Часть 1
Одиноко восседая на диване в гостиной, Чимин, хмуро глядя на блики света на оконном стекле, всё напрасно пытался понять, чем именно он так сильно разгневал Юнги, что тот уже вторую неделю показательно его игнорировал. Неужели его благоверный всё ещё злился из-за того, что не так давно он вернулся под утро домой? Да, он был пьян, и под ручку с не менее выпившим Тэхёном, и ящиком пива в придачу, но разве это повод так сильно гневаться? Тем более, что бутылку виски они ему тоже купили.
Немного поразмыслив в этом ключе, Чимин, пусть и не сразу, но всё же пришёл к выводу, что такое случалось уже не раз, и никогда ещё за это на него не обижались. Тогда быть может, гнев Юнги вызван тем, что, будучи не совсем в ясном уме и трезвой памяти, он на протяжении двух часов выносил тому мозг претензиями на тему «Твоё кимоно для онлайн-концерта явно было куплено в секс-шопе. Почему ты расхаживал в нём на сцене, а не в нашей спальне?»
Да, а вот это могло разозлить Юнги. Ещё как могло... Чимин ведь тогда вообще на эпитеты не скупился. Вроде даже к Хосоку приревновать успел. И к Намджун-хёну. И... Отличился, словом. Пусть и извинился потом два раза. Но все же... других вариантов всё равно нет. Не косячил он больше нигде. Вроде, не косячил.
Наконец, отыскав предположительный корень всего зла, Чимин, облегчённо выдохнув, настойчиво принялся гадать, как бы ему побыстрее заслужить прощение своей второй половины. Вот чем бы того задобрить? Дорогие подарки никогда не способствовали быстрому усмирению праведного гнева Юнги — они, наоборот, ещё больше того распаляли. Цветы и шоколад тоже не являлись верными соратниками, розы и тюльпаны никогда тому особо не нравились. Виски и прочий алкоголь — тоже мимо, всё что с градусом располагало Юнги, разве что к креслу-качалке и толстой книге, а никак не к Чимину. Вот же... печаль-беда-тоска.
Почти разуверившись как-то помириться с Юнги, Чимин страдальчески посмотрел на мирно спящего Холли и умирающим голосом спросил у пса:
— Почему твой хозяин такой упертый?
Так и не получив должного внимания к своей скромной персоне, дожил — даже собака его игнорит, Чимин небрежно взлохматил шерсть пуделя и, ловко увернувшись от сонного удара лапой, обречённо поплёлся в спальню. Скинув с себя всю одежду и нагим плюхнувшись на кровать, Чимин улёгся там в соблазнительной позе и смиренно стал дожидаться прихода Юнги, наивно полагая, что от него, такого прекрасного и доступного, Мин отказаться не сможет.
Прокручивая в голове сотни сценариев и реплик, подобно представляя себе, что и как, он скажет Юнги, Чимин с разными интонациями вновь и вновь произнося незамысловатые на первый взгляд предложения и безустанно практикуясь в подборе поз, почти с постели навернулся, пытаясь подобрать позу повыигрышнее.
Откинувшись головой на подушку и похотливо облизав губы, он томно простонал:
— Малыш, иди ко мне! Я весь горю!
Представив себе шокированное лицо любовника после такой фразы, Чимин, не беспочвенно опасаясь за сохранность своей задницы, да и всего себя в целом, от греха подальше, благоразумно решил поменять тактику на более безопасную. Опершись на локти, он ласково провел пальцами по своему животу и с вызовом произнёс:
— Мин Юнги, у меня есть сведения, что Вы были очень плохим мальчиком.
Почти наяву увидев перекошенное от гнева лицо Юнги, Чимин чертыхнулся про себя и полудохлым тюленем, перебрался на край кровати. Сев там удобно и широко расставив ноги, он взял в руку свой член и, игриво поманив воображаемого любовника к себе пальчиком, произнёс:
— Котик, подойди, я дам тебе молочка.
Чимину очень бы хотел увидеть медленно подходящего к нему Юнги, соблазнительно виляющего бёдрами, но воображение, решив окончательно добить своего нерадивого хозяина, подкинуло лишь картину недельной ссылки на диване, которой щедро его одарит хмурый Юнги. Чуть в голос не взвыв от досады, Чимин почти смело забив на все свои сомнения и опасения, чуток воспылал некоторым подобием уверенности и вернувшись на постель, лёг аккурат посередине.
Когда причина всех его тяжких дум, наконец, материализовалась в комнате, Чимин вызывающе расставил ноги и, медленно поглаживая полностью вставший орган, прошептал:
— Юнги, мои акции повышаются!
— Ничего не поделаешь. Биржа закрылась, — холодно произнёс Юнги, расслабленно проходя вглубь комнаты.
— Мои акции устойчивы как никогда! — настаивал Чимин, не сводя с Юнги взгляда.
— Я же сказал: биржа закрыта, — злобно рыкнул Юнги и, одарив Чимина недовольным взглядом, вновь вышел из комнаты. Вышел даже не оглянувшись!
Резко сев на кровати, Чимин довольно красочно выругавшись и, эмоционально стукнув кулаком по постели, раздражённо поднял с пола пижаму и торопливо натянул её на себя. Плюхнувшись обратно в постель и по глаза закутавшись в одеяло, он твёрдо решил, что теперь глубоко обиженных в их квартире двое. Выкуси, Мин Юнги!
Услышав, как дверь в комнату тихонько отворилась, и Юнги, войдя, осторожно присел рядом, Чимин, упёрто насупившись, принялся с небывалым доселе интересом, рассматривать узоры на ковре. Оглядев хмурого благоверного и весьма чётко уловив его настроение, Юнги, устало выдохнув, нехотя признал про себя, что похоже немного перестарался со своей обидой. Ну не закрутил Чимин до конца крышку на бутылке с минеральной водой, ну залил весь блокнот с набросками новых песен в его сумке — это все же весьма сомнительный повод изводить того так долго. Тем более, что все свои заметки он довольно быстро восстановил. Пусть и не без помощи Хосока.
Ласково погладив Чимина кончиками пальцев по бедру, Юнги мило улыбнулся и негромко прошептал:
— Чимин, биржа открылась.
— Слишком поздно. Акции сбыты за бесценок, — рыкнул Чимин, ещё больше кутаясь в одеяло.
— Ты уверен? — приподнял бровь Юнги.
— На все сто.
— Хорошо, спокойной ночи, — немного подумав, хмыкнул Юнги, спокойно ложась под одеяло.
— Жестокий ты человек, Мин Юнги, — на грани слышимости прошептал Чимин и, повернувшись всем телом к своему мужчине, обнял того со спины. Обида обидой, а спать на разных половинах кровати, как-то не комильфо. Причём для обоих.
Чувствуя приятное тепло, исходящее от тела Юнги, Чимин устало прикрыл глаза и, перед тем, как окончательно провалится в сон, мысленно пообещал себе завтра проснуться раньше, чем Мин, и приготовить тому вкуснейший завтрак. Быть может, хоть так его, наконец, простят. Если, конечно, не убьют за весь тот бардак, который он вечно оставляет после себя на кухне...