Черная весна: Белая полоса

- Как умер?.. – Женя была в шоке не меньше меня.

- Так, Женя! Напился и умер! Они как сговорились все! – Сегодня произошло слишком много всего, о чем я бы пожелал не знать.

- Не ори на меня! Твою мать, а Наташа...Надо же что-то делать... - Кто бы ещё знал, что делать. – Надо позвонить ей!

- Так, пошли внутрь, там решим. – Я на 99,9 % был уверен, что Баранова не ответит. Женя отключила телефон от зарядного устройства, закрыла машину, устало вздохнула и пошла со мной внутрь. Мне стало совестно, ведь она вообще не обязана тут находиться. – Слушай, если ты не хочешь, то можешь ехать домой. Спасибо, что довезла и всё такое. – Я нервно почесал затылок.

- И всё такое... - Спародировала она меня. - Забей, тебе нужен друг. Мне, кстати, тоже. Я скучала. – Она улыбается ободряющей улыбкой, и мне становится немного легче. Значит, я её не мучаю. Славно.

Мы зашли в больницу и у нас перед носом появился Киса. Он был несколько удивлен. Чувствую, что наша новость для него уже не новость. Ваня подошел к нам, указывая рукой куда-то себе за спину:

- Вы видели? Это че вообще происходит. Я стою у аппарата, думаю, хоть кофе взять, а тут медсестра выходит, рядом санитары с носилками и черным мешком, и говорит типа Баранов...Баранов. Я сначала не придал значения, а потом как ахуел... - Киса был в шоке. Мы были в шоке. Все были в шоке. – А Наташка-то где? Она хоть знает, че случилось?.. Кошкина, ты же подружка Кудинова, ну-ка черкни ему. Надо ещё сука чето с этим Раулем делать. Я это так просто не оставлю. – Со всей этой суматохой мы совсем забыли о виновнике торжества. Пусть сейчас Киса и был такой усталый и говорил очень даже спокойно, но когда Мелу не будет угрожать опасность, он снова слетит с катушек и кому-то не поздоровится.

- Ты дружишь с Кудиновым? С Раулем? – Новостей всё больше. Я обратился к Жене в надежде разобраться хотя бы с одной песчинкой той пустыни, в которой мы погрязли, потому что известие о дружбе Жени с Раулем-то я никак не ожидал получить. Ещё и от Кислова.

- Нет, с Ильёй, давай не сейчас. – Она укоризненно посмотрела на Кислова, но тот даже не повёл носом. -  Это не важно, в отличие от психопата, подстреленного друга и мертвого отца Наташи. – Женя начала набирать Барановой, но, видимо, она забыла, о чем мы с ней говорили пару часов назад. Как и следовало ожидать, она не взяла трубку. – Сука. – Попыталась тихо выругаться Женя.

- Ого, Кошкина, выпустила коготки, значит... - Киса не оставил её последнее слово без внимания.

- Она не ответит, они же сбежали, я же тебе говорил...– Проговорил я очевидный для нас с Женей факт, присев на скамейку и запустив руки в волосы. 

Киса подавился кофе:

- Чего блять? Бонни и Клайд, сука! Куда они уже смылись? Сопляки!

- Понятия не имею, пришли ко мне, сказали спасибо, что помог, и как бешеные свинтили. Он бабки у отца стащил. – Я пересказал Кисе то же самое, что сказал Жене недавно.

- Ееееебать! Один другого лучше! Боря, надо было не мазать! А сразу его...

Я шикнул на Кису, чтобы он остановился. Понятно, что речь его уже шла о Рауле, и о том, что мы его подстрелили. Что я его подстрелил.  Кислов посмотрел на Женю и понял, что она ничего не знает об этом. Ваня сощурил глаза, но не стал продолжать. Несмотря на то, что наш клуб раскрыли, он все равно не хотел лишний раз кого-то посвящать в эти дела. За что я ему благодарен. Но в целом, Женя нас итак не слушала, уткнувшись в телефон.

От лица Жени:

Я судорожно искала номер Ильи в телефонной книжке. Как же я его записала? Я редко пользуюсь звонками на телефоне, а звонить через соц.сети не было смысла, не факт, что у него ловит интернет, хотя, скорее, не факт, что у него вообще хоть что-то ловит. В конечном счете я нахожу просто имя «Илья». Слава богу там сохранилась фотография, синхронизированная с каким-то из его аккаунтов, и я поняла, что это точно он. Хотя у меня нет других знакомых с таким именем, можно было даже не смотреть на фотку. Я нажимаю на звонок.

Никто не берет. Я отодвигаю телефон от уха, чтобы набрать заново. Боря говорит мне:

- Жень, он не ответит. Они, наверное, уже выкинули телефоны для азарта или поменяли симки...Кто знает, что им в голову взбрело, если они даже отца обокрали...

Но я его не слушаю и набираю снова. Бинго.

- Жень, я сейчас не могу говорить, я эээ... мы немного сбегаем из дома. Ты с ума сошла звонить так поздно? Наташа уже спит... Я думал, что тот факт, что мы не взяли трубки тебя остановит, но нет, ты...

Я не даю ему договорить его бесконечно льющийся спотыкающийся поток мыслей:

- Илья, срочно возвращайтесь! – Единственное, что приходит мне на ум. Я говорю это так резко и так громко, что женщина в регистратуре непременно обращает внимание на то, что я потревожила её покой.

- Так, эээ, Женя, послушай меня, пожалуйста, если рядом с тобой мой отец, ты мне, пожалуйста, сразу об этом скажи, он не должен ничего знать. Мы не вернемся! Мы начинаем новую жизнь! Всё! И тебе вообще, между прочим, повезло, что я взял трубку, потому что мы собирались поменять симки, тут просто по пути глушь одна, вот так что...

- Нет твоего отца рядом! Ты слышишь меня вообще?! Возвращайтесь, Илья, там... - Я прикрываю телефон рукой и стараюсь сказать что-то не так громко, но получается какой-то угрожающий и совсем не тихий шепот. Я хочу сказать причину, ради которой он обязан вернуть Наташу домой, но он снова говорит и говорит. – Я...Илья!

- Да сколько можно с ним сюсюкаться! – Киса выхватывает телефон из моих рук. – Алло, Кудинов, это Кислов. Собирай свои пожитки, лови попутку до Коктебеля и дуй сюда с Барановой! – Видимо, Илья ему что-то сказал. – Кудинов, да кому ты нужен? Если бы это было неважно, никто бы и не звонил! – На секунду мне кажется, что Кислов теряет свою смелость. Он зажмуривает глаза и трет их пальцами. Он тоже не знает, как преподнести эту информацию. – Значит слушай сюда, отец твоей Наташи умер! Вези её обратно торпедой, иначе я скажу отцу Хенкина, чтобы посмотрел камеры по городу и что вы свалили в Питер, раньше, чем он бы сам до этого догадался! Всё, давай быстрее! Никаких «но»! Я не шучу! – Киса сбрасывает звонок и отдает мне телефон.

- Взял моду у людей телефоны отбирать... - Я не придаю этой фразе Хэнка никакого значения, ведь есть дела поважнее. А он скорее пробубнил это, чем сказал конкретно Кислову, чтобы тот услышал. - Ты-то откуда знаешь, что они в Питер собрались? – Спрашивает он.

- Не знаю, я наугад сказал, чтобы напугать его. Я просто везучий. Получилось же, вот и не возникай! Куда еще отсюда все хотят свалить-то?  Проповедник постоянно про этот Питер талдычил всем и Наташу 100% агитировал туда ехать учиться, а Илья всё делает, как Наташа скажет...Скоро вернется ваш кондитер как миленький. - Поразительная дедукция. Из него бы вышел отличный следователь.

- А че ты про Рауля ничего не сказал? – Хэнк продолжал засыпать его вопросами.

- Да куда ему столько информации-то давать, пусть хоть с этим что-то сделает! – Кислов был прав, как бы мне не хотелось это признавать. – Лишь бы Раульчик не сбежал только никуда... Батя, наверное, итак его уже отмазал... Вот съезжу к тетке на хутор, а потом сразу за него возьмемся.

- Мы уже взялись один раз. – Ответил ему чем-то раздосадованный Хэнк. А о чем собственно речь?

- Этот будет последним. – Не знаю, наверное, Кислов от обиды за друга такой мрачный, но что-то мне подсказывает, что эта фраза ничего хорошего в себе не несет. Разве с этим не должна справляться полиция?

Пока мы поднимались к палате, в которой лежал Егор, мальчики продолжали свой диалог, я не хотела встревать. Мне всё ещё не нравился Кислов, не нравилась возможность общаться с ним:

- А его вообще приняли, нет? – Спросил Хэнк у Кисы.

- Кого?.. – Ваня несколько удивленно переспросил, не понимая, о чем говорит Боря.

- Рауля, кого ещё? – Смутился Хэнк.

- Аа...Дак не знаю, я же говорю, я спал и пьяный был. Анжела разбудила, я быстрее-быстрее, но его уже не было. По крайней мере, я его уже не видел. Не удивлюсь, если он уже на полпути в Прагу или Польшу, аристократ хренов!

Мы подошли к палате как раз в то время, когда из неё вышли родители Егора. Они очень устали и хотели съездить домой переодеться, поэтому попросили нас побыть в больнице до их возвращения. Мы любезно согласились. Ещё они сказали, что к нему уже можно заходить только не всем сразу, он в сознании, но если отключится, то это нормально, снотворное ещё немного действует.

Только Киса двинулся с места, чтобы дернуть ручку и зайти к другу, как Анжела жалобно сказала:

- Ребят... - В её глазах всё ещё стояли слезы. Она выглядела как ободранный котёнок.

Перед этим её видом не устоял даже Кислов, хотя я видела, как он сопротивлялся всем своим нутром. Она явно хотела как можно скорее остаться с Егором наедине :

- Бабич, ты как всегда...Иди уже! Только быстро! – Он открыл ей дверь.

- Спасибо большое, Кисонька! – Сказала она, вытирая слёзы, на что Ваня наигранно слащаво улыбнулся и хлопнул за ней дверью.

Времени было что-то около шести утра. Родители даже не прочитали моё сообщение. Значит, они спят. Прекрасно, а вот мне спать совсем не хочется. Единственное, что меня в этом пугало, что машину будет опасно везти после бессонной ночи. Не хватало мне ещё за помощь другу в обезьянник попасть. Ладно, разберемся с этим позже.

От лица Мела:

Родители наконец-то убедились, что со мной всё хорошо со 101 раза и поспешили выйти. Хотя я ещё час назад умолял их ехать домой спать или заниматься своими делами по дому, ведь мне ничего не угрожает, пусть они обо мне не беспокоятся, но это же родители, как они могут меня оставить, зная, как меня потрепало.

Только они ушли, меня снова начало клонить в сон. Я слышал голоса за дверью, мне показалось, что не очень дружелюбные и что, скорее всего, там был Ванин голос. Я легонько улыбнулся. Приятно знать, что и друзья меня не оставили, хоть и хотелось побыстрее остаться в одиночестве.

Дверь распахнулась, и сон как рукой сняло. Передо мной стояла она, напуганная то ли от того, что произошло ночью, то ли от того, в каком я виде, то ли от того, что дверь захлопнулась с таким громким звуком в то время, как вокруг, кроме писка техники, не было ни звука. Это было неважно, ведь в ней было прекрасно всё, даже когда она в таком состоянии. Её блестящая одежда испачканная, вероятно, моей кровью, макияж, смазанный слезами, заплаканные красные глаза. Это было настолько плохо, но в то же время и поэтично чарующе. Мне немедленно захотелось её обнять, и я предпринял попытку встать, но она не увенчалась успехом.

- Ты чего! Сиди-сиди, точнее, лежи, не вставай... Я сама подойду. – Сказала она, шмыгая носом и присаживаясь на стул рядом с кроватью, как бы опасаясь чего-то.

Я не отводил от неё взгляд, и всё что мне удалось сказать:

- Привет.

Она впервые за всё это время горько улыбнулась и ответила мне тем же. А потом снова заплакала:

- Скажи честно, ты совсем дурак, да? Зачем ты это сделал? Я же просила тебя остановиться... - Она вытерла слезы рукавом кофты с блестками, и мне показалось, что они расцарапали её и без того раскрасневшееся лицо.

- Ради прекрасной дамы и умереть не жалко... - Я выдавил из себя улыбку, хоть и любые шевеления всё ещё отзывались болью в моём организме.

- Тогда ты как мой рыцарь заслуживаешь награды. – Во мне все закружилось-завертелось, она встала и подошла ко мне ближе.

Вот он мой шанс. Неужели и правда надо было подставиться под пулю, чтобы получить желаемое. Анжела тянется ко мне, чтобы поцеловать, вероятно в щеку, но я опережаю её и поворачиваю голову так быстро, что она не успевает понять, что произошло. Мне не важно, что сейчас мою ключицу конкретно так разразила боль, поскольку я утопаю в нежности, которой она меня накрывает. На секунду я подумал, что она отстранится, но она улыбнулась и продолжила поцелуй. Может быть, это всё сон? Но боль не прекращалась, а я уже, к моему глубочайшему сожалению, не мог терпеть, но зато понял, что это не сон. Наконец, я шикаю от боли, и Анжела отстраняется.

- Прости, прости, я не хотела. – Начинает извиняться она.

- Перестань, всё в порядке. – Здоровой рукой я аккуратно трогаю повязку, чтобы понять, не открылась ли рана, но всё хорошо.

Анжела берет меня за руку, и это утро определенно становится лучшим в моей жизни. Мы ещё говорим какое-то время обо всём и ни о чем одновременно. Как бы мне не хотелось, чтобы этот момент не заканчивался, но всё когда-то заканчивается. Ей приходят сообщения на телефон. Кто может писать так поздно? Или, вернее сказать, рано? Она берет в руки телефон, попутно извиняясь за то, что ей необходимо ответить, и убирает руку с моей руки. И я уже мысленно ненавижу того, кто ей написал. Улыбка медленно сходит с её лица, а слезы вновь застывают на глазах:

- Я...Егор...это...в общем, прости меня, пожалуйста, ладно? Мне тут...бежать надо... - Она вскакивает с места так, что стул с грохотом опрокидывается назад.

Пока она пытается его поднять трясущимися руками, я снова делаю попытку привстать и шиплю от боли:

- Анжел, стой! Что случилось? – Но она мне не отвечает, а только испуганно оглядывается на меня, уже подходя к двери и ничего больше не говоря. – Анжел... - Но бесполезно уже что-то пытаться ей донести. Она уже погрузилась в свои мрачные мысли.

Меня распирает злость от того, что я, вероятнее всего, знаю причину её такого поведения. И она мне не нравится, мне не нравится то, что он снова забрал её у меня, хоть я уже и не на грани жизни и смерти, в отличие от него. Я понимаю, что так нельзя думать, но любовь к ней вынуждает меня с каждым разом поступать всё хуже и хуже.

- Сука! – Кричу я на всю палату.

Дверь снова открывается, и я надеюсь, что это Анжела, что она сейчас скажет, что ошиблась, ничего страшного не произошло, снова возьмет меня за руку, и мы вернем тот хрупкий мир, который просуществовал буквально десять минут. Но нет. В дверной проем просовывается голова Кисы и Хэнка.

- Привет, чувак! – Радостно говорит Киса, намереваясь войти, но я беру кружку с водой свободной рукой и швыряю её в стену.

- Проваливайте все! – Кричу я от злости.

- Всё, понял, зайдем позже. – Говорит он ошарашенным голосом. – Так и знал, что надо было перед ней заходить, че вы её не остановили? – Он уже обращается не ко мне. И прежде чем закроется дверь я успеваю увидеть только голову Жени. Значит, она тоже была здесь всё это время. Но, честно, мне уже нет до этого никакого дела. Всё, чего я хочу – это провалиться в сон.

От лица Анжелы:

Мне становится так хорошо рядом с ним, что мне это совсем не нравится. Мне приятно, что Егор готов был пойти на такое ради меня. Может, он и правда меня любит? Или это всё юношеский максимализм? Сейчас, находясь здесь и держа его за руку, я испытываю тот покой, который никогда не испытывала ни с одним парнем. Но разве я имею право так думать? Ведь у меня есть Лёша, и я люблю его...А Егор, ну, Егор просто друг, хоть мы и поцеловались. Наверное, это плохо...Мне не хочется об этом думать, ведь последние несколько часов мои мысли занимал явно не Лёша. И болтать мне сейчас хочется только с одним человеком.

Как по волшебству, ещё один виновник моих размышлений даёт о себе знать очень «вовремя». Мне на телефон приходит несколько сообщений. Я вижу, что они от Лёши. В другое время, я бы подождала, пока мой диалог с Егором закончится, чтобы ответить ему, но сейчас, когда он пишет мне в 6 утра. Либо он волнуется, либо что-то случилось...

Я прошу прощения у Егора, захожу в чат с Лёшей и вижу это:

«Дорогая, Анжела, не передать словами, как я же тебя люблю. То недолгое мгновение, что было между нами, останется в моей памяти до самой смерти. Мне больно и трудно писать тебе об этом, но я бы не смог произнести это вслух, глядя тебе в глаза, потому что тогда бы я точно не смог уехать. Сначала я хотел написать тебе что-то гадкое, чтобы ты возненавидела меня, чтобы было легче проститься, но ты заслуживаешь знать правду. Моя болезнь прогрессирует и не даёт мне возможности больше оставаться здесь с тобой, а, может быть, и вообще в этом мире. Спасибо тебе за то, что скрасила мою короткую жизнь своим ярким присутствием в ней. Я вынужден расстаться с тобой. Не думай, что я хочу этого. Будь у меня чуть больше времени, я бы остался с тобой на всю жизнь. Но я рад, что у тебя есть Егор. Я уверен, что он тоже любит тебя. Я спокоен, потому что оставляю тебя в надежных руках. Я попросил его приглядеть за тобой, а после того, что он сделал сегодня ради тебя...Я уверен, что это твой человек, как бы это грустно не звучало для меня. Извини, что на его месте сегодня не я. Это должен был быть я, но я не смог. Не смог защитить тебя от этого урода. Будь счастлива. Не ищи меня. Не делай больно себе и мне. Ты навсегда останешься в моей памяти, навсегда останешься пеплом на губах. Прощай».

Я прочитала его длинное сообщение на одном дыхании, но тут же почувствовала, что я больше не знаю, как дышать. Мысли о Егоре молниеносно улетучились. В голове крутилось столько вопросов и лишь одно желание: увидеть его, вероятно, в последний раз.

Я подскочила и поспешила выбежать из палаты. Мне было совестно, что я оставляю Егора вот так без объяснений, но я просто обязана увидеть его сейчас. Он написал, что уезжает, а я не успела им насладиться как следует, его любовью, показать ему, как я его люблю. Наверное, я должна была что-то сделать. Я бежала по коридорам больницы, не замечая никого на своем пути, хоть уже и стало гораздо оживленнее, кому-то надо было на утренние процедуры. Может, это всё шутка? Он же тоже в санатории. Сейчас, наверное, идет на какую-нибудь процедуру... Да, точно, он просто не так понял врача, не то услышал и сейчас думает, что умирает, а это не так. Мы совсем справимся. Ведь справимся же?

Хоть бы это было так.

Слава богу оздоровительный центр находится рядом с больницей, бежать было не так долго. Накатившиеся слезы заполняли мои глаза и стояли в них стеной, не давая мне разглядеть дорогу. Я два раза упала, колготки были изодраны, коленки тоже. Мне было всё равно, я не чувствую этой боли, я чувствую другую прожигающую меня изнутри боль.

Я забегаю в отделение, где кладут ребят, приехавших издалека. Однажды мы были здесь с родителями. Папу приглашали на открытие. Я подбегаю к дежурной докторше и пытаюсь собраться с мыслями и сказать хоть что-то внятное.

- Господи, девушка, с Вами всё хорошо? Может, скорую вызвать? Что случилось? Ещё рано для гостей, у нас по расписанию только через 40 минут процедуры начинаются. – Она смотрела то на меня, то на часы на своей руке.

- Н...н...не надо скорую. – Я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги и схватилась за стойку. Это не осталось без внимания дежурной.

- Ой, божечки, девочка! – Она выбежала из-за стойки, подхватила меня и поспешила усадить на скамейку, стоявшую неподалеку. – Гриша! – Позвала она охранника. – Гриша, скорее, воды принеси! Тут девочке плохо!

Из своей каморки с надписью «ОХРАНА» не спеша вышел полноватый, низковатый мужчина 50-ти лет, чтобы посмотреть, что случилось. Я пыталась обращать внимание на мелкие детали всего, что меня окружает, чтобы отогнать приближающуюся панику. Я посмотрела на круглые очки охранника, на его поседевшие волосы, маленькую непослушную бородку, на тапочки дежурного врача, на цветочки нарисованные на них, на её бейдж с именем «Абрамова Екатерина Викторовна», но паника никуда не ушла.

- Не надо воды, Вы можете мне, пожалуйста, сказать, в какой палате лежит Алексей? – Я посмотрела на Екатерину, она нервно переглянулась с охранником. - Мне больше ничего не надо.

- Так, вода-вода, сейчас принесу. – Гриша не стал смотреть мне в глаза и поспешил удалиться. Что-то странное происходило с ними.

- Так это...Алексей, говоришь, а фамилию мне не напомнишь? Или как выглядит? Может, ты ошиблась, и у нас нет таких? – Она явно увиливала от ответа.

- У вас что много больных с именем Алексей?.. Я на весь Коктебель одного знаю, и тот не отсюда. – Слезы скатывались по моим щекам. – Ну он такой худой, высокий и светленький. Улыбается он мило, вежливый,  а ещё... ещё у него с легкими проблемы...

Екатерина протягивает мне стакан с водой, который ей дал Гриша, я его неохотно беру, а затем она очень осторожно касается моего плеча и говорит:

- Слушай, не хотела я тебе говорить. Знаю я, что за Леша, сказал он, что ты можешь прийти...Попросил сказать, что его тут нет и не было, но вижу, страдаешь... Уехал Леша твой. Час назад его машина забрала. – Ну вот и всё, она сказала то, чего я боялась больше всего.

- Зачем ты ей сказала? – Шикнул на дежурную охранник. – Ей итак плохо, вон смотри все коленки ободранные, бежала поди сюда...

- Да тихо ты, тут любовь! Ничего ты не понимаешь! – Прогнала она охранника. – Крепись, дорогая, такая уж судьба у него... Только Богу остается молиться, чтобы хотя бы выжил.

Она врач и особо не старается церемониться со мной. От чего становится ещё хуже. Я не могу дышать. Тут, оказывается, так жарко. Оказывается, колени, и правда, в крови.  Внутри что-то треснуло и разбилось на мелкие больные осколки. Вчера Рауль не дал мне умереть, Егор не дал мне умереть, а сегодня Лёша убил меня. Лучше бы я получила вчера ту пулю, желательно прямо в лоб.

Я хотела было написать ему, спросить, где же он, но он ограничил доступ лиц, которые могут ему написать. Вот и всё.

От лица Станислава Кудинова:

Водитель привез меня на побережье к бухте ещё около получаса назад. Я ждал Костю и Артёма. Было прохладно, но коньяк в моих руках не давал мне замерзнуть. Хотя, чему там замерзать? Я уже давно умер. Мне все равно.

Я посмотрел на бушующие волны и снова сделал глоток. Сзади послышался гудок подъезжающей машины. Артем вышел первым и сказал:

- Прости, Стас, с Мелениным возился. Фух! – Я жестом руки, не оборачиваясь, показал ему, что не стоит беспокоиться, и предложил бутылку. – Не-не-не, мне на сегодня хватит. – Запротестовал он, а Костя вот не отказался от напитка.

Хенкин поспешил доложить обстановку, которую ему только что передал человек из отделения:

- Следователь этот из центра уехал. Про стрельбу ничего не знает, не успели доложить. Вызвали на Родину, поэтому дело висит, без него в любом случае будем заминать. Пока что можно выдохнуть.

Бабичу не понравилось то, что сказал Костя:

- Какой выдохнуть?! Какой выдохнуть?! У нас за месяц произошло столько, сколько в 90-х не происходило! Мы как это отмывать будем?! – Он выхватывает бутылку у Кости, я уже думаю, что сдастся и выпьет, но только Артем подносит бутылку к губам, как тут же скорчивается и отдаёт её мне обратно. – Стасик, ты это...держись там, ладно? – Я снова делаю глоток.

- Да...пф...я-то что? Я уже всё! Один ребёнок вор в законе, второй психопат. Всё просто замечательно! Эх, а такими мальчиками хорошими росли...

- Да, знаешь, Боря тоже в детстве милым был. Вон стихотворение на стульчике в костюме кролика читал, а сейчас себя Богом возомнил. – Костя пытается меня поддержать и показать, что он тоже чувствует что-то подобное, но разве его горе подобно моему? Он хлопает меня по плечу.

- Так, парни, делать что-то надо...Ничего не делать нельзя, этот хер вернется, и всё по-новой! Стасу вон ещё в мэры!

- Не-не, мне уже так...Не буду я мэром, Артем, прости меня! Куда? Кто такому доверится? Я сегодня бабушкам помогал, завтра у меня сын по статье отлетит. Всё! Скажем, в семье трагедия случилась, бабка троюродная умерла, дети не выдержали удара, и я на покой!

- Э, ты мне тут давай без покоя! Пока всё не решим, никто не будет спокоен! И, Стас, ты меня извини, но Рауль же реально псих. – Я развел руками. – Двоих подстрелил. Дети сказали, он пришел уже в крови, не факт, что ещё кого-то не грохнул! – Я боролся с накатывающимися слезами как мог.

Костя предложил:

- Так это, может, скажем мол так и так, отправили на реабилитацию, а сами ему браслетик на ногу, и под домашний арест. Если сбежит, мы узнаем. И психолога бы ещё частного, желательно.

- Нет! Это ж надо было! Стрельба! В моём-то доме! Вы как это допустили вообще! – Артем начал орать, но тут мне позвонила жена.

- Да, Катюш?..

Она кричала в трубку вся в слезах, спрашивала, где Илья, где Рауль, сказала, что убьёт меня голыми руками, если я ей сейчас же всё не расскажу.  Какой же громкий у неё голос. Как же я устал.

- Катюш, я тебе обещаю, всё будет хорошо, я тебе клянусь! Я верну детей домой, всё станет, как раньше! Мы посадим обоих под домашний арест.

- Ты не понимаешь, ничего уже не будет как раньше! Ему помощь серьезная нужна! Какой домашний арест? Ему в больницу надо! – Она говорила про Рауля, не переставая плакать.

- Катя, он наш сын! – Сказал я ей и выключил телефон.

От лица Жени:

Анжела выбежала из палаты со скоростью пули, я аж подскочила. Мальчики уже собирались зайти, я сказала, что подожду их здесь. Зачем нарушать покой Егора, мы не так уж и часто общались в обычное время. Я только попросила передать «привет» от меня, но Боря и Ваня вышли из палаты, ещё не успев в неё зайти. Я услышала звук бьющейся посуды.

- У вас всё нормально? – Спросила я.

- Ниче не нормально! – Киса снова обвинил нас с Борей во всех бедах мира. – Всё, короче, зайдем к нему, когда он не будет такой бешеный! Зря только время потеряли.

Кислов схватил свою куртку и направился к выходу из больницы. Хэнк только пожал плечами и мотнул мне головой на дверь. Я поняла, что пора уходить. Мы снова вышли на улицу, уже начинался рассвет. Ваня снова стал холоднее льда, он снова начал отвергать Борю, что мне не понравилось. Боре позвонил отец, и он отошел от нас немного. Ваня остался стоять со мной, но было видно, что ему перестала нравиться наша компания, он хотел поскорее уйти:

- Короче, передай Хэнку, что я поехал к тетке. Всё, давай, пока! – Я могла бы промолчать, но не стала...

- Может, перестанешь? – Кислов остановился, чтобы дослушать меня. Честно говоря, я надеялась, что он не услышит и уйдет.

- Перестану что? – Он уже начинал злиться.

- Не знаю, что у вас произошло, но прояви хотя бы каплю уважения к нему. Если он говорит, что «спасал вас», значит это так и есть! Я уверена, что он хотел сделать всё правильно, как лучше...Он любит тебя. Как брата родного! – Киса горько ухмыльнулся на это. Не знаю, что его рассмешило. – Я ты продолжаешь его отталкивать!

- Вот именно, Кошкина, ты ни черта не знаешь! Если ты его подружка, это ещё не значит, что ты и моя подружка тоже и имеешь право мне что-то высказывать! Тебя он тоже любил когда-то, это не помешало тебе кинуть его! Всё, высказалась? Помогло? Спасибо за твоё ненужное мнение, всё, чао! – Он развернулся и ушел.

Я не стала кричать ему что-то вслед. Боря к этому моменту уже подошел ко мне, думаю, хотя бы слова Кисы из нашего столь короткого диалога он услышал, поэтому я посмотрела на него виноватыми глазами, как бы говоря, что я сделала всё, что могла. Хэнк махнул рукой и сказал:

- Да ладно, это ж Кислов. Я привык. Пойдем, провожу тебя до дома. Машину позже заберём. Надеюсь, твой папа нас не убьёт.

Я усмехнулась, и мы пошли с ним вперёд, смотря в спину быстро удаляющемуся из нашего поля зрения Кислову.