Часть 1
Жизнеутверждающая мелодия из телевизора закончилась и началась новая, медлительная и сонная. Пошли титры. Чума щелкнула пультом и потянулась. Она чувствовала себя отдохнувшей. Антибиотики больше не пугали её. Племя антипрививочников росло. И вообще, жизнь казалась приятной прогулкой по Европе четырнадцатого века.
— Ну что, Эльза, — позвала Чума, — летим. У нас много дел. Пора возвращаться из отпуска.
Летучая мышь слабо пискнула, расправила кожистые крылья и спикировала Чуме на руку. Повисла между струпьями на запястье, выжидающе замерев.
— Вот и умница, — заворковала Чума, почесывая пушистую грудку Эльзы.
***
Чума прошлась по городу, вышла за его пределы и только там, на пустующей трассе, подняла гноящийся палец вверх, ловя попутку.
Некоторое время ничего не происходило. Потом раздался треск, за ним рев мотора. Из-за поворота, в клубах пыли и черного дыма выехал мотоцикл. Серый от грязи. За ним оставался отчетливый след из масла и ошметков от пакетов.
Чума усмехнулась и подняла руку уверенней.
Мотоцикл остановился, а всадник снял шлем и улыбнулся.
— Ты уволилась, — заметил Загрязнение.
— Всего лишь взяла небольшой отпуск. Подумать только, ста лет не прошло, а на моё место уже взяли какого-то недотепу.
— Тогда не стоило уходить. — Голос Загрязнения оставался бесцветным, однако Чуме слышалось злорадство. — Вали в свою нору, место занято.
— Это ты так думаешь. Да, Эльза?
Летучая мышь бодро пискнула в ответ.
Загрязнение моргнул, словно бы удивленно, хотя по его лицу никогда нельзя было судить точно.
Чума же времени зря не теряла. Она осторожно обхватила Эльзу за хрупкое тельце, поцеловала в макушку и выпустила.
— Лети, мой вестник, — выкрикнула она. Мышь исчезла в сумрачном небе.
Загрязнение затаил дыхание, но ничего не произошло. Время тянулось бесконечно медленно, но ни Чума ни Загрязнение не спешили забивать его разговорами.
Вдруг Загрязнение схватился за сердце.
— Не... не может быть! Они перестали выходить! Они сидят дома и ничего не загрязняют!
Он побледнел сильнее обычного и повалился на землю без сознания.
— Салага, — хмыкнула Чума, вырывая из бесчувственных пальцев Загрязнения шлем. Надела его и оседлала байк.
Ей предстояло долгое мировое турне.