Швейцар да Марья
1
- В Царьграде!- громко вопил мальчонка-газетчик, размахивая пачкой сложенных газетных листов, - Революция! Весь Константинополь в огне! Русский самозванец зарубил Кемаля Ататюрка и взошел на Цареградский престол! Заставил весь меджлис принести присягу и целовать ноги новой царице! – Расстрелял непокорных! читайте! – Базилевс Григорий Пирята и царица Марья – Краса на троне Византийских императоров!! Новые янычары!!! Европа грозит войной Османам! Снова Турецкая Война! И, всучив прохожим последний оставшийся номер московской «Красной Гвардии», вприпрыжку поскакал в редакцию за новой пачкой газет.
... Москва, макушка лета 1923г. Главный редактор столичной газеты молча кружил вокруг длинного стола, нервно сплевывая в каждое их четырех открытых настежь, окон. Тесно сидевшие за столом сотрудники не сводили глаз с мечущегося по кабинету начальника, поворачивая головы за шефом, как подсолнухи за солнцем.
- ...стали пропадать женщины! – трагически прошептал Ипполит Матвеевич и, сняв очки, зеленым платочком театрально промокнул горькую слезу, скатившуюся на щетинистую щеку.
Откашлявшись, громко отсморкавшись и хлебнув кипяченой водицы из стоявшего перед ним граненого стакана в буржуйском серебряном подстаканнике, Ипполит Матвеевич обвел испытывающим взглядом присутствующих. На физиономиях сотрудников, внимающих начальнику, читалась искренняя собачья преданность и готовность служить.
С недавнего времени в здании редакции столичной газеты «Красная Гвардия» происходили странные вещи. Два дня назад бесследно исчезли шесть зонтиков, стоявших в корзине для мусора возле кабинета завхоза Петра Петровича Мармуты, мужчины желчного и скуповатого. Зонты предусмотрительный завхоз приготовил на случай проливных дождей, случающихся в Москве в эту пору. А вчера бесследно сгинул в редакционных коридорах жирный белобрысый пивовар со странной фамилией Недоливо - Божевольский, из скоробогатых дельцов, пришедший в редакцию по рекламным делам. Нэпман требовал поместить на всем развороте газеты громадный плакат, изображающий мордатого мужика в красной с черным горохом крестьянской рубахе. перехваченной на тугом пузе толстой волосатой веревкой. В протянутой зрителю руке у мужика была огромная запотевшая кружка с пышной шапкой пены. Подпись под плакатом предлагала: « Пейте пиво пенное, - будет морда здоровенная!» Для пущего соблазна, в другой руке мужик сжимал связку вяленых вобл.
2
Бдительно стерегущая покой шефа, секретарша пышной грудью оттерла пришельца от кабинетных дверей в коридор, а затем на лестницу, и, предложив ему зайти через недельку, поручила назойливого визитера заботам швейцара, как раз и доставившего пузатого в лифте на шестой этаж. Швейцар долго разглядывал похожего на разжиревшего Миклухо-Маклая, коммерсанта, представленного ему Мадленой, затем, покачав головою, глубокомысленно изрек: «надо, же, какие бывают на белом свете Недоливы!», и препроводил толстяка в лифт. Больше пивовара с удивительной фамилией никто не видел.
Приходившие утром дочери исчезнувшего жирдяя, не вернувшегося вчера домой - две толстые, немолодые тетки, похожие своими лошадиными физиономиями друг на дружку как две капли воды, никаких следов своего папеньки не обнаружили и, видимо, проголодавшись, покинули редакцию.
Газета помещалась в двух верхних этажах бывшего доходного шестиэтажного дома, стоявшего на крутом склоне кривого переулка. Советская власть забыла переименовать переулок. революционно, и он старорежимно звался «Подколокольный». В нижних этажах располагались быстро набирающие силу нэпманы и различные адвокатские и коммерческие конторы, в полуподвале чадила кочегарка с неизменным своим истопником и дворником, чумазым, вечно пьяным татарином Ахметом. В первом этаже в обширном зале хмурый швейцар Андреич (в миру Григорий Андреевич Пирятин) встречал посетителей и по своему произволу отправлял наверх либо пешком по лестнице, либо сажал в старый скрипучий лифт. Некоторых, особо ему приглянувшихся, Андреич доставлял на нужный этаж самолично, с несвойственной ему учтивостью, исполняя службу лифтера. Обычно же он бывал невоспитан и груб. Стряхивая несуществующую пылинку с рукава своей великолепной, шитой золотом, ливреи, привратник лениво цедил обратившемуся за помощью, посетителю скупое свое пояснение, что, дескать, нигде никого нету, все ушли, и вообще, шел бы и ты, родимый, куда подальше!. Время от времени он оживлял свою неторопливую речь изрядной порцией цветистых матерных эпитетов, вгоняя в краску ни в чем не повинного гостя. За свои сорок с небольшим лет, швейцар успел повоевать в эскадроне государевых «улан летучих» на первой мировой, снося острой шашкой германские головы. Неповоротливые кайзеровские солдаты, увешанные всяческой амуницией, разбегались, от летящих всадников, как куропатки от коршуна, побросав тяжелые винтовки с похожим на большой нож, штыком. В гражданскую он, по его выражению, «рубал комсомоликов», служа верой и правдой царю-батюшке в конной орде белоказаков. После войны лихой становой атаман, полковник Пирята на родимый Дон не вернулся из осторожности. Зато в столице, появился бравый швейцар Пирятин.
3
Он поселился в просторной комнате первого этажа пресловутого дома в Подколокольном, разгороженной на две части одна, поменьше, имела выход в кочегарку, а из другой можно было попасть прямо на широкую, застланную красным ковром, парадную лестницу. Эти помещения скромно именовались швейцарской каптеркой. В меньшей части было устроено подобие столовой с большим столом о шести стульях, громадным буфетом и всяческими шкафами и шкафчиками. Другая же часть швейцарской каптерки была обставлена с неподобающей роскошью. Дорогой персидский ковер украшал одну из стен, свешиваясь на спинку широкого дивана. Такой же точно ковер лежал на блестящем паркете. На нем мирно соседствовали четыре мягких огромных кресла вокруг круглого дубового стола с львиными лапами вместо ножек. На столе на широком серебряном блюде высился хрустальный графин, полный мутного самогона. Графин был опоясан кольцом из благородных хрустальных стопочек, возле каждой из них вызывающе стоял плебейский граненый стакан. Стену напротив дивана украшал огромный портрет вождя революции. Хитро прищурясь, вождь внимательно разглядывал стеклянную композицию, бывшую на столе. «Тебе не налью!» - временами ворчал Пирятин, снимая портрет с гвоздя и ставя его лицом к стенке. Под снятым со стены портретом скрывался еще один. Император Всея Руси и прочая и прочая, царь-батюшка Александр Первый, Освободитель, изображенный во всем своем великолепии, строго глядел на швейцара. Тот же усевшись в плетеное кресло-качалку перед Императором, начинал неторопливую беседу с самодержцем. Чокаясь стаканом о золотое пузо нарисованного на холсте монарха, швейцар, прихлебывая мутную жидкость, по-свойски корил того за никудышных его наследников, постепенно разгораясь и впадая в ярость. «Просрали Империю!»- гневно заключал Андреич и, вдребезги хватив пустым стаканом об пол у ног Императора, занавешивал того портретом вождя, Покачавшись в кресле, выкурив трубочку, швейцар укладывался на огромный сундук, накрытый рыжей мохнатой буркой и мгновенно засыпал. В сундуке этом, стоявшем у третьей стены, увешанной портретами жеманных красавиц и картинами с изображением кровавых батальных сцен, хранилась верная шашка, несколько револьверов, скрипучее старое седло и множество другого барахла. Золотые монеты и драгоценности, награбленные атаманом в охваченных пожаром гражданской войны южных городах и весях, наполняли почти до самой крышки точно такой же сундук, стоявший в доме молодой работницы Пролеткульта, на Остоженке. Андреич частенько оставался на ночь в небольшом домике совслужащей, предпочитая засыпать в жарких объятиях девицы, нежели ворочаться на жесткой крышке своего сундука.
4
За фанерной стеной зала, оклеенной обоями под мрамор, располагалось просторное помещение мастерской, широкими воротами выходя на захламленный всякой всячиной внутренний двор.
В мастерской Дим Димыч Савелов, энергичный интеллигентный мужчина в расцвете сил с помощью двух бестолковых и вороватых подмастерьев, занимался починкой разнообразнейшей техники - от старых ходиков с чугунными утюгами, висящими на цепочках рядом с медными гирьками и велосипедов до мощных электрических динамо-машин и охрипших граммофонов.
Революция жадно вырвала из рук Соловьева Дмитрия Демидовича небольшой заводик, выпускавший разнообразную хозяйственную утварь и знаменитые тульские самовары, заставив изготавливать револьверы, винтовки и пулеметы «Максим». Однажды, безлунной ночью, Дмитрий, поджег бывший свой заводик, плохо охраняемый Советской властью, заранее нагрузив три крытых подводы новой продукцией завода. Благополучно добравшись до входившего в силу Петлюры, Дмитрий Соловьев на трех тачанках, устроенных из бывших при нем подвод, активно воевал с Советами в Малороссийских степях. Скромную мастерскую Соловьева в Подколокольном переулке Революция не заметила.
Начавшийся НЭП позволил ставшему Дим Димычем Савеловым, Дмитрию вернуться в свою мастерскую.
Итак, Ипполит Матвеевич Поспелов, главный редактор газеты, весьма импозантный мужчина средних лет с нервическим, неспокойным характером, проводил ежедневную «летучку», собрав почти весь личный состав красногазетной гвардии в своем огромном кабинете. Персонал составляли
два десятка симпатичных бойких на язык, барышень да столько же шустрых молодых людей – репортеры, машинистки, корректоры и прочий жизнерадостный газетный народ. Эти спокойно сидели на жестких венских стульях, расставленных вдоль стен полукольцом. По сторонам длинного широкого стола, приставленного торцом к монументальному Ипполитову, в мягких кожаных креслах беспокойно ерзали зады начальствующего состава. Строгий Ипполит Матвеевич безжалостно давил штрафами и взысканиями своих помощников за малейшие сбои в отлаженной работе газетного механизма, при этом, совершенно не подвергая репрессиям беззаботный младший состав редакционной братии.
Слово взял ведающий персоналом, сидящий по правую руку шефа Худшанский Моисей Израилевич, первый зам, ответственный за моральные и трудовые качества персонала.
5
Коротко подстриженный светловолосый крепкий мужчина хорошего сложения, Худшанский ревниво заботился о представительницах прекрасного пола, бывших на его попечении.
В прежние времена он служил пономарем в небольшом приходе в Туле и очень любил подсматривать, как тамошний поп-батюшка исповедовал молодых прихожанок, завидуя священнику черной завистью. Натужно сопя, он жадно пожирал глазами молоденьких прихожанок, уединявшихся с попом для подробного отчета о своих девичьих поступках и сомнениях. Стоя за занавеской, отгородившей уединившегося с очередной грешницей, батюшку, глубоко засунув руки в карманы широких штанов, надетых под белым с золотом стихарем, он изнывая от зависти, представлял себя на месте ни о чем не подозревающего священника, с глазу на глаз исповедующим молоденьких аппетитных грешниц. Руки его сжимались в кулаки, глаза увлажнялись. Озабоченный пономарь тяжело дышал, извивался всем телом и часто на его измятых штанах проступало вдруг влажное пятно, проявляясь иногда на белоснежном его стихаре. С приходом в Тулу Советской власти, Моисей явился к председателю реввоенсовета и сдал своего патрона со всеми потрохами, обвинив в разврате и содомии. Батюшку в тот же день вывели в расход, а бдительный пономарь за проявленное мужество и верность новой власти был назначен комиссаром при главном редакторе тульской газеты «Губернские Новости», Поспелове Ипполите Матвеевиче. Вскоре Партия решила, что Тульский главред нужен столичной газете «Красная Гвардия» взамен недавно расстрелянному за вольнодумство, несознательному хохлу Прокопенко. Вместе с главным редактором в столицу перебрался и Худшанский. Вот где пригодились ему подсмотренные исповеди тульского попа, Моисей изводил газетных девиц всевозможными лекциями и скрупулезным разбором возможных житейских ситуаций, могущих возникнуть в нелегкой девичьей жизни. Моисей пытливо вникал в каждую бытовую мелочь своих подопечных и даже, в биологические циклы своих воспитанниц с неподдельным участием воспринимая всякие недомогания, случающиеся с девицами время от времени.
Когда же Худшанскому удавалось сдвинуть непрочные моральные устои очередной девушки, Моисей целиком отдавался своей избраннице, и совершенно забывал о дрессировке остальных дам. Дамы облегченно вздыхали и вели себя как какой нравиться. Вся кипучая энергия начальника доставалась счастливице, взятой в круглосуточную опеку. Моисей не расставался со своей избранницей ни на минуту. Ни днем, ни ночью. Он привозил ее на пролетке и увозил домой на лихаче. Он ел и пил с ней за одним столом и даже из одной чашки.
6
Когда девушка отлучалась по естественной надобности, ревнивец столбом торчал возле дамской уборной, тихонько подвывая и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Через некоторое время, прискучив своей пассией, Израилевич возвращал ее в рабочую среду, и говорил, улучив момент, Ипполиту Матвеевичу, что мол, пора бы пополнить наш «курятник». Заручившись согласием шефа и дав объявления о наборе новых работниц, Моисей развивал бурную деятельность по отбору нужной кандидатуры из множества откликнувшихся на него соискательниц. Девушки шли косяком. От желающих служить в известной столичной газете не было отбоя. Однако, бывшему пономарю приходилось производить селекцию в строго ограниченных рамках. Узкие эти рамки ставила великолепная Мадлена, строгая секретарша Главреда, она же заведующая кадрами.
В огромных синих очах Мадлены, шикарной брюнетки, высокой и статной, с густыми черными, как ночь, блестящими волосами, струящимися по белоснежным плечам, в этих оттененных густыми длинными ресницами очах один лишь рассеянный Ипполит Матвеевич не хотел увидеть устремленную на него пылкую любовь красавицы.
Когда, во время очередной оперативки, секретарша приносила шефу срочную бумажку и, склонившись над ним, спокойно восседающим в своем кресле, отчеркивала длинным ногтем строчки, требующие Ипполитова внимания, присутствующие мужчины, начинали дышать учащенно и жадно пожирали глазами стройные ноги в изящных туфельках, высоко открываемые всегда задирающейся короткой юбкой и роскошную грудь в глубоком декольте, упруго касающуюся плеча начальника. Женщины завистливо вздыхали. Ипполит Матвеевич был холоден и неприступен.
Мадлена была неприкасаема. Никто не смел даже в мыслях пригласить ее куда ни- будь сходить вместе, или просто затеять с ней легкий флирт. Это –женщина шефа – шепотом объяснял кто ни - будь новичкам, глядевшим масляными глазками на чудесную секретаршу. Худшанский предпринял как – то дерзкую попытку вовлечь Мадлену в свои психологические сети, однако, получил такой невероятной силы отлуп, что даже сейчас при встрече с красавицей опускал глаза долу и непроизвольно потирал ладошкой жарко пылающие уши.
На возникающие временами шашни между девушками и молодыми людьми, служившими в редакции, все смотрели сквозь пальцы. Пары складывались и распадались причудливым калейдоскопом, давая пищу пересудам и сплетням в курилке и в столовой. Это было нормально.
7
Так вот, - безответно и безнадежно влюбленная секретарша не могла позволить появиться вблизи шефа любой девушке, способной привлечь его внимание. Кандидатуры будущих работниц редакции, рачительно отобранные Моисеем, шансов быть утвержденными завкадрами с последующим трудоустройством, попросту не имели.
Итак, вскочивший с места, Худшанский, театральным жестом указав на дверь, за которой помещалась в своей отдельной приемной завкадрами, гневно обвинил Мадлену в причастности к исчезновению милашки, которую он, Моисей, выбрав из множества соискательниц, отправил к Мадлене для немедленного трудоустройства в машбюро редакции в качестве стажерки - машинистки. После долгих препирательств и взаимных оскорблений, выяснилось, что Моисей провел выездное собеседование со своей милашкой в известной всей Москве уютной чайной на Солянке и направил девушку искать редакцию самостоятельно. Подробно объяснив, как ей найти завкадрами героического печатного органа, он принялся за следующую милашку, терпеливо ожидавшую своей очереди в толпе других соискательниц у входа в нэпманское заведение. Отправленная самостоятельно, девушка в редакции не появилась.
Был вызван швейцар. С каменной мордой взглянув на предъявленное ему фото милашки, Андреич буркнул по- малороссийски – нэ бачыв! Пригладил ладонью усы, и ушел, в сердцах пнув сапожищем открытую дверь, и громогласно послав всех собравшихся тут дармоедов на х... «Никого-то не уважает наш швейцар»- задумчиво протянула бухгалтерша Софья Павловна, сидевшая рядом с дверью, и, подняла вверх отвалившуюся от двери золоченую табличку с именем шефа, упавшую ей прямо на колени.
-Ну- да, ну- да, - безучастно заметил Ипполит, разглядывая фотографию пропавшей.
Громко топая сапожищами, Андреич спустился по лестнице, игнорируя лифт, и проследовал в кочегарку. Там, ткнув кулаком в плечо Ахмета, сладко
дремавшего в старом продавленном кресле у стола с пыхтящим самоваром, швейцар воскликнул: - спишь, собака! – а ну, давай сюда эту девицу!
- что случилось, Ваше – с-ство?
- засветились маленько, Ахметка. Сейчас узнаем, насколько.
Ахмет некогда служил вестовым у атамана Пиряты и, крепко привязавшись к нему за годы совместной военной жизни, последовал за
своим хозяином в столицу. Их отношения совершенно были подобны отношениям строгого хозяина и большого свирепого пса. Один без раздумий выполнит любую прихоть хозяина, другой строг и придирчив, но никому в обиду товарища не даст.
8
Заложив массивным засовом дверь кочегарки, Ахмет большим ключом отпер один из четырех электрических шкафов, стоявших у нештукатуреной кирпичной стены. В шкафу не было рубильников, проводов и прочей электрической дряни. Зато были бетонные ступени, ведущие вниз, в темноту. Щелкнул выключатель. Неяркая лампочка, загоревшись, вызвала из мрака узкую лестницу, упирающуюся в ржавую стальную дверь. За дверью оказался длинный широкий коридор с низкими потолками и шестью глухими металлическими дверями вдоль стены. Другая стена была гладкой из красного кирпича. Коридор упирался в обычные раздвижные двери лифта.
Андреич распахнул одну из дверей и вошел в открывшуюся комнату, лишенную окон, залитую желтым светом лампочки, свисавшей с потолка на витом проводе. На жестком деревянном топчане сидела заплаканная девушка. Вот она, пропавшая милашка – медленно процедил швейцар - кто видел тебя, несчастная, входяшую в это здание? Девушка непонимающе уставилась на инквизитора. А, ладно! –махнул рукою Андреич, и, доставая из кармана кисет с табаком, заключил: «Ахметка, готовь ее и тех трех других в дорогу. Завтра с утра мулла с четырьмя монашками отправляются в Одессу,
затем – в Царь Град». Набивая для хозяина трубку дорогим табаком, Ахмет отвечал: «слушаюсь, Ваше с-с-тво!».
Утром с Киевского вокзала в международном вагоне для прессы поезда Москва – Одесса отбыл мусульманский муфтий в сопровождении четырех молчаливых православных монахинь, закутанных по самые глаза во все черное. Кстати, от слегка накрапывавшего летнего дождичка живописная эта компания укрывалась большими зонтами в которых скаредный завхоз Мармута П.П. смог бы узнать свою пропажу. Причем, возглавлявший группу богомолок, нетрезвый муфтий, зорко следил, чтобы раскрытые зонтики полностью укрывали от любопытных глаз и так не видные под черными платками, лица богомолок. Но не было среди провожающих рачительного Петра Петровича! Обязанности ушедшего, якобы, в длительный запой, Ахмета по поддержанию работы редакционной кочегарки, взялся исполнять неутомимый швейцар Андреич. А на четвертый день в красногвардейскую редакцию доставили телеграмму из Константинополя, где якобы собственный корреспондент извещал, что делегация из Москвы включающая исламского и православных паломников посетила мечеть Айя- София. Повертев принесенную швейцаром телеграмму, Ипполит Матвеевич пожал плечами и со словами: «надо же, какую всякую х... пишут эти турки!», бросил телеграмму в корзину.
9
«Так точно, именно –Х...!» согласился принесший от курьера телеграмму, Андреич, и, щелкнув каблуками, отправился восвояси.
Так зачем же Ахмет потащил в Царь- Град советских девушек, комсомолок и несомненно атеисток?
А - в гарем! Да-да, именно – в гарем! Точнее, - в гаремы. Дело в том, что некоторое время назад швейцар Пирятин столкнулся в редакционном лифте нос к носу с бывшим своим боевым командиром, генералом Красновым. Генерал прибыл в редакцию под видом немецкого гражданина – Рабиновича Шмерка Самуиловича корреспондентом от газеты «Фелькишер Беобахтер» для обмена газетным опытом.
Обменяв свой опыт на созванном по этому случаю совещании у Ипполита Матвеевича и всласть налюбовавшись прелестями прекрасной Мадлены, Рабинович незамеченным укрылся в кочегарке у Ахмета и всю ночь напролет пил водку с Андреичем, философствовал, безобразил. В общем, погуляли казачки! Наутро в больных головах товарищей, опохмелявшихся кислым НАРПИТовским пивком, созрел безумный план по добыче денег, путем продажи доверчивых советских домохозяек во дворцы остро и постоянно жаждущих женской ласки, Цареградских вельмож. Сказано – сделано!
С громким хрюканьем всасывая мутный животворящий напиток, бывший генерал поведал верному боевому товарищу, что часто посещая в Царь-Граде свой уютный домишко, и проводя в нем несколько месяцев в году, он, генерал Краснов, сделал любопытное наблюдение:
- Пылкие Цареградские мужи давно и прочно жаждали именно русских женщин. Бурный поток спешно бежавших от кровавых ужасов революции эмигрантов прокатился через Константинополь, белой пеной оставил на улицах Города тысячи нежных белокожих созданий, волею злого рока лишившихся защиты своих мужчин, жадно поглощенных ненасытным Молохом гражданской войны. Несчастные женщины, легкая добыча бессовестных дельцов, становились проститутками, попадая в настоящее рабство к негодяю сутенеру. Иметь белокожую наложницу из России стало престижным среди городских богатеев. Однако, поток эмигрантов иссяк, лишив город притока северных красавиц.
И вот, бывший генерал Краснов, а ныне ребе Рабинович, решил исправить ситуацию, наладив свежий приток женской красоты из далекой России в великий Город. Спрос со всей неизбежностью родил предложение.
Легко отмахнувшись от слабых упреков своей совести, бывший лихой атаман, а ныне бравый швейцар Пирятин живо организовал добычу живого товара непосредственно по месту своей службы.
10
Доверчивый Дим Димыч, по просьбе швейцара одолжил своих бестолковых подмастерьев помочь Андреичу «чего-то там отремонтировать». С их помощью хитрый швейцар устроил тайное продолжение лифтовой шахты в забытый людьми и Богом подвал здания редакции, хитро спрятав управляющую кнопку в кабине лифта в ржавой шляпке торчавшего в потолке кабины, шурупа. Также было предусмотрено управление лифтом непосредственно из каптерки швейцара.
В тайном подвале были устроены несколько звукоизолированных помещений с хорошей мебелью и всеми удобствами для временного размещения будущих пленниц.
В тайну был посвящен Ахметка, предложивший немедленно вывести в расход обоих подмастерьев для ее сокрытия. Андреич не разрешил кровожадному татарину смертоубийство, сказав, что, мол, придурки эти сочли проведенные работы по лифту обыкновенным ремонтом и нечего понапрасну губить живые души. Испросив у Дим Димыча отгул, счастливые придурки весело хлестали Андреичеву водку возле ревущей топки в кочегарке, не ведая что подбрасывающий уголь в жаркую печь, веселый Ахметка, чудом не сжег в этой же печке их самих.
И пошло дело! Ахметка встречал в подвале старый лифт, отправленный в преисподнюю швейцаром, и, оглушив бывшую там жертву, запирал несчастную в одном из подвальных казематов. Затем следовал хитроумный перенос живого товара в Царь-Град. За деньгами, если их не привозил основатель преступного синдиката, Рабинович, ездил лично Григорий Андреевич. За короткое время последний приобрел роскошный дворец в Галате, населил его всевозможной челядью, не потратив ни одного гроша из своего добытого острой шашкой в крымских степях добра. Отсутствие свое на службе в родной редакции, привратник смущенно объяснял банальным запоем.
Однажды в лапы злодеев случайно попал один из коммерсантов, населяющих комнаты во втором этаже. Выкуп, стребованный с обезумевших от страха родственников несчастного безжалостным швейцаром, не уступил доходу от продажи молоденькой машинистки в один из многочисленных Царь- Градских вертепов. С тех пор из стен редакции стали пропадать и коммерсанты. В иное время число пленников, одновременно содержавшихся в подвале, доходило до дюжины. Андреич подумывал о расширении штата. Среди тружеников редакции, избалованных главредом молодых щелкоперов, влачила тяжелое ярмо производственного долга небольшая группа техников. Возглавляющий группу, зам. – Налесный Анатолий Васильевич, - был строг и требователен.
11
Безжалостно угнетаемый дома суровой тещей, бывшей ректоршей института благородных девиц в Смольном, чудом избежавшей ужасов пролетарского красного террора и укрывшейся в подмосковной Шатуре, он отводил душу, всячески изводя молодых парней, бывших в его подчинении. Анатолий принуждал их выполнять самые тяжелые и унизительные работы, включая и чистку отхожих мест, сохранившихся почему-то в уголке захламленного внутреннего двора,
Трое юношей, чьей основной обязанностью было поддержание работоспособности гектографов, фонографов, пишущих машин и прочих редакционных механизмов, терпеливо сносили все придирки капризных пишбарышень и едкие насмешки основного состава редколлегии. Иногда кто-либо из ребят наведывался в каптерку швейцара выпить чашку-другую крепкого чая, либо навещал томящегося в жарком пекле кочегарки Ахмета, который непременно подносил гостю стопку огненной перцовки.
Утомленного тяготами семейной жизни, Петруху, обремененного сварливой тещей и молодою женою, каждый год приносящей по ребенку, в расчет брать не следовало. Восторженного, евшего глазами своих начальников, болезненно интеллигентного и приторно вежливого Павлуху, Андреич отмел как ненадежного. Зато третий! Третий юноша был уже вполне сложившимся негодяем и законченной контрой. Тридцатилетний Славик Маркелов жил один в маленькой квартирке на Маросейке, часто приводил домой женщин и читал им с трагическим выражением упаднические стихи Блока, Есенина, Бальмонта. Пролетарского поэта Маяковского, Славик не любил и, даже, как-то подрался с ним в очереди у пивного ларька, что возле Дома Писателей.
На следующий день Маяковский явился в редакцию жаловаться на безобразное поведение сотрудника почтенной газеты, но был перехвачен привратником и заботливо препровожден в кочегарку. Спустя полчаса знаменитый поэт, утирая слезы и сопли, распевал со швейцаром украинские песни, размахивая большим шматком сала и бестолково дул на чарки с водкой, подносимые чумазым Ахметкой. Затем был приглашен обидевший поэта, Славик. Выпив на брудершафт, вскорости оба они в обнимку дружно храпели на Ахметкином продавленном диване.
Заканчивая совещание, Ипполит Матвеевич обреченно махнул рукой и заявил, что, дескать, пропавших граждан пусть ищет и бережет милиция, на то она и милиция, и приказал немедленно разлететься по своим местам. Что было выполнено тотчас.
12
Ранним утром Андреич растолкал сладко спавшего Славика. Сунув заспанному парню в руку целковый, швейцар попросил его отвезти на извозчике Вована домой, в гостиницу «Метрополь». Однако, не протрезвившийся поэт категорически отказался ехать домой.
Закурив длинную папиросу, он громогласно заявил, что готов продолжать веселье и настырно требовал вина и женщин. За вином был послан Ахмет, а женщин взялся пригласить Славик – у него как раз гостила приятельница с подружкой.
Съездив на лихаче домой, он привез свою приятельницу и с ней двух подружек, - вторая увязалась по дороге. За окнами разгорался погожий рабочий денек. Не желая навлечь на себя гнев грозного начальника, оставив девушек на попечение швейцара, Славик бросился в скрипучий лифт, вознесший его наверх прямо к заскучавшим пишущим мащинкам и девушкам- машинисткам.
Едва дождавшись обеденного перерыва, прыгая через три ступеньки по лестнице, и горя нетерпением, техник примчался в кочегарку. Вопреки его ожиданиям, торопыга обнаружил одного лишь Ахметку. Татарин крепко спал, сидя на табуретке возле пылающей топки. Из разинутого рта на грудь его тонкой струйкой стекала слюна. Ни швейцара, ни девушек, ни пьяного поэта не было.
Алчный привратник сам отвез поэта с одной из девушек в «Метрополь».
Затем, вернувшись и в полной мере насладившись красотой двух других, утащил их, изнемогших до беспамятства и совершенно обессилевших, в свой каземат предполагая скорую их отправку в Царьград. Заперев спящих красавиц железной дверью, неутомимый швейцар занял свое место у входа в здание, где и стоял, попыхивая трубкой и оценивающим взглядом барышника провожая снующих по улице, женщин.
Славикова приятельница, черноокая Ксюша, очутившись в тесном номере «Метрополя» наедине с хмельным Маяковским, немедленно взяла пролетарского поэта в крутой матримониальный оборот. Захмелевший, стараниями Ксюхи до полного беспамятства, Владимир Владимирович на извозчике был доставлен в ближайший ЗАГС, где был сочетаем браком с гражданкой Агеевой Ксенией Николаевной. Причем, несчастный, одурманенный алкоголем был твердо убежден, что женился на Айседоре Дункан, отбив ее у Сергея Есенина, и увезя на черном открытом автомобиле прямо в ЗАГС. Невесту он нежно именовал «моя Айседорушка», на что Ксюха, оскалив желтые от никотина зубы, весело отвечала - Да! Да!! Да!!!, мой дорогой. И, отвернувшись в сторону, шепотом добавляла: «попался, голубчик!».
13
Конечно, против знаменитого поэта, шансов у Славика не было. Бросившийся на поиски исчезнувшей подружки, техник был с позором изгнан новоиспеченной «мадам Маяковской» из гостиницы «Метрополь» к тому же, побит тамошним швейцаром. Разбитое сердце парнишки удалось исцелить невоздержанному на язык Андреичу. Охарактеризовав неверную Ксюху сочными эпитетами, швейцар утащил отверженного в свою каптерку, влил в него полный до краев стакан водки, и моментально привлек готового на все, парня, к черному своему промыслу.
Он был призван поставлять симпатичных девушек из числа своих знакомых, коих было великое множество.
Бесчеловечное дело ширилось и процветало. Хотя, в редакцию приходили следователи МУРа, никаких подозрительных связей с пропажами людей найдено не было. Постепенно жизнь в здании редакции вошла в свою обычную колею. Ипполит Матвеевич стал спокойнее и даже обзавелся небольшим животиком.
Худшанский как-то заметил шефу, что прекрасная Мадлена не контролирует больше вновь принимаемых на работу девушек, а без возражений оформляет всех соискательниц, придирчиво отобранных им, Худшанским. На что Ипполит рассудительно заметил - образумилась, значит. Повзрослела. И это – хорошо! Сплюнув в открытое окно, добавил: «А давай-ка, друг Мойша, возьмем еще пару другую стенографисточек!»
- Конечно! – с живостью отвечал Израилевич, и немедленно отправился в любимую чайную на Солянке.
А прекрасная Мадлена вовсе не образумилась. Не повзрослела. Перемена с ней произошедшая была неожиданна и неправдоподобна. Людоедская машина, организованная обитателями кочегарки, заглотила ее и перемолола добрую душу красавицы, изменив ее безвозвратно.
Дело в том, что швейцар Пирятин, всегда смотревший на Мадлену с тайным, скрытым вожделением, однако никогда не показывавший своего чувства, сорвался. Душным летним вечером, когда в бывшем доходном доме стояла мертвая тишина ибо почти все его обитатели по случаю небывалой жары, компаниями и парами, отправились на прохладное лоно природы, хмуро сидевший у погашенной топки кочегарки в кругу своих товарищей-злодеев, швейцар, после очередной бутыли мутного самогона, неожиданно вскочил, хлопнул об грязный пол стакан, и направился в свою каптерку.
Обернувшись, велел Ахмету немедленно освободить и вымыть самую большую комнату в тайном каземате, переведя обитавшую в ней узницу к соседке.
14
Спустя пару минут Андреич вышел из своей берлоги, совершенно преобразившись, позвякивая серебряными шпорами на хромовых сапогах. В мохнатой папахе с золотым двуглавым орлом, в мундире с золотыми эполетами, перехваченном скрипучими ремнями. По шароварам с широкими лампасами, билась золочеными ножнами, верная шашка и черный маузер в деревянной кобуре. Ко всему, еще, левое ухо его украшала золотая же, колечком, серьга!
Плюнув под ноги и сказав – Тьфу, ЕБ!!!... – этот образец рафинированной контры скрылся в лифте. Лифт со скрипом потащился наверх. Спустя пять минут, Пирятин вышел из лифта в тайном подвале. На плече с золотым эполетом, лежала бесчувственая Мадлена. Кивком головы выгнав ошарашенного Ахмета с ведром и тряпкой из комнаты, Андреич вошел со своей ношей, с лязгом захлопнул за собою дверь, бросив кочегару: «не мешай!».
..... – Я буду звать тебя: «Марья» - хрипло объявил Пирятин Мадлене, очнувшейся в мягком кресле напротив, и протянул ей большой бокал шампанского, держа в руке на отлете свой такой же. Девушка, как загипнотизированная, приняла бокал, и, чокнувшись с Андреичем, выпила единым духом. Затем тихо сказала: «Ладно.» и уставилась на него изумленно. Вытерев ладонью усы, Григорий наклонился и жадно впился в ее уста долгим поцелуем. Отшатнувшись вначале, Мадлена крепко обняла Григория за шею, и прижимаясь к нему всем телом, отвечала на поцелуй. Всю ее сотрясала крупная дрожь.
Всю ночь и весь следующий день, никто из-за железной двери секретной камеры не вышел. Зато Ахметка сбился с ног, бегая по соседним лавкам, выполняя необычные приказы совершенно распоясавшегося швейцара.
Сидевший с очередной соискательницей в любимой чайной на Солянке, Худшанский, удивленно смотрел на чумазого Ахметку, донимавшего буфетчицу небывалыми заказами. Кочегар складывал в корзину из- под угля копченые окорока, стерлядку, лососину, насыпал всевозможные сладости и деликатесы, доставаемые из-под прилавка, ставил выдержанный коньяк с искристым шампанским, и запыленные бутылки со старым благородным вином. Одарив ошарашенную буфетчицу горстью золотых царской чеканки, татарин рысью мчался в свою кочегарку и вскоре являлся вновь со своей огромной порожней корзиной. –Что там у вас происходит? – нетерпеливо вопрошала любопытная чайханщица, - неужто, свадьба?! - выпрягся наш Андреич!- вытаращив узкие глазенки, отвечал возбужденно кочегар, - как есть выпрягся! - -что-то сегодня будет к вечеру!
15
Ипполит же Матвеевич озадаченно смотрел на тетрадный листок, где аккуратным почерком его верной секретарши сообщалось, что Мадлена слегла с жесточайшей мигренью и просит пару дней без содержания. Записку принес взявший на себя роль курьера, редакционный техник Маркелов. Славик был взъерошен больше обычного и глаза его горели огнем лихорадочным. Главред удивленно пожал плечами и разрешил. На вопрос – почему не видно швейцара?
Славик отвечал кратко – запой. –А, ну тогда, ладно,- удовлетворенно согласился Ипполит. И все пошло своим чередом. Пиш.машинки трещали, сотрудники – кто работал, кто- дурака валял. В общем, все, как всегда.
Мадлена же, совершенно обескураженная неожиданным натиском, шиком и роскошью швейцарского ухаживания, ослепленная ярким блеском золота
вокруг грубого привратника, самозабвенно отдавалась Андреичу, лежа на мягких диванных подушках и крепко зажмурив глаза. Она очень боялась, что все случившееся - только сон и открыв глаза, опять окажется в постылой действительности. Забыт стал Ипполит Матвеевич! Вся накопившаяся мощь неразделенной любви обрушилась на Пирятина.
И выдержал Пирятин! Не изнемог, не сдрейфил. Сполна насладившись прелестной Мадленой, наутро, неутомимый швейцар шепнул ей в розовое ушко – пойдем- ка, Марья, посмотрим кой-чего! Вытащив девушку из мягких перин, Андреич, закутал ее в огромный махровый халат и провел, держа под локоток, по тайным своим казематам. Затем, поднявшись в кочегарку, усадил пораженную этой странной экскурсией красавицу в прожженное и продавленное кресло и молвил: «Вот! Теперь Марья МОЯ! Будет работать с нами!». И, нарочно хриплым голосом, добавил: в случае чего – в расход!». И расхохотался, запрокинув голову. Соратники, Ахметка с неофитом Славиком согласно закивали. Они курили, сидя в старых креслах, пили теплую противную водку и бросали окурки в холодную топку.
Марья смущенно улыбнулась. Она быстро освоилась в преступном промысле и всей душой кинулась в темный омут разбойного стяжательства.
Под лозунгом «выйди замуж за принца!». Марья ловко комплектовала караваны мечтательных простушек и в сопровождении Славика или Ахметки, отправляла в Царь-Град. В Константинополе Рабиновичу пришлось организовать бюро по приему и дальнейшему устройству русских красавиц. С филиалами в Багдаде и Дамаске. Деньги в казну преступного синдиката потекли рекой!
Мадлена, отпросившись у шефа полечиться и Андреич, «снова уйдя в запой», как подобает нормальному швейцару, частенько пробирались в благословенный Царь- Град.
16
Там, блаженствуя несколько дней в неге и роскоши Пирятинского дома в Галате, они обратили внимание, что весь вечный город, а не только сама Галата, стал быстро наполняться русской речью. Даже на центральном базаре, даже на главной площади, слышалась русская речь. Муфтий, зашедший в чайхану на кружку кофе, смачно материл нерасторопную прислугу отборным русским матом.
Главный преподаватель женской школы - медресе нет – нет, да и уснащал свою строгую профессорскую речь острыми перлами ненормативной лексики Великого и Могучего Русского Языка! В результате, когда посещающие медресе скромные девицы-мусульманки несли светоч полученных знаний в темные свои семьи, светоч этот намертво скреплялся крепкими русскими словечками.
Генерал Краснов, ныне Рабинович, как-то заметил, будучи в гостях у Пиряты – вскоре совсем обрусеет Великий город. Ведь теперь почти в каждом доме есть русские женщины. Не пора ли нам задуматься, как снова взять Царь-Град под русскую руку? И добавил, глядя на Марью масляными глазами:- а не стать ли тебе царицею в Царь-Граде, Марьюшка!
Рассмеявшись, Марья отвечала, кивнув на Григория,- коль начальник велит, стану и царицей! Тот, взмахнув дымящейся своей трубкою, поддержал подругу: - пустяк делов-то! - С утра, похмелившись, и начнем!
Однако, рано утром вся компания, слегка опохмелившись, отправилась в порт, и к полудню вышла на пароходе в родную Одессу. Там, с легкой руки предприимчивой Мадлены-Марьи недавно было основано акционерное общество «Торговый Дом «Швейцар да Марья». Управляющим был поставлен уволившийся из столичной газеты, Славик Маркелов. Общество занималось оптовыми поставками сахара в страны Европы и Ближнего Востока. Зачастую среди мешков сахара отправляли обездвиженных невольниц, завернутых, словно куль, в рогожу. Таким способом на днях были вывезены два молоденьких милиционера и три служившие в столичной газете, стенографистки. Работники Мура снова пришли искать исчезнувших девушек в Красногвардейской редакции и угодили в загребущие лапы жадного до золота, Андреича. А девушек охваченная стяжательским азартом, Марья, действительно отправила по проторенному пути, презрев строгий запрет Григория – не трогать своих. Ну уж больно аппетитные были девки!- оправдывалась пристыженная швейцаром, секретарша.
Расстроенный пропажей своих курочек, Худшанский, слег с сильнейшим нервным расстройством, успев сообщить в МУР о потере.
17
Двух молоденьких румяных милиционеров за большие деньги Григорий без труда продал Египетским извращенцам, а вот с третьим, немолодым, жилистым и костистым сержантом, пришлось повозиться. Ахметка настаивал «спалить мусорка в топке», тем бы дело и кончилось, но все же, Рабиновичу удалось за бесценок отправить несчастного вождю какого-то племени в тропических дебрях Амазонки.
С вождя сердобольный Шмерк взял клятву, что костлявый сержант не будет изжарен и съеден. Узнав про это, бесчувственная Марья звонко расхохоталась и выдавила сквозь смех: «так они же сожрут его сырым!». Рабинович махнул рукою: «подавятся!».
Впавшего в сильнейший невроз, Худшанского, заботливый Ипполит Матвеевич отправил поправлять расстроенные нервы на воды в Пятигорск, оформив, как служебную командировку для сбора материалов о жизни горцев Северного Кавказа.
Чтобы не прекратился приток новых курочек в ряды газетных работниц, разохотившийся до свежих девичьих прелестей, Ипполит попросил секретаршу взять на себя эту важную функцию занемогшего Моисея. Пустил лису в курятник! - смеялась красавица, вытянув длинные ноги к огню, вновь шумевшему в жарко пламенеющей топке, и сладострастно потягивалась. Хорошо, что нет рядом Славика- думал Андреич, любуясь Марьей, - умер бы на месте от зависти! Похлопав по своему колену, швейцар игриво подмигнул Марье. Радостно взвизгнув, девушка сорвалась с места и плюхнулась ему на колени. Крепко обняв Григория и тесно к нему прижавшись, она
замурлыкала, словно довольная кошка. Трудный день сменился страстной ночью.
Марья не стала помещать в газете объявление о наборе сотрудниц, а затем встречаться с откликнувшимися девушками в чайной на Солянке. Она поручила верному Славе Маркелову организовать набор. Вскоре редакция трещала по швам от наплыва кандидаток в работницы машбюро и в стенографистки, отправляемых добросовестным Маркеловым из Одессы. Фирма «Швейцар да Марья» стараниями энергичного управляющего, стремительно набирала обороты. В поезде «Одесса-Москва» был забронирован на неопределенный срок целый купейный вагон для перевозки «туда» будущих работниц и «обратно» - будущих наложниц. Азартный Пирятин подумывал о привлечение девушек из обильных красавицами Киева, Смоленска и Варшавы! Азартная Марья предложила Ипполиту Матвеевичу занять для насущных нужд редакции еще два этажа бывшего доходного дома в Подколокольном переулке, изгнав для этого бывших там нэпманов.
18
– Этими займешься ты, дорогой- объявила она швейцару, повиснув у него на шее и нежно покусывая его ухо с золотою серьгой, обдавая жарким дыханием.
Тот не возражал. – Займусь, золотце мое, конечно, займусь! – с готовностью отвечал привратник, - дело, чай, знакомое. И, оттянув воротник шелковой блузки приникшей к нему девушки, нежно поглаживал гладкую спину красавицы широкой шершавой ладонью. Удивляясь сама себе, Марья снова громко по - кошачьи мурлыкала.
Их никто не искал – исчезавших одного за другим, частников, занимавших четвертый и третий этажи бывшего доходного дома. В жилконтору, ведавшую распределением арендуемых помещений, представлялись документы со всеми требуемыми подписями и печатями, о передаче арендатором таким-то своих комнат известному всей Москве печатному органу (газете) в лице зам.главного редактора тов. Худшанского М. И. Приходившие родственники пропавших частников, едва начав поиски своих родных, попадали в сети хитроумного швейцара, и бесследно пропадали в тайных подземельях старого дома. Вечно пьяный Ахметка тем временем завел торговый ларек возле известной чайной на Солянке, в котором выписанная из татарской деревни косолапая толстая баба с русским именем Ирина Петровна, бойко торговала жирными пирожками, щедро начиненными сочным чуть сладковатым мясом.
Дешевые пирожки пришлись по вкусу сытым москвичам и вечно голодным командировочным, да так, что возле Ахметова ларька постоянно переминалась с ноги на ногу большая толпа народу. Как- то вечером в кочегарке, отведав Ахметова пирожка, швейцар Пирятин сильно побледнел, затем, позеленев, долго блевал в подставленное ему услужливым Ахметом, ведро. Наконец, утеревшись золоченым рукавом нарядной своей ливреи, Андреич неожиданно врезал тяжелым кулаком по морде удивленному
Ахметке, и со словами: «дьявол тебя раздери, душегубец!» выпил в несколько глотков пол-литра самогона прямо из горлышка стоявшей на столе, бутыли. Затем, сквозь приступ неудержимого хохота, внезапно им овладевшего, велел Ахметке немедленно добавить щедрою рукою перца, соли и корицы в пирожки, и добавлять впредь всегда. Утирая кулаком выступившие от смеха, слезы, швейцар выкатился из кочегарки и направился вверх по широкой парадной лестнице. Поначалу, Григорий пенял чумазому кочегару, что, дескать, его возня с пирожками истощит поток невольников, продаваемых в страны Магриба и, даже велел отставить кулинарные изыски, на что истопник, сложив на груди руки, твердил: «да как можно, как можно! На всех хватит народу, Ваше с-с-тво!». Пирятин в сердцах плюнул на пол и, витиевато выругавшись, разрешил богомерзкое дело.
19
Более того, он даже уговорил ни о чем не догадывающегося Дим Димыча оснастить громадную мясорубку, взятую от разорившегося колбасника, мощным электрическим мотором. Чудовищный агрегат раньше глотал коровьи туши целиком. Вместе со шкурой, рогами и копытами, вращаемый шестью ходившими по кругу, ослами. Теперь же, приводимая в действие электрическим мотором Сименса, мясорубка работала прямо под лифтом в специально обустроенном подземелье. Намеченная жертва одним мановением Ахметова пальца мигом попадала через раздвинувшийся под ногами, железный пол лифта, прямо в жерло огромной мясорубки. Попадала в ботинках, брюках, пальто и шляпе. Поэтому, после мясорубки в сыром мрачном подвале был установлен громадный медный чан, где и отделялись бывшие при несчастном часы, монеты, золотые зубы и прочая мелочь, которой не место в пирожковой начинке. Этим делом, с превеликой охотой и тщанием, занялись сыновья косолапой стряпухи.
Неторопливо шагая по широкому коридору второго этажа, Андреич вглядывался в таблички, украшавшие двери арендаторских контор. У некоторых дверей он останавливался, долго перечитывал, бормоча себе под нос, надписи и покачав головою, малевал гимназическим мелком на привлекшей его внимание двери, жирный крест. При этом, хрипел нарочито страшным голосом: «вот, ужо будет тебе вскоре «Сим-Сим, откройся!», жидовская твоя морда!»
Жидов Андреич почему-то не жаловал. При этом он думал, что надо бы велеть Ахметкиной косолапой бабе сдобривать продаваемые ею пирожки острым чесночным соусом. В скором времени, владелец помеченной крестиком двери встречал свою горькую нетрезвую судьбину в лице чумазого Ахметки и двух его подручных.
В подручные сгодились сыновья косолапой Ирины Петровны – великовозрастные балбесы – дезертиры и бездельники.
Обитателям прочих комнат, не назначенным «Али- Бабами» швейцаровым крестиком на двери, судьба являлась в образе прекрасной Мадлены, и была гораздо снисходительнее к несчастным. Марья их отправляла в вольную Одессу в купе скорого поезда. В далеких Дамаске и Багдаде, бывший генерал Краснов, ныне Рабинович Ш.С., организовал отправку невольничьих караванов но всему дикому африканскому континенту. Даже эфиопский негус обзавелся десятком-другим белотелых северных красавиц. Любвеобильный негус частенько гостил у ребе Рабиновича в Царь-Граде. Однажды он позволил себе приволокнуться за красавицей Марьей, встретив ее в доме Рабиновича.
20
Случившийся здесь Пирятин, едва не зарезал тут же распоясавшегося монарха, но, вняв увещеваниям своей дамы сердца, оставил негуса в живых, изрядно, впрочем, попортив его черную физиономию. Ко всеобщему удивлению, эфиоп на Андреича не обиделся, и когда до него дошло, что Марья – это чужое сокровище, он долго смеялся, пил со швейцаром крепчайший ром, и даже пытался подарить Андреичу пару-другую своих чернокожих невольниц. Под бдительным оком ревнивой Марьи, швейцар, не моргнув глазом, отклонил щедрый дар новоиспеченного друга, заверив того, что вера не позволяет ему таких излишеств. Наблюдательный христианский, кстати, негус сочувственно покачал головой, и, подмигнув, незаметно для Марьи, пригласил Андреича как-нибудь, пожаловать в гости. Тот охотно согласился. Марья этих переглядок не заметила, увлеченная, перебирая гору эфиопских драгоценностей, небрежно сваленных негусом на огромное серебряное блюдо, бывшее на столе.
Вернувшийся из Пятигорска Худшанский, отдохнувший и посвежевший, был приятно удивлен, обнаружив во вновь приобретенных этажах здания редакции комнаты с живущими в них молодыми девушками, ожидающими очереди на собеседование, столь важное для возможной работы в редакции.
Очертя голову, исполненный свежих сил Худшанский, кинулся устраивать смотрины и испытания многочисленным соискательницам, среди которых обнаружил невесть как затесавшегося смазливого парнишку.
Ипполит Матвеевич, слегка зардевшись, объявил, что в этом человечке он лично заинтересован. Тактичный Моисей лишь наклонил голову, согласившись с шефом.
Однако, донос на Ипполита Матвеевича написал и отправил куда надо вовсе не Худшанский. Пролетарскую бдительность нежданно проявил редакционный завхоз Мармута П.П. Трусливо подписавшись «доброжелатель». Петр Петрович отправил в НКВД донос о подозрительных предпочтениях главного редактора в отношении симпатичных юношей. Ни в чем не виноватый Ипполит был вызван на ковер, разжалован и брошен на низовку. Заняв место вышедшего в отставку и невесть куда пропавшего вместе с красавицей Мадленой швейцара Пирятина, Ипполит облегченно вздохнул и, перекрестившись, философски заметил: «судьба!». Главным редактором газеты «Красная Гвардия» был назначен какой-то сухопарый и унылый видом выдвиженец из Торжка, оказавшийся сущим упырем для всех своих подчиненных. Не ужившись с новым начальником, Налесный Анатолий Васильевич, бывший зам. по технической части, уволившись из газеты «по собственному желанию», переселился на пыльный, забитый старым хламом чердак, где и проживал, спускаясь изредка в нижние этажи, пугая своим видом их обитателей.
21
Поскольку посаженец из Торжка привез с собою всю головку газетной администрации, пятеро жадных до денег провинциалов с горящими голодными глазами, вытеснили из мягких удобных кресел всех бывших Ипполитовых замов. В числе первых лишился места Худшанский.
Минул год. Ипполит Матвеевич легко вписался в новый круг своей жизни. С неожиданным удовольствием выполняя несложные функции привратника, он, как-то быстро вошел в новую роль, и даже начинал быть похожим на прежнего швейцара, -Андреича. Посвященный Ахметом в тайную деятельность подпольного синдиката, Ипполит зажегся бешеным энтузиазмом, и с увлечением принялся осваивать новое поле преступной деятельности. Легко и без долгих уговоров был втянут в орбиту разраставшегося предпрития и неунывающий Худшанский, перебивавшийся на милостиво ему предоставленной должности редакционного курьера.
Моисею удалось в одночасье выселить редакцию «Красной Гвардии» куда-то на Юго-Запад столицы и теперь он был обуян навязчивой мыслью устроить на освободившихся этажах настоящие «номера» с веселыми девушками, рулеткой в холле и массой всяких других удовольствий. Сам же он теперь именовался управляющим столичным филиалом Одесского торгового Дома «Швейцар да Марья».
Вечерами, распивая теплую водку в компании, собиравшейся в кочегарке, Худшанский дотошно допытывался у Ахметки – а, если бы мы с Ипполитом отказались сотрудничать в Торговом Доме, а донесли бы куда надо! –что было бы с вами со всеми?! На что татарин, многозначительно проведя пальцем по горлу, кивком указывал на жадно ревущее в открытой топке пламя, зловеще сипел, наставив грязный палец на вопрошавщего: «Кирдык!». Моисей смущенно отводил взгляд и, пожав плечами, соглашался: «ну, да, конечно!».А вредный истопник, подмигнув Ипполиту Матвеевичу узким глазом, фальшиво напевал: -
- пирожки «худшанские»
- запивай шампанскием!
Ипполит хмурился и нервно потирая захолодевшие ладошки, сглатывал горькую слюну, с какой-то необъяснимой жалостью искоса поглядывая на бывшего своего зама.
Друг–негус наладил встречный поток чернокожих красавиц из христианской Эфиопии через расторопного Рабиновича в большевистскую Россию.
22
Пузатый и донельзя забуревший Славик Маркелов из своей конторы в славной Одессе едва успевал отправлять четыре литерных поезда с молодыми женщинами в неделю в первопрестольную Москву, где толстый, лоснящийся Худшанский, управляющий столичным филиалом Одесского Торгового Дома «Швейцар да Марья» расположившемся в бывшем здании редакции газеты «Красная Гвардия», распределял встречаемых красавиц по жаждущим любовных утех богатым пролетариям. Также, Моисей заведовал заселением второго этажа бывшего доходного дома в Подколокольном переулке, отдавая предпочтение пухлым румяным нуворишам. Нувориши, с восторгом въехав в роскошные апартаменты второго этажа, вскоре бесследно исчезали. Так же, исчезали и приходившие искать их, сотрудники МУРа, время от времени приглашаемые подозрительным завхозом Мармутою П.П., оставленным при своей должности новым Главредом. После очередного визита оперативников, завхоз бесследно исчез из здания, не сообщив, против обыкновения, о своей отлучке...
Груженая лотками с дымящимися пирожками, немецкая машина-фургон, одно из любимых детищ работящего Дим Димыча требовательно гудела у ворот. «Опять косолапая Ирка не накрыла лотки – ведь остынут же, «мармутки»!» - ворчал, широко отворяя ворота Ипполит Матвеевич, стараясь не запачкать свою блестящую ливрею о вымазанное в муке колесо.
– не ворчи, Матвеич! – весело кричал из-за баранки чумазый Ахметка, - возьми, лучше, «мармутку»! - с легкой руки Ахметки, выпекаемые с недавних пор чрезвычайно острые пирожки, именовались «мармутками» - замечательная закуска к пиву!
- Да, уж, снисходительно щурился Дим Димыч, выходя из своей, блестящей никелем и хромом, американской машины, -пойдем-ка, лучше, Ипполит Матвеевич, на Солянку. Сегодня косолапой Ирке завезли свежайшего пивка! И, ухватив согласно кивнувшего Ипполита под локоток, зашагал по улице. Вслед из швейцарской каптерки тотчас припустился чистенький юноша, поразительно похожий на девочку. Тревожно оглянувшийся, Ипполит Матвеевич, завидев юношу, просветлел лицом, и, хлопнув Дим Димыча по спине, воскликнул многозначительно: «Эх!!! Жизнь!» вся троица весело зашагала к известной чайной на Солянке. По пути к ним добавился Моисей Худшанский, любивший посидеть в чайной за столиком, с болезненным интересом разглядывая незаметно новую хозяйку чайной – толстую косолапую бабу Ирину Петровну, расторопно шуровавшую за стойкой и грозно распоряжаясь приказчиками. Разбитная баба, видя интерес к ней Худшанского, игриво ему подмигивала и строила глазки.
23
Худшанский заливался краской и смущенно хмыкал. Баба же, взяв у приказчика поднос, сама обслуживала Моисея, норовя при этом прижаться к нему тугою грудью, или зацепить крутым бедром. Худшанский краснел, сопел, кашлял и мычал невразумительно. Он представлял себе, как в холодном подвале под лифтом косолапая баба, высоко задрав подол, месит босыми волосатыми ногами мясное крошево, медленно выползающее в громадный медный чан густым потоком из забранного крупной сеткой жерла ужасной мясорубки. Так Молдаванские виноделы давят сок из спелых виноградных ягод. Баба ритмично поднимала ноги под монотонный гул механизма громко выкрикивая непонятные слова татарской песни. Наступив на пуговицу, или золотой зуб, она с обезьяньей ловкостью ухватив находку пальцами ноги, метко швыряла ее ногою в поставленный неподалеку медный таз. Иногда она низко наклонялась, чтобы внимательно разглядеть вещицу. Рейтузов она не носила. Было видно все. Бывший пономарь загорался звериной похотью, в глазах неудержимо сквозило животное вожделение.
Когда же Ирка скрывалась за дверью, Моисей ,чуть поостыв, размышлял, как понравится его нынешнему шефу, Маркелову Славе, когда тот приедет из Одессы на ежемесячные собрания руководителей Торгового Дома, горько-кисло-соленые пирожки «налесные», выпекаемые косолапой Ирой по его, Худшанского, настоятельному пожеланию, высказанному Ахметке. На пожелание Моисея чумазый татарин отвечал с веселой готовностью – давно пора! Сделаем! И –сделал! Исчез из здания живший на чердаке и слонявшийся без дела бывший начальник редакционных техников Налесный Анатолий Васильевич. Зато ассортимент жирных пирожков с мясной начинкой в меню чайной на Солянке косолапая Ира дополнила пирожками «налесными», имевшими специфический горько-кисло соленый привкус. На любителя пирожки.
Ахметка же, разнеся привезенные пирожки по обитателям тайных комнат, уселся в старое кресло напротив горячей топки и, обмусолив огрызок химического карандаша, начал сочинять письмо Андреичу, начинавшееся словами: «дорогой хозяин!»
24
Развалившись в золотом троне Константинопольского базилевса, и ленивым махом руки отослав прочь вечно вертевшихся рядом, приторно-подхалимистых царедворцев, Пирятин повертел на пальце тяжелую императорскую корону, задумчиво глядя на верную Марью увенчанную золотой, с самоцветами, диадемой, сидящую рядом и читающую вслух Ахметкино письмо, пришедшее из далекой Москвы, - два рослых эфиопа – недавний подарок друга-негуса,- неторопливо отгоняли опахалами из страусовых перьев несуществующих мух от лица царицы, - а что, душа моя! – медленно произнес базилевс,- а не пора ли нам и Россию Матушку вернуть под руку свою! Марья с готовностью кивнула, позвонила в золотой колокольчик, и велев представшему перед ней гайдуку – немедленно доставить сюда ребе Рабиновича. – уверенно заявила - конечно, дорогой!
- ото ж добре! – отвечал Андреич – и за негусом тоже пошли казачка!