ПРИТВОРИСЬ МОИМ

Эддисон проспала до обеда. Косточки во всем теле болели так, будто по ней пробежало стадо разъяренных буйволов. Даже с учетом того, что кроме удара ладонью по лицу, от которого не осталось и следа, ничего не было, она чувствовала себя паршиво.

Вчера до самого дома Лиам не спускал с Эддисон глаз. Уже подойдя к крыльцу, он попытался взять ее за руку, чтобы поддержать, но девушка бросила дежурное «Пока!» и ушла. Ей просто хотелось быстрее забраться в постель и забыться.

В тот вечер ее сжирали удушающие мысли. Она думала о том, что до недавнего времени была под защитой Лиама, а теперь этому пришел конец. Из-за этого ненавидела Викторию и не могла простить Лиама. Конечно, он не был ей ничем обязан, но Эддисон казалось, что парень предал их дружбу. И как бы она не пыталась убеждать себя в том, что это нормально, когда люди расходятся, заводят отношения... Сердце не хотело принимать такую действительность.

Спустившись на первый этаж и зайдя на кухню, Эддисон обнаружила Эмму и Лиама за чашками чая. Они весело болтали, Эмма при этом активно жестикулировала, а Лиам не забывал кивать. Увидев Эддисон, глаза Лиама наполнились виной и печалью. Он подорвался с места и быстро проговорил:

– Эдди, как ты?

– Нормально. Ты чего это тут?

Лиам нахмурился, но затем складка между его бровями разгладилась. Он взглянул на Эмму и, видимо, догадался, что Эддисон решила умолчать о вчерашнем. В основном у Эддисон и Эммы были доверительные отношения. Эддисон рассказывала матери все... Но, возможно, ей просто нечего было скрывать до вчерашнего вечера.

– Ну эм... чай пью, – присаживаясь обратно и поднимая чашку, ответил Лиам.

– Ладно, котятки, вы тут воркуйте, а я должна бежать, – Эмма поднялась со стула, дежурно чмокнула Эддисон в лоб. – Надеюсь сегодня продать особняк по Роузстрит, тот что в конце улице. Если выйдет, свожу вас в ресторан! От сделки будут отличные комиссионные!

Эмма выбежала, как будто ее и не было. Эддисон привыкла к матери-подружке, но иногда слепота Эммы ее просто убивала.

– Хоть бы сам взял что-нибудь в холодильнике, ты же ее знаешь, она никогда ничего не предложит.

– Да я сыт.

Солнечные лучи пробивались через полупрозрачные занавески и освещали и без того светлую кухню и столовую. В силу своей работы Эмма умела со вкусом обставлять дома, поэтому и в своем придерживалась определенного стиля. Белый гарнитур с латунными ручками отлично сочетался со столешницами из светлого дерева, фартук из расписанной восточными узорами плитки являлся ярким акцентом кухни. Посуда, полотенца и другая утварь априори не могла выбиваться из общей задумки интерьера. Если бы не редкий бардак в комнате Эддисон или гостиной, дом можно было бы принять за выставочный образец.

Эддисон, зевая, подошла к кофемашине и налила себе полную чашку бодрящего напитка. Он как ничто другое сейчас был ей нужен. Присев за стол, девушка взглянула на непривычно молчаливого Лиама.

– Долго ждешь меня?

– Часов шесть. Я третий раз прихожу. Как-то не смог заснуть, вот и ошивался здесь все утро, – Лиам положил руку на ладонь Эддисон. – Эдди, мне так жаль! Если бы я только представил, что подобное может произойти... Зря я послушал Вики и не сразу пошел за тобой.

– Но ты все же пошел, – улыбнулась Эддисон. – Боюсь представить, что бы со мной было, не появись ты вообще.

Лиам убрал руку от Эддисон и взглянул на свои пальцы.

– Я услышал твой крик, – ладони друга сжались в кулаки. – Когда увидел, что этот ублюдок делает с тобой, голову потерял. – Лиам поднял на Эддисон виноватые глаза. – Но меня отрезвили его слова о футболе... Ной был прав, я трус. Испугался чертового не поступления в колледж.

– Да перестань. Нормально переживать и заботиться о своем будущем. Я уверена, если бы мне и дальше угрожал этот тип, ты бы с ним разобрался.

Лиам ничего не ответил, хотя Эддисон увидела на его лице толику облегчения и благодарности. Она подозревала, что Лиам не до конца простит себе этот инцидент и могла бы и дальше заверять парня в его невиновности, но ей хотелось, чтобы он думал о ней как можно чаще. Эддисон знала, что подобное поведение эгоистично, но ничего не могла с собой поделать.

Потом друзья перешли на нейтральные темы, позавтракали, а затем попрощались. Эддисон должна была заняться фотопроектом, а Лиам обещал встретиться с Викторией.

***

Любимая улица Эддисон в городе носила романтичное название Редвайн Авеню. Здесь располагался живописный парк с виноградными аллеями и резными фонтанчиками, уютные ресторанчики и различные бакалеи с импортными товарами. Спальный район, в котором она жила, тоже был красив, но ему недоставало людей. А для съемки они были необходимы.

Эддисон настроила нужные параметры камеры: подкрутила выдержку, чуть закрыла диафрагму. Пришлось использовать бленду из-за полуденного солнца. Но Эддисон знала, что дождется золотого часа* и сможет потом отобрать более удачные из всех снимки.

Первую «жертву» Эддисон застала выходящей из булочной. Хрупкая старушка в шляпке, с маленькой собачкой на поводке закупилась целым пакетов круассанов. На снимке она мило улыбалась питомцу, маня его выпечкой. Следующим в объектив камеры попал сгорбленный музыкант. Он нес на спине контрабас в футляре с такой миной, будто собственное увлечение – непомерно тяжкое бремя.

Стритсъемка отличалась от обычной только тем, что Эддисон не договаривалась заранее с моделями. Она снимала прохожих, ловя их эмоции в моменте. Ей казались такие кадры самыми искренними. Иногда на стритсъемки вместо цифровой камеры Эддисон брала с собой старенький Polaroid, чтобы дарить людям яркие воспоминания. Одно такое фото могло растопить лед в сердце прохожего и даже подарить надежду. Эддисон не редко в этом убеждалась.

Постановочные фотосессии Эддисон невзлюбила почти сразу, как только взяла в руки камеру. Одними из первых клиентов для фотопроекта была молодая семья: мать, отец и ребенок. Они улыбались на камеру, дарили друг другу поцелуи. Но как только Эддисон перестала снимать, сразу разругались. Мать накричала на сына за излишнюю активность, а муж высказал жене, что она истеричная дура. Тот день Эддисон вспоминала до сих пор и каждый раз от этих воспоминаний ее пробирала дрожь.

Где-то через полчаса съемки Эддисон заметила неладное. Сначала молодой человек, стоящий от Эддисон в двадцати ярдах, ни с того ни с сего посмотрел прямо в линзу объектива. От его взгляда Эддисон стало не по себе. Затем дамочка в возрасте пригрозила ей сумкой, как будто заранее знала, что Эддисон начнет ее снимать. Дальше было еще чудесатее. Худенький и иссохший дедушка с тростью чуть не зарядил Эддисон прямо в лоб этой самой тростью. Но апогеем странностей стала реакция коренастого мужичка с козлиной бородкой. С диким воплем «Зашибу Иуду!» он побежал на Эддисон.

Быстро среагировав, Эддисон развернулась в противоположную от мужичка сторону и рванула наутек. Она огибала клумбы с цветами, прохожих и велосипедистов, которые смотрели на Эддисон как на умалишенную. Ей было все равно. Лишь бы сбежать от слетевшего с катушек преследователя и сохранить камеру. А козлобородый не отставал...

– Вот же... прицепился... – задыхаясь от бега, прошептала Эддисон.

Она повернула направо, пробежала еще несколько ярдов и почувствовала, как кто-то утягивает ее за руку и тащит в переулок. От страха у девушки задрожали коленки. Припечатав Эддисон к стене, похититель зажал ей рот. Эддисон глухо пискнула, а в следующую минуту увидела перед собой карие глаза Ноя. Указательный палец свободной руки он приложил к губам, призывая к молчанию.

Несколько минут Ной и Эддисон стояли в одном положении и пристально смотрели друг на друга. Когда Ной понял, что Эддисон не станет кричать, он медленно убрал ладонь от ее губ. Эддисон даже и не думала, что испытает такой вихрь эмоций при виде парня. Но, как бы она не хотела признавать, смазливая физиономия Ноя обрадовала ее.

– Привет, Смит, – прошептал Ной хрипло.

– При-вет...

В следующее мгновение Ной сделал то, что Эддисон ждала от него меньше всего. Поцеловал ее. Поцеловал с такой страстью, что у Эддисон перехватило дыхание. Пирсинг на языке Ноя скользнул по губам девушки, заставляя томно охнуть. От его дыхания и ласки у Эддисон закружилась голова и огнем запылали щеки. Ной провел ладонью по ее бедру, погладил талию и в этот момент Эддисон пришла в себя. Она аккуратно, но настойчиво отодвинула от себя Ноя и спросила, не смея смотреть ему в глаза:

– Ну и что это было?.. Решил, что можешь делать со мной все, что хочешь? Я же твоя вещь, верно?

– Нет, – выдохнул Ной и зажал переносицу большим и указательным пальцами. – Просто вернул тебе поцелуй.

От этих слов негодование еще больше завладело Эддисон, она посмотрела на Ноя, испепеляя его взглядом. Тот поднял руки в сдающемся жесте и улыбнулся настолько мило, насколько только мог.

– Ну, прости, Смит! – Ной хохотнул. – Хотя за что я извиняюсь? Это ведь романтично. Ты попавшая в беду красотка, я – твой герой.

– Герой, твою мать! У меня тут серьезные проблемы, люди будто взбесились... и ты еще напал!

– Напал? – не поверил своим ушам Ной. – Я спас тебя! Могла бы и поблагодарить.

– Ага, как же! – буркнула Эддисон, поправляя толстовку.

Она еще раз недовольно взглянула на Ноя, отвернулась и стала уходить.

– Э-э-эй, ну постой! – Ной удержал Эддисон за руку и медленно, будто спрашивая разрешения, притянул к себе. – Прости меня. Вчера я повел себя как конченный мудак. Я подвел тебя, Смит, я знаю... но мне, правда, жаль.

– Да, мне тоже жаль, – тихо проговорила Эддисон. – И я, правда, рада, что ты извинился. Хоть мы и встретились случайно и, возможно, не столкнувшись сегодня, я не услышала бы от тебя этих слов.

– Смит...

– Не важно. Главное, что тебе жаль. Но... я не могу и не хочу тебя прощать, пойми. Если бы не Лиам, этот придурок мог сделать со мной все, что угодно.

– Я знаю! Прости за то, что тебе пришлось пережить, я... Мне нет оправданий. Но дай хотя бы попытаться загладить вину. – Ной приподнял лицо Эддисон за подбородок, чтобы она на него посмотрела. – Позволь угостить тебя обедом. Нам стоит поговорить... Не хочу вот так все заканчивать.

– Ладно, – долгую минуту спустя согласилась Эддисон. – Пообедаем вместе. Я закажу самое дорогое в меню, а ты заплатишь за это.

– Идет! – улыбнулся Ной.

***

Они выбрали столик в летнем кафе с видом на виноградную аллею в парке. Кованная уличная мебель удивляла витиеватыми зигзагами, стены кофейни из красного состаренного кирпича и черепичная крыша здания завораживали. Эддисон любила городскую архитектуру и здешнюю суету, хоть и жила в спальном районе, расположенном в южной части города. Она знала, что после школы снимет здесь милую квартиру-студию и станет брать какие-нибудь интересные фотопроекты в работу. Поступать в колледж она не собиралась. Возможно, еще и поэтому не боялась выпускных экзаменов. Эмма оказалась не против такого решения дочери. Будучи риелтором, который получил квалификацию намного позже учебы в колледже, Эмма была убеждена, что главное, это умение зарабатывать, в той сфере, которая близка.

– Вы смогли определиться с заказом?

К их столику подошла плотного телосложения официантка, улыбающаяся и создающая приятное впечатление.

– Ванильное мороженное, будьте добры.

– Ты просто мастер заказывать самое дорогое, – усмехнулся Ной.

– Мне жарко! Что я сделаю, если я больше ничего не хочу из меню?

Ной посмеялся и заказал себе то же самое. Пока он рассказывал Эддисон о том, что в этом кафе есть различные виды мороженного – и клубничное, и фисташковое, и шоколадное, и много других – она смотрела на его ободранные в драке руки. Заметив, куда Эддисон смотрит, Ной спросил:

– Сильно испугалась?

Эддисон кивнула. На самом деле, в ее жизни еще ни разу не случалось подобных потрясений. Думая об Уолтере Кемпбэлле, ее прошибал озноб.

– Я не стану на тебя давить и, если не захочешь больше общаться со мной, я пойму... – Ной на секунду задумался, а потом добавил: – И наши фальшивые отношения больше можно не поддерживать... я не стану тебя шантажировать.

– Вот спасибо. И что бы я делала без твоего разрешения?

– Ты не вещь, Смит, – вдруг оборвал Эддисон Ной. – Мне пришлось разговаривать тогда на языке Кемпбэлла. Я не отношусь к тебе как к своей собственности. Прости, что наговорил глупостей. За все прости.

– Зачем так стараешься с извинениями? Как будто я тебе как минимум друг.

Ной усмехнулся. Эддисон тоже улыбнулась – не все же ему козырять ранее брошенными ею фразами.

– Знаешь, я...

Ной не закончил. К их столу подошла пожилая женщина, смутно знакомая Эддисон. Она с презрением взглянула на девушку и прокряхтела:

– Ты бы поосторожнее с ней, милый. Эта девка шельма! И ведьма! Ходит по улицам со своим аппаратом для карточек, щелкает людей, а потом по карточкам на них порчу наводит!

Ной подавился водой и закашлялся, а Эддисон от удивления даже раскрыла рот.

– Что вы такое говорите... я никогда не...

– Нам парень про тебя все поведал, шельма!

– Я ошибся! – вдруг воскликнул Ной, еле сдерживая смех. – Я ее с другой перепутал. А Смит у нас молодец. Это она э-э-э... улицы города фотографирует, чтобы передать властям для дальнейшего благоустройства.

– Так это ты был? Вот те раз... – озадачилась старушка. – Ну, тогда пойду я. Отдыхайте, молодежь.

Женщина ушла. Ной смотрел исподлобья на Эддисон и пытался спрятать улыбку, кусая костяшку указательного пальца.

– Ной Кинг! – соскакивая с места и ударяя по столу, завизжала Эддисон.

– Ч-чего? – тоже подрываясь с места и отходя на безопасное расстояние, спросил Ной. – Я с самого утра был у твоего дома. Ходил туда-сюда. Наблюдал, как Здоровяк ходит туда-сюда. Потом проследил за тобой. Хотел только извиниться, планировал дождаться, когда ты закончишь... Но кто виноват, что мне стало скучно? Фотографировать прохожих нереальная скукота.

– Я убью тебя! – пытаясь схватить Ноя, рыкнула Эддисон. Теперь они ходили вокруг стола, не обращая внимания на посторонних.

– Но ты первая затеяла розыгрыш с колой. И он, между прочим, был куда жестче.

– А ну, остановись!

– Не делай глупостей, о которых пожалеешь!

– О, не-е-ет! Я сейчас поймаю тебя и освежую как поросенка!

– Ты чудовище, Смит! – изумился Ной и заливисто засмеялся. – Знаешь, я, наверное, лучше пойду. Продолжим разговор, когда ты успокоишься.

– Не смей убегать от меня, Ной Кинг!

Но Ной уже сверкал пятками, оставляя Эддисон далеко позади. Только когда парень скрылся из виду, Эддисон вспомнила, что вокруг много народа. Она легонько поклонилась в извинениях пожилым парам и засобиралась домой.

– Эм, мисс?

– Да?

Официантка с разносом стояла у Эддисон за спиной.

– Прежде чем уйти, необходимо оплатить счет.

Эддисон ахнула от удивления. Опомнившись, она кивнула и женщина всучила ей в руки чек. Расплатившись за мороженное и отойдя в безлюдное место Эддисон зарычала:

– Вот же засранец! Ной Кинг, ты мне за это ответишь!

*В фотографии золотой час — это период дня вскоре после восхода солнца или перед закатом, в течение которого дневной свет выглядит более красным и мягким, чем когда Солнце находится выше в небе.