Царь Мамон
В ноябре 1915 года аргентинская шхуна "Вертумн" покинула Буэнос-Айрес, вышла из устья Ла-Платы и взяла курс на Кейптаун. Она везла груз масла и пеньки; капитаном был знаменитый Джеймс Каннингем, англичанин, уже двадцать лет водивший суда между Африкой и Южной Америкой.
Казалось, ничто не предвещало беды; но с самого начала путешествие не заладилось. Команда вся была набрана из новичков –лишь старый кок Диего уже много лет ходил в плавания с Каннингемом. Старый помощник весной попал под автомобиль и умер; так что капитану пришлось нанять какого-то Рауля Сан-Доминго, бывшего флотского офицера – человека грубого и неуживчивого. Матросы тоже были не сахар– двое итальянцев, Винченцо и Бенито, оба пьяницы – и боливиец, наполовину индеец Хуан Антонио, неизвестно какими ветрами занесённый в Аргентину. Этот был, пожалуй, поуживчивей прочих – вот только в морском деле смыслил мало.
Уже через пару дней после выхода из порта на борту начались склоки и раздоры; и, хоть Каннингему, человеку опытному, удавалось удерживать своих подчинённых в рамках, напряжение всё росло. Усиливали беспокойство и грозные известия о всё сильнее разгорающейся битве между Антантой и Центральными Державами за Атлантику – хотя курс "Вертумна" и пролегал в стороне от европейских морских путей, всё же он вёз товары в британский доминион и мог стать жертвой германских рейдеров.
Настоящие проблемы начались на десятый день пути. Утром Сан-Доминго поднялся на мостик –и не обнаружил там капитана. Он прошёл в капитанскую каюту – она была пуста. В кают-компании, на камбузе, в трюме и на палубе Каннингем тоже не обнаружился.
-Похоже, наш капитан свалился за борт! -объявил Сан-Доминго собравшейся на баке команде.
-Надо развернуться и искать его, - сказал кок, - это не могло случиться давно – на рассвете он заходил ко мне на камбуз выпить кофе.
Шхуна развернулась. Все встали у фальшбортов,вглядывясь в серые волны.
-Помнится, вот также было с капитаном Мендосой, - проговорил кок, - у Берега Скелетов.
-Каких ещё скелетов, - буркнул Хуан Антонио, - ещё про морского монаха расскажи.
- А ты не знаешь, так и не спорь. Есть такой Берег Скелетов. В Намибии. Опасное для судов место. Да и про морского монаха...
- Ну уж про монаха точно сказки.
Накануне вечером кок рассказал матросам пару баек – в том числе про морского монаха, таинственное существо, рыбу с человеческой головой в капюшоне, что будто бы видел его друг у берегов Огненной Земли; и,как всегда, матросы подняли старика насмех.
- Вы бы заткнулись оба, - прервал спор Сан-Доминго, - смотрите лучше на море повнимательней.
-Человек за бортом! - послышался крик с юта.
Все бросились на нос. Действительно – в паре метров от судна на волнах качалосьтело.
- Мне кажется, он мёртв, - сказал Сан-Доминго.
-Может быть, без сознания? - предположил кок, - надо его вытаскивать.
Двое матросов взяли с разных концов канат, опустили его в воду, подтянули под утопленника и стали острожно поднимать. Тело безжизненно повисло.
- И точно помер, - вздохнул помощник.
-Откуда у него этот чёрный халат? -пробормотал кок, - никогда...
Вдруг утопленник вцепился руками в фальшборт.Сан-Доминго вскрикнул. Матросы быстро втащили человека на борт.
- Это не капитан! - вскричал кок.
И правда – это был кто угодно, только не капитан Джеймс Каннингем. Неизвестный был чернокожим и худым, как скелет; одет он был в странное облачение наподобие халата или хламиды, чёрное, бархатное, расшитое золотыми драконами. Он был определённо жив, но, видимо, очень слаб– даже не встал, а так и сидел, прислонившись к фальшборту. С халата ручьями стекала вода.
- Кто вы? - наклонился к незнакомцу Сан-Доминго.
-Аш-кедель прешна асатра, ит кхамаш машта политра, - быстро, как скороговорку,пробубнил чернокожий.
Сан-Доминго повторил по-английски.
-Кхобештык! - отвечал неизвестный, - ашназг дурбатулук!
-Чёрт его разберёт, кто это такой, -повернулся помощник к матросам, - ничего не понимаю. Возьмите-ка его и отнесите в кают-компанию, да дайте выпить рому –авось оклемается. А мы продолжим искать капитана.
Бенито и Хуан Антонио подхватили чернокожего, отнесли в кают-компанию и уложили в кресло. Бенито достал бутылку рома,отхлебнул сам и влил ему в рот пару глотков.
-Кумба. Пумба. Тумба, - сказал тот и подмигнул.
- Ну ты, утопленник черномазый, какая ещё тумба? - заржал Бенито.
Утопленник подмигнул ещё раз и вдруг на чистом испанском протараторил:
-Карлики! Белые карлики! Белые карлики!
-Чего-о? - Бенито выпучил глаза, - а, всё ясно! Двинутый.
Итальянец ещё раз пригубил из бутылки и пошёл прочь; Хуан Антонио задержался у кресла.
- Сам он двинутый, - сказал чернокожий, -итальяшка хренов. Итальянец-померанец- румянец-ракетный ранец. И белые марокканские карлики. Всё. Я спать.
С этими словами он закрыл глаза и тут же захрапел.
- И впрямь, выловили какого-то психбольного негра, - поморщился Хуан Антонио, - тьфу,аж страшновато.
И он последовал за Бенито, на всякий случай закрыв кают-компанию на щеколду.
...Капитана так и не нашли. Вечером Сан-Доминго объявил, что, как это ни прискорбно, Джеймса поглотила морская пучина, апотому он, как старпом, принимает командование над "Вертумном". Судно легло на прежний курс и продолжило путь к берегам Южной Африки.
Впрочем, нужно было ещё разобраться с непонятно откуда взявшимся незнакомцем. Появление его было таинственно – за последние дни "Вертумн" не встречал никаких судов, с которых мог бы свалиться этот странный тип. Быть может, он свалился где-то далеко от этих мест и уже несколько суток болтался по волнам? Это могло бы объяснить его сумасшествие – но возможно ли так долго плавать, тем более человеку немолодому, тем более весной, тем более– в тяжёлом бархатном халате?..
Незнакомец проспал до позднего вечера. После ужина кок принёс ему еды; тот к ней не притронулся. Перед сном в кают-компанию заглянул Сан-Доминго; он всё сидел в кресле, скрестив руки на груди и уставившись стеклянным взглядом куда-то в пустоту.
- Они пришли с севера, - вдруг, не меняя выражения лица, заговорил он, - они убили меня. Меня бросили в вулкан. Моя смерть в драконе. Они убили дракона. Они не знали, что я оживу снова.
Помощнику стало страшно. Он вышел из каюты и запер дверь.
...Утром на вахту заступил Хуан Антонио. Он вышел, поёживаясь, на палубу; море было окутано туманом, дул холодный, промозглый ветер.На юте, облоктоившись на фальшборт,стоял и глядел на море незнакомец. Хуан Антонио подошёл к нему; тот не обернулся.
- Что вы здесь делаете? - раздражённо спросилматрос.
Незнакомец глубоко вздохнул, сжал и разжал костлявые пальцы.
- Я выбросил за борт кока.
-Что?!
- Я выбросил его за борт.
Чернокожий повернулся к Хуану и пристально посмотрелна него. Матрос вздрогнул.
- Да кто вы такой?
Незнакомец воздел вверх руки, обхватил ими свою голову – и вдруг оторвал её. Хуан Антонио хотел закричать, но горло сдавило спазмом, и вместо крика наружу вырвался хрип.
Чернокожий опустил руки. Голова лежала в них и вращала выпученными жёлтыми глазами. Потом голова заговорила.
-Извините, я, кажется, вчера забыл представиться. Так вот – я царь земных царей, царь Мамон. Моё царство было величайшей державой мира...
Матрос попятился. Мамон приставил голову на место и пошёл прямо на него.
- Вы правильно сделали, что вытащили меня из воды. Теперь я смогу осуществить свой замысел – а вы будете моими покорнымирабами.
Хуан Антонио побежал прочь. Он взбежал на корму, дёрнул дверь, влетел в коридор –и налетел на Винченцо.
-Какого...
-Там... там! - Хуан Антонио указал на дверь.
Бенито выглянул. Мамон медленно приближался.Теперь он оторвал себе правую руку и размахивал ей над головой. Из носа и ушей у него валил дым.
-Чтоб я подох! - взвизгунл Винченцо, -бежим!
В два прыжка они подбежали к каюте помощника и ворвались внутрь. Сан-Доминго сидел за столом; перед ним лежали карты, приборы, пустая бутылка и револьвер.
- Вы что, совсем уже охренели?! - вскочил помощник, - кто разрешил ко мне врываться?
Дверь снова распахнулась. На пороге стоял Мамон. Казалось, он стал выше; глаза его сверкали; драконы на халате ожили, они ползали, извивались и выпускали струйки огня.
-Сейчас я тебя прикончу, - Мамон взял со стола револьвер.
-Спокойно, - Сан-Доминго был бледен, но старался держать себя в руках, - он не заряжен.
Раздался выстрел. Старпом упал замертво.
- Вот так, - Мамон съел револьвер, - теперь, -он повернулся к Хуану Антонио, - беги в капитанскую каюту и принеси мне посох. Да живо!
Матрос почувствовал, что не может не послушаться.Он побежал в каюту; она была открыта. На койке покойного Каннингема лежала какая-то палка, украшенная странной резьбой. Хуан схватил её и помчался назад.
Мамон стоял на столе и рисовал пальцем на потолке огненные знаки. Увидев Хуана Антонио, он спрыгнул со стола и выхватил у него палку; потом стукнул этой палкой по столу – и стол расползся лужей грязи.
- Теперь все в трюм! - рявкнул Мамон, - быстро!
...В трюме было темно и сыро. Трое матросов сидели на бочках, тупо глядя друг на друга.
- Мы развернулись, - сказал Винченцо, - на юг идём.
- На юг?
- Да. К Антарктиде. Там и подохнем.
Хуан Антонио подошёл к лестнице, осторожно, стараясь не скрипеть ступеньками, поднялся под ней, чуть-чуть приоткрыл люк и выглянул.
Мамон теперь был великаном. Он сидел на корме; ноги его протянулись до самого юта, голова была где-то у вершины мачты. Царь скрестил руки на груди; он был совершенно недвижим; жёлтые глаза, не моргая, глядели вперёд – на юг, туда, куда с пугающей скоростью, против ветров и течений, неслась шхуна; туда, где мировой океан замыкал непроходимый барьер Антаркиды;в пустыню льда, где нет ни жизни, ни земли, одни изумрудные льды, что с гулом сталкиваются друг с другом; там, за пределом обжитых широт, уготовал Мамон могилу для подпавших под его власть несчастных.
Шхуна летела вперёд; и ореол смерти окружал её, и рыбы, оказавшись в её кильватере, умирали, и загнивала вода; и одни лишь альбатросы над облаками без опаски пролетали над ней, и перекрикивались:
-Мамон! Мамон вернулся! Предупредим скорее жителей суши, пусть бегут, пока не поздно!
Германский крейсер "Рюген" шёл через Атлантику. Пенились под стальным носом, гордо несущим крест тевтонских рыцарей, холодные волны; развевалось на ветру чёрно-белое знамя, и грозный орёл озирал горизонт.
А на капитанском мостике стоял отважныйкапитан Рихард фон Ральбиц, и курил трубку, и поглядывал в бинокль на море; а рядом сидел оберлейтенант Грицхальд Гельбмауэр, и пил кофе, и листал какую-то толстую книгу.
- Всё так же пусто, - сказал капитан, ещё раз поглядев в бинокль, - ни дымка на горизонте. Впрочем, в этих водах редко встретишь судно.
-Жаль, - отвечал Гельбмауэр, - мы уже давно рыскаем по океану без дела.
-Жалеть здесь не о чем, - капитан убрал бинокль, - захватим мы какое-нибудь судно или не захватим – это в сущности безразлично. Да, быть может, без груза каких-нибудь там чугунных болванок англичане будут сражаться капельку хуже и отступят где-нибудь на десяток метров; ну и что?
- Ну вы скажете. Зачем же мы воюем?
- Не мы начали эту войну. Не в наших силах её закончить. Всё что мы можем делать – в точности выполнять приказы. Не больше и не меньше. Я не желаю зла русским и англичанам, но пусть я сгнию заживо, если пойду против своей страны. Если Провидению будет угодно скрестить наш курс с курсом английского судна – мы набросимся на него, как акула на добычу. Но если за весь рейд нам ни разу не предоставится такого случая – я не буду жалеть.
- Что ж, господин капитан, вы рассуждаете интересно. Но я предпочту остаться при своём мнении.
- Как вам будет угодно. Мы с вами люди разные. Вы человек книжный, и даже профессор; вам, должно быть, открыты тайны, другим недоступные. А для меня нет радости больше, чем вести корабль сквозь штормы и бури, и знать каждую его заклёпку и гайку, и подставлять лицо под тропические ливни, и смотреть по ночам на свечение планктона в чёрной глубине...
- А я, - вздохнул Гельбмауэр, - больше всего люблю прибытие в порт. Когда ты сходишь с корабля, и поначалу ступаешь нетвёрдо,а вокруг расцветает уже подзабытая сухопутная жизнь, кричат торговки, смеются дети, и пахнет свежими булочками, и где-то играет уличный музыкант. А вечером на город опускается прохлада, и над крышами по одной зажигаются звёзды...
- Вот видите. В частностях мы расходимся, но в главном едины. Должно быть, мы не зря оказались на одном корабле.
Капитан снова оглядел горизонт, сделал пометки в судовом журнале; оберлейтенант перевернул ещё несколько страниц.
- Что читаете?
-"Историю древней Месопотамии". Пал Вавилон великий, с его бесконечным днём... знаете, господин капитан, я нахожу всё больше свидетельств тому, что ещё до Вавилона, до Шумера и Аккада, даже до Египта – где-то на юге существовало великое древнее государство.
- Хм. Вы начинаете говорить как спиритуалист. Надеюсь, в вашем великом государстве жили не белокурые арийцы?
- Я учёный, господин капитан, а не жёлтый журналист. Я понятия не имею, кто там жил. Но мне кажется, я знаю имя их царя. Это имя – Мамон.
- Вот как? - пожал плечами фон Ральбиц и вдруг дёрнулся, и подался вперёд, и схватил бинокль, - стоп! Что это там?! Никак судно!
Гельбмауэр вскочил, разлив кофе, и взял другой бинокль. Действительно – наперерез курсу крейсера шла шхуна.
- Не вижу флага, - пробормотал капитан, - и курс очень странный. Как она вообще так идёт? Ветер-то не тот.
- Что будем делать?
- Что положено, - ответил капитан и проорал в трубку связи: - самый полный вперёд!
...Вот крейсер почти поравнялся со шхуной. Та,кажется, замедлила ход; и теперь все видели, что на ней нет флага, что паруса в полном беспорядке, а палуба пуста.
-Брошенное судно, - проговорил капитан.
-"Вертумн", порт Буэнос-Айрес, - прочитал надпись на борту Гельбмауэр.
- Что ж, думаю, стоит его на всякий случай осмотреть. Готовьте шлюпку.
Вскоре на борт "Вертумна" поднялась призовая команда во главе с самим капитаном. Они осмотрели палубу – и не нашли на ней ничего стоящего.
Потом пошли в каюты. Фон Ральбиц распахнул первую попавшуюся дверь – и замер. Посреди каюты лежал в луже грязи мертвец с кровавой раной в груди.
-Боже правый. Что здесь приключилось?
Он осторожно вошёл внутрь. За ним проследовали Гельбмауэр и ещё несколько моряков.
-Глядите! - Гельбмауэр указал на потолок, где чернели какие-то письмена.
- Это ещё что такое?
- А вы вот с этой стороны посмотрите.
Капитан встал рядом с оберлейтенантом.
- О Господи. Это немецкие готические буквы.
- Да. "Пфеннинг, пфеннинг, марка и полпфеннинга". Понимаете?
-"Мене, мене, текел, упарсин"!
-Угу.
Капитану стало не по себе.
- Тут творится какая-то чертовщина. Будьте начеку.
Тут на пороге появились двое матросов.
-Капитан, - доложил один из них, - в трюме какие-то люди.
Вскоре на палубу, где уже поджидали капитан и Гельбмауэр, вывели троих человек. Вид их был жалок; они дрожали и с ужасом озирались по сторонам.
-Гельбмауэр, вы знаете испанский. Ведите допрос.
Оберлейтенант начал расспрашивать людей; но большого толку из этого не вышло. Они лишь плакали и сбивчиво рассказывали о неком ужасе, посетившем их судно.
-Здесь случилось что-то страшное, господин капитан.
- А конкретней?
-Трудно понять. Но знаете... они повторяют одно имя. И это имя...
-Царь Мамон, - прогремел голос.
На палубу непонятно откуда вышел высокий чернокожий мужчина в халате. В правой руке он держал посох.
- Это судно принадлежит мне. И ваше тоже будет. А вы падёте ниц или погибнете, - молвил Мамон, - нет силы, способной противостоять мне. Я – царь земных царей. Ваша смерть в моей деснице! - он замахнулся посохом, собираясь ударить капитана; его халат взвился крыльями, в глазах блеснуло пламя.
-Хватит, - сказал капитан и выстрелил в Мамона из маузера.
Пуля прошла насквозь; Мамон даже не пошатнулся. Он ударил посохом о палубу; всё судно содрогнулось; блеснули молнии; драконы на халате издали страшный мертвенный вопль.
-Ребята, - спокойным голосом сказал капитан, - бейте его.
Всей толпой моряки набросились на Мамона. Тот толкнул одного, ударил другого; отскочил в сторону; начал размахивать посохом. Из посоха вылетали снопы искр, обжигая каждого, кто приближался к царю.
Но вот Гельбмауэру удалось подкрасться к Мамону сзади; он со всей силы пнул его,и царь упал. Посох выпал из руки; оберлейтенант быстро схватил его – и выкинул за борт.
-Нет! - вскричал Мамон, - ты поплатишься за это, червяк!
Из глаз и ушей Мамона повалил дым; он начал расти; но тут на него со всех сторон навалились моряки, прижали к палубе, заломили руки.
- За борт его! - скомандовал фон Ральбиц.
...Капитан фон Ральбиц стоял на капитанском мостике и глядел, как вдали догорает "Вертумн".Он распорядился обстрелять шхуну –во-первых, очистительный огонь есть одно из лучших средств против чёрной магии; во-вторых, шхуна везла товар в британский доминион; в-третьих – надо было дать потренироваться орудийным расчётам.
- Что там с аргентинцами? - не оборачиваясь, спросил капитан.
-Пока что в лазарете, - отвечал Гельбмауэр,- доктор говорит, что у них тяжёлый случай посттравматического синдрома – но есть надежда на восстановление.
- Что ж, хорошо. Довезём их до Германии – а там, ничего не поделаешь, придётся интернировать. Ну да оно может и неплохо, поживут на казённых харчах, а после войны отправятся домой.
Немного помолчали.
-Господин капитан, - тихо сказал оберлейтенант, - что нам теперь делать? Как дальше жить? Весь мир перевернулся...
- Не говорите глупостей, господин оберлейтенант. Вам ли не знать, сколько ужасов поджидает человека на извилистых путях жизни. Чем, скажите, сегодняшнее приключение страшнее, скажем, того боя у Мадагаскара, или того дня, когда нас торпедировала британская подлодка, или того, когда мне пришлось приказать расстрелять анархиста? Скажете, тем, что сегодня мы столкнулись с существом сверхъестественным? Ха! Всё, что существует – естественно. Или вы думаете, что теперь не сможете спокойно спать, ибо узнали о вещах чуждых и странных? Забудьте. Весьма вероятно, что ещё до конца рейда нас потопят. Если нет – скорее всего, мы погибнем в одном из следующих. Но даже если мы, по милости Провидения, доживём до конца войны –поверьте, после этого будет столько всего, что нам будет не до царя давно исчезнувшего царства.
-Возможно, вы правы, - вздохнул Гельбмауэр,- куда мы теперь?
-Рейд заканчивается. Мы идём на север. Домой.
- Что ж. Пойду заварю себе кофе.
Солнце садилось; алели в его лучах далёкие кресты альбатросов, и нежно-розовый крейсер спешил по червленому морю на север, туда, где за минными полями и ощетинившимися орудиями эксадрами ждали усталых моряков сады и дома, жёны и дети.