Глава 5
Эль Люци Сантана жила на восьмой авеню у Центрального парка в Нью-Йорке.
Первого декабря, когда я еще жил, я скупил в Амстердаме подарков ей и пятнадцать белых пионов, любимых цветов Эль, обернул в крафт, спрятал все в коробку и отправил. Я понимал, что пионы сгниют, но гнилые пионы смотрелись эстетичней живых. Еще в августе девушка рассказала мне сказку о мертвых листьях, спрятанных в коробке. Она помнила эту сказку, и я знал, что мертвые пионы в коробке Эль понравятся больше живых.
В общем, я выучил путь от аэропорта Джона Кеннеди до дома Эль Люци Сантаны на восьмой авеню, узнав ее адрес, когда отправлял посылку, пускай сам я пасся в Амстердаме.
(Я знал, с головой у меня все было плохо, однако с романтикой - нет. Оно того стоило. Я никогда не был таким счастливым, как в тот миг, когда отправил пионы за океан.)
Мы сидели в моей комнате с Харбертом Клаусом, по коридору от mama разносился шум новостей, а Харберт раскинул пасть, когда я объяснил, зачем мне самолет.
- Я хочу увидеть ее, - я сказал.
- Не говори глупостей.
- Ты сказал, что мертвые могут больше живых, так я хочу увидеть ее.
- Ты можешь улетучиться, - погрубел Харберт.
- Почему? - я раскинул руки. - Ты не исчезаешь!
- Ты не сможешь так... - он бубнил.
- Почему-у!?- я воскликнул.
- Как ты будешь искать ее в Нью-Йорке?
Я оперся на письменный стол, вспомнил о карте Нью-Йорка в нем, вздохнул и сказал:
- Ты ж вещи двигать можешь, достань из того ящика, - указал я. - Карту.
Харберт выпучил глаза, почесал подбородок, окинул взглядом стол, выдохнул, еще раз почесал подбородок и подошел к столу. Он сосредоточился на ручке ящика, открыл его и подобрал сверху карту Нью-Йорка. Карта полетела с его рук на стол, и мы застыли, рассматривая отмеченный фиолетовым фломастером путь от аэропорта до станции «Джамейка», а оттуда на Пенсильванский вокзал и до дома Эль Люци Сантаны.
- Ты летишь со мной?
- Аве, нет, - он сжался.
- Почему!? - Я опять воскликнул. - Клаус, полетели, прошу, вернешься.
- Может подождать?
- Да на черт ждать!? Я хочу увидеть ее. Завтра Старый-Новый. Нужно встретить его с ней.
- А mama?
- А что mama? Она меня не видит.
- Тебя и Эль не увидит.
Я сглотнул.
- Но я хочу увидеть ее. Ты со мной? - я погрозился.
- Мы еле знакомы с тобой. И я не хочу мешать, - Харберт отошел от стола и присел на кровать. - Езжай сам. Ты взрослый.
- Харберт, я не умею и двери открывать, а ты умеешь, - я заявил. - Ну, мои нервы порвутся, Харберт.
- Ты не знаешь, когда самолет, - он опустил взгляд.
- ДА СРАТЬ Я ХОТЕЛ НА ТВОЕ РАСПИСАНИЕ, КЛАУС! Я СКАЗАЛ. Я. ХОЧУ. УВИДЕТЬ. ЕЕ. Я ЛЮБЛЮ ЕЕ, ЧТО ТУТ НЕПОНЯТНОГО!?
- Я Харберт.
Пожарный сохранял спокойствие, не то, что я. Глядя на него, я попытался тоже успокоиться. Прошла минута и я сказал:
- Поехали в аэропорт.
- Я не хочу, - сказал пожарный. Он обиделся, я заметил.
- Да ты ссышь просто, признай! - я вновь занервничал.
По привычке я стал петлять кругами по комнате, стараясь опять успокоиться.
- Извини. Харберт, пожалуйста. Я не справлюсь. А если справлюсь - разорвусь, - я сказал.
- Я провожу.
Пожарный схватил карту Нью-Йорка, вылупил глаза на меня и призвал:
- Выучи дорогу.
- Я и так ее примерно знаю, - я выдохнул. - Полетели, - я еще раз выдохнул. - Пожалуйста, - я посмотрел на пожарного жалобно.
- Нет. Езжай. Я провожу, если хочешь.
- Ладно, ладно... Против осла не попрешь.
Я обозвал Харберта Клауса, но он уж понял, что воспринимать всерьез не стоит. И он попытался улыбнуться. Причем, первый раз за наше знакомство. Но он только попытался.
Я смирился, что полечу один. В штанах забурлило от мысли, что я лечу к Эль в Нью-Йорк. Я не знал, когда самолет. На Амстердамских часах стояло 18:05, на Нью-Йоркских - 12:05, разница - шесть часов, в идеале я бы хотел оказаться у солнца через секунду. Я плевал на пьяного Пима, mama, лишь представлял, как коснусь Эль, как мы отметим Старый-Новый.
Я выбежал их комнаты к mama, дабы попрощаться. Mama забралась под плед, пялилась то на журнал, то на телевизор. Я хотел, чтобы mama меня увидела, стоящего в дверях. Я присел на кровать, коснулся щеки mama. На Харберта Клауса, застывшего у зеркала, я плевал.
- Я знаю, ты меня не видишь, - я сжал ладонь mama. - Не думай, что моя жизнь кончилась, - улыбнулся я. - Все хорошо, - я еще коснулся ее щеки, выдохнул и поднялся. - Пошли, - положил я руку на плечо пожарного и застыл у лестницы.
Настроение испортилось, как я увидел бухого Пима. Белобрысый отчим выглядел хуже, чем я выглядел бы в гробу без костюма.
- Алкаш чертов, - сказал я. - Всегда мечтал кое-что сделать, смотри, - я позвал Клауса, подошел к Пиму, вонючей улитке, наклонился и плюнул ему в харю. - Ха!
Слюна долетела, и Пим очнулся. Я расхохотался, и Харберт тоже (первый раз за наше знакомство).
- Я СЕЙЧАС ПОМРУ, КАК Я ОРУ-УУ! - кричал я.
- Кто тут? - Пим дернулся и собрал мои слюни с морды.
- АХАХА!
- Ты и так мертв, - посмеялся и загрустил сразу Харберт.
- НУ ЧЕГО ТЫ МНЕ ВСЕ НАСТРОЕНИЕ ПОРТИШЬ? В тебя тоже плюнуть? - я раскинул руки. - Ладно, я не всерьез. Пошли, Клаус, - позвал я.
- Я Харберт. Клаус - моя фамилия.
- Да-да, Клаус, - я сказал и подошел к двери. - КЛАУС! ВЫЛАМЫВАЙ ЭТО ДЕРЬМО-О-О! ААА!
Клаус схватился за ручку, я посмотрел, заснул ли отчим, он дрых. Харберт открыл двери, и мы оказались на свободе. Харберт Клаус сохранял спокойствие и свой «покер фейс».
Мы выбежали из дома и помчались вдоль канала до станции метро «Рокин». В Амстердаме редко под Старый-Новый лежал снег, но, опять же, зима семнадцатого года стала особенной. За пять дней я помер, сообщил о том девушке из Нью-Йорка, сходил на панихиду, встретил друга-призрака и сошел с ума - собрался лететь в Нью-Йорк. Я шел босой по снегу. У любого живого скоптились б ступни, но для меня снег был терпимым, мягким. Мы также шли вдоль канала, я мысленно прощался с Амстердамом, а Клаус тащился позади.
Он позвал меня.
Я обернулся. Харберт Клаус держал на ладони мертвый листок. Деревья скинули кроны, но Харберт Клаус отрыл мертвый листок, который вот-вот раскрошился б. На дороге никого - я оглядел. Я подошел к пожарному, протянул ладонь и сглотнул.
- Что делать? - я спросил.
- Напрягись, - ответил пожарный.
Я напрягся, прищурил глаза и перестал дышать. Харберт скинул листок, и тот пролетел сквозь мою ладонь. У меня. Не. Получилось.
- Ай, черт, - выбил я.
- Нет, нет, Аве.
- Что? - я выпучил глаза.
- Сфокусируйся на ладони.
Я посмотрел на побелевшую ладонь, Харберт нагнулся и поднял лист.
- Отпускай, - я сказал.
Харберт раскинул плечи и отпустил лист. Тот вновь пролетел сквозь ладонь, а я постарался держаться и не нервничать.
- Давай еще, Харберт.
Я попробовал сжать кулак. Харберт наклонился. «Сейчас точно получится» - подумал я. Пожарный застыл в моих глазах.
- Тише, - дернул он меня. - Не нервничай. Но делай то, что делал. Напрягись. Сфокусируй внимание. Просто, - Харберт выдохнул. - Представь, что живой.
- Я живой, - я кивнул. - У живого листья сквозь руку не летят. Давай.
- Правильно, - сказал Харберт и отпустил лист.
И тот пролетел сквозь. Я сглотнул и закрыл глаза.
- Еще. Я плохо сосредоточился.
- Последний, - согласился Харберт.
У дерева мы стояли минут как десять. Мой друг-призрак поднял лист, я сосредоточился, и пожарный немедля отпустил листок.
Тот задержался на кулаке.
- АХАХА! ПОЛУЧИЛОСЬ! СМОТРИ! - ткнул я пальцем другой руки на лист и воскликнул. - ЛЮДИ-И! - я оглянулся, не заметив, как лист уж упал в снег, к босым ногам. - ЛЮДИ! - я окликнул, хоть кроме улыбающегося (за второй раз за встречу) пожарного у канала не стояло. - Я ОЖИЛ! АЙ, ЧЕРТ С ВАМИ! ВЫ МЕНЯ Ж НЕ ВИДИТЕ! - я рассмеялся. - Получилось, Харберт, боже, я счастлив!
- Мы хотели в метро идти, - сжался друг.
- Да, да, Харберт, в метро, да, друг мой, пошли в метро. Получилось! Давай еще Харберт, давай еще!
Таким ликующим и радостным меня редко кто видел.
- Потом.
- Хорошо, - я согласился.
И мы зашагали далее, к станции метро «Рокин». Я улыбался. Посматривал на свой кулак, целовал свою же руку, Харберт тащился позади, удивлялся, а я улыбался.
«Но когда «потом»? - промелькнуло у меня в голове. - Да к черту, получилось же!»
Мы спустились в метро, не разговаривали (я разрывался от счастья, а счастье всегда в молчании), сели в вагон и поехали прямо до аэропорта Схипхол.
Харберт Клаус сменил «покер фейс» на легкую улыбку, но делал вид что он сама серьезность. Мы примостились в углу вагона, у меня по-прежнему оставалось много вопросов, а Харберт как раз разговорился.
- Ты самый странный мертвый из всех, кого я знал.
- А много знал? - я спросил.
- Мила. Девушка, с которой погиб. Джером. Мотоциклист. Разбился. Отто. Суицид. И ты.
- Они все улетучились?
- Да.
- Как это произошло?
- Мы собирались в Шеллингвуде, у меня дома, там сейчас живет моя супруга Орни, собирались каждый день. Потом, - Харберт вздохнул. - Они просто начали исчезать. Не приходили. Кстати, - начал Харберт. - Моя жена замечала, что я там.
Я вспомнил об Эль.
- Да??? А как ты это сделал?
- Когда я научился держать листочки, когда Орни включила компьютер, я набил на клавиатуре: «Привет». Она сильно испугалась. Я не хотел ее пугать и больше так не делал. Вот, в общем.
- Я смогу также, да? - я спросил.
- Наверно.
- Ты поможешь?
- Постараюсь, - Харберт стиснул зубы. - Аве, сколько тебе?
- Семнадцать, - я улыбнулся.
Так у меня появился мой первый друг-призрак.
Мы приехали на станцию метро аэропорта Схипхол в 19:21. Я бы хотел видеть грядки тюльпанов вдоль аэропорта, но их залил снег. Небо мертвело. Из метро выходили туристы, голландцы с чемоданами, сумками. У нас при себе было только... Только ничего - пара мертвых сердец, доза безумства и с планету обреченности.
Мы направились от выхода из метро к входу в аэропорт. Нас сразу встретил толстяк в похожих с Харбертом шмотках, с монобровью, и повелел провести багаж через рентген, пройти через металлоискатель, верней, повелел сделать так всех живых, но не меня и Харберта.
- А на рентгене призраков заметно? - спросил я.
- Не знаю, - огляделся Харберт.
Я потащил пожарного смотреть расписание аэро-рейсов. Рейса «Амстердам-Нью-Йорк» на табло не высветилось. Я опрокинул голову и пялился далее на табло. Сквозь меня проходили люди, но ни я, ни они ничего не чувствовали. К этому я привык.
- И че, ждать будем? - я спросил.
- Видимо. Придется, - сжался Харберт. - Аве, ты помятый.
- Я просто мертвый, Харберт.
- Я говорил, что ты самый странный призрак из всех, кого я знал? - спросил пожарный.
- Да, а у тебя плохо с памятью.
Я улыбнулся и кивнул.
Мы прошли в один из залов ожидания, и я повелел Харберту подходить к табло периодически, отслеживать, когда рейс, а сам откинулся на свободных сидениях. Все, чего мне не хватало - это Эль, пледа, ботинок на ногах и любимых друзей - красок, карандаша и бумаги.