1. Такая милая в моей толстовке
Дорога выдаётся слишком спокойной и размеренной, но складывается тяжёлое ощущение, будто каждая пылинка щурится с намерением увидеть, кто сидит на заднем сидении моей машины.
Ливень, так или иначе, вынуждает всех забиться по своим норам и муравейникам. Постепенно движение города останавливается, заставляя людей переждать дождь. И только я нашёл себе приключение, цель которого не дать девушке замёрзнуть, а каким-то ублюдкам воспользоваться ею.
Когда выхожу из машины и открываю дверцу Полине, она неуверенно выбирается и следует за мной — словно на цыпочках, не издавая ни единого звука.
— Станислав Юрьевич, добрый вечер, — здоровается консьержка. Я жил в этом доме несколько лет назад, а она всё ещё здесь работает. — Давно я вас не видела.
— Добрый вечер.
— Вы возвращаетесь в старую квартиру?
— Нет, но я оставлю на ночь эту принцессу.
Опять принцесса. Какого чёрта? Кажется, я точно схожу с ума.
— Новая хозяйка?
— Мне негде переночевать, — честно, но застенчиво бубнит Полина. Похоже, она подумала, что от неё требуют ответов.
— Какой кошмар, — женщина отставляет открытую книгу в сторону. — А что случилось?
— Это не имеет значения, — строго отвечаю я, чтобы избавить Полину от нежеланных и неуместных расспросов. — Я решил, что ей будет лучше побыть здесь какое-то время.
— Да, конечно, здесь прекрасные условия, вам будет очень комфортно. Как вас зовут?
— Полина.
— Полина, можете звонить мне, если что-то понадобится. Станислав Юрьевич, дать ключи?
— Нет, у меня свои.
Закончив этот бессмысленный диалог, мы подходим к лифту.
Замечаю, как Полина трясётся, и снимаю с неё грёбанный, совсем не согревающий пиджак.
— Сейчас согреешься.
Через несколько минут я уже достаю связку ключей, чтобы открыть свою старую квартиру. Вместе мы заходим внутрь, где её ждёт уютная спальня и горячий чай. Вообще, оставить беспомощную девушку на улице, когда пустуют сто квадратных метров — это не просто неправильно — это преступление, которое даже такой чёрствый человек, как я, не простил бы себе.
Вся квартира наполнена омертвляющей тишиной и темнотой, поэтому я быстро включаю в прихожей свет.
В комоде пытаюсь найти тапочки для гостей, но ничего подходящего под миниатюрную ножку нет — только мой сорок восьмой размер.
Держась рукой за стену, она разувается, после чего я сразу же ставлю мокрые кроссовки сохнуть.
Полина обувает мои старые тапки великанского размера, что заставляет меня улыбнуться.
— Какой у тебя размер ноги? — просто из любопытства интересуюсь я.
— Тридцать шестой.
Это выглядит нелепо, смешно, но при этом мило.
— Думаю, ходить будет неудобно, но ничего другого здесь нет.
— Всё хорошо.
— Пойдём на кухню, напоим тебя чаем. Хотя подожди, — окидываю промокшую Полину взглядом. — Одного чая недостаточно. Надо переодеться и согреть твои ноги. Пошли, я поищу хоть что-то, что может тебе подойти.
Давно всё-таки я сюда не заходил, даже отвык от минималистичного стиля, в котором выполнена спальня — с мягким рассеянным повсюду светом, белым ковром с густым ворсом, широкой кроватью с большим деревянным изголовьем. Уверен, здесь ей будет вполне уютно, плюс ко всему — панорамные окна позволяют рассмотреть огни ночного города.
Обыскиваю весь шкаф в надежде найти какие-то тёплые вещи, а не только старые деловые костюмы. На одной из полок вижу толстовку, подбираю нейтральные спортивные штаны, кладу на кровать.
— Вот, можешь переодеться в это, а я пока приготовлю тебе чай.
Но чая на кухне я не нахожу, ни одной упаковки. Зато есть пару бутылок коньяка и виски.
Немного подождав, я возвращаюсь к спальне и стучу в закрытую дверь.
— Полина, всё в порядке? Я могу зайти?
— Да.
Сидящая на кровати девушка смотрит куда-то сквозь меня, будто ожидая неминуемой смерти. Платье аккуратно сложено на тумбочку вместе с колготами. Она выглядит довольно забавно, буквально утопая в одежде здорового амбала. Сама она маленькая, щупленькая, складывается впечатление, что всё её миниатюрное тело можно запихнуть в один рукав этой кофты.
Она... такая милая в моей толстовке.
— Знаешь, у меня здесь даже нет чая.
— Ничего страшного.
— Нет, я схожу в магазин и куплю. Будешь с мёдом?
— Чай с мёдом? — переспрашивает она.
— Да, возьму его на всякий случай. Кстати, ты ведь голодная?
Смущаясь, она хмыкает, отмалчивается и опускает голову в правый нижний бок.
— Мне совсем не сложно купить что-нибудь, — спокойно объясняю я, подходя ближе, но при этом всё ещё оставаясь на безопасном для неё расстоянии. — Напротив, я буду очень рад, если мне удастся помочь тебе скрасить этот вечер чем-то приятным. Может, тебе хочется чего-то конкретного? Знаешь, я неплохо готовлю и совсем не спешу домой, поэтому принимаю любые заказы. Чего бы тебе хотелось сейчас больше всего?
— Даже не знаю... — чуть замявшись, всё-таки начинает она. — Я люблю вареники.
— Вареники? — переспрашиваю я, представляя блюдо в голове.
Она кивает головой.
— Но я не против любой еды.
— Отлично, значит вареники. Магазин прямо в доме, так что я вернусь быстро, даже не успеешь заскучать.
По какой-то причине я наслаждаюсь этой игрой, где являюсь временным принцем и спасаю девушку, попавшую в сложную ситуацию. Наверное, мне просто давно не хватало подобного эмоционального всплеска. Каждый день словно на повторе. Офис сменяется домом — и наоборот. Остервенелое лицо жены сменяется горящими лицами подчинённых — и наоборот. Над всеми главенствую я, но больше всего — над своим одиночеством, которое беспристрастно обволакивает меня своими цепями. Пока на собственной шкуре не испытаешь, представить сложно — постоянно находиться в компаниях разных людей, но при этом чувствовать себя одиноким? Только со временем я осознал, что это небольшая плата за хорошую жизнь — просыпаться с ощущением, что ты один. Не просто в собственных мыслях, а всегда и везде. Когда ты нужен просто как высокая фигура, субъект с хорошим материальным положением.
Ты никому не интересен, пока от тебя нечего взять, но со временем тебе уже никто не интересен. Все одинаково меркантильные. Все живут холодным рассудком. Все ищут лёгких путей. Правда, всегда есть исключение из правил.
И сейчас это самое исключение ждёт, когда я вернусь домой с продуктами.
В магазине хожу кругами — пытаюсь от души набить корзину, не ограничиваясь упаковкой вареников. Пробегаюсь взглядом по продуктам: здесь всё — начиная от хлеба для тостов и заканчивая шоколадным сыром с клубничным молоком. В сумме получается два полностью забитых едой пакета.
♡ ♡ ♡
Всё это время Полина ждёт меня в спальне, не осмеливаясь встать и пройтись.
— Так, я надеюсь, ты не против, если я приготовлю вареники по всем правилам.
Хотя вряд ли у магазинных вареников есть какие-либо правила приготовления, кроме тех, что указаны в инструкции.
— Не против, — тихо отвечает девушка, сидя за столом.
Прежде чем приступить к готовке, я ставлю чайник и завариваю чай.
— Послаще? С лимоном?
— Если можно.
— Конечно можно.
На этом наш короткий диалог заканчивается. Полина обхватывает обеими руками чашку, когда я кладу её на стол.
Я никогда не делил тишину с человеком подобным образом — чтобы не было даже желания как-то прервать молчание. Ведь в нём проглядывается некое откровение. Откровение девушки, что не в силах подобрать слов.
Пока я нарезаю лук и раскаляю сковороду, мы абсолютно никак не контактируем. Она сёрбает горячий чай, я готовлю — мы словно на разных материках, при этом находясь в одной комнате. Но вдруг Полина прерывает созданное ею молчание:
— Стас, спасибо вам большое. Я и не представляла, что есть такие добрые люди, как вы.
Такие добрые люди, как я.
Многие, кто знает меня дольше, чем несколько часов, не согласятся с ней. Для них это прозвучит максимально смешно и абсурдно.
И как можно было оставить её, когда одним поступком я так сильно увеличил её веру в людей?
— Поверь, я совсем не такой добрый, каким ты меня считаешь. И ты можешь обращаться ко мне на «ты», я не сильно старый.
Впервые за вечер она улыбается. Слишком робко и так неумело — как будто поводов для улыбки в жизни у неё было совсем мало. Но всё-таки улыбается. Сразу же получается поймать момент тёплой атмосферы, пролетающий между нами.
— Хотя тебе, конечно, может так не показаться. Смотря, какая у нас с тобой разница в возрасте.
— Мне семнадцать. Точнее исполнится семнадцать через два месяца, в феврале.
Определённо, я понимал, что она юная, но не предполагал, что настолько. Это явно не тот возраст, чтобы гулять ночью в одиночестве, а тем более ей.
— Хм, тогда я действительно могу показаться тебе стариком.
— Почему? Я так не считаю.
— Мне немного больше, чем тебе.
Да, немного. Всего лишь двенадцать лет разницы, блядь. Не говоря уже о том, что она несовершеннолетняя.
— А сколько?
— Двадцать восемь, но всё-таки давай на «ты». Договорились?
— Договорились.
Потихоньку лук начинает приобретать золотой окрас. До нас добирается его резковатый запах.
— Всё почти готово. Десерт я тоже купил, но это уже после ужина. Ты ведь не против сладкого?
— Совсем не против.
Тем более, что твоя булка улетела в лужу.
Прежде, чем накрыть на стол, я всё-таки решаю спросить:
— Скажи, твои родители не будут волноваться о том, что ты не ночуешь дома?
— Не будут они волноваться.
— Ты уверена?
— Уверена, — с грустью отвечает девушка.
— В любом случае, принцесса, тебе не кажется, что совсем небезопасно в твоём возрасте бродить ночью по парку в одиночестве?
— Может и небезопасно, но идти мне было некуда.
Сложная ситуация, хотя изначально всё было понятно — не будет счастливый человек слоняться по парку и ночевать на ногах.
— Так, ладно, оставим это на потом, сейчас давай кушать. Твои вареники с картошкой и жареным луком.
Поставив тарелку на стол, присаживаюсь рядом.
— Очень вкусно выглядит.
— Надеюсь, что не только выглядит. Пробуй.
— А ты не будешь?
— Нет, я не голоден. Но с удовольствием посижу рядом с тобой. Если ты не против.
— Я не против.
Она начинает кушать.
Чтобы сильно не смущать её своим присутствием, я достаю телефон и бездумно листаю в нём рабочие переписки.
Замечаю несколько пропущенных от жены. Просьбы перезвонить. Всё это только раздражает меня, поэтому я отставляю айфон в сторону. Думаю, стоит разобрать продукты — тогда все здесь присутствующие будут заняты каким-то делом.
— Спасибо большое, было очень вкусно.
— Рад, что тебе понравилось, — я откашливаюсь. — Я понимаю, что эта тема тебе неприятна, но, может, всё-таки постараешься рассказать мне, почему не хочешь возвращаться домой.
Действительно, о таком говорить неприятно, но мне нужна максимально прорисованная картина, чтобы понять, что делать дальше.
Вжимаясь ладонями в края стула, Полина смотрит на меня с запредельной наивностью, как на родного человека, которому можно довериться, не пряча слёз. Изумрудно-зелёные глаза одним своим видом рассказывают печальную историю, тем самым подчистую избавляя меня от сожаления и сочувствия. Не потому, что жалость испаряется. Совсем наоборот, она опустошает меня, выжимает эмоции, как мыло из губки. Бывает, когда слёз не остаётся, срывается голос от криков. Так же и у меня сейчас — жалость иссохла, потому что я сполна наполнился ею.
Девушка закатывает левый рукав моей толстовки, демонстрируя своё запястье — на нём красуется небольшое ядовитое, кроваво-красное пятно с чёрно-жёлтыми вставками внутри.
Это ожог. Совсем свежий ожог.
— Откуда это?
— Моя мама. Она это сделала.
— Мама? — Я не ослышался?
— Да, и перед тем, как выгнать меня, сказала, что у неё ещё целая пачка сигарет. Если не пропаду до утра, то разрисует мне всё тело.
Блядь.
Такого дерьма я точно не ожидал.
— Прости, я не думал, что... всё настолько плохо.
Всем своим видом Полина излучает свет, словно в ней есть что-то ангельское. И что за тварь способна на подобное по отношению к ней? К своей, блядь, собственной дочери.
— Не нужно извиняться. Ничего страшного. Я уже привыкла к такому.
Конечно же, я осознаю, что в нашем мире это совсем не разовый случай. Такое всегда было, есть и будет, но когда лично становишься свидетелем, видишь воочию, то ощущается всё по-другому — безразличию места нет.
Неожиданно для самого себя чувствую, как просыпается отцовский инстинкт. Хотя едва ли это можно назвать отцовским инстинктом, я старше неё, но не настолько. Возможно, это что-то вроде инстинкта старшего брата? Или мне просто так сильно её жаль? Да, мне разрывает остатки души желание побыть здесь ещё немного и успокоить девушку, заверить в том, что всё будет хорошо. Но думаю, что лучшим решением будет предоставить ей спальню и оставить наедине с собой, чтобы она могла спокойно отдохнуть и отойти от всего, что произошло с ней дома.
— Принцесса, мне очень жаль, что мама так ужасно ведёт себя с тобой, но всё в этой жизни можно решить, поверь мне.
Я знаю, о чём говорю.
Родители — лишь временный этап, который нужно пережить. Правда, конкретно сейчас мне хочется уничтожить и стереть в порошок этот временный этап её жизни.
— Сейчас мне надо уехать, но завтра с самого утра я буду здесь. В холодильнике полно еды, ты можешь пользоваться всем, чем захочешь. Не стесняйся, ладно?
— Ладно.
Она смотрит не глазами человека, а глазами пойманного охотниками оленёнка, которого сейчас будут добивать.
Нужно поскорее уйти, иначе её жалостливый вид заставит меня сидеть под дверями и охранять её всю ночь. Но прежде, чем покинуть пределы кухни, я слышу:
— Спокойной ночи, Стас.
— Спокойной ночи, принцесса, — выдавливаю из себя я.
Выйдя, запираю дверь с обратной стороны.
Садясь за руль, ещё долго не решаюсь завести машину — всё думаю, что можно (или даже нужно) сделать?
Не понимаю, почему ощущаю такую тесную связь с нею и хочу помочь любыми возможными способами.
Сегодняшний вечер явно решил меня удивить. Странно, ведь сострадание у меня в дефиците — это явно не то, чем я богат, но сегодня тело действовало быстрее, чем мозг успевал переварить происходящее.
И хоть я вовсе не фаталист, но здесь не поспоришь — судьба явно не хотела оставлять девушку этой ночью на улице. Наверное, произошёл вселенский сбой, раз именно сегодня я позволил себе проветриться в том самом парке, где находилась она.