***
Рождественский сочельник в семействе Зимовских не задался. Сначала у пана Анджея, отца семейства, разболелся зуб, и вместо того, чтобы чистить селедку или строгать капусту, чего ему, впрочем, тоже делать совершенно не хотелось, он отправился на дребезжащем автобусе в город. Разыскать работающий в этот день зубной кабинет — дело непростое, так что пан Анджей порядком замерз, а обнаружив очередь таких же несчастных страдальцев, совсем пал духом.
Зофья Зимовска, его супруга, о злоключениях мужа узнала не сразу. Сначала она обнаружила, что будильник, предусмотрительно поставленный на половину восьмого утра, неожиданно приказал долго жить. Проснувшись против всякого намерения в девять, пани Зофья испуганно выбежала на кухню, даже не накинув халата на длинную, в оборках и вышитых розочках, ночную рубашку.
— Агнешка! Беата! А ну-ка, идите сюда!
— Да, мам, — из детской комнаты показалась взлохмаченная шевелюра старшей сестры, а следом — заплетенная в косички голова младшей, — что ты кричишь?
— Уже девять!
— Ага, — Беата зевнула, будто было уже девять вечера, — хоть поспали!
— Девочки! — в голосе пани Зофьи звенело искреннее возмущение. — Живо завтракать и за дела! Мы же не успеем...
— Мам, младенец Иисус родится и без супа с ушками!
Ловкая и проворная Агнешка скользнула в дверь и, пока пани Зофья подгоняла Беату, успела стянуть сахарное печенье из вазочки.
На кухне под ногами крутился рыжий Бонифаций. Его сердитый мяв красноречиво свидетельствовал о том, что с утра никто не удосужился покормить котика. Бонифаций не без оснований считал себя хозяином всех людей в доме, особенно пана Анджея, который по доброте душевной разрешал спать в собственной кровати, и сегодня кот был раздосадован отсутствием должного внимания.
Вторая кошка Зимовских, черная Лотка, сидела на окне. В отличие от царственного собрата, она не оставляла надежды рано или поздно вырваться из плена четырех домашних стен на вольницу, где среди пышных сугробов нет-нет, но промелькнет полевка. Добычу Лотка неизменно приносила на прикроватный коврик пани Зофьи, хотя та и не могла по достоинству оценить это проявление кошачьей любви.
Завтрак получился так себе. Агнешка и Беата сидели с кислыми лицами, ковыряясь в тарелках. Овсянка пригорела, колбасы на бутерброды пани Зофья не дала — два раза в году, на Рождество и Пасху, она становилась ужасно религиозной. Немного спасали только остатки сливового варенья в банке, но их было слишком мало, чтобы как следует замаскировать противную кашу. За новой банкой нужно было спуститься в погреб, а это решался делать только пан Анджей.
— Кстати, — пани Зофья покрутила головой, на которой вместо ночной сетки уже красовался аккуратный пучок, — дети, а где ваш отец?
— Он поехал зуб лечить, — отозвалась всегда осведомленная Агнешка. — Рано убежал, чтобы на первый автобус успеть. У него так щека надулась, ужас!
— Час от часу не легче! А что за коробки стоят в прихожей? Вы притащили?
— Это же ты сама собрала, — возмутилась Беата, — книжки, чтобы отдать в библиотеку.
Пани Зофья сердито похлопала в ладоши, выгоняя дочерей из-за стола. Рассиживаться, по ее мнению, было некогда. Сегодня, к рождественскому ужину, главному ужину в году, приедет ее брат с женой, и пани Зофья съест собственный фартук, если не утрет нос этой несносной сучке!
Причиной такого волнения было прошлое Рождество, когда Зимовские впервые в жизни вместо родительского дома собрались у Збигнева. Ни разу в жизни не чувствовала себя пани Зофья настолько никчемной хозяйкой, как при виде прелестно украшенного еловыми веточками и мелкими золотыми шариками стола с белым фарфоровым сервизом и десятком невыразимо аппетитных блюд. И хуже всего было то, что чертова Данута вовсе не выглядела измученной этими приготовлениями.
В этом же году родители снова отказали детям от дома, навострив лыжи, в прямом и переносном смысле, на склоны в Закопане, и пан Анджей, по доброте душевной и простоте, что хуже воровства, пригласил шурина к себе.
— Беата, бери большой нож и шинкуй капусту. Агнешка! Агнешка, куда ты запропастилась?
— Я тут, мам, — белобрысая голова младшей дочери высунулась из погреба, — ты знаешь, папа еще неизвестно, вернется или нет от зубного, а варенье кончилось...
— Не неси чепухи! — пани Зофья фыркнула против всякой своей воли. — Вылезай и вымой картошки, что я сложила у мойки!
В планах на ужин значились: кутья, селедка в сметане, грибной суп и борщ с ушкамимелкие пельмени с грибами, жареный карп, тушеная капуста с горохом, вареники, сладкий компот, пшенная каша с черносливом и, конечно, маковец. Именно толстый сладкий рулет, полный маковых зернышек и украшенный глазурью с цукатами, был ее гордостью. Куда Дануте с приторным кремовым тортом до проверенного поколениями семейного рецепта!
Работа закипела! Уже к обеду томилась под одеялом сладкая желтая каша. Настаивался в большой кастрюле ярко-красный борщ — не зря неделю назад пани Зофья потратила время на приготовление заправки! Суп распространял напоминающий о летних каникулах запах белых грибов, тушилась, чвякая и булькая, капуста. Однако рано было снимать фартуки. Впереди — самое ответственное. Пани Зофья решительно протянула руки к селедке.
— Может, мы поедим? — Беата вымыла руки и плюхнулась на стул. — Что толку от этой кучи блюд, если их есть нельзя?
— Ох, в самом деле. Агнешка! Агнешка, где ты опять? Иди сюда, нарежь хлеба и достань вчерашние котлеты!
— Я вычесывала Бонифация. Праздник же, а он в колтунах!
— Ладно. Вымой руки и садись. Где Анджей? Мог бы и позвонить!
После обеда дело пошло веселей и до того споро, что пани Зофья отпустила дочерей из кухни. Беата немедленно схватила телефонную трубку и принялась обзванивать всех школьных подружек, а Агнешка уставилась в окно.
На улице потихоньку смеркалось. Время шло к вечеру. Небо синело на востоке и розовело на западе, шумные воробьи, которые весь день дрались в кормушке, куда-то улетели. В соседних домах ярко горел свет, выхватывая не прикрытые шторами кусочки комнат, и не было занятия интереснее, чем пытаться рассмотреть, что же там, на праздничном столе у Букатов, какие обои очередной раз поклеила пани Мазурова, и кто это мог прикатить в их глушь на настоящем желтом такси.
Агнешка совсем было ушла в свои мысли, но пани Зофья кликнула ее с кухни. Вручила какое-то длинное блюдо, прикрытое сверху двумя белыми полотенцами и сказала: «Поставь на веранду, пусть в холоде постоит».
Она пошла к выходу, чтобы из прихожей нырнуть в боковую дверь на веранду и тут же вернуться, когда раздался звонок в дверь.
— Спроси, кто там! — велела пани Зофья с кухни. — Сразу не открывай!
— Кто там? — послушно спросила Агнешка.
— Дочь, это я, — раздался слегка нетвердый отцовский голос, — открывай!
Агнешка повернула вертушку замка и толкнула дверь. На пороге стоял пан Анджей, а с ним, обнимая увесистую сумку из коричневой кожи — полная пожилая женщина с завитыми волосами, крашенными в ярко-оранжевый цвет. Это была тетя Божена — родная сестра покойного отца пана Анджея.
— Девочка моя маленькая, иди сюда! — возгласила тетя, распахивая объятия. — Как же выросла!
— Добрый...
Едва Агнешка поставила свою ношу на комодик, как в полутемной прихожей началось нечто невообразимое. Из глубины дома молнией вылетело черное нечто, скользнуло в ногах у тети Божены и юркнуло в полуприоткрытую дверь. Дородная тетушка с воплем «Крыса!» дернулась. Подалась вперед и с полшага запнулась о коробку с книгами. В попытке остановить неминуемое падение она схватилась за шарф пана Анджея, потянула его на себя и тут уже окончательно рухнула, придавленная сверху незадачливым родственником.
— Пся крев! — прохрипела тетя Божена, барахтаясь на полу между книжными коробками. — Помогите!
— Что тут...
На обычно спокойном, миловидном лице пани Зофьи с немного круглыми щеками и чуть вздернутым носом нарисовались все эмоции, что она хотела бы скрыть. Рот широко открылся, брови поползи вверх, голубые с коричневыми крапинками глаза посерели от возмущения.
— Тетя Божена? — пробормотала она в растерянности, уронила вешалку с рубашкой пана Анджея, которую держала в руках, и ничуть не заметила, что упавшую рубашку подняла Агнешка и бросила на комодик, а заодно добавила туда лоскут искусственного меха, с которым любили играть кошки.
— Зосенька, деточка, помоги хоть встать!
— Да, — подал голос пан Анджей, чей ботинок накрепко застрял между коробкой и углом шкафа, а попытка выдернуть ногу вызывала только боли, — помоги, Зось!
Пани Зофья не любила гостей и любила свой дом в поселке, недалеко от Лодзи, перешедший пану Анджею по наследству от дяди несколько лет назад. Никакие бытовые неудобства вроде автобуса до службы не могли поколебать ее решимости жить здесь и нигде больше, потому что сюда ни один нормальный человек не заскочит «на пять минуточек», проходя мимо.
Она вздохнула. Постаралась убрать зверский оскал с лица и рывком подняла тетушку с пола.
— А меня? — проскрипел пан Анджей.
— Ты, — его супруга уперла руки в бока, — где шлялся?
— Я зуб лечил... — жалобно сказал он, дергая ногой — может, все-таки получится ее вытащить. — Уф, наконец!
Он кое-как поднялся сам, отряхнул пальто, поднял с пола шапку. Виновато протянул Агнешке пакет слегка помятых мандаринов.
— Коньяком? — не унималась пани Зофья, потягивая носом.
— Зось, отстань от мужика, — тетя Божена уже совсем пришла в себя и теперь, заглядывая не без опаски в зеркало, проходилась по оранжевым с химической завивкой волосам щеткой. — Мы с ним встретились около зубного этого врача, я там рядом живу. Я его вон накормила, обогрела, а потом говорю, давай-ка и я махну, посмотрю ваше поместье!
— Поместье... — процедила из-за угла подошедшая на шум Беата. — Родовой особняк Винтеров.
— Почему Винтеров?
Пан Анджей держал в руках свой красный мохеровый шарф и не понимал, куда же пристроить — место на вешалке было занято вещами тети Божены. Он покрутил головой и бросил его в кучу неопределенного тряпья на комодике.
— Это как бы Зимовский по-английски, пап. Пойдем, мама обнаружила, что надо еще картошки почистить. У меня уже руки отваливаются!
— Ой, папуль, Лотка же сбежала! — Агнешка подергала отца за рукав. — Пойдем поищем, пожалуйста!
Отказать младшей дочери было решительно невозможно, и под осуждающими взглядами остальных пан Анджей, как был без шарфа и шапки, выдвинулся на поиски.
— Зось, налей чайку, — тетя Божена убрала в косметичку с вышитыми красными и синими цветами губную помаду, еще раз взбила руками кудри и теперь уже точно готова была проследовать из прихожей.
— Беата! Завари чай... и где там было варенье?
— Матка Боска, наша мама смилостивилась! — Беата бросила нож и недоочищенную картофелину и побежала зажигать газ. — Я могу передохнуть!
Приподнятое настроение пани Зофьи куда-то улетучилось. То ли дело было в усталости, то ли в тете Божене. Скорее, во второй. Женщина множества достоинств, заслуженный преподаватель географии, тетушка обладала яростным стремлением контролировать все сущее, и если до сих пор не проявила его, так только благодаря неожиданно драматичной сцене в прихожей. Однако по мере того, как спадала краснота с ее лица — разгорались глаза, а губы складывались в гримасу четкого намерения действовать. Еще немного, и во всем доме не останется ни единого места, куда она не сунет свой острый нос.
— Бонифаций, какой же ты шикарный! — тетя была польщена, что рыжий котяра запрыгнул к ней на колени, хотя он всего лишь хотел заглянуть на стол — не удастся ли стянуть хвост селедки или кусочек колбасы. — Сразу видно, кто в доме хозяин. Зося, ты даешь ему молоко? Перестань! Ветеринар мне сказал, не давать кошкам молоко, знаешь, когда моя младшая котенька мучалась поносом...
— Мы не даем им молоко, — пани Зофья присела к столу. — Расскажи лучше, как твои ученики!
— Ой, дети, ты же знаешь! Они сейчас все...
Пока тетя Божена ругала нынешнюю молодежь, а Беата с матерью заканчивали топить селедку в сметанном соусе, совсем стемнело. Неумолимо приближался час появления Збигнева и Дануты, но на столе еще даже скатерти не было, не говоря уже о том, что на пани Зофье красовалось вовсе не нарядное синее платье с рукавом «летучая мышь», а нечто затрапезное, прикрытое перепачканным фартуком.
— Мы вернулись! — огласила румяная Агнешка, выпуская недовольную кошку прямо на кухню. — До самого гастронома добежала! Еще мы встретили Магду и Ганку, ну, близняшек из моего класса, и они мне дали, вот смотри!
— Очень за вас рада, — вздохнула пани Зофья, она бы тоже не отказалась от домашнего пирожка с капустой, который испек кто-то другой. — Анджей! Бегом накрывай на стол!
— Иду-иду, — пан Анджей стянул мокрый свитер, — только помоюсь, а то что-то не празднично я пахну.
— Пся крев! — в его спину полетела кухонная прихватка. — Давай живей!
Весь дом погрузился в лихорадочную суету. Звенели хрустальные стаканы и бокалы, грохотали ложки, вилки и крышки кастрюль, тут и там раздавался торопливый топот и тихие ругательства. Только тетя Божена не уставала раздавать указания.
— Беата, подставь мелкие тарелки под суповые! Ложку справа! Зося! Не будешь же ты ставить две супницы на стол?
— Я и не собиралась!
— Одну поставь на подоконник. Поставила? Анджей! Анджей, принеси мне таблетку от головы, у вас так шумно!
— Может, лучше коньячку? — с надеждой спросил пан Анджей, утирая лоб.
— Полчаса до гостей, шевелись! — пнула его супруга. — Давай, тащи селедку!
— Агнешка! — тете Божене надоело смотреть, как накрывают стол, и она выдвинулась в коридор в поисках новой жертвы. — Деточка, подними тут что-то валяется! Гости придут, а у вас не прибрано.
— У нас убрано! — рявкнула пани Зофья с кухни. — Вчера весь вечер полы драили!
— Ох, Зосенька, не сердись, я же не молодка уже, вот глазами слаба...
Агнешка подобрала прихватку, которую Бонифаций уже успел оттащить почти в прихожую, и не раздумывая кинула ее сверху барахла на комоде. Все равно потом разбирать, пусть тоже там лежит.
Звонок в дверь прозвучал как гром среди ясного неба. Кто бы мог подумать, что первый раз в жизни Збигнев не опоздает!
— Привет! — крикнул он из прихожей пану Анджею и тут же бросил в руки обоим племянницам по большому апельсину. — Держите немного солнца из самой Африки!
— Привет, дядя!
Агнешка кинулась обниматься. Збигнев был младше пани Зофьи на целых одиннадцать лет и представлялся ей немного ненастоящим взрослым. Да и не без оснований — в отличие от мамы и папы, которые работали экономистами в скучной конторе, Збигнев был настоящим музыкантом — играл в оркестре на трубе. Иногда, по выражению пана Анжея, сидел на мели, и тогда семейные финансы «вытягивала» Данута, а иногда — ездил на гастроли и получал кучу денег.
— Агнешка, привет! Беата, какая ты красивая! Ой, девочки, — Данута сняла шубку и оглянулась, — а куда можно повесить?
— Давай сюда, — пан Анджей повесил шубку на плечики и прицепил их на гвоздик, торчащий из стены. — Вот, заодно просохнет.
— Зосенька, какое платье!
— Спасибо-спасибо! — пани Зофья как бы невзначай кинула фартук подальше, туда, где и так валялась куча непонятно чего, отряхнула подол от невидимых крошек и широким жестом пригласила гостей к столу.
Это был поистине миг ее торжества. Вряд ли нашелся бы во всем городе второй человек, настолько же довольный собственным рождественским столом. Никто не разливал с таким наслаждением ароматные супы, не подкладывал еще солений, грибов и селедочки и не наливал очередной стакан компота.
— Агнешка, лопнешь, — очень серьезно сказал Збигнев. — Представляешь, сколько потом придется убирать!
— Вот и не лопну! — сердито ответила Агнешка. — Я еще буду вареники, карпа и маковец.
— О, маковец! Это мы любим! Ну что, еще по одной?
Пан Анджей показал тете Божене на бутылку сливовицы, и они единогласно решили принять еще по стопочке. Никто не заметил, что только что довольная и раскрасневшаяся пани Зофья резко побледнела.
Она вышла из-за стола. Стук каблучков ее вишневых туфель раздался на кухне, затем — в прихожей, затем открылась и закрылась дверь на веранду. Повеяло холодом. Пани Зофья еще немного походила по квартире и вернулась несколько растерянной.
— Беата, подойди ко мне на минутку, — кликнула она старшую дочь из коридора.
— Ну что?
Пятнадцатилетняя Беата, которой вроде и не терпелось улизнуть от расспросов тети Божены, все равно осталась недовольной. Почему вечно она? Картошку чистить она, селедку резать она, а Агнешка только с котами возится.
— А где наш маковец? — спросила пани Зофья. — Ты не помнишь?
— Не видела я твой маковец! И почему «наш», я его вообще не ем!
— Что значит не видела? Как ты не видела, когда я тебе его отдала и просила поставить на веранду?
— Мам, — Беата покачала головой, глядя, как мать хмурит лоб и сжимает губы, — тебе надо меньше заморачиваться, знаешь?
Разговор услышала любопытная Агнешка. Сначала она честно держалась, чтобы не выдать мамину тайну, но под конец все-таки выпалила: «Мы потеряли маковец!»
— Это грустно, — пан Анджей отправил в рот кусок селедки. — Он у Зоси всегда такой вкусный...
— Зось, а может, ты его не готовила, — сочувственно спросил Збигнев. — Ну, закрутилась, забыла или приснилось тебе? Ты не расстраивайся, вон варенья нам поставишь и хлебушка, мы не гордые.
— Дурак! — совсем невежливо припечатала младшего брата пани Зофья. — Пойду вареники кину варить. Кому сколько?
После вареников Агнешка выбралась из-за стола и пошла в свою комнату. Пропавший маковец не давал ей покоя. Не бывает такого, чтобы мама забыла что-то приготовить на Рождество. В другой день — может, но только не в периоды внезапной религиозности. Значит, предположение Збигнева можно смело отвергнуть.
Она мысленно представила себе весь небольшой дом. Вот кухня, там мама смотрела, но, может быть, не заглянула в холодник под окном. Вот их с Беатой комната. Тут точно ничего такого нет. Агнешка на всякий случай проверила подоконник, но там было пусто, только валялся фантик от карамельки. Еще есть мамина и папина комната, недоделанная комната, которую папа называет «кабинет», но это просто склад хлама — туда никто не ходит, гостиная, где сейчас сидят все, веранда и прихожая. Ванную она решила не учитывать.
Осторожно, чтобы никто не заметил, но быстро, пока взрослые за столом ее не хватились, Агнешка пробралась в родительскую спальню. На окне ничего не было, на тумбочке пани Зофьи красовалась свеча в форме розочки, которую она никогда не зажигала, а со стороны пана Анджея валялась газета, сложенная кроссвордом вверх.
Дверь закрылась с тихим щелчком. Это услышал Збигнев, явно направлявшийся в ванную, обернулся и посмотрел насмешливо.
— Никому не говори! — строго сказала Агнешка. — Я расследую дело о пропавшем маковце!
— Так точно пани детектив!
Збигнев ушел в туалет, а Агнешка — на кухню. Там царил идеальный порядок, даже не верилось, что весь день здесь все кипело, шкворчало, парило и булькало. Впрочем, сейчас не стоило отвлекаться на мелочи. Агнешка отодвинула маленькую щеколду и распахнула деревянные дверцы — ничего похожего на маковец не обнаружилось в холодном шкафу под окном.
Она подтащила к окну табуретку и забралась на нее коленями. За окном падал снег, светили фонари, качались ветки на ветку, а Агнешка думала.
Не могло ли быть так, что кто-то съел весь рулет? Но кто? Не Беата же! И не коты. Нет, эту версию не стоит более рассматривать. Что может быть еще?
Богатое воображение начало рисовать разные невероятные сцены. Вот прилетает летающая тарелка и парочка вертлявых ярко-синих инопланетян со смешными трубочками вместо носа похищает маковец. Вот через окно «кабинета» прокрадывается ниндзя, тенью мелькает вдоль стен и, воспользовавшись моментом замешательства, когда тетя Божена упала в прихожей, заворачивает рулет в полотенце и исчезает. Или, например...
— Ты не видела прихватку? — пани Зофья смотрела в духовку, где стоял запеченый и уже готовый карп. — Все пропадает!
На ее глаза навернулись слезы. Она села на табуретку и почти заплакала. Агнешке стало очень жаль маму.
— Не плачь! Мам, все найдется! Не может такого быть, чтобы в доме, полном людей, что-то взяло и пропало, — точно такие слова пани Зофья говорила, когда девочки не могли найти свои вещи.
— Я ужасная мать, да? Взяла и провела весь Сочельник у этой дурацкой плиты...
— Мам, как там Беатка сказала? Не заморачивайся. Смотри, можно взять полотенцем, ты же мне показывала...
Пани Зофья обняла крепко-крепко младшую дочь, поцеловала ее в макушку, а потом подхватила сложенным в несколько раз полотенцем непокорный противень. Агнешка же решила во что бы то ни стало раскрыть дело о пропаже.
Значит, прихватка. Это не маковец, ниндзи и инопланетяне ничего такого похищать не будут. Коты тоже вряд ли съедят, и Беатке она не нужна. Прихватка точно должна найтись.
— Кто и при каких обстоятельствах видел прихватку последний раз? — спросила она гостей и родных, сурово сдвинув брови. — Отвечайте детективу!
— Кажется, я, — пан Анджей потянулся к карпу и получит от супруги полотенцем по руке. — Точно я. Зоська в меня кинулась!
— Зоська, — захохотал Збигнев, — ей идет!
Все начали выяснять, кого как звали в детстве, а Агнешка снова пошла на кухню. Лотка, до того прятавшаяся от гостей где-то в глубине квартиры, появилась тенью и потерлась об ногу. Точно! Теперь понятно. Прихватка полетела в папину спину, когда они вернулись с улицы. Куда же она делась?
Агнешка походила по кухне и, не найдя ни одной подсказки, вышла в коридор. Тетя Божена просила поднять что-то с пола, а она в темноте и не рассмотрела... Щелкнул выключатель. Лампочка в плафоне в виде бежевого цветка осветила прихожую.
Вешалка чуть ли не падала под гроздьями одежды. На коврике у двери толпились сапоги и ботинки. Сбоку, на помятых коробках с книгами валялся обувной рожок, а на противоположной стене, кое-как балансируя на гвоздике, висела шубка Дануты. Агнешка точно помнила, что кинула штуковину с пола куда-то сюда... Но куда?
Она топнула ногой от нетерпения. Половица скрипнула. Что-то пошевелилось у стены, шубка едва заметно качнулась и вместе с вешалкой рухнула на пол. Взгляду Агнешки предстал комодик, заваленный кучей хлама.
На самом верху лежала красивая, в ярких цветах, шаль Дануты. Под ней — шарф и перчатки Збигнева. Под ними нашлась стеганая синяя прихватка, а рядом — кошачья игрушка из лоскута меха. Можно было и остановиться, но Агнешка решила продолжить раскопки. Нечто неопределенно-белое оказалось безнадежно измятой рубашкой пана Анджея, а под ней...
Тяжелый упитанный рулет лежал под двумя кухонными полотенцами, как довольный поросенок. Кусочки апельсиновых корочек подмигивали с белой сахарной глазури, а с торца вылезали черные маковые зернышки. Дело было раскрыто.
— А все почему? — спросила довольная тетя Божена, отправляя первый кусочек маковца в рот.
— Почему? — с искренним интересом спросил Збигнев.
— Потому что все надо сразу класть на место, я всегда вам говорю!
Агнешка их не слушала. Она сидела между пани Зофьей и Данутой очень довольная собой, а черная Лотка свернулась клубочком у нее на коленях.