Вслед за желтыми шнурками| не упусти свое счастье
Тимофей потер уставшие глаза, потянулся в кресле и замер. Все никак не получалось перешагнуть через свои принципы и начать редактировать этот несчастный текст об очередной межгалактической войне. Но, постойте, убийства, хаос, война, это что же, тема для детской книги?
Что там издатель курил, когда одобрил это творение в печать? И какие, спрашивается, мухоморы, курил он сам, когда отмечал свой первый день в издательстве, как второй День Рождения?
Какая наивность – это скорее оказались похороны под завалами редактирования многочисленных рукописей, бессонных ночей и вечного ворчания главного редактора: "Петренко, хватит вычеркивать из историй отрицательных персонажей!"
– Тим, что со шнурками? – От мысленного бунта парня отвлек звучный, низковатый голос очаровательной брюнетки, от неожиданности пробивший все тело до приятных мурашек.
Она радушно улыбнулась, ставя перед ним большую кружку с самым вкусным кофе из дешевых одноразовых пакетиков, которую для праздничного настроения украсила взбитыми сливками.
– Нинка-снежинка, сама варила? Как всегда восхитительно! – Тим тепло улыбнулся, наигранно вдыхая аромат обычной странной мути с кипятком, и вытянул вперед большой палец в коричневой перчатке с продырявленными пальцами.
– Ну, конечно, котик, только из самых отборных зерен арабики, – в тон ему ответила девушка, опускаясь на соседний свободный стул. – Так что со шнурками?
– А что с ними не так? – Тим забавно выгнул брови, ставя на стол кружку и опуская глаза в пол, пытаясь рассмотреть в своих рождественских носках с Санта Клаусом и коричневых ботинках с разными шнурками действительно нечто сверхъестественное. – Да целые вроде. – Он невинно пожал плечами и запустил руку в свои кудрявые волосы, улыбнувшись.
– Почему сегодня именно эти цвета: черный и желтый?
– Будешь много знать – состаришься!
– Эй, ну скажи, ты же мне всегда объясняешь свою эту шнуровую философию.
От последних слов Тимофей поперхнулся кофе, и с внутренним восторгом в озорных орехово-теплых глазах взглянул на девушку, думая о том, что это просто гениально и надо срочно записать.
– Скоро и так узнаешь, – он смущенно отвел взгляд, свободной рукой сжимая в кармане пиджака два маленьких билета в кино.
Где-то за окном белоснежным волшебством на землю опускался снег, а разноцветные гирлянды вспыхивали веселыми нарядными огоньками, преображая улицы городка в настоящую предновогоднюю сказку.
Где-то с неба Тимофею светили понимающие звезды, скрытые за пеленой снежных сизых туч. Они грустно наблюдали за тем, как, придя глубокой ночью домой, он застыл над старым, пожелтевшим от времени семейным фото и долго всматривался в нежную улыбку матери.
Черный – к годовщине смерти самых дорогих в мире людей.
Но сердце все еще грели мечты о том, что этот Новый Год он не будет встречать один. Желтые шнурки были точно путеводной ниточкой к чему-то новому и хорошему – к переменам.
Но он и вообразить не мог, что за эту ниточку крепко ухватится совсем не коллега, а девчушка из другого мира.
***
У Нины был просто чудный голос: такой командирский, задорный, с немного самонадеянными нотками, что всегда веселили Тимофея, при том, что в последний день сдачи рукописи мчалась к нему вся в слезах и просила проверить, не напортачила ли в исправлениях. Нина хоть упрямая, уверенность напускает, а в душе сущий ласковый и пугливый котенок. Такого хочется прижать к себе, усадить на мягкий диван, закутав теплым шерстяным пледом, поить фирменным кофе из магазинных пакетиков, и смеяться так привычно над Кэвином, который остался в очередную новогоднюю ночь один дома. Прямо, как он, только совсем не по своей воле. В его сценарии на заднем фоне играет по Первому каналу какая-то веселая музыка, со стороны двора разносятся оживленные голоса подростков, зажигающих бенгальские огни, а в ушах все этот звон бьющихся автомобильных стекол, крепкие объятия матери, закрывающие собой и... пустота. Глухая, бесцветная, горькая.
Нина не пришла.
– А ну-ка взбодрись, чего такой кислый? – Бывший сокурсник – рослый светловолосый парень довольно ощутимо хлопнул того по плечу, в качестве «бодрости» вручая тому баночку пива.
– Лучше бы на каток позвал, кино – банальщина, романтик чертов. – Усмехнулся рядом стоящий рыжий парень в просторной куртке в армейскую расцветку. – Дурень, тупоголовый, нас-то че сюда притащил? – Рыжий многозначительно развел руками на большой каток в парке Горького, в центре которого они стояли статуями трех богатырей в окружении маленьких детей и парочек.
Тимофей в ответ натянул на самые уши свою серую шапку и едва не ляпнул: «ля-ля-ля», как делал с того самого дня, как не стало родителей. На все вопросы взрослых о том, тяжело ли ему без них, скучает ли он по ним, он начинал петь, а его печальные охровые глаза теряли живой огонек. Но парень только закусил нижнюю потрескавшуюся от холода губу, и, на удивление друзей, не проронив ни слова, жадными, большими глотками выпил все содержимое алюминиевой банки, раздосадовано бросив: «Хрень это все, любовь ваша».
– Да ты у нас поэт, Тимоти!
– Слушай, ну, может, у нее дела какие были, вот и забыла о свиданке. – Тот, что порослее и выше, ободряюще улыбнулся другу.
– Просто Тимоти у нас слишком душка, чтоб девчонки на него велись. Давай, пробуди в себе самца!
– Ты труп, Арсений! – Тим недобро сверкнул глазами.
– Ну давай, догони меня, тряпка. – Парень поддразнивающе загоготал, прекрасно зная, что выйдет победителем, чутье подсказывало, а не его занятие хоккеем с детства.
Рыжий легко оттолкнулся от льда и рванул в самую гущу толпы под недовольные возгласы отдыхающих. Тим же, совсем забыв, что и кататься-то толком не умеет, неплохо разогнался и полетел совсем не в ту сторону, так, точно бежал к чему-то своему. Недосягаемому.
Интересно, с кем сейчас Нина? Кто смотрит в ее лучистые глаза, гладит ее нежные руки, слышит ее громкий, как праздничные хлопушки, смех?
«С кем же тебе теплее этой зимой, чем со мной... а, Нинка-картинка. Нинка-смешинка, Нинка...»
Так задумался, что не заметил, как влетел в огромную красавицу елку под три метра в высоту, что ознаменовала весь праздник в городе.
– Пс, парень, хочешь в Страну Чудес?
Тимофей ошарашено грохнулся на лед, пытаясь внушить себе, что елки не бывают говорящими и что у него, кажется, началась горячка.
Он вроде не Алиса, да и нор никаких поблизости нет. Примерещится же.
– Елки не кролики, чтоб чудить, – пытаясь образумить говорящее дерево, произнес Тим, покачав головой.
– А совы могут, ку-ку, совы все могут.
«Нечего мне тут «ку-ку», я и так знаю, что «ку-ку»!» – это было последней мыслью перед тем, как его схватили чьи-то чужие руки и утащили в недра елки.