Тёмные воды

Наутро нам снова нужно было в дорогу. На этот раз в урочище Песчаное, где притаился уединённый маленький посёлок, который и посёлком-то толком не назовёшь, так, горстка домов, отрезанных от цивилизации. Он располагался от Хужира километрах в двадцати, и, конечно, маршрутки туда не ходили. Но нам повезло, Кирилл напросился в уазик с туристами, уезжавший от нашей гостиницы; ребята направлялись на мыс Хобой, в Песчаном останавливались проездом, посмотреть на остатки исправительно-трудового лагеря, что располагался там с тридцатых годов.

ИТЛ в Песчаном был почти легендой, даже среди местных стариков вряд ли легко нашёлся тот, кто мог бы в подробностях рассказать о происходившем
Не сохранилось никаких фотографий, лишь отрывочные воспоминания старожилов и родственников тех, кто оттуда вернулся и тех, кто хоть что-то рассказывал о годах, проведённых в бараке на берегу Байкала.

По пути Кирилл поведал, что трудлаг в Песчаном предназначался для заключённых, осуждённых за нетяжкие преступления, в основном за кражу социалистического имущества. Взять тех же жителей Хужира: за двух омулей их отсылали в Песчаное на два года, за кражу одного омуля – на один. В среднем, заключённые не проводили в лагере больше четырёх лет, но бывали те, кто торчал там и по восемь. Однако жизнь их не была лёгкой. Сам лагерь располагался прямо на берегу неслучайно – заключенные занимались ловлей рыбы и её заготовкой сначала для нужд поднимающейся с колен молодой советской республики, а затем для обеспечения фронта. Работать приходилось в любую погоду, в жару и холод, и под штормовыми ветрами, особенно свирепыми на Байкале осенью. В пятидесятых годах лагерь закрыли, но кто-то из бывших его охранников остался жить на берегу Байкала. Так и возник этот маленький затерянный в глуши посёлок, дотянувший кое-как до наших дней. За много лет бараки и хозпостройки истлели и разрушились, а люди всё продолжают жить. Занимаются в основном ловлей и заготовкой омуля, да возятся с туристами: торгуют сувенирами и водят небольшие экскурсии по окрестностям.

Будаев как раз успел закончить свой рассказ к тому времени, как буханка со скрипом затормозила, спустившись по песчаному склону в низину. Холмы были затянуты дымкой. От самого берега тянулись остатки полуразрушенного причала, у которого стояли когда-то рыболовецкие лодки. Гладь озера словно сливалось с небом, и вдалеке можно было разглядеть чёрные пятна выныривающих из тумана бакланов.

– Идём! – помахав на прощание водителю и благодарным за рассказ туристам, Кирилл схватил меня за руку и уверенно потащил по тропинке вглубь посёлка, к аккуратному домику, стоящему на окраине.

На пороге его сидел немолодой мужчина. Первым глаза к себе приковывало его худое сосредоточенное лицо, исчерченное морщинами, из-за которых человек этот казался гораздо старше своего возраста. Потом взгляд сразу падал на шрам на левой руке, выступавший из-под закатанного рукава льняной рубашки. Хорошо заметный рубец тянулся от предплечья к запястью, обозначая места, где когда-то была разорвана кожа. Мужчина что-то вырезал из дерева и, казалось, так был поглощён своим делом, что совсем не обращал внимание на суматоху, поднятую туристами. Выверенные точные движения пальцев заставляли восхититься мастерством, однако, ничто не выдавала в нём шамана, в этом человеке, сидящем на ступеньках своего дома. На первый взгляд он казался простым и правильным, очень... земным.

Едва только услышав скрадываемый песком отзвук шагов, он вскинул голову, поднялся на ноги, всматриваясь в двух людей, быстро идущих к нему по тропинке.

– Кирилл, ты? – с растерянной, такой искренней радостью спросил он, выходя навстречу. – А мне Алтана с утра твердит, что ты будешь, а я не верил. Решил, совсем с ума сошла, лиса старая.

Кирилл тряхнул головой, не в силах в первую секунду сказать ничего. Они тепло обнялись и какое-то время просто стояли так, не пытаясь преодолеть молчание, потому что оно было правильным, оно было... очень личным. Я замерла поодаль, давая им разделить этот момент без своего участия. На песок рядом со мной опустилась огромная лапа – лисий дух обходил меня по кругу, с интересом помахивая всеми тремя хвостами. Я задрала голову, рассматривая его в ответ с таким же нескрываемым любопытством. Онгоны Кирилла, Янхар и Банхар, были лисами, так сказать, в натуральную величину. А вот Алтана бы легко заняла собой целую комнату в той самой однушке на Анохина. Её густой ухоженный мех при движении переливался из золотого в огненный, и зрелище это завораживало. Таким был главный онгон старого заклинателя, первая шаманка рода Будаевых, от которой дар передавался всем следующими поколениям, Алтана.

– Прости, что не предупредил. В Песчаное можно только спонтанно попасть. По плану в такую глушь даже уазик не поедет, – шутливо махнул рукой Кирилл.

– Да, глушь у нас порядочная. Я уж и сам собрался в посёлок переезжать. Уже тяжело одному хозяйство вести, сердце подводит, – старый шаман вдруг закашлялся, как будто осознал, что сказал лишнего, – Спорить пытался, да с ней поспоришь.

Дядя Сэнхэ даже не кивнул на Алтану, но и без того ясно было, что речь он ведёт о ней. Однако Кирилл верно выделил главное из потока слов.

– Сердце? – переспросил он, и лицо его тут же сделалось напряжённым.

И в этот момент старый шаман заметил, что, скромно стоя в сторонке, его главный онгон уже давно с редкостным усердием обнюхивает мои волосы.

– Ты не один приехал? – с таким же растерянным удивлением спросил он, вновь оборачиваясь к Кириллу.

– Не один, – с удовольствием подтвердил Будаев. – Это Василиса, моя... – поймав мой ехидный взгляд он поправился находу. – Любовь всей моей жизни. А это дядя Сэнхэ, мой наставник и вдохновитель.

Заклинатель духов поднял на меня свои спокойные проницательные глаза. Их цвет напоминал смолу, нагретую на солнце, а взгляд словно в самую душу проникал, пытаясь прочесть невидимые нити судьбы. Но мягко, ласково, так, что ты сам был готов ему довериться. Эта странная магия продлилась всего секунду и почти сразу оборвалась.

– Ой, скажешь тоже, – отмахнулся дядя Сэнхэ. – Вы проходите в дом скорее, я пойду чай поставлю.

Его движения, проворные и плавные, напротив, совсем не выдавали возраста. Едва мы переступили порог его дома, как нас тотчас окутал знакомый запах жжёной полыни и чабреца. К нему едва уловимо примешивались ещё какие-то курения. Обстановка в гостиной была простая: круглый дубовый стол, накрытый клетчатой скатертью, в углу сундук, на котором умостилось слегка потрёпанное чучело енота. Над дверью свисал амулет-путанка, с вплетёнными меж ветвей ракушками. Ловил, наверное, нехорошие мысли всяких непрошеных гостей. Сэнхэ Батоевич почти сразу исчез за дверью соседней комнаты, громыхая старым железным чайником со свистком. Удостоверившись, что дядя его не слышит, Кирилл недобро зашипел на Банхара, увивавшегося возле его ног:

– Ты меня поэтому позвал? Сердце?

– Мы позвали, – невозмутимо поправил лис.

– Только не говори, что ему совсем немного осталось.

– Старый уже, – уклончиво заметил лис. – Ему на покой пора. Тяжело камлать. Ты заменишь.

– Ты прекрасно знаешь, что я не смогу, – огрызнулся Будаев.

– Не сможешь, значит, умрёшь, – отрезал в ответ онгон, и сразу ясно стало, что спорить с ним бесполезно.

– Спасибо, Банхар, ты очень добрый, – угрюмо проворчал Кирилл, нарочито отворачиваясь от лиса в сторону.

Лицо он спрятал, но всё равно заметно было, как сильно оно изменилось. Как тревожное смятение оставило на нём свою печать, как неясное, гнетущее предчувствие легло на сердце заклинателя тяжким грузом.

– Ничего, Кирилл, – шепнула ему на ухо ободряюще. – Выкрутимся как-нибудь, меня со счетов не списывай.

Кирилл в ответ сжал мою руку под столом. В этот момент дядя снова появился в гостиной и принялся разливать по кружкам душистый травяной чай.

– Может, помочь с чем? – вскинул голову Кирилл.

– Сиди уж, – отмахнулся дядя Сэнхэ. – Я-то не ждал гостей, неловко, как бы вы голодными у меня не остались-то, –приговаривал он, деловито кружа по гостиной.

Ты сидишь за столом, слушаешь эти неловкие извинения, огромными глазами глядя, как перед тобой множатся угощения: боовы, фрукты, варенье, айрхан. Понимаешь медленно десятую часть того, за что Кирилл так любит своего дядю.

Старый шаман наконец сел за стол. Отхлебнул из чашки, зажмурился, выдыхая, потом воззрился на племянника хитрым взглядом.

– Ну рассказывай, чего пожаловал?

Кирилл будто не ожидал вопроса, сначала втянул было воздух для ответа. Потом шумно выдохнул, глядя в сторону, и зарделся. Дядя Сэнхэ сразу понял, в чём дело.

– Ну ладно, я знаю, что не со стариком повидаться, – подбодрил он.

– Мне пора проходить второе посвящение, – на одном дыхании выпалил Будаев.

Дядя смерил его долгим пронизывающим взглядом.

– Ах, вот оно как.

Заключение это было пространное, интонация – нечитаемой. За столом повисло настороженное молчание.

– Ты прости, что я долго не приезжал, – глядя в чашку, пробормотал Кирилл.

– Как душа позвала, так и приехал, – безмятежно отозвался старый шаман, приобнимая племянника за плечо. – Это правильно. Ты к Должин Булатовне не заглядывал ещё?

Кирилл покачал головой.

– Загляни. Она очень ждёт тебя.

Будаев ничего не ответил на это. Кивнул неопределённо и уставился в свою тарелку. Он ни разу и слова плохого не говорил о мачехе, но каждый раз, когда речь заходила о ней, мрачнел.

Изначально я планировала тихо посидеть, не устраивая помех семейному воссоединению. Но очередная неловкая пауза ранила даже меня, поэтому пришлось бесцеремонно влезать в беседу, чтобы направить разговор в другое русло.

– Сэнхэ Батоевич, а если не секрет, почему вы поселились здесь, в Песчаном? И правда ведь сложно до вас добраться, даже если совсем рядом жить.

– Это чтоб просители совсем уж не донимали, – тот развёл руками со слегка виноватой улыбкой, – А то пристанут некоторый как банный лист, чтоб у соседки в огороде все помидоры завяли да корова сдохла, и всякая подобная ерундистика. Я уж не знал как их отвадить, поэтому пришлось забраться в такую глушь. Кому я действительно нужен, тот найдёт, – дядя Сэнхэ вздохнул и
задумался о чём-то своём. У Кирилла тоже был такой взгляд, рассеянный и отрешённый, когда тот блуждал в своих мыслях где-то далеко, может, даже в других мирах. – Мне хорошо здесь, душа отдыхает. Всё равно под старость ты всегда больше там, чем здесь, – и без лишних уточнений, расспросов ты невольно догадывался, что заклинатель говорил про тот мир, Дальний берег. Он, кажется, и сам понял, как звучат его слова, встрепенулся, словно отряхиваясь от мыслей. – Хотя это никуда не годится. Вот, поеду в посёлок, буду исправлять. Я и правда заскучал уже по людям. Да вы ешьте, кушать хорошо надо. Сидите там, небось, без обеда в своих университетах. Ладно сам, здоровый лоб, Яся-то там как? Давно не слышал от неё... – на этих словах Сэнхэ Батоевич погрустнел.

– Яся скоро приедет, – лучисто улыбнулся Кирилл, – сама всё расскажет, она тоже очень по тебе соскучилась. Досдаст свои долги по учёбе, дообнимает подружек и прилетит.

Дальше разговор потёк плавно и без неловких пауз. И затянулся незапланированно долго. Когда мы вышли из уютного домика на берегу озера, был уже поздний вечер. Мягкий усталый свет уходящего дня ещё стелился по водной глади, медленно угасая. На крыльце по-прежнему ощущалось тепло, а над крышей гулял уже пронизывающий ветер, приносящий с собой ароматы хвои и влажной земли. На востоке искрились, рассекая мрак, первые звёзды, и тишь стояла такая, что в ней хорошо различимо было даже наше дыхание.

– Вот чёрт, – озадаченно пробормотал Кирилл.

– Чего такое? – я шла следом, и потому, когда он внезапно остановился, с размаху врезалась в его плечо.

– Темно уже. И ни одной буханки как назло. Как же мы с тобой в посёлок-то дойдём? – озадаченно пробормотал Будаев, оглядываясь по сторонам.

– Что, заболтал я тебя, Кирилл? – следом за нами на крыльцо, посмеиваясь, вышел дядя Сэнхэ. – Ну прости, пожалуйста, так долго не виделись. Ничего страшного, я вас на ночёвку в гостевой юрте определю, – хитро подмигнул племяннику.

– В юрте?

– Хоть место глухое, а туристы здесь часто бывают. Поставили для них юрту вот, из Монголии привезли, экскурсии водим, про обычаи наши рассказываем, буузами угощаем.

– Ну ты даёшь, – восхищённо пробормотал Кирилл, когда в конце посёлка, прямо под песчаным склоном с нависающими соснами, и впрямь замаячила во мраке пузатая юрта.

Я не смогла сдержать восхищённого вздоха. Такого глубокого байкальского погружения никто из нас не ожидал, но кажется, когда попадаешь на Байкал, магия начинает твориться как-то сама собой.

– Там для ночёвки всё есть, огонь бы только развести, – дядя что-то незаметно вложил в ладонь Кириллу, но в сумерках было не разобрать. – Ну, разберёшься. Ты ж у нас, Кирилл, бурятский мальчик, в юрте, знаешь, как устроиться. Ну, спокойной ночи, дети.

Я обернулась, чтобы попрощаться, но старый шаман уже исчез во мраке подступающей ночи, будто его и не было. Только рыжий всполох едва заметно высветил тропинку на песке и почти сразу угас, рассыпавшись янтарными искрами.