бей

Вилка взгляд утаивает, отворачивается и старается не смотреть, чтобы он снова не подошёл. на каждом уроке старается держаться индиго, да и на перемене тоже. потому что Коля невыносим. он строчит в личку каждый день, а в групповой чат кидает песни о любви. и Виолетте кажется, что это ой как не здорово.

— Эй, Малышенко, — догоняет, равняясь с ней в коридоре, — Да остановись ты.

дёргает за плечо, нарушая личное пространство. она лишь глаза закатывает, но раздражения не показывает — боится, что-ли.

— Ну, чего тебе? — улыбается отстраненно, лишь бы не обидеть. кивает головой, мол, заинтересована. а на деле считает секунды, чтобы уйти.

— Пошли гулять после школы, — он улыбается, как, впрочем, и всегда, — Угощу, чем захочешь.

— Коленька, — кладёт руку на грудную клетку, наигранно сожалея, — не могу я сегодня, — и её непонятно-шутливый акцент скрывает появившийся из ниоткуда страх.

— Вилка, ты разбиваешь мне сердце, — он подыгрывает. складывает бровки домиком, смахивая фантомную слезу, — Ты хоть когда-нибудь согласишься? — становится серьёзнее, заметно опуская голову — то ли смущение, то ли злость.

— Боюсь, что нет, родной мой, — она закидывает руку ему на плечо так, как может — он значительно выше; вздыхает, сверля коридорную стену глазами, — Не повезёт тебе.

и ретируется так быстро, что пятки сверкают.

снова шутить, отмалчиваться или разгонять глупые шутки-мемы, лишь бы не быть серьёзной и спокойно сказать «нет».

а Коля только крепче сжимает челюсти. потому что Малышенко его конкретно достала.

милая и добрая, весёлая, за любой движ — кроме как встречаться с ним, пожалуй. и будь это кто другой — можно было бы проглотить со спокойной душой. но Виолетта не то, что неприступная крепость, её будто на горизонте-то и не видно.

Вилка плетётся в туалет на третьем этаже одна. Кристина в школе не появилась, а Лиза засела в кабинете литературы в очереди на сдачу стиха.

объяснить поведение этих двоих становится всё сложнее с каждым днем. и она чувствует, как в скором времени с ними придется говорить.

***

Кристина всё утро раздумывает над вчерашним. она вымоталась настолько, что сил нет даже встать. перепалки с индиго разрывают ей сердце — она невольно вспоминает времена, когда всё было хорошо. и страх берёт верх, потому что это единственный человек, которому она открылась.

было даже непонятно почему; быть может, они похожи. и боль общую принимают на свой счет.

часы тикают, раздражая сознание, и хочется закрыть глаза. попросту вернуться в октябрь, когда они сидели, попивая чай, и индиго рассказывала ей о литературе.

Кристина головой понимает, что сама её отталкивает. что отказывается принимать помощь, ну, или жалость, в таком-то случае.

только она уверена на все сто процентов — жалость ей не поможет ни разу. лишь разорвёт душу окончательно, заставляя принимать то, что она кому-то нужна.

и, всё же, индиго её поменяла. отрицать это было бы сложно. потому что Кристина сидит за учебником, старательно вычитывая каждую строку, и старается в себя поверить. потому что и в неё однажды поверили.

а Лиза потихоньку переваривает их последнюю ссору. как бы там ни было — Захарова вчера оказалась права.

потому что Лиза настолько погрязла в обиде на весь мир, что не замечает ничего вокруг. и в то, что кому-то может быть хуже, чем ей, не верит.

она дорожила теми вечерами, когда могла побыть хоть с кем-то. потому что одиночество давит со всех сторон, и огромная дыра внутри гложит.

и не может она теперь Захарову ненавидеть. жалость её подкупает. но это не та жалость, что раньше — не губящая в себе, когда с отвращением наблюдаешь, как человек падает вниз. теперь это жалость, которая расходится по телу испульсами сожаления и режет без ножа. потому что, оказывается, Захарова пиздец какая сильная.

и Лиза удивлена её желанию жить.

она решает больше не трогать Кристину; и обещает бить себя по лицу каждый раз, как вспомнит о брате. её не хочется осквернять этим образом — хочется запомнить Захарову такой же забавной, пусть и злой на всех, и такой же непосредственной, какой она была когда-то.

и выходя из школы с первыми сумерками, Лиза обещает себе стать добрее. если у Кристины вышло получить пятёрку по алгебре, то она не может облажаться.

***

Лиза устало пялится на настенные часы, висящие над доской. уже второй урок — Вилка всё ещё не пришла. и Рони понятия не имеет, куда та делась.

Кристина косится в сторону индиго, осматривая — водолазка, как и всегда, но натянута почти до пальцев. неужели из-за неё прячет? ей же плевать на чужое мнение.

но душа болит, глядя на потухшие глаза индиго. она будто совсем неживая.

по итогу, Виолетта врывается в класс только на третий урок — в слезах и запыхающаяся.

— Эй, что случилось? — Лиза осматривает ту ошалело, а Вилка только плачет, шмыгая носом и пытается что-то сказать.

— Я, — заикается, утирая слезы; шапка перекошена, руки подрагивают, а портфель, наспех собранный, трясётся из-за подрагивающих коленок, — гуляла с Аляской, — и снова запинается, — отпустила её, чтобы она в лесу побегала, — плачет с новой силой, а Лиза только кладёт руку ей на плечо, — и она потерялась!

и утыкает лицо в обе руки, завывая.

— Я её всё утро искала!

и она такая поникшая, что Лиза хочет её накрыть пледом и уложить в кровать.

— Вилка, мы её найдем, слышишь? — гладит по плечу, пытаясь обратить взгляд подруги на себя, — Может, она сама прибежит? Она же знает дорогу домой.

та лишь кивает, немного успокаиваясь. и на следующей перемене бежит к Рони, которая старается изо всех сил поддержать.

Лиза расстраивается наравне с Вилкой — эта собака для неё многое значит.

***

Кристина заходит домой, вешая куртку, и слышит слабый запах домашней еды вперемешку с перегаром. чувствует чьё-то присутствие, но старается не подавать виду.

от холода ежится — отопление ещё не дали, хотя пора уже месяц как.

— Это сеструха твоя пришла? — слышится слабо из кухни; голос знакомый, но вспомнить точно не выходит.

— Кристюх, давай к нам! — орёт ещё более грубый тембр и Захарова невольно поднимает плечи.

— Я не могу, мне уроки делать надо, — в надежде, что услышат чётко; хочет как можно скорее оказаться за дверью комнаты и потому отчаянно быстро пробирается по коридору.

но не то, чтобы это помогло.

Денис вваливается, даже не пытаясь держать равновесие. и тихо, почти шёпотом, произносит:

— Ты меня опозорить перед кентами хочешь? — хватает за шкирку и Кристина едва сдерживает вскрик. вдыхает воздух одним рывком, поднимая свои голубые глаза на брата.

— Нет, — неуверенно; высоким голоском, так, как ей не свойственно.

— Бегом на кухню.

она заходит, переминаясь с ноги на ногу, и зыркает на всех, готовясь вот-вот сбежать.

они пьяные и, кажется, старательно делают вид, что Кристины-то здесь и нет.

только смотрят насмешливо, и один из них кидает «Бутеры нам своргань».

Кристина покорно, переступая последние остатки гордости, тянется к хлебу. молчит, стараясь не встревать в разговор — бабам слова не давали.

делает восемь бутербродов, не создавая шума; чувстует себя мебелью, но аккуратно подает тарелку, быстро ретируясь.

— Э, ну ты куда? — один из его друзей шлепает её, оглядывая, и криво улыбается, — Посиди с нами.

Кристина пытается собрать всё своё мужество. и когда это она стала такой слабой? выдавливает улыбку, делая непринужденное лицо.

— Да я б посидела, но в школе и так одни двояки.

— Школа не главное нахуй, — особенно статный и широкий, запихиваясь едой, кидает ей вдогонку.

но она уже не слушает.

одевается снова, пытаясь не зареветь прямо здесь. и выскальзывает из квартиры так тихо, что даже пол не скрипит.

бредёт туда, где проводила последние несколько дней. это её тайная слабость, и Захарова чувствует себя полной идиоткой.

слёзы катятся по щекам, и ей хочется напиться — как можно раньше. но она вспоминает жалостливые глаза Вилки, которая просила не пить. и не важно, что это касалось только вечеринки. для Кристины это значило, что кто-то переживал.

она сидит на старой, более подобной рухляди, скамье. та отдаёт сладковатым запахом и сперва кажется, что она развалится в скором времени.

но уже который день цела.

мысли вихрем нависают: про индиго, про Вилку и про испорченные отношения.

и про брата, конечно. она, наконец, признает самое очевидное — он сделал её собой.

она поворачивает голову на потрепанный за множество лет памятник, и вглядывается в знакомые до жути глаза.

они неимоверно похожи.

Кристина хватается за эту возможность — шепчет что-то невпопад, пытаясь выразить мысли, которые копились внутри всё это время. и ей кажется, будто ей отвечают. тем самым насмешливым взглядом, вороча головой и прицокивая.

и это осуждение.

но такое правильное и родное, до прикрытых век и гребанного облегчения.

от всего этого хочется не-то смеяться, не-то плакать. истерично так, чтобы вороны разлетелись вокруг.

и небо загорается первыми звездами, которые начинают проясняться из-под туч.

***

Лиза гребет остатки мусора, проходясь между рядов; вокруг тишина и покой.

вдали парочка людей на старой могилке — сидят за столом, улыбаясь и вспоминая что-то. и на душе становится приятнее.

она аккуратно, методичными движениями собирает листья в мешок; и от этого становится легче в разы.

просто не думать обо всём, что происходит.

что-то вдали шуршит, создавая громкий звук на контрасте с тишиной. Лиза рефлекторно поворачивает голову и видит светлое пятно среди могил.

сердце падает в пятки.

Аляска.

собака смотрит на неё пару секунд, а потом подрывается с места, убегая. и Лиза кидает гребанные грабли, даже не замечая, куда бежит.

оббегает множество могилок, понимая, что собака её выигрывает — она меньше по размерам значительно. та лишь скулит и пару раз негромко гавкает. но не останавливается.

Лиза выбегает на поляну и приближается к той части кладбища, что ближе к лесу. там совсем темно — только два фонаря, которые рассеивают свет сквозь оголевшие деревья.

Аляска мчится, вынюхивая что-то, и, наконец, подбегает к цели.

— Аляска? — Кристина рассматривает животное, хриплым голосом подзывая к себе.

и Лиза, вбежавшая спустя несколько секунд, выпадает от шока. она осматривает Кристину, которая усаживает Аляску на колени и что-то приговаривает себе под нос. и её челюсть отвисает.

— Что ты тут делаешь? — она почти запнулась.

а Кристина роняет недокуренную сигарету, глазами уставляясь на индиго. и понимает, что это провал.

— Я, — слова и правда не складываются, — сижу тут.

— Ты сидишь на могиле моего отца? — она в оцепенении: глаза мечатся то на Кристину, то на старый памятник. её не было здесь десять лет.

— От тебя прячусь, — пытаясь скрыть банальный испуг, опускает голову, — ты же сюда не подходишь и близко.

Лиза выпячивает глаза ещё больше, хватаясь за голову.

— Что здесь делает Аляска? — Кристина осматривает собаку еще раз, — Это же она?

— Да. Она потерялась утром.

Аляска вся в грязи, она утыкается носом в живот Кристины и скулит, виляя коротким хвостом.

— Я позвоню Вилке, отнесём, — в ответ ей лишь кивают.

Виолетта в трубку почти орёт и крупно плачет. а еще благодарит, говоря, что с неё всё, что Лиза только захочет.

они выходят с кладбища неспеша. и ни слова друг другу не говорят. Кристина только несёт собаку, сюсюкаясь с ней и приговаривая, что та вредина, раз сбежала.

спустя пару кварталов, Лиза мнётся, но всё же решается что-то сказать.

— Можешь не прятаться от меня, — она останавливается, заставляя и Кристину застыть на месте, и смотрит прямиком на ту, — Я больше не буду лезть в ваши, — морщится, но, всё же, произносит, — отношения с братом. Я была не права.

и Кристина округляет глаза, выпадая ненадолго. потому что индиго в её голове на такое не способна. признать, что была не права — равно самоубийству.

но в голове остается так много невысказанного, что Кристина лишь сдержанно кивает, пытаясь сказать что-то в ответ.

— Я не хотела про маму твою говорить, — опускает голову, ведя плечами, — и бить тоже, — прикусывает губу, жмуря глаза, — Это просто очень сложно всё.

— Да, я понимаю.

и они идут дальше, замечая, как Вилка несётся на встречу со скоростью света.