Глава 9. Нравится слишком сильно
София крутилась перед зеркалом, задумчиво рассматривая отражение. Её выбор снова был дерзким — но сдержанным. Белый брючный костюм, идеально скроенный по фигуре, с широкими плечами и приталенным жакетом на голое тело. Короткий топ, едва виднеющийся из-под лацканов, подчёркивал изгиб талии. Брюки с высокой посадкой удлиняли ноги, а лодочки на шпильке добавляли строгости. Образ был хищным, холодным, сексуальным. Не невеста — партнёр. Не девочка — женщина.
Именно такой она хотела быть в этом союзе.
Лука вошёл, застёгивая часы на запястье. Его чёрный костюм с белой рубашкой — без галстука, с чуть расстёгнутым воротом — идеально дополнял её выбор. Он остановился в дверях, окинул её взглядом с ног до головы и сжал челюсть.
— Ты опять решила бросить вызов?
— Это классика, — ответила она, слегка обернувшись. — Просто дерзкая.
— Мы снова будем главными звёздами вечера.
— Разве ты не этого хочешь?
Он подошёл ближе, поправил воротник её жакета, слегка коснувшись кожи у ключицы.
— Я хочу, чтобы на тебя не смотрели как на мою слабость.
— А ты боишься, что я ею стану?
— Нет, — сказал он тихо. — Я боюсь, что ты уже ей стала.
⸻
Семейный вечер у Сальваторе напоминал сцены из фильмов о высшем обществе: мягкий свет, хрустальные люстры, золото, картины, тихий джаз. Внимание к деталям было в каждой чашке кофе, в каждом жесте официанта. Но всё внимание зала сконцентрировалось на одном — на входящей паре.
София и Лука.
Они вошли одновременно, идеально синхронно. Он держал её за талию, она — за его запястье. Два тела — как единый механизм. Образы — парные. Белое и чёрное. Холод и жара.
Их появление вызвало шёпот.
Фотографы мгновенно подняли камеры.
Журналисты делали заметки на ходу.
— Ты видишь? — прошептала она, слегка прижавшись к нему.
— Да. Ты выглядишь как предупреждение.
— А ты — как человек, который его не услышал.
Они двигались по залу, как король и королева среди пешек. Вели светские беседы. Позировали. Пили вино. Обменивались полуфразами. Играли — так, что никто не мог отличить игру от правды.
И только в самом конце вечера, когда к Софии подошёл один из гостей — молодой мужчина с ярко выраженной харизмой и слишком вольной улыбкой — сцена вышла за рамки.
— Ты прекрасна, — сказал он, подавая ей руку для поцелуя. — Лука должен быть очень... терпеливым мужчиной, чтобы выпускать такую женщину в таком костюме.
Лука оказался рядом за секунду.
— У него не просто терпение, — проговорил он с ледяной вежливостью. — У него достаточно власти, чтобы стереть с карты тех, кто не знает границ.
Мужчина тут же отступил.
София, ничего не сказав, подошла ближе к Луке, подняла голову и... прижалась к нему губами. Это был не нежный поцелуй. Это был акт. Яркий. Хищный. Публичный.
— Ты приревновал? — шепнула она у его губ.
— Нет, — ответил он. — Но хотелось показать, что ты моя.
— Не ври, Лука. Ты приревновал.
Он сжал её талию чуть сильнее.
— Может, и да.
⸻
Поздно ночью, когда они вернулись домой, София сняла туфли прямо в холле, не выдержав. Молчание между ними было густым, но не гнетущим — тягучим, как напряжение перед грозой.
— Ты снова была... великолепна, — сказал Лука, снимая пиджак. — Ты знала, что сойдёшь с ума весь зал?
— Именно этого я и добивалась, — призналась она. — Мы должны быть убедительными, помнишь?
Он кивнул, прошёл мимо, но остановился у лестницы.
— София...
Она обернулась.
— Я не скажу, что люблю тебя. Прошла всего неделя.
Она замерла.
— Но ты мне нравишься.
Он посмотрел ей в глаза.
— Очень. Слишком. До раздражения. До потери контроля. До поцелуев, которых не должно быть. До мыслей, которые пугают.
Она медленно подошла к нему.
— А ты мне тоже нравишься. Но я боюсь, что это станет слабостью.
— Тогда давай договоримся, — прошептал он. — Если мы сгорим — то вместе.
Она кивнула.
— По рукам.