Chapter 17
Около месяца назад…
Ферит Корхан
Званый ужин проходил в самом сердце мегаполиса. В одной из элитных квартир, где жила Демет и её семейство.
Всё было мило. Приторно. Слащаво. И наигранно.
Я в который раз пожалел, что дал матери обещание быть на этом ужине, вместо того, чтобы поехать к Фисташке и извиниться. Просто узнать, как у неё дела. Наверняка, плохо…
Чуть поостыв после того, как я понял, что Сейран не собирается никому рассказывать один маленький секрет, который узнала по идиотской случайности, я всё-таки решил с ней поговорить.
И хотя моё появление на пороге её дома выглядело бы по меньшей мере глупо, после того, что я вытворял в последние дни, ничего поделать с собой не мог. Меня будто магнитом тянуло в бюджетный район нашего города. Туда, где жила она.
А объясниться… это уже дело второстепенное. Главное, чтобы впустила к себе домой, а там постараюсь найти подходящие слова.
— Как тебе вечер, Ферит? — поинтересовалась мать Демет, видимо, заметив, что я летал в облаках, и даже не пытался сделать вид, что мне интересны новые тенденции в моде.
— Чудесно, — выдавил из себя не то улыбку, не то оскал.
Судя по выразительному взгляду Гюльгюн, вышел перекошенный оскал. Но я старался!
— Надеюсь, тебе понравилась Паста Болоньезе, мы с мамой сами готовили. — с гордостью заявила блондинка Демет.
И вот кто на самом деле соответствовал стереотипному мнению о блондинках. В отличие от той, к которой меня тянуло так, что я нетерпеливо ёрзал на стуле в ожидании окончания этого «распрекраснейшего» вечера.
Поняв, что от меня ждут ответа, поджал губы и выдал первое, что пришло на ум:
— Макароны, как макароны. — безразлично пожал плечами.
— Мы с Феритом выйдем подышать свежим воздухом. — промокнув губы салфеткой, произнесла Гюльгюн и поднялась из-за стола, заметив вытянувшиеся лица Демет и её матери. — Вы же не против?
Слащавая Демет и её не менее слащавая мамаша приторно улыбнулись и заверили нас, что нам не о чем волноваться, они найдут, чем скрасить досуг в недолгое наше отсутствие.
Было бы неплохо, если бы они в принципе скрасили сегодняшний досуг без нашего присутствия.
Засунув руки в карманы брюк, и чувствуя себя ужасно неуютно в костюме, передёрнул плечами. Уставился на тысячи огоньков, горящих из окон многоэтажек, которые говорили о том, что хозяева, несмотря на поздний час, ещё даже не собирались готовиться ко сну.
Гюльгюн достала дамские сигареты и изящно закурила.
— Неужели ты не можешь хотя бы сделать вид, что тебе понравилась Демет и то гостеприимство, которое нам оказали? Ты посмотри, как она старается. — говорила мама спокойно, но постукивание пальцами перила, которые огораживали балкон, выдавало её раздражение с головой.
— Не могу. Она меня бесит. Она и её мамаша.
— И что же конкретно тебя взбесило, позволь узнать? То, что девочка готовила пасту своими руками, чтобы показать, что она может быть чудесной хозяйкой? Или то, что она пропускает мимо ушей твои огрызания, оставаясь милой весь вечер?
— Мам, мы же оба понимаем, почему они это делают. Им нужны наши деньги, вот и лезут из кожи вон. Смотреть тошно.
— Милый, в нашем мире ничего не обходится без денег.
— Я не хочу так. — выделил последнее слово. — Уже даже вижу наше будущее. Я постоянно в разъездах, лишь бы не видеть её преданное выражение лица, как у мопса, заливаю бытовуху и обыденность алкоголем и сплю с другими. А наши дети, твои же внуки, позволь заметить, страдают от того, что оба родителя несчастны.
— То есть, ты уже всё для себя решил? — неспешно выпустив дым из лёгких, мама перевела на меня проницательный, цепкий взгляд серых глаз. — С той замарашкой будет иначе?
— Не смей так о ней говорить. — вырвалось до того, как я успел прикусить язык.
Послышался тяжёлый вздох.
— Всё ясно. Хотя, на что я надеялась. Гены не пропить. — это был не первый наш разговор о моих настоящих родителях, но было также неприятно. До зубовного скрежета.
Раньше я более остро реагировал на попытку Гюльгюн задеть меня через родителей, когда я вёл себя, мягко говоря, не очень примерно и достойно высокопоставленной семьи Корхан. Сейчас я понимаю, что таким образом она пытается действовать методом «от противного», чтобы я стремился доказать обратное, но раньше…
Не думаю, что Гюльгюн понимала, что этими злыми словами делает только хуже. Да она и сейчас не понимает этого.
Если верить мимолетным упоминаниям из детства матери, её воспитывали в строгости. Жениха выбирал отец семейства, и Гюльгюн с малолетства знала, что выйдет замуж за Орхана Корхана. Поэтому я не удивлюсь, если её семья давила на ребенка таким же способом. Но это не отменяет того факта, что если на маленькую девочку метод от противного действовал, то на других он подействует с точностью, да наоборот.
Я не стал отвечать. Промолчал, проглотив ответные обидные слова. Буду выше этого. Да и я натворил достаточно, чтобы доказать приемной матери, что я сын своих родителей. И хотя Гюльгюн никогда напрямую не говорила, кем на самом деле были мои родители, по её небрежному тону и без того было ясно, что небогатые. А копать глубже не хотел, чтобы лишний раз не травить итак отравленную душу.
— Значит, это твоё окончательное решение?
Мама избегала говорить прямо, но я её понял без слов.
— Да. Можешь найти хоть мисс Вселенную, лучше неё не будет ни одной. Жалкие продажные куклы.
— Тогда закругляемся. Итак кучу времени потеряли. Но всё же, сын, я надеялась, что ты не настолько безнадёжен в этом плане и поймёшь, почему я так поступаю. — потушив сигарету, Гюльгюн больше ни минуты не стала задерживаться на балконе.
Как и в компании матери Демет и самой «невесты».
***
Она меня вытурила. Вытолкала в спину прямиком за дверь собственной квартиры. Как последнего дебила! Ещё и отчитать успела. А я, напрочь опешивший от гневной тирады и пощёчины Фисташки, даже и не пытался сопротивляться.
Я?! Боюсь?! Боюсь, что все узнают правду и меня сгнобят? Да плевать я…
И так и мысленно заткнулся, стоя посреди пустующего подъезда с обшарпанной голубой краской по бокам — понимая, что Сейро права. Еще как права.
Я уже настолько привык к статусу самого популярного мажора в университете, что и думать не думал о том, что может быть, если мои друзья и устоявшееся за последние годы окружение, узнают правду о том, что я приёмный.
И только теперь до меня допёрло, что там, на кладбище, я испугался своего прошлого, которое может всплыть, не потому, что это так сильно грозит родителям и их известной фамилии, а потому, что я сам испугался неизвестности. Как последний трус…
Права Фисташка… Мне не хотелось терять привычное расположение и лояльность к себе. Внимание.
Запустив руку в волосы, с силой сжал их, оседая прямиком на ступеньки.
Ещё и наговорил того, чего не планировал. Хотел же поговорить, как нормальный человек. И чёрт дёрнул ляпнуть про деньги. Предложить ей заплатить за молчание. Мне будто самому не хотелось верить до конца, что она настолько чиста. Хотелось доказать обратное, увидеть этот алчный блеск в глазах, который видел всегда, стоило лишь заикнуться.
Но увидел лишь злость и слёзы обиды.
Пощёчина заслуженная, ничего не скажу. И брошенные слова правдивы. Но страх того, что все узнают, пропал мгновенно, стоило просто осознать, что он был. Мне ведь всегда было плевать на мнение окружающих. Я делал то, что считал нужным, не стремясь быть популярным. Это пришло само.
Неужели, я настолько привык к жизни богатенького мажора, что стал таким же, как и они? Гнилым, продажным и трусливым? Прячущим скелеты в дальнем и пыльном шкафу?
Подъезд ответил глухим эхом, вторя моему тяжкому вздоху.
А ведь я так старательно бежал от всего этого. Доказывал всем, и в первую очередь самому себе, что я сын своих родителей, и деньги не имеют для меня никакого значения. Столько лет на это положил.
Банду сколотил в знак протеста. Занимался мелким криминалом, даже казино собственное открыл, лишь бы досадить приемным родителям и найти на мягкое место приключений. Чтобы вновь и вновь ощущать привкус адреналина. Словить дозу запретного.
А тут несколько лет в универе, безлимитная платиновая карта и всё. Сдулся. Забыл, что есть и другие люди. Не те, кто вешается на тебя из-за денег, или дружат лишь по этой причине. А настоящие, кто за тобой и в огонь, и в воду и по медным трубам. За любой кипишь, просто потому что им в кайф, точно так же, как и тебе.
А ведь и своих корешей я навещаю всё реже и реже. До того, как наведался в ангар с Фисташкой, уже и забыл, когда сидел с братанами в последний раз. Просто так, без причины. А ведь они ни слова мне не сказали. И даже косо не посмотрели за всё время.
Ехал домой я в растерянных чувствах. В особняке ночевать не хотелось. Там всё теперь напоминало о Фисташке и о том, как я позволил матери выставить её на улицу. Поэтому поехал туда, где провёл детство и вырос, прежде чем меня сослали за город, на отшиб в фамильный особняк. За недостойное для сына Корханов поведение.
Было далеко за полночь, поэтому для меня стало сюрпризом, увидеть, что Элеонора ещё не спит. Меня она не заметила, поэтому продолжила смотреть в пустоту и медленно потягивать дорогое вино из пузатого бокала, сидя в плетеной беседке у открытого бассейна.
Сколько себя помню, она никогда не позволяла себе лишних эмоций на людях. И даже при близких. Всегда сдержана, прямолинейна и практически безэмоциональна.
А сейчас мама… плачет?
Я бы и не разглядел солёную влагу в тусклом свете беседки, но ноги невольно принесли меня ближе.
Хрустнула опавшая листва, которую ещё не успел убрать дворник. Гюльгюн резко обернулась. Но увидев меня, только ещё больше разрыдалась.
— Мам, что случилось? С папой поругались? — недоумённо. Слегка испуганно. Папа никогда на моей памяти не обижал свою жену. Даже голоса не повышал.
Осторожно войдя в беседку, присел рядом. Неловко приобнял рыдающую женщину за плечи.
Все эти нежности и забота тяжело мне давались…
— Ты не должен был здесь быть. Почему решил вернуться именно сегодня? — вместо ответа надрывно прошептала мама.
— Я могу уехать, если тебя это расстраивает. — я никак не мог уловить нить разговора, а главное, настроение Гюльгюн. Не мог подобрать слова. А ещё не совсем понимал, что происходит и что успело произойти за пару часов, что мы не виделись.
Хотя… И за десять минут могло произойти что угодно. Уж сегодня я в этом убедился.
— Нет, сынок, всё в порядке. Наоборот, останься. Просто… Ты не должен был видеть мою минутную слабость. — горько улыбнулась женщина.
Гюльгюн, которая выпила явно не первый и даже не третий бокал вина, осторожно положила голову мне на плечо. Не придумав ничего лучше, я протянул руку и погладил маму по голове.
Так же, как она однажды сделала, утешив меня, когда я был совсем маленьким и потерял любимую игрушку, оставшуюся от родителей, и чудом уцелевшую в аварии.
Мы просидели так около получаса. В ночной тишине и редких всхлипах женщины, которая точно плакала не без причины. Такая, как Гюльгюн, не стала бы просто так сидеть и распускать сопли. Чтобы довести маму до слёз, это нужно было очень постараться. Причём, на протяжении долгого времени, пока чаша не переполнится.
— Почему так рано вернулся? — раздался хрипловатый голос посреди ночной тишины, вырывая меня из мысленного смятения. — Я думала, ты поехал к своей бедной гордячке.
Ну, вот, кажись, мама потихоньку начинает приходить в себя. Язвит — показатель того, что взяла себя в руки. По крайней мере, успокоилась, уж точно.
— Эта бедная гордячка меня выгнала и сказала, что не хочет иметь ничего общего. К слову, заслуженно. — решил тоже побыть немножечко откровенным.
Гюльгюн на это лишь хмыкнула.
— Они все такие, словно Бог создавал их из другого теста. Поэтому так притягательны, да? В этом их очарование? — с неким отчаянием спросила мама. И мне показалось, что она спрашивала не у меня, а у того, кого рядом с нами нет, и уже не будет. Поэтому промолчал. — Я до сих пор не могу понять, чем они лучше нас, девушек, воспитанных в высшем обществе. Манерных. Примерных.
Гюльгюн резко отстранилась от меня и от злой досады стукнула кулаком по столу.
Мне же оставалось лишь офигевать от происходящего. Так и хотелось спросить: где та уравновешенная женщина, которая воспитывала нас с Кайёй всё это время?! И что её так сломало…
А потом развернулась ко мне и сквозь слёзы, стоявшие в глазах, прошептала:
— Как же ты похож на него. — она коснулась рукой моей щеки. — Порой невыносимо смотреть. А глаза её… — и резко убрала руку, зябко кутаясь в мех, накинутый на плечи. — Ненавижу… Ненавижу! Это упрямство и гордячество в твоих глазах, такое же, как и у неё! Которое почти исчезло, как только ты начал учиться с такими же, как и те, к обществу которых ты должен принадлежать. И тут снова…
Она встала, слегка пошатываясь, будто растеряла все силы от произнесенных слов. А до меня только начало доходить, что Гюльгюн говорила о моих родителях.
— Расскажи. — вскочил с места, устремляясь за ней. Казалось, привкус отчаяния передался и мне. Я никогда не пытался узнать о родителях, но сейчас, в эту минуту, в эту секунду, мне это показалось безумно важным. Узнать хоть что-то. — Прошу. Мам.
От последнего обращения она остановилась. Обернулась. И с какой-то грустной тоской в глазах посмотрела на меня так, что все вопросы, которые я хотел задать, застряли в горле.
— Когда-нибудь. Но не сегодня. Пожалуйста.
И ушла в ночь. В темноту давно спящего дома.
А я так и остался потерянно стоять и смотреть вслед матери, которая знала моих родителей и всё это время молчала, неся свой личный груз воспоминаний.
——————————————————
Сюрприз #2))
Прода на 12⭐
Возможно тут будут ошибки в виде других имён персонажей, т.к. я сейчас пишу ещё и главы на фикбук.)