Глава 20
На Амстердам скатилась мгла, когда коматозника Адриана снарядили больничными аппаратами. Его обеспечили вентиляцией легких, поставили кардиоманитор и прочую парашу, которая позволяла не подыхать. Роэль засиделся в палате с нами тремя до полуночи, а после, наболтавшись с медсестрой, угнал к девушке, когда та раз пять брякнула ему. Некому было и сообщить – Адриан при полусмерти, и Роэлю пришлось оплачивать чертову спецоперацию по его спасению. Во взгляде Адриана, застывшего у окна, я видел отчаяние. Он плевал на себя, плевал на Роэля, меня и медсестер, которые наставляли болтать с ним, держать его за руку и следить.
Но следить за чем? За тем, как он лежит замертво с закрытыми глазами? Не шевелится, не дышит самостоятельно? Следить за тем, откроет ли он глаза? С настроением Адриана, если бы медики знали, парень либо свалится в морг, как бы это грубо не звучало, либо побьет рекорд по коме и, как очнется, не вспомнит своего имени.
Я не знал, как поговорить с Адрианом. С каждой секундой он сильней бледнел. Я мог оставить его в палате и не помогать не двигаться с места, улететь по плану в Нью-Йорк, но... Но гад мог умереть, а я мог дать надежду, не так ли?
- Адриан? – я позвал его.
- Я слишком замерз, - сказал он, отвернувшись ко мне от окна. – Когда это дерьмо закончится?
Я закопал ступни в пол, стоя над ним, и решил отдать парню свитер. Он уже мне надоел. Я стянул шмотье через башку, и Адриан не стал сопротивляться, когда я подал. Он сидел на стуле у окна и скрестил руки, сгорбившись.
- Мы можем выйти отсюда? – он спросил.
Адриан де Хаан отходил от слез.
- Куда? – его голос дрожал.
- Не знаю, просто, нужно выйти отсюда, я не могу здесь находиться.
Я молча развернулся и потопал к двери, потянул ручку, закрыв глаза и сосредоточившись, точь перенеся свой вес на пальцы, и открыл. В палату залетел свет из коридора. Адриан промолчал, встал, осмотрел тело Адриана под одеялом, и вышел за мной в коридор. Я закрыл дверь и осмотрелся в надежде вспомнить, где выход. В итоге Адриан вел.
Мы вышли в огненный Амстердам, и мое нагое тело обдал ветер. Свитер оказался Адриану по размеру, я заметил. Стандартная «эмка». Мы застыли у больничной вывески «OLVG» и решали, куда удрать. Впрочем, долго перетыкаться не пришлось – Адриан де Хаан метнулся налево, к стоянке такси. Мы бы могли сесть на GVB-трамвай, доехать до Флевопарка, как я предложил, но Адриан отказал. Он добежал до горящего такси и метнулся в салон за женщиной с подолом до икр. Адриан ловко переполз на переднее сиденье, я остался на заднем, и дама на заднем хлопнула дверью. От мужчины-водителя несло одеколоном.
- И куда мы едем? – я спросил.
- Я не знаю, - Адриан скрестил руки.
- Мы хотя бы найдем дорогу обратно?
- Мне плевать, - он шмыгнул носом.
Я свалился в самый угол тачки.
Странно ехать полуголым в такси чертпоймикуда. Я никогда не был в этой части города. Или не помнил. На меня набегали жуткие мысли. О том, в коме ли Адриан де Хаан? Может, он умер? Наверняка, когда умираешь, будучи в коме, что-то чувствуешь. Но я не знаю, мне выдалось умереть сразу.
Я думал об Эль. Я не знал, сколько времени, наверняка в Нью-Йорке день, Эль Люци Сантана в кафе или колледже. Мне захотелось коснуться ее рук. Я взглянул на Адриана убедиться, пялиться ли он на меня через отражение в окне, запрокинул голову и закрыл глаза. Я представлял, как ее тонкие пальцы щекочут меня. Она кидает руки на плечи мне и приближается, заводя меня даже секундным дыханием. И я обнимаю ее за оголенную талию, проникая Эль под блузку или майку. И все взмывает вверх, когда я целую ее, или когда она целует меня. И я понял, что влюбленных мыслей тяжело избежать. Будь ты на конференции, в толпе, кино, одна мысль о любви заставляет думать о любви дальше.
Такси остановилось на светофоре, а я также думал об Эль.
Неужели Адриану де Хаану некого любить и не за кем гоняться?
- Когда ты последний раз был влюблен?
- В девятом классе.
- И ты не хочешь больше влюбляться?
- Нет, - он отвечал резко.
Я замолк.
- Почему?
- Потому что это больно.
- А что, если есть шанс, что не будет больно?
- Любовь никогда не обходится без боли, ван Белль. Тебе ли не знать?
Я прикоснулся лбом к стеклу и задумался сильней. И вправду, любить зачастую больно.
- Как ты погиб? – он спросил.
- Оу, - я промямлил. – Это произошло в Рождество.
Адриан смотрел на меня через отражение в окне.
- Мои дядя с тетей уехали отмечать Рождество, а мы с Монно, моим кузеном, отказались ухать и напились. Монно был сильно пьян, и я был сильно пьян, чтобы... Чтобы вовремя спасти его жизнь и спасти свою жизнь, и спасти жизнь родных. Чтобы очнуться. Монно просто курил и заснул, да и я спал. Я не чуял, что начался пожар, что я пылаю, ведь я просто напился, - я сглотнул. – Мне его не хватает. Мне не хватает mama и тети с дядей. Я соскучился по их собаке, Кикою. Я такой ублюдок, Адриан.
Он обернулся и похлопал меня по голому плечу.
- Ты не ублюдок, если говоришь, что ублюдок, - он сказал грубо, но заставил меня улыбнуться.– И да, от этого свитера, - показал он рукав. - От него нет толку.
Я ухмыльнулся.
Мужчина-таксист вывез женщину с подолом до икр недалеко от дома Адриана, в минутах десяти, как де Хаан выбил. Я выскочил из тачки за дамой, и Адриан успел перелезть назад, пока дверь не захлопнулась. Мы встали у края канала и провожали женщину, что поднялась на кольцо.
- Мы сможем пройти ко мне домой? – спросил Адриан.
- Разве у тебя есть ключи?
- Нет, - он ответил.
- Я бы мог предложить тебе разбить окно и попробовать залезть через него, но, к счастью, нет, - я поднял глаза на него и пожал плечами.
- Тогда пошли.
- Куда?
Он уж отошел от края и обернулся.
- Не знаю. Мне плевать. Просто пошли. Мне плевать, куда.
Адриан хлестнул рукой по бедру, и я отступил от края, выдохнув. «Главное, - я думал. – Суметь вернуться в больничку. Или мы можем прикончить какого-нибудь упыря, ему вызовут скорую, и доедем с ним за одно. Пожалуй, так и сделаем, если упырь попадется еще тот упырь».
Мы перешли пару каналов, мостов, свернув на Гроенбургвал, и дальше направо, прямиком в бар Фредди.
Адриан быстро решил зайти внутрь. Он забежал в бар и прыгнул на стул рядом с вдребезги пьяным мужиком в костюме, и я залетел на сидушку тоже. Пахло бухлом и куревом. Я никогда не был в этом баре. Я вообще не ходил по барам. Мы драли алкоголь с Монно на камушках порта Шеллингвуд и только.
- Тебе стоит вернуться в больничку и очнуться, - я ежился на стуле. – Так нельзя.
- Как ты думаешь, зачем я покончил с собой? Чтобы побродить привидением и вернуться к прежней жизни, к куче дерьма?
- Но... - я заикался.
- Но что!?
- Я думаю, ты не достоин смерти, Адриан, - я развел руками и выдохнул.
- Мне плевать. Мне плевать, что ты думаешь. Видишь, я затащил тебя в бар в надежде, что получится нажраться! Ты думаешь, я хорош!? Я отвечу тебе. Нет, я плох! - он утверждал, пялился на меня и тыкал себя в кадык. – Я не хотел привлекать внимание суицидом, я не хотел жалости, я просто хотел сдохнуть, - он вскинул руки.
- Чувак, черт подери, если у тебя есть шанс изменить все, добиться всего, так почему ты спускаешь его в утиль!? – я запищал.
- ДА МНЕ СТАЛО ВСЕ ЧУЖДО! Все эти шансы, - он кричал. – Если тебе так нужно, чтобы какое-то дерьмо, сгусток, заполнило мое гребанное тело, заполни его собой! Я думаю, ты отлично подойдешь на эту должность! Тогда посмотрим, - он грубел сильней и сильней, но охрип. – Как ты будешь выживать и стараться, когда твой труд не воспринимают, когда все катится к яму! – он отвернулся. – Черт, - Адриан смотрел в ноги и опять поднял глаза. – А ты можешь вселиться в меня? Подожди, - Адриан зачесал лоб. – Стоп...
***
Я был настолько хорош, что, если б из пневмата мне зарядили сотню пуль в сердце, я бы и не скрючился от боли. Я не знаю, как это возможно. Я не знаю, как можно согласиться вселиться в тело. Я не знаю, здоров ли я умом. Но я точно знаю, что жить я хочу. И плевать, что отныне не то чтобы сто, а одна гребанная пуля способна убить меня.
После разговора с Адрианом, за те часы в баре я понял, что нельзя вмешиваться в уже совершённый выбор умереть. И я согласился вселиться в парня, хотя не был уверен в том, получится ли.
Из бара Фредди мы с Адрианом де Хааном вывалились трезвыми в шесть, под рассвет. Мы сели на станции метро «Рокин» и доехали до остановки трубки, пересев на третий трамвай. Солнце всходило и золотило Амстердамские крыши, а голландцы с утром переминались с кроватей на велосипед. Я прислонился к окну трамвая и заметил, как солнце начинает согревать мои плечи.
Я обретал надежду, только колени тряслись все равно.
«В коме ли Адриан? Если парень рядом, он либо в коме, либо умер. И что, чтобы воскреснуть, люди намеренно ложатся в тела обратно? Кто их учит этому? Они сами соображают? А значит те, кто не соображает, не выходят из комы? Почему все восемь месяцев я не чувствовал тепло лучей на теле? Пускай и была зима, с марта солнце пробилось в Амстердам. Что я буду делать, если все получится? Для начала пройду курс реабилитации, если скажут. А что потом? Найду Эль? А поверит ли принцесса мне? ...»
Я открыл глаза и куснул губу. Мы проезжали вдоль Сарфатипарка.
Этот день, восьмое августа, казался светлей предыдущих. Я пялился в окно на Амстердам и лыбился. Только когда трамвай пересек канал Амстел, мне вздумалось взглянуть на Адриана и, оказалось, он также светился.
- Ты уверен, что должно получиться? – я спросил.
- Я не знаю, Аве, откуда я могу знать? Я лишь надеюсь, что я не сдох, - Адриан теребил руки.
- Это мне стоит надеяться.
- Но мне бы хотелось, чтобы все получилось, и ты занял мое место, - он серьезничал.
- И как мне придется жить на твоем месте? – я сказал.
- В этом нет ничего сложного, ты можешь пить, гулять, писать книги и тратить мои бабки, - Адриан хихикнул.
У него, как и у меня, была такая карта, куда предки ссылали деньги вместо подарков до совершеннолетия. У всех голландцев есть эти карты с пеленок.
- Где твой отец сейчас?
- Он умер.
Я взглянул на Адриана.
- По правде, я думал встретить его, умерев, - он добавил.
- Должно быть, он улетучился.
- Что?
- Ты хотел исчезнуть насовсем. Я не знаю, как это проистекает, но мой друг, Харберт, улетучился в один момент. Его просто не стало ни в живом, ни в мертвом мире, - я бубнил, прислоняя лоб к стеклу. Мы проезжали больницу. – Это может случиться хоть сегодня.
- Если у тебя получится занять мое место, меня не станет? – он спросил.
- Я не знаю.
- Букенвег, - прогалдели остановку.
- Сейчас выходим, - он встал с сиденья.
Я перестал утыкаться в окно, как трамвай повернул, и вскоре мы выскочили на дорогу. Я обернулся и загляделся на выставку больницы, «OLVG». Мне хотелось быстрей вомчаться в палату и прыгнуть в тело Адриана де Хаана, почувствовать себя этой шпалой и открыть глаза, вживую смотря в потолок. Мне хотелось отцепить драные катетеры и услышать пиликанья кардиоманитора. Мне хотелось ощутить на себе прикосновения, покушать и переодеться. И мне хотелось услышать, как произносят мое имя. Пускай меня звали б не Аве, а Адрианом. Я бы мог поменять имя и фамилию. Я бы мог вломиться в дом mama и объяснить ей все. И, в конце концов, я бы мог писать и вернуться к Эль Люци Сантане.
Мы вбежали внутрь через револьверные двери за мужчиной в халате и я, теряясь, оглядел Адриана де Хаана.
- Куда!? – я бесился, обогнув руки вокруг талии.
И Адриан поволок меня. Мы мчались по белесому коридору, пахло медикаментами, мимо тащилась женщина в слезах, я обернулся на нее, далее малой придерживал старушку за локоть. Я нервно дышал и несся, ища свою палату.
- Куда ты так несешься!? – запищал Адриан.
Я проигнорировал его.
Мы остановились у открытой двери в палату. Сквозь щель я боком затащился внутрь и спалил Роэля, застывшего на стуле у ног спящего Адриана. Он смотрел на кардиоманитор, переводил взгляд на опухшее лицо де Хаана и морщился. Роэль не разговаривал с Адрианом, хоть медсестры просили. Они говорили правду, твердя, что Адриан все слышит. Возможно, это были лишь предположения. Или медсестры сами впадали в кому и передавали рассказ о загробной жизни из поколения в поколение?
Адриан посмотрел на меня и сказал:
- Ну, давай, ложись.
- Ты готов? – оглянулся я на него.
- Мне нечего быть готовым, а тебе стоит. Ты готов?
- Прямо перед Роэлем? – я спросил.
- Да, Аве, сделай это перед ним! – Адриан заискрился. – Мне хочется посмотреть, как он надерет тебе зад, - парень расхохотался.
Я тоже рассмеялся и посмотрел на ботинки Харберта Клауса, а после на носки Адриана.
- Подожди.
Я присел на край койки и стянул с себя черные ботинки, подав ему. Тогда Адриан сжал губы в ухмылке и, заулыбавшись, засунул лапы в обувь.
- Не жмет? – я спросил.
- Немного, но сойдет, - он поднялся на носки. – Ты готов?
- Да.
Я взглянул на лицо Адриана, на его кислородную маску и выдохнул.
Что ж, я вместил левую и праву ногу внутрь ног Адриана, ориентируясь по коленям и сидел, пытаясь распределить пальцы по пальцам Адриана. Я проводил руку сквозь его руку, и моя пропадала. Правую ладонь я уложил быстрее, оставалось лечь, промелькнув сквозь кислородную маску. Я, уж было, не замечал Адриана, что замер, пялившись на меня с «покерфейсом».
- Все хорошо? – он спросил, и я кивнул.
Я лег на подушку и, как учил Харберт Клаус, пытался ощутить себя живым, напрячь все тело и воскреснуть в теле Адриана де Хаана. Мне поступал кислород, мне заливали медикаменты, меня укрывали одеялом. Ощущение было не из приятных - я владел сразу двумя тушами и не понимал, Адриан теперь я или Аве ван Белль. Силуэт Адриана де Хаана начал расплываться, и последнее, что я услышал от парня - то, как он пожелал мне удачи. Я только закрыл глаза, но через секунды, когда максимально напрягся и вдохнул до черта воздуха, машинально открыл их. Я опять не понял, кто я, но когда Роэль ван дер Хьют шлепнул меня по щеке, все встало на свои места.