3
На улице душно и очень жарко. Стою на каменных ступенях отеля и сконфуженно оглядываюсь по сторонам. Теперь я понимаю, что имела в виду Аманда, когда сказала, что город может меня слегка шокировать. Да я просто в ужасе! Длинная вереница машин с грозным тарахтением, не способная сдвинуться с места, стоит на дороге, водители ругаются и кричать друг другу какие-то непонятные мне слова (но судя по интонации, это точно не пожелания доброго дня). На тротуаре дела обстоят еще хуже, люди потоком двигаются в разные направления, бегут, толкаются, болтают по телефонам, каким-то непонятным образом мимо них удается проскользнуть нескольким велосипедистам. Жизнь в лагере научила меня существовать по строгому распорядку дня, мы не особо там спешили, распоряжаться временем, нам было не дано, этим занимались надзиратели. Но я предполагал, что свободные люди могут позволить себе спокойную и размеренную жизнь, без постоянной беготни. Получается, я ошибался?
Ладно, надо собраться и взять себя в руки. Тяжело вздыхаю и спускаюсь по ступеням. Поток людей тут же подхватывает меня и несет в неизвестном мне направлении. Теряюсь в пространстве, ведь я даже не знаю, в какую сторону мне надо. Пытаюсь остановиться, и сразу же понимаю, что это моя ошибка, в меня тут же врезаются люди, идущие позади.
- Эй! – кто-то больно пихает меня в бок.
- Чего стоишь?
- Двигай уже!
Мне ничего не остается, как продолжить идти. Слава Богу, впереди люди резко останавливаются. Подпрыгиваю, чтобы разглядеть, какая сила заставила их прекратить свою беготню. Светофор. Припоминаю какие-то правила дорожного движения. Зеленый человечек – идти, красный – стоять. Сейчас горит красный. Нужно срочно выбираться из толпы.
Не обращая внимания на недовольные крики и бурчание, проталкиваюсь сквозь людей и через пару минут, мне наконец-то удается достигнуть зеленого газона. Черт, куда мне идти?!
Для начала уберусь-ка подальше от этого сумасшедшего перекрестка. Несколько минут просто иду, куда глядят мои глаза. Постепенно людей и машин становится меньше, наверное, я ушел с главной улицы, но все - равно меня не покидает ужасное чувство тревоги. Хочу вернуться в Отель, но одна мысль о том, что мне придется вновь оказаться на том адском тротуаре, вызывает у меня панику. Лучше, подожду, пока люди разойдутся по своим делам.
В паре метрах от меня останавливается такси. Точно! Насколько мне было известно, эти желтые машинки предназначены для того, чтобы отвозить людей в нужное им место. Надеюсь, что за восемь лет ничего не изменилось. Бегом добираюсь до машины, хочется как можно быстрее укрыться от городского мира.
***
- Ну, что? Куда едем? – водитель поворачивается и, немного прищурившись, разглядывает меня, наверное, я выгляжу не самым лучшим образом... напуганный и ужасно растерянный.
- Эм... скажите, а вы возите людей в любые места?
Его глаза расширяются, а губы расплываются в улыбке:
- Парень, я таксист. Это моя работа.
- Отлично, - значит, я не ошибся, - мне нужно попасть на Эмоут – Стрит 54. Только знаете, у меня нет денег.
- А что же ты тогда в такси сел? – мужчина смеется надо мной, но совсем не злобно, как-то по-дружески.
- Эмм... просто... мне там не по себе, - киваю я на улицу.
Таксист успокаивается:
- Ты семидневник что ли? – ого, как он быстро раскусил меня.
- Что, так сильно заметно?
- Да повидал я вас немало. Вот только, ты уж совсем странный, - опускаю глаза, зато у меня хватило знаний сесть в это такси, правда, по-моему, меня сейчас отсюда выгонят. - Я тебе кое-что покажу, - мужчина роется в кармане и достает прямоугольную пластиковую карточку, которую показывает мне, - эта штука называется – электронная карта, она может списывать деньги с твоего счета в банке, стоит только ввести на дисплее нужную сумму и активировать ее возле твоего микрочипа, – он вбивает какие-то цифры на пластике, подносит ее к моему правому глазу, после чего раздается писк, и карта возвращается в карман, - вот и все, твой проезд оплачен, можем ехать.
Ух ты! Вот как это работает? В моем детстве ничего подобного не использовали, все-таки прогресс не стоит на месте, в очередной раз в этом убеждаюсь, с этой картой жизнь, наверное, стала легче. Больше нет никакой бумажной волокиты, все на одном маленьком приборе. Удобно, ничего не скажешь.
***
Дом такой же, каким я его помню, совершенно не изменился. Пятиэтажный, с большими окнами и серыми стенами. Смотрю на него, и не могу наглядеться. В голове тут же вспыхивает куча картин из детства. А я-то думал, что у меня совершенно не осталось воспоминаний, что лагерь все их выжег из моей головы. Сажусь на ступеньки дома, стоящего напротив и начинаю ждать, сам не знаю чего. Удивительно, но я совершенно не боюсь бессмысленно провести здесь много часов. Оно того стоит.
У нас была хорошая квартира, она досталась нам от моего отца. Я не знаю, кем он был. Он умер, когда мне исполнилось пять лет. Совершенно не представляю, что с ним случилось, и это даже к лучшему, хочется верить, что его смерть была быстрой и безболезненной. Так мы и остались вдвоем. Мама еле-еле сводила концы с концами, и в конечном счете, ей пришлось пойти на крайние меры. К ней стали приходить мужчины, теперь-то я знаю для чего, а тогда не понимал, зачем мама отводила меня к соседке, а сама оставалась с ними наедине. Я не любил проводить время не дома, но терпел, потому что знал, что на следующий день мама обязательно купит мне мои любимые конфеты. Прошло, наверное, два года с момента смерти отца, когда я стал замечать за мамой странное поведение. Ее настроение стало меняться с невероятной скоростью, сейчас она весела, а в следующую минуту захлебывается в истерике. Это меня пугало. А еще меня пугал один человек, его звали – Фил Пенс. Никогда не забуду это имя. Фил Пенс был наркодиллером, и он стал завсегдателем нашего дома. Он просто обосновался у нас. Перевез свои вещи, оккупировал диван, на котором постоянно лежал и курил траву, но косяки, это было не самое страшное... Этот тип, частенько устраивал мне трепку. Ему это доставляло особое удовольствие. А я терпел, боялся и терпел. Я уже тогда был трусом. Мама тоже особо ему не мешала, наверное, по той же причине. Когда, мне исполнилось десять, Фил заставил меня доставлять наркотики своим клиентам. Я должен был ходить по адресам, брать деньги, а взамен отдавать очередные дозы. Логика Фила была мне понятна, маленький ребенок незаметен для полиции. Я не хотел этого делать, но за мое неповиновение Фил стал избивать не только меня, но и маму, и мне пришлось подчиниться. Пока я слушался и делал все правильно, Фил меньше обращал на меня внимания. К тому времени, я уже бросил школу, и довольно много времени проводил на улице, общаясь с наркоманами. Глядя на их тощие тела, прозрачную кожу, потухшие глаза, я пообещал сам себе, что никогда не стану употреблять наркотики. Одним своим присутствием они смогли разрушить мою жизнь, не хватало еще, чтобы они забрали мое здоровье. Кто же знал, что именно из-за них меня и убьют. Меня поймали, затем поймали и Фила. Нас обоих посадили в лагерь, а что стало с мамой, мне неизвестно, ведь я ее больше не видел. Но если она до сих пор жива, значит, ничего плохого.
Фила убили в лагере буквально через неделю, он все время орал, что у него есть связи, и что он будет жаловаться, и это надоело надзирателям. Его расстреляли, не спрашивая разрешения у начальства, а потом сказали, что эта была самооборона. Им, конечно же, поверили. Фил умер, а я вот выжил. Вернее, долго выживал. Сейчас, это уже не актуально.
Каждый раз, когда открывается дверь дома, мое сердце испуганно дергается. Чего я боюсь? Встретиться с прошлым? Вспомнить свое детство? Когда же на пороге появляется совершенно незнакомый мне человек, я успокаиваюсь. Практически молю Бога о том, чтобы я никого не дождался, чтобы никто не пришел, но вместо того, чтобы уйти, все – равно настойчиво продолжаю ждать.
Солнце нависает надо мной, и печет макушку, но я не меняю своего наблюдательного пункта. Сколько сейчас времени?
Дверь со скрипом открывается в очередной раз, и сначала на пороге появляется маленькая темноволосая девочка с двумя хвостиками, на ней желтое платье, а в руках она держит куклу. В следующую же секунду, я перестаю дышать. Следом за девочкой на улицу выходит и она. Мама... ее я узнаю с первой же секунды. Правда, она сильно изменилась. Ухоженная, красивая, здоровая. Я не помню ее такой. В моей памяти она всегда была унылой, несчастной, с красными от слез глазами. На ней надето легкое белое платье и короткая кофта. Эти вещи выглядят довольно дорогими, быть может, ее жизнь наконец-то сложилась? Мама берет за руку свою дочку, и они медленно спускаются по ступенькам на асфальт. Куда они идут? В парк? В кино? В кафе? Или может быть встречать своего отца и мужа с работы? Этого я не знаю, и, наверное, никогда не узнаю, но мне так нравится смотреть на них, просто смотреть. Понимаю, что сейчас разревусь, в глазах ужасно режет, а из горла вырывается сдавленный стон. Пытаюсь сдержаться. Это не моя жизнь! Ужасно хочется подбежать к маме, обнять ее, сообщить ей, что я живой, она, наверное, думает, что я умер в том чертовом лагере!
Мама оглядывает улицу, смотрит, не едут ли машины, нет ли велосипедистов. Она бросает взгляд и на меня, и мы смотрим друг на друга. Она на меня, я на нее. Внутри все замирает и холодеет. Замечаю, как ее глаза на секунду расширяются, а затем вновь темнеют, после чего, она отворачивается, и они с малышкой шагают в противоположенную от меня сторону.
Не узнала.
Только сейчас понимаю, что затаил дыхание, и что легким срочно требуется новая порция кислорода. С хрипом втягиваю в себя вязкий горячий воздух. Она меня не узнала. Не узнала. А чего ты ожидал? – ехидничает подсознание, - Она считает тебя мертвым, и, кстати, не так уж она и не права.
Провожаю их взглядом, пока они не скрываются за поворотом. На душе становится тоскливо. Лучше бы я сюда не ходил. Нет, я очень рад, что мама жива, что у нее дочка, что у нее все хорошо, но... все-таки есть некое «но».
Солнце прячется за тучами и на улице тут же темнеет. Погода чувствует мое настроение. Надо идти. Даже не представляю, сколько сейчас может быть времени.
***
Все – таки хорошо, что мама смогла начать новую жизнь. Она это заслужила. Фил, да и я, мы не самое лучшее, что было в ее жизни. Фил издевался над ней, а я был не в состоянии ее защитить. Надеюсь, что ее новый муж и новый ребенок сполна смогли окружить ее любовью и заботой.
Успокоившись, и поразмыслив, как следует над всей этой ситуацией, я почувствовал себя намного лучше. Все так, как и должно быть... все получили то, что заслужили. Все свои поступки, я пытался оправдать отсутствием выбора, но так ли это? Не знаю, что можно было бы придумать, чтобы не разносить людям наркотики, но я ведь даже не попытался что-то изменить. Не это ли самое ужасное преступление, за которое уж точно полагается смерть? Боюсь даже представить, что ждет меня там, на небесах, правда, скорее всего я на них и не попаду, а отправлюсь намного – намного ниже.
Когда я немного отвлекаюсь от гнетущих мыслей, то обнаруживаю себя, стоящим на середине какой-то незнакомой мне улицы. Наверное, я уже далеко забрался, нужно возвращаться в отель. Жаль, у меня нет часов, но по тому, что солнце начало клониться к западу, можно предположить, что скоро наступит вечер.
Желудок недовольно бурчит, когда я пытаюсь рассмотреть в потоке машин желтое такси, но я не могу заставить себя зайти в кафе. Они ведь наверняка построены для нормальных людей, а не для заключенных с микрочипами в глазах. Не хочу, чтобы на меня смотрели, как на помойное ведро. Все эти надменные брезгливые взгляды, когда - нибудь заставят меня окончательно спрятаться в Отеле до конца своих дней.