13 глава
Сейчас не мы должны разгадать тайну. Тайна должна найти и разгадать нас.
Все растворяется перед глазами, словно мыльный сон, который я забуду уже завтра. Все последние события, да почти вся моя жизнь — словно старый кинофильм на пленке, которая почти стерта. Это так странно — проснуться от воспоминаний, которые не были в реальности. Так странно вспоминать их, зная, что у тебя другая жизнь. И вообще — так странно понимать это.
Я поднимаю веки. Глаза режет нелюбимый свет теплого солнца, а противный блеск больничных ламп, которые так противно будят. Тело ломит, словно сломаны все кости и кровоточит каждый орган. Мне больно даже дышать, но я делаю это, желая все-таки вновь не провалиться в сон.
Сон. Мне все это снилось? Кажется, я ничего не помню до того момента, как переехала в Сиэтл. Ничего не помню, словно ничего и не было. А как же Алекс? Как же хранители земных душ? Как же моя прекрасная жизнь в Сиэтле?
Неужели я до сих пор живу в той ужасной квартире, не имея ничего, кроме нелюбимой работы? Воспоминания об Алексе стираются, словно чуть-чуть — и их не будет вовсе. Но ведь это было все так реально... Было все так прекрасно! Я снова хочу провалиться в сон, не чувствуя этот противный запах и не ощущая, как свет режет глаза.
Хочу вновь вернуться, даже в нереальный мир, чтобы просыпаться в своей любимой постели, радуясь солнцу за окном, которое не скрывается за занавесками. Чтобы идти на любимую работу, предвкушая новую встречу с Алексом. В конце концов, вернуться в сон, чтобы Алекс не был лишь сновидением, которое постепенно исчезает. Чтобы он и хранители снова стали для меня реальностью.
Даже если цена всего этого — жизнь.
***
Я просыпаюсь так резко, что, кажется, даже сердце на секунду останавливается. Так же быстро поднимаю корпус, осматривая комнату, в которой живу последние годы. Смотрю на окно, за которым вот-вот появится солнце, лениво тянущееся из горизонта. Чувствую, как сердце колотится, словно после пробежки. Но это не пробежка — это страх.
Я закусываю губу, чувствуя характерную для реальности боль, и вспоминаю все то, что мне снилось. Кажется, мне приснился самый страшный кошмар, который напугал меня до чертиков. Кошмар, в котором я проснулась без жизни. Без своей жизни! Без утреннего солнца, мягкого пледа, Алекса и любимой работы. Проснулась без ничего, как когда-то просыпалась. А сейчас я имею слишком много, чтобы терять это.
Я закутываюсь в одеяло, успокаивая саму себя воспоминаниями о своей прекрасной жизни, которую наконец-то позволила себе полюбить. Которая взаимно полюбила меня. Самая искренняя любовь в моей жизни.
Начинаю понимать, как я ценю все то, что у меня есть. Все то, что сделала сама и вполне заслужила — хотя в какой раз я убеждаюсь, что счастье не нужно заслуживать, в него нужно просто верить и тогда оно поверит в тебя. Даже солнце, которое я так ненавистно проклинала, кажется мне тем самым лучиком в любой черной полосе. Знак того, что я живу здесь — там, где мне нужно быть. И что я не сплю. Что Алекс это никакой не сон. Наверняка он сейчас чувствует мой страх, может, тоже не спит и думает, что это сова Венера так рано встала. Хотя и сон как рукой сняло, так что я, потянувшись, встаю с кровати и смотрю в окно. Просто смотрю, улыбаясь, словно вижу там плакат с моим именем.
Вспоминаю последнюю встречу с Алексом, которая была неоднозначной. Мы даже толком не обсудили то, что произошло, потому что я на всех парах помчалась в бутик, а потом мы даже не созвонились. К тому же Роберт немного пошатнул мои планы, и мне пришлось переключиться с тайн земного хранителя на бывшего, который наконец-то понял это.
Но, черт, надеюсь, ему лучше, потому что это серьезно. И почему-то мне не очень верится в теорию о недосыпе. Кажется, хранители настолько продуманные, что не позволят своему телу выйти из строя по такой пустяковой причине. Или же позволят?
По крайней мере, я устаю строить теории, потому что эти земные тайны настолько неземные, что разгадать их будет как решить задачу по тригонометрии — нереально. Поэтому я, последний раз проверив горизонт, ухожу в пустую кухню, где тихо включаю телевизор, наблюдая за медведем в глухой Сибири, который ищет себе пропитание. Насмотревшись на его похождения, включаю канал с сериалами, где с улыбкой наблюдаю за Джо Трибиани1, который пробует себя в кино. Как же забавно, думаю я. Столько раз смотрела эту серию, но каждый раз смеюсь как в первый. Вот такое утро по-настоящему доброе.
Приятным и вкусным завтраком снимаю остатки ночного кошмара, который так потрепал меня. Раньше всегда удивлялась, как обычный сон может заставить вспотеть и биться сердце так, будто под кроватью увидела того монстра из детства. Думала, как такое возможно, если сон — всего лишь жалкая секунда, которая даже короче мига?
Хотя иногда бывают такие сны, в которых хочется остаться, чувствуя то тепло по телу, которое разливается от эмоций. Не хочется признавать, что это все нереально — ты просто живешь, радуясь теми слишком яркими моментами. Ты не хочешь ничего, кроме этого. Кажется, это все так реально, что после возвращения в настоящее — лишь пытка, которая повторяется каждый раз. И таких снов было очень много. Слишком много несуществующих картинок, которые заставляли меня плакать. Но всегда нужно возвращаться в реальность, потому что только здесь я — это настоящая я, а не леди с розовыми очками.
Хотя порою так хочется внести особую значимость обычному сновидению. Что этот незнакомый мужчина приснился не просто так и что он не сбор образов мозга. Что эта маленькая девочка не твой страх, а воспоминание. Кто знает, может, и вправду сны значат нечто большее, чем говорят ученые? Но что это? Воспоминания? Предсказания? Или же то, к чему человек еще не готов? В любом случае, этот кошмар я просто забываю. Наверное, впервые я так яро пытаюсь вспомнить себя настоящую и возвращаюсь в реальность. Ведь теперь она важней всего. Важней жизни.
После завтрака я негромко включаю музыку и собираюсь в бутик. Слова песни о том, что «все, что убивает меня, позволяет чувствовать себя живым»2, заставляют двигаться в такт музыке, подпевая слова, которые в свое время давали мне стимул. Которые так же вытаскивали меня из депрессии. Я верила им — и теперь просто повторяю, не нуждаясь в их помощи. Потому что когда-то поверила им.
К моему удивлению, Эми не просыпается, даже когда я выхожу из дома, хотя подруга встает так рано, что иногда кажется, будто та спит по два часа в сутки. Или же это Генри заставил ее устать настолько, что она готова проваляться в постели до восьми утра? В любом случае, я ухожу, не оставив той даже пирожное — уверенно могу заслужить звание самой худшей подруги. Но она знает, что по-другому я не могла.
Посмотрев в последний раз в зеркало, выхожу из дома, улыбаясь весеннему солнцу, которое не так давно встало, удивляясь, что эта девушка с золотистыми волосами и счастливой улыбкой вновь вышла на улицу так рано. Но мое желание немного прогуляться слишком большое, чтобы пренебрегать им. Поэтому я неспешным шагом иду удивлять счастливое солнце и птиц, которые каждое утро пролетают прямо над головой.
Внутри так легко, будто нет никаких сложностей и проблем. Нет тайн, лишнего веса, дырки на колготках и даже прошлого. Так свободно! Я обожаю это чувство, которое приходит так внезапно и само по себе. Если бы были таблетки, которые заставляют чувствовать так всегда, то я бы принимала их каждый день. Хотя, немного обдумав мою мысль, понимаю, что есть такие — тогда поспешу забрать свои слова обратно и заявить, что мне и так хорошо. Я даже не запинаюсь, как обычно это делаю по утрам, словно ноги просыпаются медленней меня.
Иду, чувствуя обжигающее солнце, которое теперь по-настоящему весеннее. Парк вокруг начинает зеленеть, пробуждая внутри весеннее настроение и заставляя купить мороженое за углом. Еще бы наушники в ушах — и атмосфера была бы незабываемой. Но мой панический страх не позволяет слушать музыку на улице — слишком опасно для меня.
И в этих мыслях я прохожу еще несколько метров, но вижу у кафе черную машину. Почему-то заостряю на ней внимание. Она кажется мне такой знакомой, будто слово, крутящееся на языке. Но я знаю, что никогда не видела ее, и номер мне совсем незнаком. Но когда из нее выходит водитель, все становится ясно.
Я позволяю себе улыбку — или же ее тень — и иду по направлению к нему, подтянув сумку, в которой лежит бутылка воды. Иду, осматриваясь по сторонам, словно чую подвох, но знаю, что все нормально. Что так надо.
Мужчина стоит, облокотившись о машину и ожидая меня, будто знал, что я обязательно увижу его и, конечно, пойду к нему — без вариантов. Ну конечно! Он ведь знает все!
— И что же ты делаешь здесь? Разве хранители не должны оставаться в тени? —спрашиваю я, исподлобья наблюдая за белоснежной ухмылкой и игривыми зелеными глазами.
Алекс скрещивает руки на груди, немного подойдя ко мне.
— Можно я тебя подвезу?
Я раздумываю, осматривая машину. Конечно, она шикарная и стоит баснословные деньги — жаль, я не разбираюсь в автомобилях. Уверена, у нее еще и верх открывается. И разве я буду упускать такой шанс?
— Хочу ли я прокатиться на дорогущей машине с таким очаровательным водителем? — восклицаю я, обходя машину. — Конечно!
Алекс довольно улыбается. Да, конечно, он знал, что я соглашусь.
— Но все же, — поднимаю я указательный палец, пока мы оба не сели в машину, — тебе же что-то нужно?
Тот пожимает плечами:
— Скорее, тебе...
Я еле заметно киваю.
— К тому же мне самому как-то неудобно, что ли... Ну, вчера мы почти не поговорили. Хотя наша прогулка закончилась...
— Весело, — заканчиваю я.
Неожиданно мы поворачиваем головы на машину, которая сигналит нам, чтобы Алекс убрал свой автомобиль с проезда. Вот же, места ей мало, злюсь я.
— Короче, я просто хочу убедиться, что все хорошо. Как и ты. А сейчас лучше садись в машину, — почти указывает Алекс мне.
Но я сажусь без пререканий и закатывающихся глаз. Просто слушаюсь его, плюхнувшись на мягкое кресло, в котором можно уснуть. Но рядом Алекс, который водит так, словно делает это сто лет. Ах да...
Отмечаю про себя, что машина совсем не выглядит холостяцкой, как квартира хранителя. Тут все чисто и убрано — даже в месте для мусора ни крошки. Либо он готовился, либо же слишком любит свою машину. Только теперь от этого я даже боюсь чихнуть, чтобы не дай бог ничего не испачкать.
Алекс пропускает нетерпеливую машину и выкручивает руль, разворачиваясь и устремляясь в бутик — и не на самой большой скорости, которая могла бы быть. Видимо, ему тоже хочется поговорить. В конце концов, я спасла его, а не наоборот. Хотя в этом плане судить не мне. Ведь я ничего не помню — лишь его душа знает, сколько раз он меня спас. Но еще страшней думать о том, сколько у него воспоминаний о том, где он не смог спасти мою душу...
— Ну так что? — спрашиваю я. — Снова скажешь, что ты не спал?
— Но это так, — делает искреннюю гримасу Алекс, завернув на другую улицу.
Он переключает какую-то песню, словно она ему не нравится, хотя под ту спокойную мелодию я начала расслабляться. Теперь же в машине еле слышно играет какой-то рок, а глаза слепит весеннее солнце, по которому я так скучала. Зимой оно было таким унылым, что, кажется, навсегда покинуло наш мир.
— А сейчас ты спишь? — подыгрываю я Алексу, прекрасно понимая, что это не правда. По крайне мере, не вся.
— Пытаюсь, Венера... Извини, что так вышло, я и сам не понял, как довел себя до такого, — оправдывается Алекс, неожиданно взяв меня за руку, сжав ее в своей до ужаса холодной ладони.
Прикосновение ледяное, но внутри разливается только тепло. От этого я улыбаюсь.
— Брось, Алекс, все хорошо. Главное, что сейчас ты в порядке, — в ответ сжимаю его руку, пытаясь заглянуть в зеленые глаза, но сейчас они стеклянные, будто тот не испытывает ничего. Хотя когда такое было?
Алекс возвращает свою руку на мягкий руль, грациозно маневрируя им. Мне кажется, его движения способны загипнотизировать.
Мы проезжаем солнечные дороги, минуя светофоры. Сегодня Сиэтл такой приветливый, что хочется поприветствовать его в ответ. Но, кажется, я это сделала несколько лет назад. Поэтому в этом нет необходимости.
Вдруг я вижу огромную кричащую вывеску «МЫ ОТКРЫЛИСЬ» где-то впереди улицы. Заостряю на ней свое внимание и вспоминаю, что в городе должна была открыться кафешка, где самое разнообразное меню мороженого, которым я так люблю охлаждаться даже в холод.
— Алекс, давай заедем туда? — предлагаю я, показав пальцем на кафе.
Алекс задумывается, смотрит на время и говорит, уже передвигаясь на крайнюю правую полосу:
— Хорошо, времени у тебя все равно много.
Я чуть ли не хлопаю в ладоши с самой счастливой улыбкой ребенка, которому наконец-то подарили игрушку, о которой он мечтал.
Мы останавливаемся неподалеку здания и выходим из машины, прикрывая руки от солнца. Как жаль, что я забыла солнечные очки, а Алексу, кажется, ослепляющие лучи совсем не мешают, потому что он даже не жмурится, закрывая машину.
— Давно ел мороженое? — спрашиваю я, настроившись на быстрый шаг Алекса, который идет так уверенно, даже не осматривая улицу, словно на подиуме.
— Может, никогда, — пожимает плечами тот.
— Что? — восклицаю я. Как можно прожить столько лет и ни разу не попробовать этот десерт? А шоколадное? Ванильное? Вишневое? — Мы это исправим! Вот еще... Не пробывал! — фыркаю я.
Алекс усмехается. Как всегда. Будто я ребенок, который постоянно забавляет его. Поправляю светлые волосы и малиновый длинный плащ с ремнем, который мне так приглянулся в одном из бутиков.
Ускорив шаг, я первая захожу в кафе, где в ноздри сразу врезается запах выпечки, которая одним ароматом заставляет смести все полки. Кажется, такой мягкий шлейф бывает только дома, когда в утро субботы бабушка решает побаловать домашними пирогами.
Делаю шаг — еще ближе к круассанам с шоколадом. Второй шаг — и вот перед носом стоит меню с десятками вкусов и топингов для мороженого. Кажется, сейчас потекут слюнки, но я сдерживаю их — как же это непросто!
Даже забываю, что где-то сзади топчется Алекс, не любящий толпы людей, и ждет, пока я пробегусь глазами по всему меню. Наверное, он даже думает, что я определюсь с выбором. Глупенький.
На самом деле кафе из-за солнца очень светлое, хоть и оформлено в темных, но таких сочетающихся цветах — темное дерево, оранжевые фонарики и красные рамки старинных картин. Еще множество элементов декора заставляют меня рассматривать кафе, бросив читать меню, которое изучает Алекс с особым интересом. И он возвращает меня к реальности:
— Венера, что ты будешь?
Я будто возвращаюсь из транса и перевожу взгляд на черные буквы на бежевом и потрепанном фоне, который создает впечатление, будто меню из далекого девятнадцатого века. Я всегда беру шоколадное, но тут столько вкусов, что хочется чего-нибудь поразнообразней. Но как выбрать невыбираемое?
— Я буду ванильный шарик с вишневым топингом, — слышится в правом ухе твердый голос.
— Ты уверен? — корчу гримасу я. Ваниль и вишня? Разве такое съедобно?
Алекс поджимает губы, видимо, поняв, что делает что-то неправильно. После тихо и расслаблено говорит:
— Выбери на свой вкус тогда.
Я довольно киваю. Кажется, я все-таки определилась с выбором.
Когда подходит наша очередь, диктую заказ, после чего начинаю рыться в сумке, ища кредитную карту. Но вдруг меня легонько отодвигает за талию Алекс, приложив к терминалу свою. Я вопросительно смотрю на него, а тот даже бровью не ведет — просто стоит и ждет наши стаканчики. Делаю то же самое — я вроде не гордая, поэтому пусть платит.
В течение двух минут Алекс ждет, иногда постукивая пальцем по столу в ожидании. Я же продолжаю с улыбкой наблюдать за кафе, которое будто постепенно оживает. Не так много в этом городе хороших заведений, несмотря на их баснословное количество. Но это я определенно запишу в свой список. Надеюсь, мороженое окажется таким же вкусным, иначе я прокляну сотрудников. Один минус этого кафе — слишком далеко от моего дома.
— Пойдем, — вдруг говорит Алекс, двигаясь к выходу и держа в руках два стаканчика.
Я следую за ним, словно собачка, желая поскорее вырвать из его холодных рук десерт. Два шарика — вишневый и черничный с кленовым топингом — плавно переходят в мои руки, которые быстро берут ложку. Первый кусок — и о боже! Он волшебный!
Алекс же рассматривает свой пломбирный шарик с неизвестным ему топингом, словно экспонат в музее. Так забавно наблюдать за взрослым мужчиной, который никогда не ел мороженое.
— Давай! — подбадриваю его я. — Иначе растает ведь.
Хранитель с беззаботным взглядом и твердой рукой делает первую пробу мороженого. Я так наблюдаю за ним, словно за первыми шагами ребенка. Но он такой милый, когда осторожничает — будто славный пес, которому купили новую неизвестную ему игрушку.
— Ну?.. — протягиваю я, сдерживая улыбку. По глазам ведь вижу, что ему нравится.
Он театрально чмокает языком, как бы пробуя все грани вкуса обычного пломбира, и говорит:
— Ладно, это вкусно.
— Вот видишь!
Я расцветаю в улыбке. Кажется, Алекс замечает это и ест мороженое дальше, так же широко улыбаясь. Его радует моя улыбка.
После мы решаем сделать круг вокруг здания, чтобы не сидеть в душной машине, а наслаждаться красотами утреннего весеннего города.
— Кстати, — начинает Алекс, немного замедлив шаг, заметив, что я отстаю, — в тот день я ничего тебе не сказал?
— В смысле? — настораживаюсь я.
— Ну, перед тем как упасть на асфальт? Может, у меня был бред?
Я хмурю брови и туплю взгляд на асфальт, вспоминая тот момент, когда сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Момент, который заставил меня так понервничать, что я могла забыть все на свете. И почему-то его вопрос кажется мне странным. Может, он мог сказать того, чего знает, но мне знать не следует?
— Кажется, говорил.
— И что? — Я сразу распознаю в его голосе тревожность. Ага, попался — значит, я права.
— Ну, ты что-то хотел сказать обо мне. Но фраза оборвалась.
Странно, я даже не придала этому значения и забыла об этом. А оказывается, это что-то важное.
Хранитель снова устремляет все свое хранительское внимание на мой взгляд. Почему-то вмиг такие любимые глаза кажутся мне некомфортными, хочется от них скрыться, будто те сейчас испепелят меня.
— И, получается, я ничего не сказал? — с надеждой спрашивает он, запустив кусочек пломбирного шарик в рот.
— Алекс, — начинаю злиться я, — что ты скрываешь? Чего не должен был говорить?
Он поджимает губы, понимая, что перегнул. Его любопытство разожгло во мне еще больше вопросов.
— Забудь, Венера. Я просто решил поинтересоваться, что я мог сказать — мои слова могли тебя задеть, ведь что только не скажешь в бреду, — пытается он оправдаться.
Да, как же. Теперь не только он знает меня лучше всех.
— Алекс... Пожалуйста, скажи мне. Особенно если это касается меня. Ты же понимаешь, что я узнаю.
Секунд двадцать мы идем в тишине, которая давит. Буквально за миг солнце вокруг гаснет, а шелест деревьев замолкает, словно все зависит от Алекса и меня. Мы идем, слыша свои шаги и дыхание, которое замедляется, ведь выпускаем пар. Мы успокаиваемся. Особенно я, которая уже разогналась.
— Венера, — заглядывает тот в мои глаза, немного замедлив шаг, — правда, ничего важного. Я обещаю, что расскажу тебе все, если буду знать то, что тебе может навредить, хорошо?
Я проглатываю мороженое и прокручиваю его слова, слыша только «расскажу тебе все» — кажется, этого мне достаточно.
— Хорошо, — киваю я и иду вперед, уже видя машину Алекса и доедая последний шарик, который был чертовски вкусным. Готова продать душу за такие десерты. Хотя вряд ли Алекс это одобрит.
Когда мы садимся в машину, он включает радио погромче. Кажется, сейчас тот не хочет разговаривать, ведь выяснил все то, что ему нужно. Надеюсь, просто побыть со мной тоже было в его прихоти, ведь глаза не врут. А в его глазах лишь искренние чувства, когда тот находит мою улыбку. Как и я, собственно. Так что теперь даже мне нравится этот непонятный рок, играющий из его флешки. К тому же Алекс даже иногда подпевает, так что пусть слушает. Тимберлейка я могу слушать и в душе.
— Не знала, что у тебя есть вкус в музыке, — улыбаюсь я, наблюдая за пейзажем, который сменяется так медленно, но так красиво, словно тысячи картинок.
— А что ты думала? Что мне плевать на все на свете? — как-то несуразно спрашивает Алекс, словно я вновь говорю полную чепуху.
На самом деле я думала, что Алекс как хранитель довольно неизбирательный. Ведь он сам объяснял, что его тело — просто оболочка и душа отличается от земной. А вкусы — это явно что-то человеческое. Так я думаю на самом деле, но ответить решаю по-другому:
— Ну, ты не кажешься особо эмоциональным, — пожимаю плечами я, застегнув ремень безопасности и удобно устроившись на кресле. Кажется, здесь даже удобней, чем в машине Роберта. А там я всегда засыпала.
— Роберт? — вдруг произносит Алекс. — Он уже отвял?
Я сразу напрягаюсь, сверля голубыми глазами этого мужчину, который водит так ловко и искусно. На его лице ни капли беспокойства, будто ничего не произошло. Но, черт возьми, кажется, он полез в мою голову без моего разрешения.
— Алекс! — ругаю его я. — А ну вон из моей головы!
Тот ухмыляется. Вот же черт!
— Тебе смешно? — снова устрашающим тоном пытаюсь я пристыдить хранителя, который так нагло пользуется своим превосходством.
Я скрещиваю руки на груди, стараясь выглядеть как маленький обиженный ребенок. Может, так я выиграю вымышленный поединок?
— Не щетинься. Я не лез в твою голову. Просто почувствовал в твоем теле эмоции, которые ты чувствуешь при упоминании Роберта.
Я удивляюсь. Вот как. И что же я чувствую?
Алекс круто поворачивает за угол, проскочив за секунду мимо зеленого сигнала светофора, который вот-вот сменится на красный. Я, конечно, не мастер в этом деле, но управлять машиной он явно умеет. Хоть и опасно, но круто. По крайней мере, тот вряд ли станет подвергать меня опасности. Так что я спокойно дышу и позволяю себе не напрягаться. Это же Алекс.
— И что же ты чувствуешь? — спрашиваю я, игриво наматывая на палец золотистый локон. Кажется, во мне проснулось весеннее обострение. — Это... Отвращение? Равнодушие? Или, может, желание? Страсть? А? Ну скажи... — смеюсь я, заигрывая с Алексом, который старается не смотреть на меня. Но как же я вижу его часто поднимающуюся грудь даже под этим пиджаком. Его сокрушительно привлекательная рука с силой сжимает руль, будто тот отдаляется от него.
Что же с ним? Он напряжен? Разве Алекс может позволить себе выйти из-под контроля? Кажется, я разжигаю в нем что-то — надеюсь, не злость, а то не хочу огрести от него. Но я продолжаю играть локоном и исподлобья наблюдать за беспокойными зелеными глазами, которые так и тянутся к моему лицу, но Алекс смотрит на дорогу, делая вид, что ему все равно. И я тоже начинаю понимать его.
Хранитель ищет ответ в своей голове. Но зачем? Чтобы скрыть правду или же чтобы выбрать подходящую ложь? Ах да, это одно и то же — иллюзия выбора. Но сейчас он у него есть, ведь это нетрудно.
Я понимаю, как это выглядит со стороны — заигрывать со своим же хранителем? Кажется, это безумие. Но что так мешает мне? Я не могу просто позволить себе лишнего? Не видела таких правил, которые бы запрещали это. К тому же это просто игра.
— Ну так что, Алекс? — уже начинаю канючить. Это так сложно — просто сказать?
— Ты же сама знаешь ответ, — до ужаса холодным голосом говорит Алекс, отчего я теряюсь.
Разве это тот тон, который я слышала вначале нашей встречи? Где тот беспечный Алекс?
Думаю, что его так задевает мое поведение, поэтому резко прекращаю эту игру с локонами и взглядами. Кажется, наигралась. Но игра перестала доставлять мне удовольствие.
— Нет, — так же холодно говорю я, больше не наблюдая за сменяющимися пейзажами. Теперь они становятся слишком серьезными, отчего теряют свой смысл. — Так трудно сказать?
Слышу тяжелый вздох Алекса. Ему тяжело — но он пытается.
— Сама понимаешь, что не любишь его. — Я закрываю глаза, через две секунды распахнув их. Впереди тихая улица, за которой находится мой бутик. Мы почти там. — Но воспоминания для тебя теплые, ты их ценишь. Я почувствовал твою ностальгию, которую ты хранишь, — говорит он уже более мягко и смотрит на меня. Снова тот пронизывающий взгляд, который я так люблю. Который так помогает мне.
Замечаю, как рука Алекса расслабляется, плавно перекочевав на его колено. Я так же успокаиваюсь. Что произошло сейчас? Буквально за несколько минут произошел такой взрыв эмоций, а сейчас — будто ничего и не было. И из-за чего? Из-за моих бушующих чувств? Я словно подросток, у которого заиграли гормоны.
Я не решаю извиниться, как могла это сделать, потому что это бессмысленно. И, уверена, Алексу не нужны мои извинения. К тому же я не буду просить прощения за свои чувства, эмоции и, как он сказал, ностальгию. И вообще, кто-то запрещал мне дразнить хранителя?
— И часто ты чувствуешь мои эмоции, хранитель Алекс?
— Постоянно. — От этого мне становится не по себе. — Но я не чувствую их постоянно буквально. Они просто есть и когда надо — я к ним обращаюсь. Это как телефон, он всегда с тобой, ты его чувствуешь, но пользуешься, когда тебе тот необходим.
— И что сейчас заставило тебя... «Почувствовать» мои эмоции?
— Любопытство, — ухмыляется тот.
Я понимающе киваю, стараясь почувствовать, какая задница этот хранитель. Но кажется, такого чувства я еще не выработала. Какая жалость.
Мы уже почти у бутика, и я стараюсь вспомнить, куда положила телефон, который так часто теряю. Прошерстив сумку, нахожу его там и успокаиваюсь — не дай бог он еще когда-нибудь посмеет потеряться. Покупать новый мобильник каждые полгода я не намерена.
Остается один поворот — и я уже готовлюсь выходить, напоследок выразив слова благодарности Алексу за то, что довез меня, угостив мороженым, которое было поистине вкусным.
Но что-то не так. Мужчина с темной слегка кудрявой шевелюрой становится слишком каменным — он застывает. Исчезает и блеск в ослепительно зеленых глазах, в которых я всегда наблюдаю жизнь. Так медленно смотрю на него — словно человек способен на это. Но я вижу, как его сильные руки постепенно слабеют, будто онемевают. Как его тело постепенно увядает, как тогда. Как в тот чертов раз!
Его глаза — лишь глаза остаются открытыми. Я вижу в них борьбу со сном, который настигает моего хранителя. Его губы сжимаются, но не с такой силой, как прежде. Он засыпает! Он, мать твою, засыпает!
— Алекс, не смей! — кричу я и отстегиваю ремень безопасности, схватившись за руль, который больше не контролируется первоклассным водителем. — Твою мать, не сейчас!
В последний миг он смотрит на меня — с таким сожалением и страхом в глазах, будто отражает меня. Ведь мое сердце бьется так быстро, с такой чертовой скоростью, что я не могу нормально дышать. Хватаю воздух ртом, пытаясь не потерять сознание. Ведь впереди машины и люди — а я не могу контролировать машину.
— Черт! — снова кричу я, пытаясь как можно ближе сесть к рулю. Слава богу, что я умею водить!
Мы несемся куда-то вперед, не собираясь останавливаться. Кажется, частично Алекс в сознании, но его тело расслабленно, а глаза закрыты — лишь пальцы тянутся куда-то. В нем снова нет жизни, как в тот раз. Снова его тонкие губы бездвижны, а зеленые глаза закрывают тяжелые веки.
Мне ничего не остается, как сесть на него, чтобы дотянуться до педалей. Эта мысль мгновенно зарождается в голове, отчего я резко перебрасываю ноги, стараясь не обращать внимание на морали. Но сейчас не время стесняться, ведь это вопрос жизни. И возможно, не только моей.
Но вдруг зеленые глаза вновь царапают меня своим пробуждением. Алекс резко хватает руль и выравнивает машину.
Он снова здесь. Алекс прежний, хоть в его глазах ужас, который тот не может преодолеть.
Я возвращаюсь в прежнее положение, глубоко дыша — так же, как и Алекс, который, верно, восстанавливает дыхание после... После чего?
— Твою мать, Алекс, что это было?! — кричу я, хватаюсь за ручку машины, словно мне нужна опора. Но я лишь пытаюсь угомонить страх внутри, который до сих пор сжимает меня.
— Все нормально? С тобой все в порядке? Ты не пострадала? — тараторит он, торопливо осматривая меня, потом снова переводит взгляд на дорогу. Голос почти истерический, который беспокоит меня.
Я молчу. Просто молчу, пытаясь осознать, что происходит.
Спустя секунды мы останавливаемся. Я чувствую, как вся та опасность, которая могла прервать мою жизнь, уходит. Я в безопасности — и страх можно не бояться. Его можно отпустить.
— Венера! — вновь беспокойно кричит Алекс. Слышу, как тот отстегивает ремень безопасности.
Хранитель выходит из машины, почти бегом обойдя ее — навстречу мне. Алекс открывает дверь машины, глубоко заглядывая в глаза.
— Венера, ты не пострадала? — требовательно спрашивает Алекс, схватив меня за плечи и всматриваясь в мое лицо. Потом в мою грудь. Мой живот. Мои ноги и руки. Кажется, ищет раны, но все хорошо. Раны лишь внутри.
— Черт, Алекс! — пытаюсь я вырваться из его холодных, но нежных рук. — Что произошло?
Видимо, поняв, что со мной все хорошо, он аккуратно отпускает меня, вновь хлопает дверью и садится обратно на свое место, глубоко выдохнув и закатив глаза. Я смотрю на него так требовательно, что и сама бы убежала от этого взгляда.
— Алекс, — повторяю я.
Хранитель, кажется, не спешит объяснять, что с ним происходит. Кажется, и никогда не собирался.
— Либо ты говоришь мне, что с тобой. Либо... Я ухожу. Ты готов снова потерять меня? — почти шепотом спрашиваю я, зная, насколько глубоко сейчас всадила нож в его хранительское сердце. Но я не смогу помочь ему, если буду так же скрываться в тени его тайн.
Конечно, его задели эти слова. Он переводит на меня зеленый взгляд, от которого мне хочется плакать. От которого сжимается сердце, ведь я прекрасно понимаю, что значат для него мои слова. Но он не оставил мне выбора.
— Венера...
— Алекс, твой выбор. — Сейчас я должна сдерживать слезы, но их нет. Слишком большой спектр эмоций за последние полчаса, из-за чего, кажется, моя палитра чувств сломалась.
Но здесь дело явно не в бессонных ночах. Он что-то скрывает. И раз он мой хранитель — это касается и меня.
Алекс с болью хмурит брови — я раню его. Но, похоже, у него нет выбора, который я ему предоставляю.
— Но выбор это ложь, Венера...
— Нет, Алекс. Ложь это выбор — и ты ее выбираешь. Зачем? Это что, так сложно — рассказать?
— Венера, пожалуйста, не надо. Я не могу, потому что...
— С меня хватит, — резко отрезаю я и выхожу из машины, механически передвигая ногами и пытаясь не разворачиваться. Я должна уйти, раз заявила себя так. Не должна возвращаться, пока не узнаю от Алекса того, чего должна.
— Я правда пока не могу! Я сам еще не до конца уверен! — слышу позади.
Но я быстрым шагом отдаляюсь от этого голоса, который, уверена, говорит чистую правду. Но я не могу остаться. Не могу позволить себе снова находиться там, где находилась всю жизнь — в неведении.
Мне чертовски сложно бросать его сейчас — в такой ситуации и с такими словами. Чертовски сложно причинять ему столько боли, которая не сравнима с моей болью от мозоли на ноге. Но так надо. Я тоже по-другому не могу.
По дороге в бутик пытаюсь успокоиться и отпустить все мысли о хранителе, который еще вернется. Конечно, он вернется — и я вернусь, но не сейчас.
Сейчас не мы должны разгадать тайну. Тайна должна найти и разгадать нас.
Уверена, это даже сложней.
1Герой сериала «Друзья».
2Строчка из песни OneRepublic «Counting stars»