко горели на поляне. А так как охотник не все понял из того, что сказал Костя, то посмотрел ему вслед с уважением и на всякий случай покачал головой.

- Филька, - сказал он, - я живу в стойбище и охочусь на зверя и плачу деньги для того, чтобы ты жил в городе, и учился, и был всегда сыт. Но что же из тебя выйдет, если за один только день ты сделал так много зла, что на тебя жалуются начальники? Вот тебе за это ремень, иди в лес и приведи сюда моего оленя. Он пасется близко отсюда. Я переночую у вашего костра.

И он дал Фильке ремень, сделанный из лосиной кожи, такой длинный, что его можно было закинуть на вершину самого высокого кедра.

Филька поднялся на ноги, глядя на товарищей, не разделит ли кто-нибудь с ним его наказание. Тане стало жалко его: ведь это ее угощал он утром сырой рыбой, а вечером муравьиным соком и, может быть, ради нее купался у Больших камней.

Она вскочила с земли и сказала:

- Филька, пойдем. Мы поймаем оленя и приведем его твоему отцу.

И они побежали к лесу, который встретил их по-прежнему молчаливо. Скрещенные тени лежали на мху между елями, и волчьи ягоды на кустах блестели от света звезд. Олень стоял тут же, близко под пихтой, и объедал мох, свисавший с ее ветвей. Олень был так смирен, что Фильке не пришлось даже развернуть аркан, чтобы набросить его на рога. Таня взяла оленя за повод и по росистой траве вывела его на опушку, а Филька привел к костру.

Охотник засмеялся, увидев детей у костра с оленем. Он предложил Тане свою трубочку, чтобы она покурила, так как он был добрый человек.

Но дети громко засмеялись. А Филька строго сказал ему:

- Отец, пионеры не курят, им нельзя курить.

Охотник был очень удивлен. Но недаром же он платит деньги за сына, недаром же сын живет в городе, ходит в школу и носит на шее красный платок. Должен же он знать такие вещи, о которых не знает отец. И охотник закурил сам, положив руку на плечо Тане. А олень его подышал ей в лицо и прикоснулся к ней рогами, которые тоже могли быть нежными, хотя уже и давно затвердели.

Таня опустилась на землю рядом с ним почти счастливая.

На поляне всюду горели костры, вокруг костров пели дети, и доктор ходил среди детей, беспокоясь об их здоровье.

И Таня с удивлением думала:

«В самом деле, разве это не лучше австралийской собаки динго?»

Почему же ей все-таки хочется плыть по реке, почему все звенит в ушах голос ее струй, бьющихся о камни, и так хочется в жизни перемен?..
Глава 13
Меж тем это был писатель. Кто его знает, зачем он приехал в этот город зимой без валенок, в одних только сапогах. Да и сапоги его были не из коровьей кожи, прошитой, как у старателей, жилками, а из обыкновенного серого брезента, который никак уж не мог согреть его ноги. Правда, на нем была и длинная теплая шуба, и шапка из рыжей лисы. В этой шубе и шапке его видели и в клубе у пограничников. Говорили, будто он родился в этом городе и даже учился в этой самой школе, куда сегодня пришел.

Может быть, захотелось ему вспомнить свое детство, когда он рос здесь мальчиком и пусть холодный, а все же родимый ветер дул в его лицо и знакомый снег ложился на его ресницы. Или, может, захотелось ему посмотреть, как новая поросль шумит теперь на берегу его реки. Или, может быть, соскучился он со своей славой в Москве и решил отдохнуть, как те большие и зоркие птицы, что целый день парят высоко над лиманом и потом опускаются на низкие ели прибрежья и отдыхают здесь в тишине.

Но Таня не думала так.

Пусть это не Горький, думала она, пусть это другой, но зато он приехал сюда, к ней домой, в ее далекий край, чтобы и она могла посмотреть на него своими глазами, а может быть, даже прикоснуться к его шубе рукой.

У него были седые волосы на висках, хотя он еще не был стар, и тонкий голос, который поразил ее.

Она только боялась, как бы он не спросил ее вдруг, любит ли она Пушкина и нравятся ли ей его собственные книги.

Но он ни о чем не спросил. Он только сказал:

- Спасибо тебе, девочка. Что же ты сделаешь с мышонком?

И хотя, как многие слышали, писатель ничего особенного не сказал, а все же доставил всем немало хлопот.

Как хорошо было раньше, когда раз в десять дней Александра Ивановна по вечерам, после уроков, занималась с литературным кружком!

Они усаживались все за длинный стол в пионерской комнате, а Александра Ивановна садилась в кресло. Она становилась как будто немного другой, чем в классе, словно из далекого странствования приплывала к ним на невидимом корабле. Она клала подбородок на свои сплетенные пальцы и вдруг начинала читать:

Когда волнуется желтеющая нива

И свежий лес шумит при звуке ветерка...

Затем подумает немного и скажет:

- Нет, не то я хотела вам сегодня прочесть. Лучше послушайте вот что:

И он к устам моим приник,

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый,

И...

Ах, дети, я так хочу, чтобы вы поняли, каким чудесным бывает слово у поэта, каким дивным смыслом наполнено оно!

А Филька ничего не понимал и готов был без сожаления вырвать свой язык, который только и делал, что колотился без толку о его зубы, помогая им жевать все, что попадало в рот, а ни одного такого стиха сочинить не мог. Но зато он отлично говорил, как китаец, стоявший на углу с липучками. «И мало-мало есть, - говорил он, - и худо есть, и шибко хорошо».

Все над ним смеялись.

Потом Женя читала стихи о пограничниках, а Таня - рассказы. Коля же всегда критиковал бесстрастно, жестоко и сам ничего не писал - он боялся написать плохо.

Но совсем недавно, несколько дней назад, Таня прочитала им свой рассказ о маленьком мышонке, который поселился в рукаве старой шубы. Он жил там долго. Но однажды шубу вынесли из кладовой на мороз, и в первый раз мышонок увидел снег. «И как только людям не стыдно его топтать, - ведь это же сахар!» - подумал мышонок и выпрыгнул из рукава. Бедный мышонок! Как он теперь будет жить?

На этот раз Коля ничего не сказал дурного. Его молчание Таня сочла за похвалу и целый день, и всю ночь, даже во сне, ощущала счастье. А утром разорвала рассказ и выбросила вон.

«Неужели, - думала она, - даже не похвала, а только молчание этого дерзкого мальчика может меня сделать счастливой?»

Но сегодня на занятиях было совсем иначе.

Странные заботы посетили их круг. Где достать цветы, чтобы поднести их вечером писателю? Где их взять зимой, под снегом, когда даже простые хвощи на болоте, когда даже последняя травка в лесу не осталась живой?

Все думали об этом. И Таня думала, но ничего не могла придумать - у нее не было больше цветов.

Тогда толстощекая Женя сказала (она всегда говорила полезные вещи):

- У нас дома, в горшках, распустились царские кудри.

- И у нас, - разом сказали девочки, - зацвели на окнах китайские розы и фуксии.

- У нас же... - сказал Филька и в то же мгновение умолк, потому что его хозяйка не держала цветов в своем доме. Она держала свинью, которую его собаки во что бы то ни стало хотели разорвать на части.

Таким образом собрали много цветов. Но кто же отдаст их ему? Кто при всех, в большом школьном зале, где ярко будут гореть сорок ламп, поднимется на дощатую сцену и пожмет писателю руку и скажет: «От имени всех пионеров...»

- Пусть это сделает Таня! - крикнул Филька громче всех.

- Пусть это сделает Женя, - сказали девочки. - Ведь она придумала, каким образом собрать эти цветы.

И хотя они были правы, но все же мальчики спорили с ними. Только Коля молчал.

И когда все-таки выбрали Таню, а не Женю, он прикрыл глаза рукой. И никто не понял, чего же он хотел.

- Итак, - сказала Александра Ивановна, - ты взойдешь на трибуну, Таня, подойдешь к гостю, пожмешь ему руку и потом отдашь цветы. Ты скажешь ему то, что мы тут решили. Память у тебя хорошая, больше я тебя учить не буду. До начала осталось немного. Возьми цветы.

И Таня вышла, держа цветы в руках.

«Так вот она, справедливость! Вот настоящая награда за все мои обиды, - думала Таня, прижимая к себе цветы. - Не кто другой, как я, пожму знаменитому писателю руку, и отдам цветы, и буду смотреть на него, сколько мне захочется. И когда-нибудь потом, много-много времени спустя - лет так через пять, - и я смогу сказать друзьям, что видела кое-что на свете».

Она улыбалась всем, кто подходил к ней близко. Она улыбалась и Жене, не видя ее злобных взглядов.

- Это удивительно, почему все же выбрали Таню Сабанееву, - сказала Женя друзьям. - Я не говорю о себе - я не тщеславна, и мне этого вовсе не нужно, - но лучше было бы выбрать Колю. Он куда умней ее. Впрочем, этих мальчишек очень легко понять. Они выбрали ее потому, что у нее красивые глаза. Даже писатель что-то сказал о них.

- Он назвал их только серыми, - сказал Коля, смеясь. - Но ты, Женя, всегда права. Они красивые. И ты бы, наверно, хотела, чтоб у тебя были такие глаза?

- Вот уж чего не хотела бы, право! - сказала Женя.

Таня не слушала больше. И цветы, которые она держала в руках, показались ей тяжелыми, будто сделаны были из камня. Она бросилась бежать мимо классов, мимо большого зала, где, усаживаясь, уже гремели стульями.

Она сбежала по лестнице и в пустой сумрачной раздевалке остановилась задыхаясь. Она еще не знала всего красноречия зависти, она была слаба.

«Возможно ли то, что она говорит обо мне? Ведь это было бы недостойно меня, пионерки. Пусть счастье не улыбается мне. Не следует ли лучше отказаться, чем слушать подобные слова?»

Ноги не держали ее.

«Нет, все все неправда! - сказала она себе. - Все это вздор!»

А все же ей захотелось увидеть свои глаза.

В раздевалке, где, точно на лесной поляне, постоянно царил сумрачный свет, было тихо в этот час. Большое старое зеркало, чуть наклоненное вперед, стояло у белой стены. Его черная лакированная подставка всегда вздрагивала от шагов пробегавших мимо школьников. И тогда зеркало тоже двигалось. Точно светлое облако, проплывало оно немного вперед, отражая множество детских лиц.

Но сейчас оно стояло неподвижно. Вся подставка была уставлена чернильницами, только что вымытыми сторожем. И чернила стояли тут же, на подставке, в простой бутылке, и в высокой четверти с этикеткой, и еще в одной огромной стеклянной посуде. Как много чернил! Неужели их нужно так много, чтобы ей, Тане, зачерпнуть каплю на кончик своего пера?

Осторожно обойдя бутыль, стоявшую на полу, Таня подошла к зеркалу. Она оглянулась - сторожа не было видно - и, положив на подзеркальник локти, приблизила свое лицо к стеклу. Из глубины его, более светлой, чем окружающий сумрак, глядели на Таню ее серые, как у матери, глаза. Они были раскрыты, постоянный блеск покрывал их поверхность, а в глубине ходили легкие тени, и, казалось, в них не было никакого дна.

Так стояла она несколько секунд изумленная, точно лесной зверек, впервые увидевший свое отражение. Потом тяжело вздохнула:

- Нет, какие уж это глаза!

С чувством сожаления Таня отодвинулась назад, распрямилась.

И тотчас же, словно повторяя ее движение, качнулось на подставке зеркало, вновь возвращая Тане ее глаза. А бутылка с чернилами вдруг наклонилась вперед и покатилась, звеня о пустые чернильницы.

Таня быстро протянула руку. Но, точно живое существо, бутылка увернулась, продолжая свой путь. Таня хотела поймать ее на лету, даже прикоснулась к ней пальцами. Но бутылка скользила, боролась, точно спрут, извергая черную жидкость. Она упала на пол, даже не очень звонко, скорее со звуком глины, оборвавшейся с берега в воду.

С Таней случилось то, что хоть раз случается в жизни с каждой девочкой, - она проливает чернила.

- Вот несчастье! - воскликнула Таня.

Она отскочила, подняв левую руку, в которой все время держала цветы. Все же несколько черных капель блестело на нежных лепестках китайских роз. Однако это еще ничего, можно лепестки оборвать. Но другая рука! Таня с отчаянием вертела ее перед глазами, поворачивая ладонью то вверх, то вниз. До самого сгиба кисти она была черна и ужасна.

- Любопытно!

Так близко от нее раздался возглас, что Тане показалось, будто она сама сказала это слово.

Она быстро вскинула голову.

Перед ней стоял Коля и тоже смотрел на ее руку.

- Любопытно, - повторил он, - как ты теперь пожмешь руку писателю. Кстати, он уже пришел и сидит сейчас в учительской. Все собрались. Александра Ивановна послала меня за тобой.

Секунду Таня была неподвижна, и глаза ее, только что глядевшие в зеркало с таким любопытством, теперь выражали страдание.

Удивительно, как ей не везет!

Она протянула ему цветы. Она хотела сказать: «Возьми у меня и это. Пусть поднесет их Женя. Ведь у нее тоже хорошая память».

И он взял бы эти цветы и, может быть, посмеялся бы над нею вместе с Женей.

Таня живо отвернулась от Коли и помчалась дальше между рядами детских шуб, сопровождавших ее, точно строй неподвижных свидетелей. В умывалке она нашла воду. Она вылила ее всю, до последней капли.

Она терла руку песком, и все же рука ее осталась черной.

«Все равно он скажет! Он скажет Александре Ивановне. Он скажет Жене и всем».

Итак, она сегодня не выйдет на сцену, не отдаст цветов и не пожмет руку писателю.

Удивительно, как не везет ей с цветами, к которым так привязано ее сердце! То она отдает их больному мальчику, а тот оказывается Колей, и вовсе их не следовало ему отдавать, хотя то были простые саранки. И вот теперь - эти нежные цветы, которые растут только дома. Попади они к другой девочке - сколько чудесных и красивых историй могло бы с ними случиться! А она должна отказаться от них.

Таня стряхнула с руки капли воды и, не вытирая ее, побрела из раздевалки, больше не торопясь никуда. Теперь уж все равно!

Она взошла по ступеням, обитым медной полоской по краю, и пошла по коридору, поглядывая в окна, не увидит ли во дворе своего дерева, которое иногда утешало ее. Но и его не было. Оно росло не здесь, оно росло под другими окнами, на другой стороне. А по другой стороне, пересекая ей путь, шел по коридору писатель. Она увидела его, оторвавшись на секунду от окна.

Он шел, торопливо передвигая ноги в своих брезентовых сапогах, без шубы, в длинной кавказской рубахе с высоким воротом, перехваченной в талии узким ремешком. И блестели его серебряные волосы на затылке, блестел серебряный поясок, и пуговиц на его длинной рубахе Тане было не счесть.

Вот он свернет сейчас за угол коридора к учительской и исчезнет от Тани навсегда.

- Товарищ писатель! - крикнула она с отчаянием.

Он остановился. Он повернулся кругом, как на пружине, и пошел назад, к ней навстречу, размахивая руками и морща лоб, словно силясь заранее понять, что нужно этой девочке, остановившей его на пути. Уж не цветы ли она принесла ему? Как много, как часто приносят ему цветы! Он не посмотрел на них даже.

- Товарищ писатель, скажите, вы добрый?

Он наклонил к ней лицо.

- Нет, скажите, вы добрый? - с мольбой повторила Таня и увела его за собой в глубину пустого коридора.

- Товарищ писатель, скажите, вы добрый? - повторила она в третий раз.

Что мог он ответить на это девочке?

- Но что тебе нужно, дружок?

- Если вы добрый, то прошу вас, не подавайте мне руки.

- Ты разве сделала что-нибудь плохое?

- Ах нет, не то! Я хотела сказать другое. Я должна поднести вам цветы, когда вы кончите читать, и сказать от имени всех пионеров спасибо. Вы подадите мне руку. А как я вам подам? Со мной случилось несчастье. Посмотрите.

И она показала ему свою руку - худую, с длинными пальцами, всю измазанную чернилами.

Он сел на подоконник и захохотал, притянув Таню к себе.

Смех его поразил ее больше, чем голос, - он был еще тоньше и звенел.

Таня подумала:

«Он, наверно, должен петь хорошо. Но сделает ли он то, о чем я прошу?»

- Я сделаю так, как ты просишь, - сказал он ей.

Он ушел, все еще посмеиваясь и размахивая руками на свой особый лад.

Это была веселая минута в его длинном путешествии. Она доставила ему удовольствие, и на сцене он был тоже весел. Он сел поближе к детям и начал читать им, не дождавшись, когда они перестанут кричать. Они перестали. Таня, сидевшая близко, все время слушала его с благодарностью. Он читал им прощание сына с отцом - очень горькое прощание, но где каждый шел исполнять свои обязанности. И странно: его тонкий голос, так поразивший Таню, звучал теперь в его книге иначе. В нем слышалась теперь медь, звон трубы, на который откликаются камни, - все звуки, которые Таня любила больше, чем звуки струны, звенящей под ударами пальцев.

Вот он кончил. Вокруг Тани кричали и хлопали, она же не смела вынуть руки из кармана своего свитера, связанного из грубой шерсти. Цветы лежали на ее коленях.

Она смотрела на Александру Ивановну, ожидая знака.

И вот все уже смолкли, и он отошел от стола, закрыл свою книгу, когда Александра Ивановна легонько кивнула Тане.

Она взбежала по ступенькам, не вынимая руки из кармана. Она приближалась к нему, быстро перебирая ногами по доскам, потом пошла медленней, потом остановилась. А он смотрел в ее блестящие глаза, не делая ни одного движения.

«Он забыл, - подумала Таня. - Что будет теперь?»

Мороз пробежал по ее коже.

- От имени всех пионеров и школьников... - сказала она слабым голосом.

Нет, он не забыл. Он не дал ей кончить; широко раскинув руки, подбежал к ней, заслонил от всех и, вынув цветы из ее крепкой сжатой ладони, положил их на стол. Потом обнял ее, и вместе они сошли со сцены в зал. Он никому не давал к ней прикоснуться, пока со всех сторон не окружили их дети.

Маленькая девочка шла перед ними и кричала:

- Дядя, вы живой писатель, настоящий или нет?

- Живой, живой, - говорил он.

- Я никогда не видала живого. Я думала, он совсем не такой.

- А какой же?

- Я думала, толстый.

Он присел перед девочкой на корточки и потонул среди детей, как в траве. Они касались его руками, они шумели вокруг, и никогда самая громкая слава не пела ему в уши так сладко, как этот страшный крик, оглушавший его.

Он на секунду прикрыл глаза рукой.

А Таня стояла возле, почти касаясь его плеча. Вдруг она почувствовала, как кто-то старается вынуть ее руку, запрятанную глубоко в карман. Она вскрикнула и отстранилась. Это Коля держал ее руку за кисть и тянул к себе изо всей силы. Она боролась, сгибая локоть, пока не ослабела рука. И Коля вынул ее из кармана, но не поднял вверх, как ожидала Таня, а только крепко сжал своими руками.

- Таня, - сказал он тихо, - я так боялся за тебя! Я думал, что будут над тобой смеяться. Но ты молодец! Не сердись на меня, не сердись, я прошу! Мне так хочется танцевать с тобой в школе на елке!

Ни обычной усмешки, ни упрямства не услышала она в его словах.

Он положил свою руку ей на плечо, словно веселый танец уже начался, словно они стали кружиться.

Она покраснела, глядя на него в смятении. Нежная улыбка осветила ее лицо, наполнила глаза и губы. И, ничего не боясь, она тоже подняла свою руку. Она совсем забыла о своих обидах, и несколько секунд ее перепачканная худая девическая рука покоилась на его плече.

Вдруг Филька обнял обоих. Он пытливо смотрел то на Таню, то на Колю, и беспечное лицо его на этот раз не выражало радости.

- Помирились, значит, - громко сказал он.

Таня отдернула руку, сняла ее с плеча Коли, опустила вниз вдоль бедра.

- Что ты глупости говоришь, Филька! - сказала она, покраснев еще сильнее. - Он просто просил меня, чтобы я пригласила его к себе завтра на праздник. Но я не приглашаю. А впрочем, пусть приходит, если ему уж так хочется.

- Да, да, - вздохнул легонько Филька, - завтра Новый год, я помню это твой праздник. Я приду к тебе с отцом, он просил меня. Можно?

- Приходи, - поспешно заметила Таня. - Может быть, у меня будет нескучно. Приходи, - сказала она и Коле, прикоснувшись к его рукаву.

Филька с силой протиснулся между ними, а за ним толпа, стремящаяся вперед, широкой рекой разъединила их.

Так! Я устала читать пойду ка посплю я уснула очень быстро. Уснула я где-то в три ночи.
Мне приснилось девочки, проснулась на том как девочка звала кого-то. Я проснулась что какая то девочка звала на помощь...
Я конечно проснулась рассчитаться, Даже не оделась и пошла на помощь конечно с Энни и Софкой
Я пришла и увидела девочку

Точнее две девочки. Они заблудились и искали ещё людей, тут я понела что в середине леса я крикнула им привет. Они тоже крикнули привет. Мы познакомились там была Саша и Соня сёстры двойняшки)))
Тут я понела что тоже потерялась они предлагали переехать к ним в машину они приехали Сюда точнее сломалась машина, там очень уютно Энни сразу понравилась Саше и она ей Энни сразу как мы познакомились Энничка подбежала к ногам, Софка подошла и начала тереться под ногами Соне. Я конечно с Энничкой и Софиком побежала за вещами взяла все вещи и пошла к Соне и Саше, мы пришли.
-Саш покажи всё здесь всё. Сказала Соня.
-Ладно щас покажу тебе всё пойдём Крис
-Вау, как красиво...
-смотри тут мы едим тут спим
Там было очень уютно...
Всё было укрыто пледом и подушками
-Блин у нас тут немного не убрано.
-Да не чего)
-СОООООООООООООООООООООНЬ!
-Что?
-Иди убрать багажник
-Сань сама иди!
- ААААА! ЛАДНО. Если что у нас так всегда хах.)
Саша убрала плед и подушки, багажник был очень большой...
Они сказали чтоб я спала тут а в палатке будут спать Энничка и Софик мы поставили всё очень уютно мы постелили плед и положили мои подушки, Еду и воду.
-Саш, Сонь а что с машиной почему она не едет? Я если смогу я помогу, у меня папа увлекается всем этим и я понемногу понимаю в этом.Сказала я
-Я конечно не знаю что там, но можешь посмотреть. Сказала Саша
После просмотра:
-Так тут всё легко
Мы взяли все предметы и я починила машину
-Вау! Сказали девочки
-значит можем уехать домой. Сказала Соня
- У нас кстати карта есть там вроде помечен наш дом.
-Пока. Сказала я
- Пока... Сказали девочки.
Я была у них недельки так две.Я собрала вещи и ушла. Мы разошлись как в небе самолёты, мне было очень грустно. Софик всю дорогу мяукала и не хотела уходить от Сони так думала я...
Мы пришли обратно к нам в палатку и увидели что Софи лежит, ну лежит и лежит может устала. Подумала я.
Через четыре месяца:
Что то как то Софи поправилась и более ленивой стала.
Через через шесть месяцев:
Ночью:
Сонным голосом:
-Ээээ фпать хотю чть тамь Софик орьёт
-МЯУ МЯУ МЯУ МЯУ
-Модеть на уцро и ужнаю
Я уснула но Софи продолжала орать
На утро:
-Аааах доброе утро Энни а где Софи? Да наверно гуляет)
Я встала с пледа перевернулась на другой бок и увидела:

Маленьких беленьких котят! Котят блин!!!
А рядом с ними сидела их как я понимаю мама моя Софи!
Я конечно всех их заняла на плед и потом начала звонить маме:
-Хах хах Мамочка? Алё)?
-Алё дочь что такое?
-Ну ээ как бы ээээ как то это эээ сказать эээээ ну у нас ээээ не одна кошка...
-Чего!? Что там у вас уже случилось!?
- Родились котята)))
-Чего сколько!??
- Мало всего лишь четыре)))
-Чего!?
-Мам ну впрямь что ты расчегокалась? Ты кстати когда приедешь?)
-Завтра
- ААААА?! ПЫШ СКИЩ АЗЗЗЗ СВЯЗЬ ПЛОХАЯ
Я положила котят и Софи в переноску, нацепила на Энни поводок и собрала вещи. Я бежала домой со всех ног...
Я пребежала домой всё убрала чтоб мама не поняла, а так же протёрла пыль, Запылесосила пыль, и помыла окна. Я отцепила Энни потом опять прицепила и мы пошли гулять) Софи пока со своими детками спала у них был такое расписание Спать, Есть, спать, есть, какать, писать, спать есть, ну и тогдалие
Мы идём с Энни гуляем и Энни пошла отошла в кустики я конечно отпустила поводок и пошла села на скамейку, тут очень много голубей. Энни пописала и пошла бегать за голубями я сидела и радостно смотрела как Энничка виляя хвостом бегала и прыгала за ними)
-Всё Энни пойдём домой.Я уже кушать хочу. Сказала Я.
Но Энни не захотела...
-Энни!!! Это уже не смешно ночь уже! Сколько времени? ААААА ЭННИ БЫСТРО 4 УТРА КАК Я НЕ ЗАМЕТИЛА!? МАМА УЖЕ ПРИШЛА!
- Энни я сейчас приду сгоняю в магаз за конфетами а то я маму разозлю хоть немного утихомириться.
Мысли: Какая то тревожная ночь...
*Привязала Энни к перилу*
Солнце быстро скрылось за горизонтом. На землю опустилась тихая июльская ночь. Земля, прогревшаяся под жарким солнцем, не спеша отдавала тепло. Птицы замолчали, уступив место ночным обитателям. На болоте стройно пел хор лягушек. В траве стрекотали кузнечики, сверчки.
На небо вышла полная румяная луна. Она освещали городок призрачным светом. Все вокруг казалось таинственным и незнакомым. Небо было усыпано звездами. Они переливались розовым, желтым, голубым цветами. Это зрелище завораживало и сами собой в голове появлялись мысли о далеких планетах. Вот среди звезд медленно пролетел спутник, замигали огни самолета. Всего сто лет назад люди могли только мечтать об этом. И вот мечты стали реальностью.
*Купила цветы и конфетки вкусняшки для Энни*
-Энничка! Я купила вкусняшки! крикнул я
-Энни!? Кричу я
-ЭННИ! ЭННИЧКА!! ТЫ ГДЕ ЭНЮСЯ!!!
Это была как я думала тревожная ночь, я выхожу из магазина и вижу просто разрезанный поводок и на нём записка
-Хай!!! Если ты это читаешь то ты переживаешь где твоя собака но нет! Не переживай! Я просто взял твою собаку на вязку
Я была в полнейшим шоке я сидела и смотрела на перерезанным поводок и по сто раз читала записку.
Домой я пришла где то в семь утра вся зарёваная, и, и без Энни... Софи сразу подбежала к ногам мама ещё спала а папа нет. Папа подошёл и сразу спросил почему я вся в слезах и где Энни.
-Н... На... Сказала Я хриплым голосом
Я дала разрезанный поводок и записку
-Это шутка? Верно ли!?
-НЕТ ПАПА НЕТ!!! Я с криками убежала в комнату мама проснулась и тоже начала всё спрашивать я всё отвечала как и папе...
Через год
-Кристина там кто то постучал или открой. Сказал папа.
-Да конечно.
Я открываю дверь и там маленький щенок и записка
"Извини Собаку я оставляю у себя а те на это Цоцона!"
Слеза упала на письмо.