Часть 6
Никита босыми ногами по полу шлёпает, заходя на кухню и сонно потирая глаза. Не выспался. Определённо. Да и как тут выспишься: пять часов — это критически мало. А вот Попов эту аксиому, кажется, разрушает: стоит на кухне и светится, завтрак готовит, будто бы номер доставки забыл или кипяток для «Роллтона» закончился. Ник на дверной косяк наваливается и скептически хмыкает: — Ты? Готовишь? Завтрак? Попов к нему лицом поворачивается и улыбается во все тридцать два, будто ещё минут двадцать назад от похмелья не корчился. На нём фартук и те трусы, которые они негласно между собой прозвали у_кого-то_будет_секс, а вместе это как ёбаное комбо. В горле резко становится сухо. — Чёрт. Не успел. Доброе утро, — Арсений виновато разводит руками и к плите обратно не отворачивается. — В постель что ли хотел принести? — В его голосе такая насмешка, будто сказано действительно что-то зашкварное. Злится и чувства свои так выплёскивает. Полунамёками, полуобидками. Первый класс, вторая четверть. — А ты против? — В последний раз такое было, когда ты разбил мою машину, а в предпоследний, когда неудачно надо мной пошутил. Никита проходит вперёд — ближе, но дистанцию всё ещё сохраняет. Вроде бы улыбается; а вроде бы что-то не то. — А сегодня вот просто так. Ник издаёт нервный смешок и его голову за подбородок приподнимает, заставляя смотреть в глаза. — Ну-ну. — Может фиг с ним, с этим завтраком? — Попов свои блядские губы облизывает, не разрывая зрительного контакта. Зотов вопросительно приподнимает бровь, спросонья не догоняя. — Утренний секс, дурила. Поповская рука выключает плиту.
***
Никита Зотов наёб чувствует. Вот просто жопой чувствует. И это нихуя не гейская отсылка на злобу дня.Знаете то до смешного тупое чувство, когда в отношениях всё слишком хорошо — сладко да гладко без единой запиночки и хоть какого-нибудь бугорка.Нет, у них и раньше в семье гармония была, но чтобы так... Когда каждый день кофе в постель, театр по пятницам и постоянное подражание кроликам, то мысли в голове появляются вполне конкретные.Нехорошие. Тревожные и раздражающе-скребущие. Ибо с хуя ли?Точнее с чьего хуя ты слез, солнце?И всё это валится на голову так резко, будто по чьему-то приказному щелчку.Атмосферка сюрреализмом попахивает, а Попов только лыбу довольную корчит, будто бы всё заебись.Середина октября. Холодно. На улице мерзкая слякоть, а на душе ничем не лучше. Полный раздрай.Он устал. Серьёзно. До стучащих в припадке бешенства зубов устал.Устал приходить домой и изо дня в день наблюдать одну и ту же заевшую картинку: Арсений готовит ужин. Он не умеет и ненавидит это, но продолжает. А ещё эта его улыбка смущенная и виноватая кости в клубок скручивает.Устал от того, что Арсений со всем соглашается, будто пытается угодить. Посмотреть шоу, от которого у него глаз нервно дёргается? Пожалуйста. Укатить в отпуск туда, куда не хочет? Да как нефиг делать. Пойти с ним на деловой ужин, отменив ради этого все свои слишком важные планы? Без проблем, господи.Попов ласковым стал, послушным. И вроде бы: живи да радуйся, чё тебе ещё надо? Чё ты с жиру бесишься? Но он извинение чувствует в каждом арсеньевом жесте. И это убивает — морально, физически.Потому что ну за что ему извиняться, а? Они всю жизнь друг друга знают, они умеют друг с другом говорить, правда умеют, буквально о любой хуйне, которая валится на голову, как снежный ком. Да они с родителями не поговорят, а между собой всё обсудят. Это ёбаный закон, правило, аксиома.У них секретов нет. Нету.Не было?Что ты не можешь мне сказать? Что?Что такого случилось?Зотов в больницу звонит, пиздатую частную клинику, в которой они лечатся, когда нужда припрёт да и так обследования для профилактики проходят. Там врачи крутые и руководство — его друзья. Нет, не умирает. Да, дышится легче.Так что тогда?А если...Никита себя обдолбавшейся собакой чувствует, когда шмотки его обнюхивает и осматривает — ничего, чистенько, как у кота между лап. А что там должно быть? Помада? Карманный любовник? Бумажка с адресом? Пришитый к штанам сзади хуй?Телефон он даже в руки брать не хочет, потому что это всё, атас, баста. Бездна ебланства, в которой он купаться не будет. Тут даже круг с уточкой не поможет, потому что всё равно волной захлестнёт.Он хочет ему доверять.Он хочет узнать это от него.Но если честно, он просто не хочет в это верить.Он хочет его оправдать.Серьёзно? Ты всё-таки в той бездне хотя бы ножки, но смочил?Хочет, чтобы Арсений сам оправдался, объяснился, вернулся. Чтобы рядом был не этот муляж, а Арс — его Арс. Странный, забавный, придурковатый, смешной, с буйным характером и своим мнением абсолютно на всё. Любимый.Хочет, чтобы на него смотрели, как раньше, а не с тоской, которую на отечественных вокзалах можно увидеть, когда на часы смотреть некогда, потому что глаза напротив важнее, потому что не знаешь, сколько вам ещё осталось так вместе стоять. А хотелось бы вечность, а потом ещё дольше.Но Арс не прощается, чтобы уйти, нет. Он боится, что потом не простятся с ним. По-человечески. В глаза не посмотрят, а кулаком в них ебанут. И правильно сделают в общем-то.Поэтому Никита просто замечает:Арсений плохо спит. В его мешках под глазами картоху тоннами перевозить можно.Арсений шарахается от телефона.Арсений каждый день, когда с работы встречает, смотрит пугливо и выжидающе, будто боится чего-то, будто не знает, а можно ли сегодня обнять?Арсений никуда без него не ходит.Арсений похудел и осунулся.У Арсения «всё нормально».У Арсения постоянно «ты же знаешь, как я люблю тебя? Знаешь же? Мы с тобой навсегда, помнишь? Ты обещал мне. Обещал».Обещал, да. Когда считал себя единственным, тем, кто «постоянный», тем, кто не только в праздничных тостах «навсегда», а по правде, в реальности.Он устал, хронически устал.Никита разобраться хочет, а ещё его только от одной мысли о разрыве трясёт. И язык как-то больше не складывает звуки в «а давай поговорим?».
***
Последний месяц выдался загруженным под завязку: постоянные съемки, встречи, проекты. Шастун периодически ловил себя на мысли, что иногда в этой суете забывал даже дышать — куда там до простого человеческого «поесть» и «поспать». Хотя иногда всё-таки приходилось — ну так, чтобы ненароком не сдохнуть в какой-нибудь «Студии союз».Но ему нравилось. Правда нравилась такая жизнь: яркая, насыщенная, наполненная интересными людьми и любимой работой. Даже несмотря на то, что времени не оставалось ни на близких, ни на себя. Хотя насчёт последнего: хуй бы с ним, не первостепенно.Он приходил посреди ночи и вырубался так быстро и так крепко, что до него не доходил звук ни звонков, ни сообщений. Телефон, кстати, на беззвучном не стоял.И в том-то вся проблема.Арсений Попов, когда ему это нужно, мог быть той ещё приставучей пиявкой, которую отцепить от себя невозможно. Разве что подцепить. Но это он и так уже сделал, причём давненько. И между прочим ни о чём не жалел. Нахуя, если это в принципе одновременно лучшее и худшее из того, что с ним случалось? О втором Шастун, как и все остальные влюбленные люди, думать желанием не горел, отпинывал в встроенную мозгу Нарнию.Итого, Попов — настоящая заноза в заднице. И тут безо всяких гейских шуточек. Не в тему. Не-а.В общем, с начала здесь надо, по порядочку.Он в работу ударился после той непонятной хуйни в первых числах сентября, отвлечься хотел, потому что Сенька после знаменательного разговора, так ничего и не решившего, технику игнора включил и, надо отметить, делал это мастерски, со знанием дела, со вкусом и растягивая удовольствие. Ну, это Антон так думал, когда в ду́ше яростно на его светлый образ дрочил, стирая свои ладошечки.Скучал.Больно было. И речь даже не о насущных зарождающихся мозолях. Они — это так, издержки производства и лишний повод постебать.Мог ли Шастун его за это винить? Тут просто без комментариев. Однако факт остаётся фактом: Попов его игнорил и, видимо, налаживал семейную жизнь, грехи перед богом замаливая. «О май гад» в постели считается?Антон каждый раз от звука уведомлений вздрагивал: «Инстаграм», «Инстаграм», «Инстаграм», какая-то херь из банка, спам и куча всего по работе. И ничего из того, что он хотел бы увидеть.Как люди вообще это терпят?Выкинуть бы телефон в форточку. А, нет, эта хуёвина дорогущая, с ней так нельзя. А с Шастуном что ли можно? Потому что он чувствовал себя именно таким: ненужным, заброшенным, но чаще игрушкой, которая надоела.Сопливым, жалким, слабым и совершенно точно потерянным. Зачеркните что-нибудь. А то многовато для одного паренька из Воронежа. Пусть и длинного.Антон запутался во всей этой чертовщине настолько, что даже не знал, с какой стороны подступиться и всерьёз задумывался об варианте с мозгоправом. Не, ну а чё? Долго ему ещё как котёнку за клубком бегать, обматывая лапы и падая мордой об пол? Забавно, конечно, но над таким только ублюдки смеются.Но так-то это всё эмоции, а точнее простая не чуждая всем обида, ведь Антон знал, был на сто процентов уверен: ему позвонят, ему напишут, когда в святошу играть надоест, когда не получится.Когда Арс тоже соскучится, когда заебётся сдерживать совершенно искренний и слишком сильный порыв. И что в этом плохого? Если им вдвоём хорошо, с кем-то третьим терпимо, а порознь ну вообще никак?Потому что сам Антон до ломоты в костях желал чужого присутствия. Злился, а потом опять проебывался в войне с влюблённой фанючкой внутри себя, крепче стискивая одеяло, подминая его под себя. О б н и м а я.Порошком пахнет, не парфюмом. А если и им, то не тем. Собственным.Когда-нибудь это закончится.Так и произошло в самый неподходящий, неудобный для этого момент, как это обычно бывает: у Шастуна работы всё ещё было до пизды, ну вот вообще не вырваться, и вроде бы необходимости в ней уже нет, но отказываться вообще не варик. Он же не динамо какое-нибудь. В отличие от некоторых. С тех пор Попов его и доёбывал похлеще самой настойчивой тёлки. Нет, Шаст тоже увидеться хотел, но не разорваться же ему в самом деле?В воздухе запахло расчленёнкой.Блять, у него же после такого не встанет.Хотя если на чистоту, то где-то в глубине души Шастуна в моменты, когда он писал: «занят» от восторга и удовлетворения ликовала маленькая злобная пиздючка, чувствуя отмщение. Что уж говорить про ситуации, когда он неосознанно, но игнорил. Сам Антон к этому относился скептически.Ну точно к мозгоправу пора. Или отдохнуть по-человечески. Но что-то да делать надо. Фэктс.***Воскресенье в переводе с древнерусского означает оргазм. Особенно если ты — Антошка Шастун, и обычно выходные тебе только снятся. И то не часто. Чисто по праздникам.Так вот: оно наступило.И всё, что Шаст запланировал на этот день — это есть, спать и трахаться. И если первые два пункта находились в шаговой доступности, то третий ещё не приехал. Застрял в аптеке, как пить дать, не одни же они такие умные. Потрахаться в выходной — это вообще лучшая развлекуха для их возрастной категории. Ещё в принципе можно в парке за ручку погулять и обсудить творчество Маяковского, но по ебалу схлопотать не охота. Нет, не от хейтеров великого поэта, если кто не понял. Россия же, ёпта.Когда раздаётся звонок в дверь, он не летит открывать со скоростью света, а тихо и спокойно идёт, подтягивая по пути брендовые пижамные штаны. Позёр хуев.Кстати о гениталиях, кто-то сказал: «рота, подъём»? Слышно плохо, но они на всякий случай в процессе.Чешет свою черепушку.— Кто?Прямо как мама в детстве учила ради безопасности через закрытую дверь! Хер ли нам, мужикам под два метра ростом.— Шастун, блять.Открывает.— Шастун — это я. А ты кто?Антон улыбается дурашливо. Он рукой ему проход закрывает в ожидании ответа.Каждому шутнику нужен свой...— Так ты поебаться заказывал, а я — курьер, — Арсений ему на уровень глаз пакет поднимает, из которого горлышко бутылки торчит и ананас.Ананас, блять. Зачем, спрашивается? Хотя нет, в жопу такие детали. И да, сейчас туда совсем не это засунуть хочется.Шастун пропускает это чудо в квартиру. Пока только в квартиру.— Ну проходи, курьер, — смеется, — слушай, а что если у меня денег нет?— Да я натурой тоже принимаю, ты не ссы.Целоваться начинают прямо в коридоре, скинув с Арса верхнюю одежду, а пакетик аккуратно поставив на пол, потому что ну кто швыряет винишко? Жалко ведь, да и пол потом мыть гемморно. И хрен знает, что из этого больше аккуратности добавляет.Арсений холодный такой, когда жмётся к нему всем телом и урчит, пытаясь ухватить больше. Его губы сегодня требовательные и властные. Он ведёт. Опачки. А Шастун инициативу не перехватывает. Зачем?Отстраняется только и его мокрую чёлку со лба убирает одним ласковым движением. Спешил видимо. Запыхался. Может бежал? Радует и самолюбие тешит очень вовремя.— Скажи это.У Арсения глаза, как два блюдца, блестят. И размера примерно такого же.— Я скучал. Сильно.Сильно.Антон пальцами глубже в волосы зарывается и голову оттягивает, подставляя шею под поцелуи.Как же он пахнет, господи: парфюм (ну и куда так пшикаться, не к девке же шёл), пот и немножко от самого Арсения — это почувствовать сложнее, но оно того стоит точно.— Тебе в душ надо? — На выдохе, и снова к коже присасывается. Вампирюга.— Если ты брезгуешь.— Мне похуй. Я тебя хочу. Любого.На кровати удобнее. Тут мягко, пафосное белое постельное белье, а ещё огромное одеяло, которое круто будет скомкать и подложить под зад, когда... когда понадобится, короче.А ещё она как минимум рассчитана человек на трех, и если у нормальных людей при сложившейся ситуации обычно хотя бы щеки краснеют, то у Арса при виде такого лежбища ярко-ярко горят глаза.Антон валится спиной и утягивает Арсения за собой, сверху. Но он не лежит, садится и трётся бедрами о член. Медленно, наклонив голову назад и совершенно развратно приоткрыв рот. И штаны не мешают, и так хорошо. Во как.Дальше — больше, как говорится.— Я мало что умею хорошо в этой жизни, малышка, разве что делать реп и ебаться.Арсений напевает то, что услышал сегодня в такси по радио типа «самое старое и самое древнее фм», а Антон ржёт над этим придурком и губы облизывает, хотя они даже пересохнуть рядом с Поповым в теории бы не успели.— Не переоценивай наши импровизации.Только эта фраза большой-большой секрет. Ему по контракту так говорить не положено.— Считаешь, что у нас каждый секс импровизация?Ловко он тему перевёл, ничего не скажешь.— А разве нет?— Ну как бы тебе это сказать...Только Арсений тут же забывает о том, что успел секундой ранее сгенерировать мозг и что его язык в целом может издавать хоть что-то помимо стонов.Потому что тут по-другому никак. Пустая болтовня — мимо.Пальцы Антона нежно и с показушной ленцой двигаются по его тощим бёдрам, очерчивая ягодицы и поднимаясь вверх. Руки пробираются под мягкий пушистый свитер, ласково обводят выпирающие рёбра.Какой же он, блять, хрупкий.От контраста тепла с холодом по телу Попова пробегает волна мурашек. И вообще, его так знатно тряхнуло пару раз, хер знает: то ли от перепада температур, то ли он и правда настолько чувствительный. Только вот стонет он совсем не наигранно, протяжно. И ради этих звуков Шастун готов гладить его часами, не обращая внимания на то, что руки затекут уже минуте на двадцатой, он просто хочет слушать это двадцать четыре на семь. И не ебёт. Хотя нет, это он тоже хочет. Но только чуточку позже.— Господи, Сень, ты бы видел себя со стороны...Раскрасневшийся, взъерошенный как воробушек, с по-прежнему влажной чёлкой и следами слюны на губах и шее. Он охотно выгибался в спине, отзываясь на каждое прикосновение, а сам тазом двигал в каком-то странном ритме, насаживаясь на всё ещё скованный тканью член.И это зрелище — ещё один зачёркнутый пунктик в плане попадания в дурку. Потому что не сойти с ума от него невозможно, и получится разве что у совсем ебанутого или натурала. Хотя в данном случае понятия кажутся какими-то слишком равнозначными. Шастун ведь на него сразу повёлся да и на других мужиков его хуй не вставал. Это ли не любовь вне тупых стереотипов? И плюсом слепые в этот списочек попадут, но тут уж без вопросов и конкуренции.— Ещё раз меня так назовёшь, я тебя сам выебу, понял?Глаза в глаза.Прикол. Приколюха. Ок, да?На это вообще отвечать не обязательно.— А хочешь?И как-то слишком быстро:— Хочу.Шастун.Ну, Шастун.Антон сглатывает так громко и глазами хлопает слишком часто и шокировано, что хочется пошутить о том, что из-за такого псевдовеера Арса куда-нибудь сдует причём очень оперативно, если Шаст и дальше в таком духе продолжит, но нет... Какие уж тут шутки-прибаутки, когда даже «э-э» остаётся где-то в глотке.Арсений и сам похоже не догоняет, что только что сморозил и что из этого выйдет. Не, ну то, что технически выйдет секс, это само собой, а вот не пизданёт ли ему Шастун с локтя по роже за такие выходки, это вопрос. Причём очень деликатный. Ему этой рожей ещё светить и бабло зарабатывать если что. И это важно, наверное.Но нет, не пизданёт похоже. Он вообще на удивление смирно лежит и лишь на автомате его бока поглаживает. Даже глаза уже не дёргаются. Ну почти.Ступор длится не долго.Попов губу закусывает, обводя его довольным шальным взглядом. У него бесенята в глазах, и Антошке это откровенно не нравится.Хотел ли он этого реально? Раз на языке вертелось, значит хотел, не с потолка же это на них свалилось. Настолько сильно, чтобы самому на серьёзных щах предложить? Нет. Но раз уж ляпнул, то теперь грех отказываться.Попробовать-то ведь можно, да?Это ведь не просто всунул-высунул-кончил, это хуйня об единении и доверии. Почему бы в обе стороны не попробовать, а?Арсений под напрягающимся взглядом Антона стаскивает с себя свитер и наклоняется к его губам.Сказал «а», делай «б». Пособие для начинающих пидоров-активов. Уже где-то на просторах «ЛитРес».У Антона сначала что язык, что рот в целом немеют. Переёбывает только так. А потом отпускает вроде. Но у него сейчас такой всплеск адреналина, что он этого даже не чувствует: это что-то на подобии тех баек, когда бедолага от медведя со сломанной ногой ещё километр бежит. Из той же оперы.Страшно.Вообще сама мысль когда-нибудь в перспективе под Арсения лечь у него рвотных позывов и петушиных криков «я натурал, в рот вас ебал» не вызывала. Но чтобы так... Внезапно. Ему бы подготовиться, настроиться, смириться и билет в Австралию купить. Желательно в один конец и прямо на сегодня.Арсений никогда в таком духе инициативу не проявлял, а сейчас за эту шутку с внезапным рвением вцепился, напрочь выбивая из привычной колеи. Ясен красен, Шастун в полном шоке лежал, как охуевшее от жизни бревно, что чести ему не делало.Не то чтобы Антон особо интересовался, просто как-то между делом узнал, что у Арсения в такой раскладке тоже никогда не было. И хуй знает почему, он-то ведь в это голубое болото ещё в школьные годы нырнул, времени было хоть затрахайся. Получается, что не хотел.А с ним вот захотел. Радоваться или плакать?Да не зашкварно ему подставиться! Неожиданно просто. Да и вообще... Больновато, наверное, будет, а ему ещё завтра в телеке сидеть, ну то есть на съёмках.Но паника эта всё-таки на «нет» сходит, постепенно отступает, потому что придурковатые мысли веселят, а мягкие ласковые губы привычно, слишком привычно, а это сейчас важно, выгоняют ненужное из головы.Все эти поцелуи родные, знакомые.Арсений его нижнюю губу любит больше верхней, и это как-то ебануто звучит, но, блять, не в тот момент, когда он её умело смакует и засасывает с ощутимым слюнявым шлепком.Антон его обнимает и гладит по спине, чувствуя, как мышцы перекатываются под подушечками пальцев. Попов на старости лет начал ходить в спортзал. Шастун тогда долго его подъёбывал насчёт фитоняшки и зеркал, чем лишил фандом фотографий из зала, а себя секса на месяц. Но стебать всё равно не перестал. Это святое.Они целуются слишком долго и слишком нежно для их парочки, непривычно, потому что Арсений только в теории да по наблюдениям со стороны и знает, что ему сейчас делать, а Антошка вроде как на мазохиста не смахивает. Так и лижутся, вкладывая в это весь секс и пыл, пока Попов не решает наконец стянуть с него пижамные штаны вместе с бельём.Красивый. Антон у него красивый.Арсений гладит его живот, грудь, ощутимо зажимая пальцами соски. Он не разрывает зрительного контакта, ловя каждую эмоцию на родном лице: Шастун перестаёт хмурить брови, морщинка на лбу разглаживается, и взгляд становится мягче.Антон приоткрывает рот, ёрзая головой по подушке. Он не знает, куда себя деть, а Попов хочет его целовать. Да и только.— Давай уже, Сень. Можно.М о ж н о.Что он ещё мог ему, Арсу, сказать?— Перед смертью не надышишься?— Не-а.Шастун длинный, неловкий, жилистый, его как-то удобно под собой уложить — проблемка, маленькая такая, под два метра ростом.Арсений подкладывает ему под зад одеяло и тянется к губам. Но нет, останавливается, потому что...— Что, прямо так? Ты бы хоть книжки какие почитал, картинки посмотрел что ли.Антон как обычно пытается отшутиться, хотя сам нервно закусывает губу.Храбрится. Показушно храбрится и ебланит в своём стильке. Только вот Арсений видит, что волнуется.— Мне не нужны книжки, чтобы любить тебя.— Любить?— Любить.— Это потому что мы сейчас трахнемся?— Придурок.Шастун тихо смеётся, удобнее устраиваясь на подушке, прикрывает глаза, а потом ноги демонстративно медленно раздвигает.Потому что можно.М о ж н о.Его Арсению можно всё. Сердце хочешь вырвать, а? А то болит оно периодически, мешает. Он ему доверяет. Не тогда, когда Арсений где-то там, не с ним и хуй пойми что делает, а когда Попов рядом, когда смотрит влюблённо и взглядом облизывает, когда так тепло дышит в шею и возбуждённо шепчет на ушко какую-то успокаивающую лабуду. Антон его материт и в сопливости обвиняет, но легче почему-то становится.Тогда, да, вообще без вопросов — доверие. И поводов для волнения нет.Шастун перестаёт волноваться. Шастун отпускает себя.Первый толчок — хуёвенько. Это странно, стрёмно, неприятно. А ещё у Попова от шока глазищи такие большие, что кажется, будто лопнут.Четвёртый — терпимо. Потому что кто подготовит партнёра лучше человека, побывавшего в его шкуре?Шастун совсем не зажимается, расслабляет в отличие от Арсения десятилетней плюс давности.Седьмой — ну так, сойдёт. Антон почти жопой ловит чужую неловкость и стоны, которые сдерживаются. Разве можно пока Шастун того... страдает?— Не сдерживайся. Я хочу, чтобы ты кайфанул. Сенька...Ёбаный ж ты в...Десяточка — ипать. Да он же прямо туда и попал, в аккурат в десяточку. Хорошо-то как, кто бы знал, и теперь понятно, почему эти пидоры в зад долбятся.Это ничё так, кажется.Под конец он даже бёдрами начинает подмахивать, не обращая внимание на то, что зад саднит и чужие пальцы в ляжки сильно впиваются.Антон живёт этим моментом, чувствует всё до мельчайших подробностей. Арсений в нём. Арсений кончает в него. Арсений заваливается рядом. И это... круто что ли. По-новому.У них теперь всё может быть по-другому. Иначе. И речь ведь не о постели вовсе. Ибо хер ему с маслом, хотя если только по праздникам...Шастун его, такого безвольного и расслабленного, в крепкие, уверенные объятия сгребает, чувствуя ладошкой, как бешено под ней колотится сердце. Он чувствует это и хочет, чтобы так было всегда.Насчёт...Раз.Два.Три.— Ты уйдешь от него?Арсений делает вид, что спит. Антон второй раз не спрашивает.Попов доверчиво жмётся в ответ.