Сонхва #20/1
Лацканы на костюме цвета индиго переливались отсветом крапинок белого золота, запонки поблескивали алмазами, глаза цвета крепкого виски же горели огнём. Практически всегда он выглядел пугающе аристократично в своих дорогих костюмах, с идеальной причёской и невозмутимым лицом.
— Моя малышка, ты готова? — ухмылка, писанная острием ножа, взгляд исподлобья и дьявольская аура.
— Да, мой господин, — в горле пересыхает от животного первородного страха.
Т/и подходит к Сонхва и сама берет того за руку. На ней платье в пол, в тон костюма мужчины, локоны волос ниспадают с оголенных плеч. Пак перехватывает маленькую ладошку девушки крепче.
— Твоя игрушка с тобой? — и он снова ухмыляется, смотрит в душу, нагло лапая её невидимыми плетьми.
— Обе, мой господин, — снова сглатывает, и, как бы ни хотела, не может прервать зрительный контакт.
— Я проверю? — т/и знает, что он не спрашивает — это манера.
Т/и кивает, хотя и понимает, как глупо это.
Сонхва кладёт ладонь на обнаженную часть бедра между струящихся тканей юбки платья, ведёт вверх, изредка давая себе волю на шалость — царапает короткими ногтями, пальцами играет с короткой верёвочкой от игрушка, как кот, и помещает их в лоно, проталкивая вибрирующие шарики чуть глубже, на что девушка мелко подрагивает, хватаясь за воротник хлопковой рубашки. Ведет ладонью по другому бедру и пару раз хлопает по револьверу.
— Умничка, моя малышка, уверяю, ты получишь поощрение от меня сегодня, — он шепчет в губы напротив, а т/и почти стонет от того, как сильно её возбуждение и как далеко обещание мужчины от правды. Она никогда не знает — сдержит ли Сонхва слово.
***
Чёрная матовая ламба паркуется перед входом в популярный и однозначно дорогой отель. Сонхва выходит первым и протягивает руку т/и. Они направляются ко входу, где их приветствуют. Сегодня Пак Сонхва должен заключить сделку с владельцем сети подобных отелей.
Чон Юнхо, такой-же выглаженный и лощеный встречает гостей. Хва кидает взгляд на Сана за плечом, кивая тому в знак, чтобы он держал ухо в остро.
Все, что пойдёт не по плану, станет опасностью для них.
Т/и садится за столик по правую руку от её господина. Её бросает то в жар, то в холод, губы дрожат, а глаза в нистагме бегают по залу.
Первая такая вылазка на дело с Паком закончилось смертью троих. Пуля в лоб и выпученные глазные яблоки.
Беседа Пака и Чона находит себя располагающей к выгодной сделке. Только вот, во время изучения договора, Сонхва невозмутимо вздергивает брови вверх и пожирает глазами ухмыляющегося Юнхо.
— Ловкая обманка, Чон, — мужчина смеётся звонко, в голос, запрокидывая голову назад, а потом резко прекращая. Глаза дьявола, язык разрезает пространство между белыми зубами и останавливается на краешке губы, толкается в щеку.
Чхве действует быстро: охрана — четыре пули в черепушки, официанты — две, бармен — одна. И дуло пистолета у головы с идеальной причёской. Юнхо дрожит.
— Господин Пак, вы н-не так… — он сглатывает и затихает, когда Сонхва приставляет к своим малиновым губам указательный палец.
— Я предупреждал тебя, мой дорогой Юнхо, — ухмылка с бешенством.
Он поворачивается к т/и, сильно сжимает её ладонь:
— Давай же, моя малышка, ты ведь такая умничка, — он заправляет непослушный локон волос за ушко, отчего девушка дёргается.
Т/и действует на автомате, вставая с места и доставая из кожаной кабуры на берде миниатюрный револьвер, направляя в лоб Чону.
— Давай! — рычит Пак, вставая с места и откидывая стул в сторону. И она стреляет. Брызги крови каплями покрывают лицо, руку с оружием и грудь девушки. Её сердце бешено стучит в грудной клетке, она задыхается, ведь осознает, что впервые убила человека.
— Моя сладкая малышка, — Пак оказывается рядом незаметно быстро, прижимая к себе за талию, поглаживая низ живота в обтягивающем платье.
— Да, мой господин, — голос, осипший, дрожит в страхе и возбуждении. Адреналин захватил тело навсегда, ведь из этих сетей ей не выбраться уже никогда.
— Ты заслужила награду, моя малышка, — его ладонь гладит шею девушки, спускаясь на открытый участок чувствительной спины, надавливает на поясницу и заставляет нагнуться вперёд. Ладони на автомате сжимают скатерть, пока щека греется в ещё тёплой крови Чона. Юбка задирается быстро, а пряжка ремня звучит, как благословение. Вибрирующие шарики вытаскиваются медленно, мучительно медленно, что заставляет т/и прогнуться в спине и задыхаться от волны похотливого жаркого желания. Низ живота мучительно пульсирует, а сердце бешено колотиться в груди. Взмах ремня и звон от удара кожи о кожу. А т/и стонет громко и шире распахивает глаза. Ещё один удар ремнем приходится по другой ягодице, стон срывается с уст со всхлипом.
— Последний раз, моя малышка, — Пак ударяет с особой грубой силой. У т/и дрожат ноги, а по внутренней стороне бедра стекает природная смазка.
Предупреждений не существует у Пак Сонхва. Он резко вторгается в разгоряченное нутро девушки, ловя на слух шлепок двух тел. Секундная пауза и он вколачивается в размякшее, дрожащее и задыхающееся молочное тело. Нежных прелюдий здесь не было, нет и не будет. Только мучительная пытка в ожидании и жестокая порка похоти. Это не огонь, а самое настоящее пламя.
Пак сжимает ягодицы девушки до красных следов от пальцев и вбивается с утробным рыком, пока капли пота красивыми кристаллами собираются у него на лбу, а девушка под ним без остановки скулит, стонет и задыхается.
— Кончи красиво, моя малышка, — громко рычит Сонхва, кусая до следов загривок девушки, ощущая, насколько та близка к разрядке от сжимающихся мышц вокруг члена.
Девушка вновь взрывается феерверком. Сквиртом кончая на пол и изливаясь себе на туфли. А Пак входит в сверхъчувствительное тело вновь и ему хватает пары толчков, чтобы излиться внутрь со звучным стоном.
— Поблагодари нежно, моя малышка, — дышит тяжело, откидывая пряди волос назад.
— Благодарю, мой господин, — подчиняется девушка, сотрясаясь всем телом и закатывая глаза.
***
Сан всегда был из тех, кто молча наблюдает и следует приказам. В его принципах основополагающим было повиновение старшим и влиятельным людям.
С Пак Сонхва они работали вместе с самых низов. Они всегда были горой друг за друга. Всегда Сан был готов стать живым щитом для своего авторитета.
Что-то изменилось с появлением т/и в особняке короля мафиози Гетто. То-ли это из-за вечной болтовни о кошках и обсуждения с т/и Бёль, то-ли от глупых шуточек в сторону друг друга и едких обзывательств… Чхве не может сказать точно. Между ними не было любви, но сформировалась крепкая дружба. И, теперь, Сан готов стать щитом для них обоих — т/и и Пак Сонхва. Это пугало до чёртиков, ведь неоднозначность ощущений рвала собственные убеждения. Если бы у Сана спросили, кого он спасёт из утопающих, то не смог бы найти ответа. Он бы растерялся, будь одновременно в воде т/и и Сонхва.
Грань стиралась между чувствами и стойкостью приоритетов. Становилось сложно.
***
Т/и жаждала свободы. Она желала её сильнее мужчины, который доводил т/и одним своим существованием до исступления.
Раньше, т/и хотела сдохнуть, теперь же, она хочет жить как никогда.
Ночью, проливая слезы теперь от желания свободы, надежда и решимость проснулись в ней. Она хотела сбежать.
Ничего не помня, она бежала в ситцевой ночной рубашке, босая, по лесу. За её плечами горел особняк. Он пламенился и искрился, как новогодняя ёлка. Т/и знала, что за ней погоня, знала, что верные псы Сонхва уже идут по её следу. Но она искренне надеялась выбраться из этого ада.
Легкие горели от непрерывного бега, а в икрах ног собрался титановый сплав. Но, она не сдавалась. Рвалась к свободе так, словно от этого смогла бы обрести саму себя.
Проворная крепкая рука ухватилась за волосы, после за шею и припечатала спиной к шершавому стволу дереву.
Сан.
Слёзы покатились с глаз градом.
— Прошу, Сани, умоляю тебя, — она скулила, молила его, как Бога, о спасении.
— Не могу, сестрёнка, приказано убить, — Чхве крепче сжимает горло девушки. Воздуха категорически не хватает, на лбу вздувается вена и пульсирует, лицо багровеет.
— Пр-шу… С-Сан…и, — т/и держится маленькими ладошками за кисть руки Сана, глядит в ужасе молимом и глотает воздух, как рыба на суше.
Чхве чертыхается себе под нос, ослабляет хватку, но не отпускает.
— У тебя пять секунд, т/и, и, сестрёнка, клянусь, я не знаю, найдёт ли пуля цель, — Чхве заламывает брови, смотрит с печалью в узком разрезе глаз и громко выдыхает, опуская руку вниз.
Не успевая глотать воздух, т/и бежит из последних сил. До её слуха сквозь барабанное сердце доносится:
— Пять…
Ступни в крови жжёт от порезов природы,.
— Четыре…
…а т/и прорывает пространство ради свободы,.
— Три…
…дыхания нет, а животный ужас растёт,.
— Два…
…пока до неё шёпотом не доходит ледяной ночной ветер…
— Один…
…и она ни дрожит от бессилия и агонического ужаса в глазах.
Выстрел.
Он пронзает округу оглушительностью.
И только двое знают, достигла пуля цели или же нет.
Кат-сцены
111
— Стоп! Снято! — богровея, рычит режиссер, — Сонхва, черт тебя дери, ты зачем скулишь во время постельной сцены с пистолетом?! Что это за игра?! Боже, — мужчина потирает пальцами переносицу, — за что мне все это… Ёще раз!
— Прошу прощения! — как болванчик кланяется Пак всему стаффу и съемочной группе.
— Идиотина, сколько можно косячить, а? — т/и закатила глаза, подходя к мужчине.
— А не надо мне навстречу так задницу выпячивать, ты же знаешь, как я люблю твое тело! Естественно, я не смог сдержаться, — хмурится парень, а потом и вовсе по-детски надувается.
— Ты у меня такой дорка, ну серьезно, — хохочет т/и и гладит Пака по волосам, пока он сам мнет в своих руках тонкую талию девушки.
— А ну! Вы чего за сопли развели! Пак! Жестокость, ю ноу? Жес-то-кость! Не доводи до греха, иначе сам тебе этот пистолет куда-нибудь засуну!
Хва и т/и растерянно переглянулись, а потом и вовсе заржали в голос.
222
Т/и бродила из одного угла комнаты в другой, кидая взгляд на часы. Остановившись перед зеркалом, она поправила контур красной помады. Дверь в комнату приоткрылась, показывая Пака во всей красе. Т/и недовольно посмотрела на него:
— Вали отсюда, я еще не вжилась в роль! Подожди пять минут, а, — девушка бесстыдно выпроводила мужчину за локацию и вернулась на исходную.
— Стоп! Что это было?! Т/и!!! Черт тебя дери, ты такой кадр испортила! — вот-вот и режиссер лопнет, как шарик.
— А я то чего?! Куда он прется? Хочет две сцены в одной снять, что-ли? Я еще не настроилась! Мне нужно выглядеть тревожной и жаждущей, а он вломился и весь настрой изгадил! Пять минут самобичевания меня! Потом, если что, вырежете все, что не понадобиться! Я вас безумно уважаю, но актриса здесь — вот! — т/и указала на себя пальчиком, вздернув подбородок.
— Не верещи, я уже сижу и жду под дверью, — пробубнил обиженно Пак и уткнулся носом в собственные коленки, рисуя пальцем на ворсе ковра грустный смайлик.
333
— Один, — почти шепчет Сан и стреляет.
— Чхве, твою налево! Ты попал в зайца! У нас теперь т/и в настоящей крови!
— Прошу прощения! Давайте попробуем еще раз, — раскланялся Сан.
— Сцена 《333》— Лес. Мотор, начали!
—Один, — почти шепотом молвит Сан, а палец нажимает на курок.
Выстрел до звона в ушах.
— Чхве Сан! Ты специально?! Что за волчьи повадки убивать зайцев?! — уже кричит т/и.
— Да я тут не при чем! Оно само! Я даже не целюсь! — оправдывается испуганно-растерянный паренек.
— Та за шо мне все это, — режиссер бьет себя ладонью по лицу.