Глава 4. Осколок света
Рассвет был тихим.
Он не поднимался — он просачивался сквозь трещины бетонных плит, через выбитые окна, вдоль ржавых перил, облепленных мхом.
Она шла медленно.
Компас в её руке пульсировал ровно, без колебаний. Стрелка знала путь.
Руины города лежали перед ней, как тело без имени.
Пустые дома, половины лестниц, балконы, свисающие в никуда.
В этом мёртвом куске мира она чувствовала... движение.
Слабое. Но настоящее.
Там, впереди, за искривлением воздуха, что почти не отличалось от миража, — то место, которое звало.
Она остановилась у границы.
Поле не было видно.
Только воздух становился плотнее, медленнее. Пространство слегка пульсировало, как дыхание спящего зверя.
Это дыхание убивало. Она знала. Она видела.
Но не остановилась.
Компас вспыхнул.
Она шагнула.
Никакой боли. Никакого звука.
Лишь прикосновение — как прохладная вода, замершая у поверхности кожи.
И всё.
Деревня открылась перед ней внезапно.
Будто кто-то стёр стену, и за ней оказалась жизнь.
Она осталась стоять.
Наблюдала.
Не страх.
Не злоба.
Не готовность к бою.
Недоверие. Ожидание. Жизнь.
И — нечто иное.
Не просто странное.
Невозможное.
Они были не совсем люди.
И не совсем звери.
Лица с чертами зверей — вытянутые морды, уши, шерсть, когти. Кто-то с копытами, кто-то с хвостом.
Одни — как хищники, другие — как дети леса.
Но все — живые, целые, настоящие.
Она видела за три века многое.
Мутантов. Искалеченных. Расползшихся разумом.
Гибридов, которых сама природа пыталась забыть.
Но здесь...
это было естественно.
Словно мир нашёл новое равновесие, о котором ей забыли рассказать.
Что-то внутри неё сжалось.
Почти дрожь.
Но не от страха.
Это место...
Эти люди-звери...
Они не были ошибкой.
Они были чем-то новым.
Чем-то, что жило вопреки всем правилам, к которым она привыкла.
И в груди — где-то между тенью и пеплом — дрогнуло что-то тонкое.
Как ветер. Как голос, забытый из детства.
Надежда.
Хрупкая.
Слишком тихая, чтобы обрадоваться.
И следом — раздражение.
Оттого, что после стольких лет она снова что-то чувствует.
Небольшие дома — из дерева, металла, стекла, спасённого из мира, которого больше нет.
Крыши — зелёные, перекошенные. Между ними — верёвки с лоскутами ткани.
На улице — дети.
Смеялись. Бегали. Тянули друг друга за хвосты, гонялись за обручем.
Она осталась стоять.
Тело — неподвижно, но внимание сосредоточилось.
В ступнях — самое живое.
Там, где плотная кожа — грубая, но чувствительная.
Там, где нервные окончания принимают сигналы с точностью боли и правды.
Пальцы на ногах слегка напряглись, расправились — будто пытались прочитать землю под собой.
Тёплая пыль. Мелкие камни. Дыхание деревни.
Она слушала.
Не ушами — кожей, плотью, телом.
И с каждой секундой понимала все ясней:
здесь — не мёртво.
Она сделала шаг.
И всё замерло.
Один мальчик отпустил обруч — тот покатился в её сторону, остановился у самой ноги.
Другой — остался стоять с открытым ртом.
Третья — спряталась за ящик, но не отводила глаз.
— Человек... — кто-то прошептал.
Мгновение — и деревня ожила уже иначе.
Ставни захлопнулись. Окна — запотели от внезапных лиц.
Скрипнули двери. Кто-то уронил глиняную миску.
Шорох лап. Звон колокольчиков. Шёпот.
Она стояла в центре деревни — и жизнь вокруг по-прежнему текла в тишине, словно дышала, но не решалась сделать шаг ближе.
Кто-то приблизился к ней.
Тело — вытянутое, обтянутое гладкой чешуёй. Свет скользил по ней, как по полированной кости.
Ящерица на двух ногах. Пропорции человека — движения тени.
Хвост, мягко балансирующий за спиной. Руки, длинные и гибкие.
Лицо — без выражения. Только глаза — вертикальные, ясные, как капли воды в грозе.
Она остановилась перед гостьей и низко склонила голову, не сводя взгляда с лица.
— Старший шаман желает говорить с вами, — голос был сухим, но в нём было нечто старинное, как эхо забытых ритуалов.
— Он считает этот разговор необходимым.
Девушка кивнула.
Ничего не сказала.
Просто пошла.
Башня храма стояла особняком — выше других домов.
Сложена из камня и обломков прошлого.
Сводчатая, кривая. На стенах — резьба, больше похожая на трещины.
Внутри было темно, но свет всё же находил пути — сквозь прорези в потолке, через мутные стеклянные линзы.
Пахло металлом, землёй и чем-то далеким — словно здесь хранился остаток дождя, который больше не шёл.
Шаман сидел в центре.
Старый гусь. Белый, с редкой, почти прозрачной щетиной. Клюв — длинный, тронутый трещинами.
Руки — с пальцами, заточенными временем.
Глаза — бесконечно уставшие.
Он не двигался, как будто слушал течение внутри собственной головы.
Когда она вошла, он моргнул. Медленно.
Долго смотрел. Потом кивнул сам себе.
Его голос прозвучал торжественно, как проповедь.
— В давние времена... кошки не были домашними.
Они просто были. Без нужды в смысле.
Делали, что хотели, не объясняясь.
Ходили по крыше мира, как по забору между снами.
Мурлыкали вселенной — и она слушалась.
Потом появились люди. С вопросами.
Зачем жить? Ради чего страдать? Где истина?
А кошки...
Они просто зевнули и ушли спать.
Девушка моргнула, чуть склонив голову:
— ...Это всё?
Бонду кивнул, не открывая глаз:
— А что вы хотели? Инструкцию по спасению мира? Мудрость — это когда абсурд звучит так, будто имеет смысл.
Он открыл один глаз, скользнул по ней внимательным взглядом – с головы до босых ног.
—Прошу прощения за мои манеры, — наконец сказал он, — Я бы поклонился, но тогда уже не встану. Впрочем, вам мои поклоны и не нужны.
- Я Бонду - шаман и хранитель этой деревни, - сказал он величественно.
Она не отвечала. Просто ждала.
— Да, да, — он помахал лапой, — всё быстро, всё срочно. У нас мало времени.
И много глупых. Один из них особенно.
Кот. Мальчик. С душой мечтателя и инстинктами камня.
Он щёлкнул пальцами — и забыл, зачем.
— ...А, да.
Он ключ. К финальной двери.
К вашей.
Вот уж не знаю, радоваться вам или страдать, но без него дальше вы не пройдёте.
Вы должны... спасти его.
Хотя бы временно. Чтобы всё это — жестом обвёл храм — не было напрасно.
Он замолчал.
Смотрел на неё, словно надеялся, что она скажет что-то. Или что он вспомнит, что хотел сказать дальше.
Она слегка нахмурилась.
И без слов развернулась.
Нелепое создание казалось безумным, но что если это правда?
Уходила медленно.
Не спеша.
Так, как уходит человек, которому дали не ответ, а очередное испытание на пути.
...
Выход из деревни был почти невидим.
Пыльная тропа, уходящая в развалины. Камни, будто рассыпанные случайно.
Никакой стены, никакой ограды. Только ощущение: дальше — уже не здесь.
Она шла спокойно.
Ни один взгляд не цеплялся за неё.
Лица из окон исчезали. Дети прятались, но уже не визжали.
Мир принимал её уход так же, как и приход — с непониманием, но без препятствий.
Она почти дошла до границы поля, когда за спиной послышались лёгкие шаги.
— Подождите... пожалуйста...
Она обернулась.
Девочка лет десяти, кошачье лицо, мех на скулах.
Глаза — слишком серьёзные для её возраста. Хвост подрагивал, как нервная струна.
Девочка-кот подошла и протянула ей маленький свёрток ткани.
— Передайте ему... если увидите.
— Это для Сая.
Она взяла лоскут.
На нём — аккуратно вышитый силуэт котёнка.
Немного неуверенный. Лапы слишком большие. Уши в стороны.
Что-то между шуткой и иконой.
— Он не умеет скучать, — тихо сказала девочка. — Но всё равно скучает.
Она молча кивнула.
Девочка замерла, словно хотела добавить ещё.
Но лишь отступила назад.
...
Она шагнула через границу.
Путь снова стал пустым.
Руины города растворялись в равнине. Воздух потяжелел.
Компас в руке пульсировал ровнее, чем сердце.
Она шла без остановок.
К вечеру небо начало расползаться в медный туман.
Камни стали мягче. Тишина — глуше.
И тогда она почувствовала это.
Сначала — пульс в подошвах, как лёгкое эхо шагов.
Затем — нечто, пробуждающееся в воздухе.
Не агрессия. Не тепло.
Присутствие.
Нечеловеческое.
Не чуждое — просто... не отсюда.
Почти то же, что она чувствовала в деревне.
Как если бы ткань реальности там была тоньше.
Как если бы кто-то оставил след — и этот след шёл рядом.
И ещё — движение.
Два силуэта, впереди, среди развалин.
Плечи. Броня. Карабин.
Рейдеры.
И между ними — кто-то ещё. Мелькание тени, движения не в ритме.
Нужно успеть.