Глава 6.
Оставшись в одиночестве, я все еще слышу в голове его низкий голос.
"Хантер".
И я по-прежнему ощущаю его присутствие... его запах, его близость. И напряжение в своем теле от всего этого.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем с меня спадает оцепенение. Вскочив с кровати, я натягиваю обратно свои джинсы. Боль в ноге дает о себе знать, но не останавливает меня.
Подойдя к двери, я хватаюсь за ручку.
Тщетно.
Он... Хантер все же запер меня.
Я снова дергаю за ручку. Отчаяние и злость накрывают.
— Черт! — раздраженно рычу и пинаю гребаную деревянную дверь.
Но тут же жалею об этом, потому что ударяюсь больной ногой и падаю на твердый пол.
— Да чтоб тебя! — шиплю, потирая ушибленную задницу.
Так и остаюсь устало лежать на дощатом полу. Но неприятные ощущения в ноге и пояснице от всех падений сегодня не являются единственной проблемой, терзающей мое истощенное сознание.
Состояние беспомощности убивает. В груди нарастает напряжение от осознания того, что я здесь не по своей воле. А Питер с друзьям все еще где-то там...
Да, он бросил меня одну в лесу, и мне следует послать его ко всем чертям после такого. Но я не могу просто забыть и не переживать.
Что имел в виду Хантер, когда сказал, что ночью в лесу опасно?
Я поднимаюсь на ноги, морщась от боли в лодыжке. Не могу просто лежать. Уснуть этой ночью я не рассчитываю. Меряю шагами комнату, нервно расхаживая взад и вперед. Ощущаю, как тревога колючим комом встает где-то между горлом и грудной клеткой и не дает глубоко дышать.
Мысли о Хантере, о Питере, о всем этом гребаном лесе не дают мне покоя.
Несмотря на то, что дверь заперта, а окно заколочено, меня не покидает ощущение чьего-то взгляда. Словно за мной наблюдают из темноты.
Черт, это все этот гребаный лес. Это старый жуткий особняк. Все это наводит страха, заставляя ощущать себя героиней тупого хоррор фильма.
И не факт, что я доживу до финала.
Я схожу с ума.
Мне нужно чем-то занять руки.
Обычно я рисую, чтобы не сойти с ума. Вспоминаю про этюдник. Там должны быть листы бумаги и необходимые принадлежности.
Подойдя к креслу, я открываю этюдник. Бинго. Бумага и карандаши на месте. Двигаю лампу на прикроватной тумбе поближе для лучшего освещения.
Дрожащими пальцами я беру карандаш. Делаю глубокий вдох, затем такой же глубокий выдох. И наконец отключаю голову, отдавая управление своим рукам и душе.
Это мой любимый вид рисования. Когда передо мной не стоит определенная задача или заказ, когда я глушу все мысли и рисую спонтанно. Не головой, а чувствами.
Я полностью отдаюсь процессу, стараясь забыть о том, что это лишь временное отвлечение.
Линии на бумаге становятся грубыми и резкими, отражая мое внутреннее состояние. Я рисую образ, который не покидает меня.
Чем больше я рисую, тем отчетливее вырисовывается образ.
Сердце замирает, когда я ловлю гипнотический взгляд черных глаз, смотрящих на меня с листа бумаги. Карандаш выпадает из моих рук и катится куда-то по полу, но я так и смотрю на получившийся портрет.
На нем изображен Хантер в его треснутой маске, а глаза пронзительно блестят чем-то зловещим. Опасным.
Понятия не имею, как это вышло, но я не могу оторвать взгляд. Он пугает и... по-странному завораживает.
Откладываю рисунок и тут же берусь за чистый лист. А затем снова. И снова.
В глазах плывет, линии теряют свою четкость, а руки дрожат от напряжения, потому что я рисую уже несколько часов подряд.
Под давлением моих пальцев, штрихующих тени, грифель с треском надламывается.
— Черт! — я злюсь, швырнув сломанный карандаш на пол.
Нет, я могу взять канцелярский нож и заточить его, но тогда я упущу вдохновение и ту искру, которая заставляет меня сейчас беспрерывно творить, позволяя на время очистить разум от гнетущих мыслей.
Я хватаюсь за очередной огрызок карандаша, завалявшийся в этюднике, но на полпути останавливаюсь. Меня пронзает осознание. У меня есть канцелярский нож!
Конечно, как художница, обычно я воспринимаю его как средство первой необходимости, а не самозащиты, но все же...
Взяв нож, я прячу его в карман. Вдруг пригодится. Я в гребаном лесу и с психопатом в маске за стенкой. Конечно, пригодится.
С меня будто спадают остатки наваждения, под действием которого я исписала портретами уйму листов.
Оглядываюсь и с ужасом понимаю, что на всех них изображен Хантер. Хантер в фас. Хантер в профиль. Хантер стоя во весь свой внушительный рост. Хантер в тени. Лицо Хантера в маске. Глаза Хантера с пронизывающим насквозь взглядом.
Все рисунки выглядят пугающе, и не только из-за самого Хантера, а из-за того, как он нарисован. Какие резкие и жесткие штрихи, линии, какие темные тона.
Чувствую, как пульс все еще бешено стучит в ушах, будто я еще под действием помутнения. Наверное, подобным образом себя ощущают люди под действием запрещенных веществ.
В этом вся суть художника, живущего внутри меня. Как человек, я могу быть до усрачки напугана, но как творец... я вижу в этом мраке нечто завораживающее. То, что хочется запечатлеть, выразить, показать.
Пускай я и выгляжу как одержимая, сидя в окружении этих портретов, разбросанных по всей комнате. Но теперь я чувствую облегчение и разрядку. Меня накрывает расслабленность и эмоциональное освобождение, как если бы я хорошенько помастурбировала.
Ох, черт. От неуместной мысли о мастурбации я рассмеялась. И тут же зажимаю рот ладонью, когда понимаю, что сделала это слишком громко, ведь Хантер может услышать и...
И что?
Почему я вообще об этом думаю? Почему застряла здесь и каждое действие обдумываю с учетом мнения какого-то придурка в маске?
Да, этот придурок помог мне, но в то же время он запер меня. Он наверняка чокнутый. Нормальный человек не жил бы здесь. А я не собираюсь и дальше вести себя так, как он скажет.
Я должна вернуться к своей жизни. Найти Питера, Келли и Зака, и уехать ко всем чертям подальше из этого проклятого места.
Я выберусь отсюда. Но как? Хантер запер меня здесь, и у меня нет ни ключей, ни способа открыть дверь. Я с глупой надеждой касаюсь ножа в кармане, но понятия не имею, поможет ли он? В фильмах люди легко вскрывают замки чем угодно, но в жизни это не так просто. Особенно, когда у тебя в арсенале только канцелярский нож, совершенно никаких навыков взлома, а за стенкой — странный мужик в маске, от которого можно ожидать чего угодно.
Не знаю, сколько времени я ковыряюсь в дверном звонке ножом, царапая личинку замка. Но когда я слышу за дверью тяжелые шаги и скрип половиц, то сразу же отскакиваю от двери и прячу нож в карман.
Сердце подскакивает к горлу, и я задерживаю дыхание в ожидании.
Щелчок открывающегося замка.
Хантер заходит в комнату.
И наши взгляды пересекаются.