Моя ревность тебя погубит

Слабый голос добивает меня, когда в очередной раз проносится в моих мыслях.

Она запугана, обессилена и беспомощна.

В меня словно вселяется дьявол — я готов перевернуть к чертям стол, разъебать машину, превратив её в груду железа, спалить нахрен город. Выдержать любой кошмар, лишь бы знать, что с ней всё в порядке.

Первые несколько минут после нашего разговора я не могу опомниться просто потому, что не верю в собственную появившуюся доброжелательность и острую сочувственность. Но моментально я прихожу в себя и понимаю, что готов сорваться вечером в этот район, где бедность и уныние парят в воздухе. Сорваться для того, чтобы просто увидеть её.

Совершенно расслабленная, Алина пьёт вино и смотрит по телевизору какой-то тупой сериал, параллельно что-то печатая в телефоне. Моя жена не вызывает во мне никаких ласковых чувств. Абсолютно ничего, кроме эрекции, если она ходит вокруг меня в полуобнажённом виде. Хоть я и благодарен ей за то, что она сглаживала углы моей тоски, с трудом разбавляла каждодневное одиночестве с выпивкой один к одному, но полюбить жену мне так и не удалось. Моё нормальное к ней отношение нельзя приравнивать даже к остывшим чувствам, потому что их никогда и не было, в отличие от секса.

Правда, за годы брака я трахал не только жену, о чём она знала, я уверен. Но и её всё устраивало, потому что я не могу вспомнить ни одного скандала, связанного с этим.

Нас совершенно ничего не связывает, кроме свидетельства о браке. И она не испытывает ко мне ничего точно так же, как и я к ней. Мы просто двое чужих друг для друга людей, которым удобно: она пользуется всеми моими благами, а я пользуюсь её телом, если мне нужно.

— Мне надо уехать, — сухо сообщаю я, проходя мимо неё.

— А куда ты?

— Появились дела.

— Мне казалось, ты выпил. Разве нет? Дела настолько важные? — она ухмыляется, всем своим видом показывая, будто догадывается о том, куда я собираюсь.

Она думает, я еду трахнуть кого-то на стороне. И на самом деле, мне плевать, о чём она сейчас думает. Сейчас мне важно одно — просто увидеть Полину.

— Я в состоянии вести машину, — мой спокойный тон меняется на раздражённый, после чего Алина замолкает.

Иногда мне кажется, что она слишком сильно меня боится, причём по каким-то непонятным мне причинам. Она всегда сдержана и редко говорит что-то лишнее, словно не имеет собственного мнения. Если видит меня в плохом настроении, то просто смиренно улыбается, ни о чём не спрашивая. Знаю, Алина опасается того, что наш сухой брак когда-нибудь распадётся, и тогда она будет лишена своей роскошной жизни. Поэтому она готова терпеть всё, но даже спустя два года совместной жизни я совершенно не хочу об этом думать.

Особенно сейчас, когда я готов избавиться от этого брака.

— Во сколько вернёшься? — спрашивает Алина, когда я подхожу к входной двери.

— Ложись без меня.

♡ ♡ ♡

Чёртовы светофоры будто всячески пытаются разбудить во мне зверя. В очередной раз попадаю на красный свет, но не выдерживаю — я настолько неуравновешен сейчас, что даже эти проклятые двадцать секунд становятся для меня вечностью. Поэтому я обгоняю впереди стоящие машины по встречной и продолжаю ехать.

Мною движет нарастающее волнение и острая потребность оказаться рядом с ней, обнять и заверить в том, что я обо всём позабочусь. Поклясться, что больше никто не посмеет и пальцем её тронуть. Вот бывает же, что нихера больше не нужно, кроме этого. Впервые за долгое время я смотрю на жизнь открытыми глазами, не через призму денег, чьего-то уважения и уверенности в завтрашнем дне. Впервые за долгое время мне настолько сильно хочется увидеть человека, что вены на руках вздуваются, а голова отказывается думать о чём-то другом. И всё это после одной встречи? И всё это для чего?

Действительно, для чего? В который раз прокручиваю наш телефонный разговор. Это ведь ненормально и противоестественно. Один лишь факт того, что взрослый мужчина в моём лице мчится вечером к юной девушке почти на другой конец города, делает меня нездоровым извращенцем. Общество бы точно окрестило меня таковым. Но мне насрать на общество, которому плевать на неё. Я не знаю, что придётся делать, но точно осознаю степень своей заинтересованности. Я точно не смогу спокойной спать, постоянно напоминая себе о том, что где-то там сидит эта девушка в окружении блядских пьяниц.

Она заставила меня что-то чувствовать.

Она заставила меня думать о ней чуть ли не каждую минуту каждого дня.

Сейчас снова идёт дождь, как и в тот вечер. С недавних пор у меня особое отношение к такой погоде — ведь если бы не помешавший в прошлый раз нам обоим дождь, то мы никак бы не соприкоснулись с нею. Она бы продолжала сидеть на скамье, доедая свою булку, бутерброд или что это было. Я бы покурил ещё немного и уехал, оставив о ней эпизодические воспоминания.

Правой рукой проверяю, не осталось ли сигарет в пачке — пусто. Кажется, скурил ещё одну за вечер.

Наконец доезжаю до нужного места — из-за нескончаемого потока мыслей не сразу замечаю. Сразу же выхожу под моросящий дождь и осматриваюсь, но не вижу ни Полины, ни кого-то другого.

Чёрт, где же ты?

Сейчас соображу, что надо сделать. Придётся заходить за ней прямиком в квартиру, даже если она была катастрофически против этой идеи.

Решительным шагом направляюсь к подъезду, в который она заходила в тот раз, параллельно начинаю набирать её номер. Смотрю на эту разруху, которая умещает в себе сотню бедных людей. Застеклённые балконы настолько узкие, что могут служить лишь пространством для сушки белья и складирования ненужного, собирающегося годами хлама.

Бесконечными гудками можно пытать меня. Она не берёт трубку, сколько бы я ни звонил.

Блядь, если эти ничтожные куски дерьма посмеют хоть что-то сделать с ней, если только попробуют притронуться, то я окончательно озверею и забью их до смерти.

Собираюсь набрать номер любой квартиры и потребовать открыть, но отпадает надобность. Полина стоит немного правее от меня. Мёрзнет, обнимая себя руками.

Сразу же бросаюсь ей навстречу.

Сначала у меня отлегло. Девушка промокшая, но хотя бы подальше от своей суки-матери. И только я подхожу к ней достаточно близко, чтобы рассмотреть каждую деталь, как кровь вновь закипает. Бедняжка мало чем отличается от побитого котёнка, с трудом выбравшегося из рук живодёров.

Блядь, нужно срочно заканчивать сравнивать её с животными, это уже походит на нездоровую хуйню.

Красная. Растрёпанная. Замученная, словно только что снятая с креста. Стоит в длинной шерстяной кофте, не спасающая от ледяного ветра.

Полина готова упасть прямо сейчас, а я, как никогда, готов подставить свои руки, чтобы пронести её тело туда, где смогу обложить его заботой и лаской.

Как вообще, сука, можно с ней по-другому? Как? Что эти выродки с ней делали?

— Полина, — произношу я и заключаю маленькие ледяные ладони в замок своих тёплых рук. — Всё хорошо. Я здесь.

Она стоит в ступоре. Поднимает на меня кукольные глаза, в уголках которых собираются слёзы.

— Ну что такое? Чего ты плачешь, принцесса? Я приехал, видишь? И больше тебя не оставлю, клянусь. Расскажи, что случилось?

— Ничего не случилось, — отпирается она, забирая от меня ладони. — Всё нормально.

— Это ненормально, Полина. Пожалуйста, доверься мне. Обещаю, я сделаю всё, чтобы не разочаровать тебя.

Бедная.

Эта бедная девушка расплакалась ещё больше, перестав себя сдерживать. Утыкается лицом в ледяные ладони, слегка шатаясь. Любое дуновение ветра способно сбить её с ног. Я притягиваю этого ангела к себе, прижимаю к груди, поглаживаю влажные волосы. Настолько хрупкое создание. Хрупкое и крохотное, она еле дотягивает до моей груди. Страшно даже дотронуться до неё. Страшно случайно ранить.

Если до этого момента во мне и разгуливались сомнения, внедряя навязчивые мысли, что взрослому мужчине нельзя шататься рядом с шестнадцатилетней девушкой, то сейчас даже малейшие отголоски исчезли. Мне абсолютно поебать, как это смотрится со стороны морали. Я не сделаю ничего, что будет неправильно в отношении неё. Я бы и не смог, зная, сколько ей лет. Это вообще не важно, самое главное — просто защитить её.

— Всё хорошо. Больше я не оставлю тебя одну, слышишь меня?

Полина машет головой в знак согласия, при этом не отрываясь от моей груди. Я и сам не в силах отпустить её, но чувствуя, как сильно она трясётся, понимаю, что пора отвести её в машину.

— Что случилось? Почему ты так напугана?

Эти слёзы явно появляются не просто так.

— Просто мама... Она... — каждое слово отдаётся болью. — Она очень сильно напилась. Господи, как она напилась... — с огромным трудом Полина выдавливает из себя слова, рассказывая мне, что произошло. — Издевалась надо мной при своих друзьях. Выхватила телефон и начала бить о стену. Я не понимаю, за что она так со мной? В чём я виновата?

Виновата эта тварь, которая не видит границ между воспитанием и садизмом. Виновато безразличие нашего общества, которое видит твои страдания. Я уверен, что видит, но нихера с этим не делает просто потому, что это не их дело. В этом виноваты все, но только не ты, принцесса. И даже я в прошлый раз поступил как полный ублюдок. Отмахнулся от неё после того, как своими глазами увидел, в каком кошмаре она живёт. Но бесконечные мысли о ней отплатили мне бессонными ночами. От них уже я отделаться не смог.

— Ты совсем ни в чём не виновата, малыш. Пойдём, сейчас ты согреешься. Я отвезу тебе к себе в квартиру. Ты ведь не против и сегодня остаться там?

Снова беззвучный ответ, который я понимаю.

— А позже я решу, что делать с твоей матерью.

— Нет, пожалуйста, не надо, — взвинчено начинает Полина. — Она хорошая, просто...

Просто пропила все свои материнские инстинкты вместе с человечностью.

— Иногда себя не контролирует.

Сначала мне казалось, что я почувствовал страх на расстоянии, поэтому неожиданно позвонил ей. Но только сейчас в полной мере осознаю, что она живёт в таких условиях постоянно. Это не наша ментальная связь. Это ужасная жизнь девушки, которая вынудила её довериться почти незнакомому мужчине, лишь бы поскорее уйти от матери.

— Я очень виноват перед тобой, Полина. Но сейчас я клянусь, что больше никому не позволю так к тебе относиться. Ни при каких обстоятельствах ты больше не останешься жить со своей матерью.

— Мне ещё нет восемнадцати, — напоминает она. — Если не с мамой, то меня могут отправить в детский дом. Но я не хочу, чтобы меня забрали в детский дом. Там будет намного хуже, чем здесь.

Конечно, из двух зол ей приходится выбирать меньшее. Она хотя бы знает, на что способна её мать. А что происходит в детских домах и интернатах с новыми неприспособленными девочками неизвестно.

И она не узнает никаких из происходящих там ужасов. Ни за что в жизни не позволю подобному случится.

— Ты думаешь, я позволю отправить тебя в детский дом?

Хотя что ей думать, собственно? Что приехал небезразличный человек, который щелчком пальцев решит накапливающиеся годами проблемы? Сразу же избавит от всех тревог и психологических травм? Всё так и будет, я сделаю что угодно, но вряд ли она с лёгкостью поверит в эту сказку.

В ангельских глазах буквально выгравировано, что она нуждается во мне слишком сильно. У меня за всю жизнь не случалось подобного, когда ты видишь слабого человека и готов на всё, чтобы его защитить. Блядь, как же я хочу позаботиться о ней, хотя совершенно не знаю, как это делается. Никогда в жизни я не заботился ни о ком, как и обо мне никто не заботился.

Но примерно я понимаю, как действовать. Цветок будет в безопасности, только если вокруг него возведут стену из непробиваемой стали. Я стану этой стеной для неё.

И сейчас до меня доходит, что она нужна мне в тысячу раз больше, чем я ей. Даже несмотря на то, что здесь сильный я. Оказывается, если не с кем делиться этой силой, то она теряет свой вес.

— Всё, ты сейчас совсем замёрзнешь. Пошли, будем тебя отогревать.

— Стас, можно спросить?

— Всё что угодно.

— Почему ты приехал ко мне? Зачем тебе это нужно?

Не думал, что она спросит в лоб — и это в тысячный раз доказывает, что в ней живёт невинность и непосредственность, каких уже нельзя найти в других людях.

Почему? Зачем? Чёрт, если бы я только мог ответить на этот вопрос самому себе. Никогда раньше я не испытывал подобных чувств, словно внутри моей грудной клетки проходит ураган, сметая на своём пути каждый орган, только я начинаю воспроизводить её образ. Просто мне нужно знать, что с ней всё в порядке. Нет, мне нужно сделать так, чтобы с ней было всё в порядке.

Как это назвать? Внезапной прихотью? Или влюблённостью? Влюблённостью двадцати восьмилетнего женатого мужчины в шестнадцатилетнюю девушку. Пиздец, такой новостью точно не поделишься со знакомыми. Она автоматически даёт людям право нарекать меня извращенцем. В этом тяжело признаться даже самому себе, учитывая кучу внешних факторов, но я не могу иначе.

Разница в возрасте.

Моё положение в обществе.

Её ситуация дома.

Но я забью хуй на всё, кроме её отношения ко мне.

— Мне не хочется, чтобы ты жалел меня, — продолжает она.

А вот мне всю неделю хотелось верить в то, что это лишь временная жалость. Только не всегда получаешь то, что хочется.

— Знаешь, ты слишком прелестный человек, чтобы оставить тебя наедине со всем этим дерьмом, принцесса. Может, я прозвучу как идиот, но я слегка потерял голову. Просто прими всё, что я делаю, как факт. Я отлично понимаю, что сложно доверять первому встречному мужчине. И это правильно.

Ведь если собственная мать тебя калечит, то что можно ожидать от чужого человека?

— Но я клянусь, что не сделаю тебе больно и не подведу тебя.

Мы стоим под дождём.

Стоим, как два потерянных и закрытых от всего мира человека.

Мы смотрим друг на друга.

Смотрим, будто впервые за всю жизнь открыли глаза.

Мы молчим.

Молчим, словно нет больше слов, способных описать наши чувства.

Когда Полина усаживается на заднее сиденье машины, она смотрит на меня глазами потерявшегося щенка.

— Стас, — шепчет она, пока я не захлопнул дверцу.

— Да?

— Меня раньше никто не называл принцессой, — она говорит это, краснея и робея.

Моя ладонь опускается ей на щёку.

— И тебе нравится это?

— Да, — она застенчиво отводит взгляд. Блядь, она самое прекрасное создание на этой плане.

— Я сделаю тебя счастливой. Это сложно, но поверь мне. Просто поверь мне, принцесса.

— Зачем ты оставил деньги в моём рюкзаке?

— Я поступил как придурок. Прости меня.

Не потому, что оставил деньги, а потому, что решил откупиться парой купюр, словно они могут исправить положение.

Нет, это не исправит, но я — да.

На собственной шкуре я ощущаю, что означает «с первого, мать его, взгляда». Когда ты готов втоптать в землю весь город ради её искренней улыбки, когда ты ревнуешь к одноклассникам, которых даже не знаешь.

Ты даже её не знаешь, только это не мешает тебе мысленно преклонять колено перед взглядом её ангельских глаз.

Наверное, в моём случае, это и есть с первого взгляда. И влюблённость, и ревность, и мания, и целая куча других чувств, которые она во мне пробуждает.

Я обезумел от того, насколько сильно не хочу отпускать её. И, чёрт возьми, не отпущу.