Параллели

КАТАРИНА.

– Нет, ты представляешь? Они ещё мне условия диктуют! Это же просто уму непостижимо!

Я сочувствующе кивнула. Вот уже битый час Марисса Рэй находилась в состоянии праведного гнева. Рождённой в семье успешных итальянцев-учёных Мариссе всегда была уготована судьба пойти по стопам родителей — к примеру, стать кандидатом общественных наук или учёным в области химии, но упрямая подруга заявила, что либо она занимается тем, что приносит ей удовольствие, либо находит богатого мужа и счастливо занимается хозяйством. Зная Мари, второй вариант просто вылетел из её рта в порыве гнева, но её родители восприняли всё слишком серьёзно, начав водить дочь по всяким светским вечеринкам в надежде познакомить с успешным мужчиной. После очередного «показа» подруга встала на дыбы и, никому ничего не сказав, умотала в Сан-Франциско, где стала учиться и параллельно работать, продвигаясь вперёд. Стоит ли говорить о том, как были взбешены её родители? Думаю, нет. Один раз я слышала, как Марисса отчаянно ругалась с ними по телефону. Итальянский я знала не на «отлично», однако одно время сестра заставляла меня учить его вместе с ней, поэтому отчасти я смогла понять ругань подруги: мистер и миссис Рэй обвиняли её в том, что она позорит их почтенную и уважаемую семью, и недоумевали, как они могли проглядеть тот момент, когда из послушного ребёнка выросла своенравная эгоистка, на что Марисса резонно ответила, что если бы её воспитанием занимались непосредственно родители, а не всякие няньки, всё было бы иначе, к её ужасу.

– Ma che pirla![1], – горестно простонала Марисса, рухнув на диван рядом со мной. До этого она наворачивала круги по комнате, словно сумасшедшая белка.

– Мари, прекращай уже ругаться, – сказала я, потрепав подругу по плечу.

– Да у меня уже слов других нет, дурдом какой-то. Представляешь, они всерьёз грозятся лишить меня наследства, ха! – рассмеялась подруга. – И отдать его младшенькой, да пусть отдают — может, хоть в покое оставят!

Отношения между Мариссой и её младшей сестрой Деборой были совсем несладкими. Как я поняла из многочисленных рассказов подруги, Дебору все обожали и лелеяли, и выросла типичная маменькина и папенькина дочка, всегда кивающая и соглашающаяся с родителями, особенно когда дело касалось непутёвой, по их мнению, Мариссы.

– Подлиза, – всегда фыркала подруга, едва речь заходила о её сестре. – Это ещё родители не в курсе, со сколькими уже переспала их ненаглядная дочурка.

Я покачала головой.

– Почему им так не нравится профессия психолога? Это ведь тоже своего рода наука, разве нет?

Марисса усмехнулась.

– Должно быть, есть причины на это. Я о них не знаю и не горю желанием узнать. Просто этот регулярный вынос мозга порядком уже надоел. А оборвать с ними связь я не могу, какими бы они ни были — они мои родители, чёрт бы их побрал!

Я вздохнула, промолчав. Марисса ойкнула и виновато опустила глаза.

– Прости, Кэтти. Я...

Я махнула рукой.

– Сменим тему, пожалуйста.

– Слушай, ну, а у тебя? – подруга повернулась ко мне, и её глаза хитро сверкнули, прогоняя отблески вины. – Уже покорила сердце Брэндона Купера? Рэйвен сказала, ваша поездка прошла более, чем удовлетворительно.

Я закатила глаза и рассказала Мариссе, насколько удовлетворительно, по мнению моей сестры, прошла поездка. Весь мой рассказ не занял и десяти минут.

– Господи, Катарина, ну ты и дурочка! – воскликнула Марисса, всплеснув руками, дождавшись окончания рассказа. – Вот скажи, обязательно нужно было включать режим колючки?

Я пожала плечами. В глубине души, конечно, кошки скребли — не стоило так резко прерывать спокойствие и, чего уж греха таить, приятные ощущения от присутствия парня рядом со мной, просто в тот момент я, сама не зная, почему, но приоткрыла одну из тайных завес своей души, признавшись Куперу в том, что не знаю другой любви, кроме как к своим близким. И на какой-то миг мне показалось, что парень меня понимает, что хочет что-то сказать. Но затем в мою голову прилетела мысль:

«Не раскрывайся, что же ты делаешь, руша свои баррикады?»

И я будто отрезвела. И ушла. Резко. Должно быть, обидев этим Купера, который на следующий день ни разу не заговорил со мной, ведя себя так, будто в упор меня не замечает, даже несмотря на то, что мы с ним ехали в одной машине, рядом друг с другом.

– Кэтти, – подруга мягко взяла меня за руку. – Ты такая упрямая, честное слово. Есть на свете вещи, важнее глупого упрямства.

– Глупого, говоришь? – я сердито скинула руку Мариссы и встала, подойдя к окну, за которым алым полыхал закат. – Однажды моё глупое упрямство спасло мне жизнь. А вот чувства, которые я испытала, — настоящие, искренние чувства — чуть не довели до могилы. И теперь я должна снова броситься в омут с головой, так?

– Кэтти, но он же не тот, – тихо сказала Марисса, подойдя ко мне. – Все люди разные, и я крайне сомневаюсь, что Брэндон — такой же подонок, как и Мэтью...

– Я не говорю, что Купер такой же, я пытаюсь сказать, что теперь больше не слишком доверяю чувствам, которые касаются...симпатии, любви и всего такого прочего.

– И ты хочешь всю жизнь прожить вот так? Дать этому ублюдку Спайдеру сломать в тебе абсолютно всё, сделав из тебя лишь разбитую девушку внутри и жестокую снаружи?

Слова подруги попадали точно в цель, и вскоре мои глаза наполнились слезами, хотя я почти забыла, что такое — плакать.

– Я пытаюсь дать шанс...

– Ты пытаешься дать шанс, но отталкиваешь человека при первой же возможности раскрыться, – перебила подруга. – Почему ты такая смелая, когда речь заходит о криминале, и такая трусиха, когда на твоём пороге оказываются чувства?

Я провела пальцами по оконному стеклу, прикасаясь к последним солнечным лучам.

– Обжегшись однажды, будешь бояться обжечься всю жизнь. А в своё время я нехило обожглась. Мари, – я повернулась к подруге, заталкивая слёзы внутрь. – Ты права. Ты всегда права. Просто... Страх — сильнейшая эмоция, которую слишком сложно перебороть.

Подруга обняла меня.

– Кэтти, ты знаешь, как сильно мы все тебя любим и как сильно хотим, чтобы ты нашла своё счастье. Не беги от него, прими его, хотя бы попробуй общаться, для начала.

Я обняла Мариссу в ответ, чувствуя, как что-то грызёт внутренности, а в голове полный сумбур.

– Я постараюсь.

БРЭНДОН.

«Привет.»

Телефон в кармане провибрировал, и, достав его, я увидел это сообщение, отправленное с незнакомого мне номера.

– Что за чёрт? – недоуменно спросил я вслух. Мой номер есть только у нескольких людей, входящих в круг близких или вынужденных знакомых.

«Ты кто?»

Ответ пришёл почти сразу.

«Я хочу извиниться перед тобой, Брэндон. Мне не следовало тогда быть такой резкой.»

– Катарина? – мои глаза чуть не выпали из орбит. Я вздохнул и сел в кресло, положив телефон перед собой. Кажется, ад покрылся льдом, раз эта дерзкая заноза не поленилась узнать мой номер телефона (наверняка Дамиан помог) и написать мне, чтобы извиниться. Честное слово, меня мало что может удивить, но Кэтти в очередной раз это удалось.

Я усмехнулся. Да уж, с того вечера в Мендосино прошла неделя, а злость на девчонку не проходила до сих пор. До этого момента. Интересно, что заставило её сделать этот шаг? Мне сразу стало любопытно.

«Должно быть, произошло что-то ну очень неимоверное, раз ты решила извиниться.»

«Купер, я признаю, что была не права, но это не даёт тебе права ехидничать. Иначе я подумаю, что совершила очередную ошибку.»

Кто бы сомневался. Иголки у этого ежа в девичьем обличье вырастают моментально.

«Я ещё в раздумьях, прощать тебя или нет.»

«Не буду отвлекать тебя от этой чрезвычайно важной задачи.»

Настроение повысилось. Я крутанулся в кресле несколько раз, прежде чем напечатать следующее сообщение.

«Ты прощена, если согласишься поужинать со мной сегодня.»

Несколько минут я ждал ответа.

«Во-первых, уже поздно. И во-вторых, у меня дела.»

И вовсе не поздно — всего каких-то девять вечера. Да и какие дела могут быть у обычной официантки в её законный выходной, особенно в вечернее время? Я же не дурак. Позвонить в кафе и узнать график работы Катарины не составило труда, правда, девушка, ответившая мне и представившаяся Сарой, начала активно интересоваться, кто я такой и кем прихожусь её напарнице, на что я посоветовал ей идти работать и не забивать свою головку ненужной информацией.

«Я не принимаю отказа. У тебя сегодня выходной, и время ещё детское.»

«Это не значит, что мне нечем заняться. Брэндон, сегодня я занята, и мне уже пора.»

«Свидание?»

Я сцепил зубы в ожидании ответа.

«Очень может быть.»

– Вот же... – выругался я, отшвырнув телефон. В полумраке кабинета, освещённого лишь мягким светом настольной лампы, я чувствовал себя совершенно одиноким. Раньше это ощущение не так давило на мозг, а сейчас...

Я снова посмотрел на телефон, неподвижно лежащий на гладкой поверхности стола. Сейчас, когда мои мысли заняты зеленоглазой ехидной, у которой какие-то непонятные дела, чувство одиночества вкупе с раздражением лишь усилилось. Свидание? Я хмыкнул. Ну-ну.

* * *

Вечерний воздух, пропитанный запахом океана и ещё кучей разных запахов, окутал меня с ног до головы, когда я решил прогуляться по центру города, чтобы хоть как-то заглушить обуревавшие меня чувства, затерявшись в толпе. Оставив машину на одной из многочисленных стоянок, я направился петлять по улицам, мимо кафе, ресторанов и баров, уютно расположившихся по обеим сторонам улиц. Повсюду была музыка, слышались людские разговоры и смех, мимо меня часто проходили парочки, держащиеся за руки и влюблённо смотрящие друг на друга. Люди, у которых жизнь била ключом. Люди, которые нашли своё и счастливы. Люди, среди которых не было места мне. Когда-то я постоянно был в компаниях и на тусовках, будь то элитные сборища или обычные вечеринки, которые я устраивал в своём особняке. Приглашалась куча народа, большинство людей мне не были знакомы, всех приглашал Дамиан, я лишь пожимал плечами, в течение вечера высматривая из толпы очередную девушку на одну ночь, а затем до утра проводя время за плотскими утехами. Сексу я не придавал никакого значения — чисто удовлетворение физиологических потребностей безо всяких обязательств. И никаких отказов ещё не было. А теперь...

Я вздохнул, когда в окне одного из баров мне почудилось улыбающееся лицо Катарины. Теперь, встретив на своём пути эту зеленоглазую бестию, я вдруг понял, как это бесит, когда хочешь девушку, которая не хочет тебя. Для меня это было уму непостижимо. Видение смеющейся блондинки не пропало, когда я тряхнул головой, заставив меня остановиться, как вкопанного, на середине пути. Я моргнул, затем ещё раз, затем стремительно вошёл в бар, проталкиваясь между танцующими под музыку, льющуюся из колонок, подошёл к барной стойке, возле которой девушка и сидела, смеясь над словами какого-то мудака, положившего ладонь на её обнажённое колено.

– Убрался отсюда, – зло сказал я, отрывая конечность парня от тела девушки. Тот, лишь посмотрев на меня, содрогнулся и, спрыгнув со стула, растворился в толпе. Катарина непонимающе проводила его взглядом, затем обернулась ко мне, и её глаза сначала расширились, а потом сузились.

– О, – девушка хихикнула. – Ты что, следишь за мной, золотой мальчик?

Она пьяна. Очень пьяна. Это сразу видно по её легкомысленному наряду — короткое платье, открывающее плечи и босоножки на высоком каблуке; это видно по её яркому макияжу; это также видно по её туманному взгляду, танцующему огненными бликами, отбрасывающему искры. Сказать, что я был поражён увиденному, — значит, ничего не сказать.

Она не должна быть здесь. Она вообще не должна находиться в таких местах и в таком состоянии.

– Кэтти, – я схватил девушку за голые плечи, чувствуя разряд, затронувший мои нервные окончания. – Сколько ты выпила?

Катарина манерно взмахнула рукой.

– Чрезмерно дох*я, – и расхохоталась, будто бы только что сказала что-то ну очень смешное.

Я сжал зубы, процедив:

– Идиотка.

Кэтти дёргает плечами, сбрасывая мои руки, и хватается за стакан с виски, стоящий на барной стойке прямо перед ней. Я, будучи трезвым, оказываюсь проворнее — и вот стакан уже летит в стену, разлетаясь на мелкие осколки, добрая половина бара замолкает и смотрит на нас, а Катарина сердито зыркает на меня и шипит:

– Убирайся к чёрту, Купер.

– Только вместе с тобой, дорогуша.

Я резко тяну девушку на себя, заставляя встать, затем, несмотря на все протесты и грязные ругательства, тащу её к выходу из бара, не обращая внимания на попытки некоторых парней вызволить Кэтти из моих лап. Особо настойчивые получают кулаком в нос. Далее никто не решается помешать нам выйти, и вот мы уже на свежем воздухе.

– Ты не имеешь права так себя вести со мной! – крикнула Катарина, оттолкнув меня от себя. Взъерошенная, со сжатыми кулаками, пьяная вдрызг — эта девушка умудрялась ещё и пререкаться. Удивительно.

– Кто ты такой, чтобы портить мой вечер? Я же сказала: сегодня я занята!

– Ты права, я — никто, – мне удалось сделать невозмутимый вид, скрестив руки на груди, хотя внутри плескалась злость. Какого хрена я тут забыл, оно мне надо вообще?

«Надо», – сразу отозвался внутренний голос.

– Я лишь тот, кто дружит с башкой, – продолжил я. – Какого чёрта ты вырядилась, как последняя...

– Шлюха, верно? – договорила Катарина. – Верно. Ты именно это и хотел сказать. Что, непривычно видеть серую мышку в таком обличье?

– Ты — не серая мышка, – сказал я, покачав головой. – Серые мышки так себя не ведут.

– Ну, извини, что разрушила устойчивый стереотип, – развела руками девушка и пошатнулась: каблуки были слишком высокими, чтобы с лёгкостью держать равновесие, особенно равновесие одной очень пьяной и очень дурной особы.

– Хотя, слишком много моих извинений на сегодня, тебе не кажется? Иди, куда шёл, а я пойду своей дорогой.

Катарина развернулась и направилась было обратно в бар, но я крепко схватил её за локоть и повёл подальше от злачного места.

– Отпусти! – хлёсткая пощёчина прилетела мне в лицо, и я, зарычав, просто закинул девушку на плечо и пошёл туда, где оставил машину. Всю дорогу на мою голову сыпались отборные ругательства и угрозы, но я не обращал внимания, внутри себя кипя от злости. Вот вздумалось этой сумасбродке вырядиться таким образом, да ещё и набухаться, чёрт бы её побрал. Но разве я мог пройти мимо? Конечно, нет. Кретин.

Открыв переднюю дверь, я скинул девушку на сиденье. Уже притихшая Катарина обхватила себя руками, уставившись в одну точку. Как же эта девушка невообразима: в один момент улыбающаяся и флиртующая, в другой — орущая, как сто сирен, в третий — ругающаяся так, что любой грузчик позавидует, а в четвёртый — тихая и застывшая, как изваяние.

– Успокоилась? – спросил я, прикуривая сигарету. Катарина, не смотря на меня, пожала плечами, затем спросила:

– Как ты меня нашёл?

Я усмехнулся, выпуская дым.

– Я и не искал. Просто гулял. А потом увидел тебя в окне бара.

Девушка вздохнула и кивнула.

– В следующий раз буду знать, что нужно выбирать бары, находящиеся в подвалах зданий.

– Следующего раза не будет, – твёрдо сказал я, сжав кулаки и с гневом выпустив дым из ноздрей. Катарина перевела на меня взгляд, сердито зыркнув глазами, однако промолчала.

– Знаешь, если тебе необходимо выпить, нужно делать это с кем-то знакомым, – дым кольцами уходил в небо, на котором сияли звёзды. – Чтобы не было проблем.

– А может, я хотела с кем-нибудь перепихнуться? – еле слышно буркнула девушка, и я со злостью затушил окурок о землю.

– Дура.

Девушка усмехнулась и кивнула.

– Возможно. Но я тоже человек. И у меня есть чувства, которые нужно заглушить.

– Перепихон с первым встречным не поможет тебе избавиться от этих чувств, идиотка.

«Уж я-то знаю.»

– К тому же, – продолжил я, облокотившись на дверь машины. – Если тебе невтерпёж, могла бы попросить меня.

Катарина громко расхохоталась.

– Спасибо, когда-нибудь воспользуюсь твоей щедростью.

Идиотка и есть.

– Я отвезу тебя домой, – я обошёл машину и сел за руль, стартанув с места так, что шины жалобно завизжали. На девушку смотреть не очень хотелось, но я чувствовал, что она смотрит на меня.

– Брэндон, – в пьяном голосе зазвучали какие-то новые нотки. – Не говори ничего моей сестре.

– Боишься справедливой взбучки? – ехидно усмехнулся я.

– Нет. Она будет волноваться. А мне и так... Достаточно дерьмово, чтобы чувствовать очередные уколы вины.

Я приподнял бровь.

– Ты испытываешь чувство вины? Почему?

Катарина помолчала несколько секунд, затем ответила:

– Неважно. Я не хочу об этом говорить.

За весь путь я впервые посмотрел на девушку. Та сидела, сцепив руки в замок, отвернувшись к окну. Через некоторое время мы подъехали к дому Катарины, и я заглушил двигатель, повернувшись к девушке. Та посмотрела на меня.

– Спасибо.

– Ты должна мне ужин, – я снова закурил, и девушка поморщилась.

– Своими руками или... Ах, да, – Кэтти манерно хлопнула себя по лбу. – Сравнивать домашний ужин и ресторанный с моей стороны очень глупо.

Я нахмурился и выпустил дым в сторону девушки. Та закашлялась и сердито насупилась, в зелёных глазах снова зажглись огненные блики.

– Я тебе уже говорил не относиться ко мне, как к человеку, которому важны статус и бумажки, – строго сказал я. – Больше повторять не буду.

– Как стра-а-ашно, – протянула девушка.

– Завтра. У тебя. В восемь вечера.

Девушка округлила глаза.

– А почему у меня, а не у тебя?

– Потому что это ты должна мне ужин, а учитывая сегодняшнюю ситуацию, я подумаю, что ещё от тебя потребовать в качестве компенсации.

Кэтти закатила глаза и вылезла из машины, бросив напоследок:

– От скромности не помрёшь, Купер.

Я развалился на сиденье, наблюдая за тонкой фигуркой девушки, плывущей к дому. Пару раз Кэтти покачнулась, и я улыбнулся. Эта особа умудрялась одновременно быть и пьяной, и очаровательной, и язвительной. И мне хотелось одновременно прибить её и обнять — удивительное сочетание чувств. Я дотронулся до щеки, которая до сих пор хранила жжение от удара. В хрупких руках была сила, и это тоже удивляло. Серая мышка, которая вовсе и не серая, и не мышка.

«Кто же ты на самом деле, Катарина Дерри?»

КАТАРИНА.

Я проснулась с дикой головной болью, приправленной собственными мыслями, вроде «на кой чёрт ты вчера так напилась, Катарина Дерри?». Всю ночь снилась какая-то ерунда: сначала какая-то высокая женщина в тёмных одеждах, лицо её было скрыто тканью. Она грозила мне тонким пальцем и твердила:

«От начертанного не убежишь.»

Затем снились какие-то люди в странных одеяниях, они танцевали вокруг большого костра, снопы искр взлетали в небо, орошённое тысячью звезд. А я стояла несколько дальше от всего этого, на мне было мягкое льняное платье, а ноги были босы. Было очень тепло, и я чувствовала себя счастливой, как никогда. А все эти танцующие люди лопотали что-то на незнакомом мне языке, но кое-что я всё-таки запомнила:

«Кахасеринес. Кахасеринес. Кахасеринес.[2]»

Понятия не имею, что это значит. Судя по всему, это был сон с участием индейцев. Сказка, рассказанная Брэндоном, возымела эффект, я часто думала об этой Рассветной. И теперь, понятное дело, снится что-то эдакое.

После всего этого мне приснился ещё один сон, от которого я и проснулась.

Мэтью. Опалённая кожа свисала чёрно-бурыми клочьями, на окровавленном черепе не было волос, на всём лице остались лишь одни чёрные глаза и безумная улыбка, похожая на оскал. От Мэтью пахло тошнотворно: гниением, палёным мясом и смертью.

– Скучала, милая? – пальцы, наполовину покрытые плотью и омерзительной слизью, сомкнулись на моём горле. – Пойдём со мной, тебе понравится.

В панике я схватилась за шею и резко проснулась, сев в кровати, задыхаясь, как больная. Физически я чувствовала, насколько мне не хватает воздуха. Затем понемногу отпустило, и я рухнула обратно на подушки, пытаясь восстановить дыхание. Мэтью снился мне чаще всех остальных и всегда делал одно и то же: хватал меня за горло. Остальные просто приходили, либо с немым укором уставившись на меня, либо вопя, как резаные. И горели. Или танцевали, объятые алым пламенем...

– Проснулась? – в комнату вошла сестра и бухнулась ко мне на кровать. От резкого движения головная боль напомнила о себе, и я скривилась.

– Доброе утро.

– Фу, ты хоть бы окно приоткрыла, – Рэйвен подошла к окну и распахнула его. В комнату хлынул свежий ветер вместе с потоком солнечных лучей. – Так-то лучше.

– Прости, я вчера была не в том состоянии, чтобы думать о том, что следует открыть окно, – буркнула я, положив ладонь на лицо, морщась от яркого света.

Рэйвен усмехнулась.

– Да уж, кто бы мог подумать. Ну и зачем ты напилась?

Если б я ещё сама знала, зачем. Разговор с Мариссой возымел немного не тот эффект, и после посещения подруги я решила переодеться в совершенно непривычную и ненужную мне одежду, а затем посидеть в каком-нибудь баре, выпить бокал виски и просто подумать обо всём, а заодно и написать Брэндону... Написать-то я написала, но потом пошёл второй бокал, потом ко мне подсел какой-то парень — и стало очень весело.

«Ты же знаешь, что виски для тебя — слишком крепкое пойло,» – укоризненно покачал головой разум. Я вздохнула: иногда мозгу требуется перезагрузка, слишком уж много всего происходит в последние полгода.

– Просто, – сказала я. – Захотелось.

Сестра вздохнула.

– Ты ничем со мной не делишься, Кэтти.

Снова укол вины.

– Прости, Рэйв, – я подползла к сестре и положила голову ей на колени, чувствуя, как мягкие руки ласково погладили мои всклокоченные волосы, и на некоторое время головная боль отступила. – Просто ты такая счастливая, что мне не хочется омрачать тебя тем, что творится у меня внутри.

– Кэтти, но ты же знаешь, что ты для меня дороже всего на свете.

– Именно, – я кивнула. – Как и ты для меня. Ничего страшного не случилось, Рэйв. Просто мне стало немного грустно, и я решила выпить, ну а потом как-то незаметно...

– Напилась, – закончила сестра со смешком. – Порой мне кажется, что тебе десять лет.

«Хотела бы я, чтоб так и было.»

– Слушай, у меня сегодня завал на работе, – грустно сказала Рэйвен. – Приезжает очередная проверка, и мне придётся провести в офисе всю ночь. Секретарша напортачила с документами, теперь нужно их исправить.

«А у меня ужин с Купером. Может, поменяемся местами?»

– Уволь её, – сказала я. Рэйвен со смешком скинула меня со своих колен и встала.

– Кэтти, она — человек, а людям свойственно делать ошибки. Короче, на сегодняшние день и ночь ты предоставлена самой себе, только, умоляю, веди себя благоразумно.

Я ослепительно улыбнулась, чувствуя очередной укол боли, простреливший виски.

– Я буду ангелом.

Рэйвен вздохнула и вышла из комнаты. Как только сестра исчезла, моя улыбка стремительно погасла, и я почесала затылок. Да уж, Купер, подкинул ты мне работёнку в мой, между прочим, второй законный выходной. Может, просто заказать еду из ресторана и сделать вид, будто она приготовлена мною собственноручно?

«Нет уж, дорогая, ты же хочешь утереть нос золотому мальчику своими кулинарными способностями?»

Конечно, хочу. Вспомнить бы только ещё, как и что готовить. Раньше я очень любила делать выпечку, всякие пасты и так далее, каждый раз придумывала что-то новое. А потом... Потом как-то резко стало не до этого, и в последний раз я готовила сама где-то год назад, когда сестра уехала в командировку. Вся моя готовка дома ограничивалась чаем, иногда бутербродами и яичницей. Но не буду же я кормить Купера яичницей? Было бы весело, конечно, но глупо. А глупой я казаться не хочу, особенно в глазах этого засранца.

Увидев его вчера в баре, почувствовав его злость и раздражение, я поняла, что в какой-то степени я — чёртова мазохистка: мне нравилось злить Купера, нравилось его подначивать, нравилось также, как в его глазах шумный грозовой океан разбивался волнами о скалы. От этого по моей коже бегали мурашки, а сердце сжималось. Я до сих пор не могу понять, что со мной происходит, я ведь не...

«Влюбилась? – закончил за меня внутренний голос. – Ты уже близка к этому.»

Я так устала отрицать очевидное, что просто кивнула сама себе. Близка, опасно близка. Но у меня уже нет сил бороться с этим. Будь, что будет.

БРЭНДОН.

– Элизабет, ты сошла с ума.

Таким образом я подытожил утренний разговор с сестрой. Моя ненаглядная Малышка Бетти за завтраком объявила, что съезжает с моей квартиры, а когда я резонно спросил, почему и куда, сказала, что будет жить вместе с Николасом. Представляете, этот идиот сделал ей предложение!

– Вы знакомы всего ничего! Какая любовь, о чём ты?

Элизабет невозмутимо отправила в рот кусок киви.

– Много ты понимаешь в любви, братик.

– Но по крайней мере уж точно осознаю, что два или три месяца после знакомства для свадьбы — маловато.

– Брэндон, – девушка скрестила руки на груди. – В чём проблема? Бывает, люди и через месяц уже женятся. А есть те, которые живут вместе более семи лет, а затем расходятся по разным дорогам. Жизнь — штука непредсказуемая. Ты ведь не ожидал, что влюбишься в серую мышку?

Я нахмурился.

– Я? Влюблюсь? Элизабет, не идеализируй меня, я понятия не имею, что такое любовь.

Сестра махнула рукой, улыбнувшись.

– Мне не нужно быть психологом, чтобы определить твои чувства, когда ты смотришь на Катарину. Можешь даже не разубеждать меня. Но речь сейчас не об этом, – сестра положила руки перед собой, чуть наклонившись вперёд. Улыбка медленно сползла с её лица, и теперь в глазах Лиз была вся серьёзность мира.

– Я люблю его. Действительно люблю. И я чувствую такую же отдачу. Мы встретились случайно на той вечеринке и с тех пор не можем расстаться. У нас бывают разногласия, как и у многих, но мы в состоянии справиться с ними. Да, так произошло — быстро, непонятно для окружающих, но более чем понятно для нас с ним. Николас сделал мне предложение, и я приняла его, – сестра показала мне безымянный палец, на котором красовалось кольцо с огромным бриллиантом, отбрасывающим разноцветные солнечные блики на поверхность стола. – И ты не переубедишь меня, Брэндон. Я приняла решение. И я хочу, чтобы ты просто порадовался за меня.

– Я переживаю за тебя, Малышка Бетти, – я положил ладонь на руку сестры. – Ты знаешь, ты — единственный человек, ради которого я готов на всё...

– Уже не единственный, братик, – нежно улыбнулась сестра, снова имея в виду Кэтти. Я было открыл рот, чтобы возразить, но Элизабет приложила палец к моему рту.

– Со мной всё будет в порядке. Между прочим, я уже взрослый, состоявшийся, как личность, человек.

– Я хочу поговорить с Николасом, – твёрдо сказал я. Элизабет понимающе кивнула.

– Конечно. А теперь мне пора бежать, – сестра встала из-за стола.

– Куда?

– Сегодня меня ждёт ужин с родителями потенциального жениха, хочу произвести хорошее впечатление, – рассмеялась Лиз и, чмокнув меня в щёку, умчалась. Я же остался один наедине с мыслями.

Вот так бывает, что в этой жизни всё меняется — резко и непривычно. Вроде бы ты привык к тому, что сестра хоть и старше тебя, но ты чувствуешь за неё ответственность, как единственный мужчина в семье. Отца я таковым не считал: он уже перестал быть членом нашей семьи. А теперь я начал осознавать, как быстро выросла моя сестра, быстро и внезапно, и теперь ответственность за неё переходит на Николаса Хэмилтона. Внутри родилась какая-то грусть, и я закурил, чтобы почувствовать привычную горьковатость во рту. Хоть что-то не меняющееся, оттого и приносящее некое удовлетворение.

КАТАРИНА.

– Ай, чёрт!

Я быстро сунула обожжённый палец под холодную воду. Вот, что бывает, когда слишком давно не готовишь.

Рэйвен убежала на работу, и я была предоставлена самой себе. Посмотрев на часы и решив, что пора бы уже начать приготовления, сбегала в магазин за продуктами, а затем, вернувшись, напялила на себя фартук (честное слово, выгляжу, как полная идиотка), включила стереосистему, чтобы тишина не давила на мозг и, подпевая любимым трекам, плавно начала готовить ужин. После недолгих раздумий, покопавшись на далёкой и пыльной полке в голове, я решила состряпать то, что когда-то готовила часто, и всем нравилось: фрикасе из курицы с шампиньонами в винном соусе, а на десерт — апельсины с тёртым миндалём, запечённые в духовке. Нет, как вариант, можно было бы ограничиться пельменями, но внутренний голос, неусыпно бдящий за мной, посоветовал не маяться дурью.

Пару раз на мобильный приходили смс от Купера, который интересовался, не болит ли моя голова и всё ли я помню, на что я фыркнула и ответила, что никогда ничего не забываю, к своему большому сожалению. Один раз позвонила Марисса, и мы проболтали добрых два часа, пока я не обожгла свой палец и не закончила разговор, заверив подругу, что жива и частично здорова. Время неумолимо приближалось к назначенному, и вскоре я, накрыв столик на крыше, решив, что свежий воздух и красивый вид намного лучше гостиной, уже переодевалась. В одежде я совершенно не собиралась заморачиваться и просто натянула рваные джинсы и белую футболку с надписью: «Мотаю нервы. Качественно. Быстро. Недорого.» А что? У меня и похуже футболки есть. Это же не светское свидание, а всего лишь вынужденный ужин, на который я повелась.

Стук в дверь застал меня, когда я кинула взгляд на своё отражение в зеркале.

– Вообще-то, у нас есть звонок, если что, – тихо буркнула я и открыла дверь, впуская гостя в свою крепость. Брэндон, как обычно, выглядел потрясно: кожаная куртка, красная футболка, чёрные джинсы, взъерошенные волосы и нахальная улыбка. В руках у парня красовался...

– Держи, колючка.

Кактус. Как мило. В горшке, да ещё и с розовым цветочком сверху. Просто прелесть. Надо будет обрадовать сестру: её мания собирать все кактусы, какие только существуют в природе, наконец, нашла отклик — ей и подарю.

– Прелестно, – осклабилась я, взяла горшок и поставила его на ближайшую полку. Брэндон внимательно окинул меня взглядом, и сердце ухнуло куда-то вниз.

«Спокойно, девочка.»

Как же, будешь тут спокойной. Дома никого, кроме нас, кто знает, что на уме у этого паразита-многогранника?

– Прикольная футболка, – оценил парень. Я вскинула подбородок.

– Не сомневалась, что ты оценишь. Проходи, – манерно взмахнув рукой, я указала парню на выход на крышу.

– Ужин при свечах? – ядовито улыбнулся Брэндон.

– Нет, зачем нам свечи? Я сама огонь.

Брэндон расхохотался. Мы поднялись на крышу и уселись за стол друг напротив друга.

– Сама готовила? – с сомнением в голосе спросил парень, оглядев тарелки. Я пожала плечами.

– Птички помогли. И зверьки всякие. Одни грибочки собирали, другие — орешки.

Брэндон скептически поднял бровь.

– У тебя странный юмор.

– А у тебя странные вопросы, – парировала я.

Брэндон придвинул к себе тарелку с фрикасе и подозрительно посмотрел на меня.

– Плюнула туда?

– Подсыпала немного мышьяка, – пожала плечами я, сделав невозмутимый вид, хотя улыбка так и рвалась наружу. Брэндон кивнул и отправил кусок мяса в рот, тщательно жуя и смотря при этом на меня. Я сделала глоток вина, чувствуя, как немного сладкая жидкость катится в пустой желудок. За приготовлением ужина я надышалась всеми запахами и поэтому чувствовала себя довольно сытой.

– А ты почему не ешь? – спросил парень по мере того, как его тарелка стремительно пустела. Такими темпами этот проглот доберётся и до моей еды.

Я пожала плечами.

– Не хочется.

Брэндон хмыкнул, затем похвалил:

– Неплохо.

Я фыркнула, хотя внутри почувствовала укол раздражения.

– Простите, не довелось заканчивать школу кулинаров. Но спасибо и на этом.

– А ты вообще закончила школу?

Ловкая смена темы. На моей памяти так ловко сворачивать разговор в другое русло мог только Брайан.

– Закончила. Даже больше скажу — я и в колледж поступила, – о том, что скоро грядёт сессия, где мне придётся несладко, я решила умолчать, иначе этот гад обязательно будет насмехаться.

Брэндон глотнул вина, затем откинулся на спинку плетёного кресла.

– Сити-Колледж, факультет юриспруденции, второй курс, заочка. Я прав?

Я прищурила глаза.

– Более чем. Досье собрал на меня?

Брэндон пожал плечами.

– Нет, твоя сестра рассказала Дамиану, а тот — мне.

Я закатила глаза. Иногда парни ещё бо́льшие сплетники, чем девушки.

– Ну, а ты? – я сделала ещё глоток вина, затем нацепила кусок курицы на вилку и отправила в рот. – Дай угадаю: какой-нибудь университет Лиги Плюща?

– Гарвардская школа бизнеса.

Я хмыкнула. Что и требовалось доказать. Даже неудивительно: золотая молодёжь всегда отправляется в элитные учебные заведения.

– И как? Понравилось учиться там?

Брэндон пожал плечами.

– Программа по большей части везде одинаковая, к тому же многое я знал ещё до поступления, поэтому особых сложностей не возникло.

– А сейчас? Чем ты занимаешься сейчас? – спросила я. Вряд ли он признается, каким способом зарабатывает деньги.

– У меня... достаточное количество дел, требующих моего внимания и приносящих определённую прибыль, – туманно ответил парень. Я чуть было не издала смешок: какой занятой молодой человек.

Разговор плавно потёк дальше. Брэндон интересовался моей жизнью, не влезая в запретные зоны, а я в свою очередь задавала общие вопросы, не заходя за рамки положенного. Иногда мы начинали спорить, и я снова включала режим ежа, на что парень просто смеялся. У него был красивый смех, вызывающий ответную реакцию с моей стороны. Это было странно: мало, кто мог заставить меня смеяться или показывать истинные эмоции, и если это случалось, то редко. А Брэндону удавалось выманивать меня наружу так легко и естественно, что я сама себе диву давалась. С парнем было уютно и ненапряжно, даже несмотря на то, что он мог язвить так же, как и я, иногда включая нахального золотого мальчика, но я уже понимала, что он просто придуривается. В его живых глазах зажигались огненные блики, когда мы начинали спорить, и я подозреваю, что он ловил такой же мазохистский кайф, что и я.

Время летит незаметно, и вот уже закат алыми всполохами разрывает небо на части, лучами касаясь земли. Еда съедена, вино выпито, и мне захотелось чаю. Брэндон изъявил желание выпить кофе, на что я ухмыльнулась, а улыбка парня превратилась в немного угрожающую.

– Кэтти, чёрный кофе, без сахара, – многозначительно сказал Купер. Я издала смешок.

– Как скажешь.

Я быстро сделала напитки и вернулась на крышу, на мгновение застыв от потрясающего вида: золотистые лучи переплетались с алыми, где-то в прорыве облаков виднелось синее ночное небо и редкие звёзды, а горизонт сиял всеми оттенками розового и оранжевого.

«Как красиво», – восхищённо пробормотал внутренний голос. Странно, раньше я не так часто замечала красоту закатов, но сегодня...

Сегодня, кажется, необычный вечер. По крайней мере, что-то, именуемое интуицией, подсказывало, что это так.

БРЭНДОН.

Она застыла возле входа, держа в руках чашки, устремив взгляд куда-то далеко вперёд.

– Кэтти? – позвал я. Девушка встрепенулась и подошла к столу, поставив рядом со мной чашку с обычным на вид чёрным кофе, а сама села напротив, не смотря на меня, а направив взгляд на уходящее за горизонт солнце. Какое-то время мы сидели в тишине, наблюдая за закатом. Точнее, наблюдала за ним Кэтти, безмятежно откинувшись на спинку кресла, напрочь забыв про свой чай, остывающий в чашке. Я же наблюдал за девушкой, и с каждой минутой всё яснее осознавал свои чувства к ней.

Я влюблялся. Чёрт побери, я влюблялся в бледную серую мышку с удивительными зелёными глазами, с пакостным характером и дерзким языком. Влюблялся в то, как она неосознанно крутила в хрупких пальцах золотистую прядь волос, влюблялся в то, как в её глазах отражалось солнце, нежно-алыми бликами отплясывая танцы на коже, бросая тени от длинных ресниц на щёки.

«Рассветная девчонка...»

Это было так странно: никогда ещё я не испытывал таких чувств. Мне хотелось обнять Кэтти, оградить от всего этого мира, оградить от самого себя — жёсткого и злобного Зверя, притаившегося в моей душе, выглядывающего наружу внезапно и резко, хохочущего яростным рыком, не знающего иных чувств, кроме жестокости. Я, не до конца понимая, что делаю, перетащил своё кресло ближе к Катарине. До сих пор мальчик с книжкой в руках, прятавшийся на самом дне моей души за стальными дверями, выглянул оттуда и протянул руку, завладевая моим телом.

И моя рука медленно накрыла хрупкую ладонь Кэтти, мирно лежащую на плетёном подлокотнике. Девушка, вопреки моим ожиданиям, не отдёрнула её, лишь повернула голову и посмотрела на меня. В её взгляде я не мог прочесть чего-то конкретного.

– Кто бы мог подумать, что когда-нибудь мы будем просто сидеть вдвоём, в тишине, – сказала девушка. – Без желания придушить друг друга?

Я улыбнулся.

– Удивительно, правда?

Кэтти пристально вгляделась в меня.

– Не думала, что когда-нибудь скажу это, но... Ты оказался не таким, как я о тебе думала.

– И какой же я?

– Ты... – Кэтти помолчала. – Ты другой.

– Это плохо?

Девушка пожала плечами и отвернулась.

– Я отвыкла от такого. Привыкла видеть людей из высшего общества в качестве эгоистичных и равнодушных скотов...

– Ну, – я осторожно повернул лицо Кэтти к себе, легко касаясь нежных скул, встречая туманный взгляд зелёных глаз. – Человеку свойственно ошибаться, и иногда он ошибается к лучшему.

Не знаю, как это случилось. Просто в какой-то момент наши лица оказались слишком близко друг к другу, и запах грейпфрута, исходивший от тела девушки, совершенно задурманил мне голову, проникая в неё сладковато-горьким туманом.

Только в голове промелькнула одна далёкая мысль: «Ты попал, приятель. Крепко попал.»

* * *

Закат мягко укрывал Сан-Франциско, бросая блики оранжевого и розового света на всех, кто в это время оказался в его власти. Большинство людей останавливались, подставив лицо под лучи уходящего солнца, наслаждаясь теплотой и красотой, а некоторые доставали телефоны и фотографировали сию красоту.

И лишь двоим было абсолютно наплевать на всё это. Упади метеорит на землю — они бы и его не заметили, настолько были поглощены друг другом, зародившимися чувствами и поцелуем — возможно, не таким красивым, как в кино, даже робким, но искренним и наполненным всеми приятными чувствами, которые только можно встретить в этом несовершенном мире.

Забота. Тепло. Покой. Нежность.

Судьба, качаясь на одном из больших перистых облаков, наблюдала за тем, как высокий, широкоплечий брюнет осторожно обнимает хрупкую блондинку, а та, закрыв глаза, отдаётся ещё неизведанным в своей жизни чувствам, впервые не обращая внимания на шевелящийся где-то глубоко в душе страх, сжав руки в кулаки, а затем, расслабив, ухватившись за ворот кожаной мужской куртки, притягивая парня ближе к себе.

– Пришло время впустить в свою жизнь немного красок, – задумчиво сказала Судьба.

И она вовсе не имела в виду прекрасный закат, означавший скорый уход лета, ставшего судьбоносным в жизни нескольких людей.

[1] Ну что за жопа! (итал.)

[2] Могущественное духовное существо, известное как Белый Лев, которого связывают с кометой, пришествием новой эры, временами изменений и временами огромной опасности и огромных возможностей (ирок.)