Ничего не изменить... [18+] //Вышла печатная версия книги! //

Касание. Лёгкое, почти неуловимое. Словно чьё-то дыхание прошлось по его щеке. Дан открыл глаза, но тут же зажмурился от яркого света.

«Дан».

До боли знакомый голос прозвучал из окружающей его пустоты, проникая в самые глубины подсознания.

«Дан. Мой мальчик».

Парень снова открыл глаза. На этот раз свет не ослеплял. Он был спокойным и мягким. Таким же, как лицо женщины, склонившейся над ним. Такое родное. Такое любимое.

— Мама, — попытался сказать Дан, но вместо этого закашлялся и сжался от скрутившей внутренности жгучей боли. 

Почему так больно? Он думал, здесь уже нет боли.

Женщина нежно коснулась его щеки губами. Но он не почувствовал их тепла. Лишь колебание прохладного воздуха.

— Ты должен встать, Дан. Надо идти. Ты ещё можешь успеть…

— Больно, — Дан не слышал своего голоса. Все слова рождались в его голове, ровно как и слова матери.

— Знаю, милый. Но ты сильный. Ты сможешь.

О чём она? Он не хочет быть сильным. Он ранен. Ему больно!

Сквозь её прозрачный облик Дан видел мутный силуэт Ягуара с распахнутыми дверцами. Всё ещё горящие фары выхватывали из кромешной тьмы поваленное на дороге дерево и две человеческие фигуры, лежащие на земле рядом с ним. Отец и его друг детства. Застывшие, неподвижные…

— Теперь мы будем вместе. Он хотел этого, — тихий голос матери снова проник в его сознание, в нём слышалась грусть, перекликаемая с шелестом ветра.

— Я хочу быть с вами, — выдохнул Дан, глядя в её подёрнутые дымкой голубые глаза.

— Мы всегда рядом, милый, — её прозрачная ладонь дуновением ветра прошлась по его волосам, задержалась на щеке и прижалась к сердцу. — В твоей душе, в твоём сердце, в твоей памяти.

Возникшее острое чувство несправедливости, обиды и горечи на мгновение перекрыло физическую боль.

— Чушь! Я один! Вас нет! Я не хочу так! — ему хотелось кричать, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип.

«Они хотят уйти, теперь уже вдвоём! Оставить его зализывать свои раны, утешаясь сказочкой про то, что они где-то рядом. В грëбаных воспоминаниях и снах!»

Дан протянул руку, желая коснуться её, но нашёл лишь воздух. Холодный и сырой. Образ стал таять и отдаляться. И вот он уже видит её полупрозрачный силуэт среди тёмных сосновых стволов. 

Чувство утраты и потери, так хорошо знакомое, но немного стёртое за годы, с новой силой разлилось в душе.

Нет! Он не хочет потерять её вновь. Не хочет, чтобы она снова стала лишь сном, воспоминанием.

— Мама! — Дан поднимается сначала на колени, а потом встаёт на ноги. Вскрикивает от пронзающей внутренности боли и сплёвывает кровь. Кажется, что воздух стал густым и ему тяжело дышать.

— Мама, — повторяет он, делая несколько шагов в сторону светящейся тени.

Вокруг него лес вращается в каком-то жутком хороводе. Деревья шумят и переговариваются. Шепчут, приникая к самому уху. Их шелест становится всё громче, а стволы изгибаются и корчатся в такт с его рвано бьющимся сердцем.

Дан то и дело припадает к шершавым стволам, всё крепче сжимая раздираемую болью рану. Чувствует, как пальцы слипаются от застывающей крови.

Шаг, ещё один… Но мерцающий силуэт лишь отдаляется.

На мгновение он теряет её из виду. И тогда лес обступает его. Цепляется за одежду корявыми ветками, тянет к земле. Стремится опутать, напоить жаждущие корни его кровью. Те шипят и извиваются под ногами, как клубок ядовитых змей.

Кровь пульсирует где-то в висках. Каждый вдох приносит новую боль, отзывается спазмами по всему телу. Он готов сдаться. Опуститься на сырую, покрытую павшей хвоей землю. Стать её частью.

Полупрозрачный силуэт матери возникает совсем рядом. Она смотрит на него с нежностью, с лёгкой улыбкой на призрачных губах. Светлые волосы струятся по плечам, переливаются в мягком лунном свете.

— Я люблю тебя, милый, — её губы не шевельнулись, но он отчётливо слышит каждое слово.

Она так близко. Нужно лишь сделать пару шагов, чтобы обнять. Чтобы больше не отпускать.

Собрав последние силы, Дан идёт к ней. Натыкается на пустоту и падает на колени. Лес с досадой шелестит за его спиной. Он упустил свою жертву. Не получил его плоти, чтобы напитать ненасытные корни.

Дан поднимает голову и оглядывается. Шепчет: «мама». Но вместо так горячо желанного образа взгляд натыкается на тёмную стену дома всего в нескольких шагах от него. Обветшалая постройка, подсвеченная тусклым светом, льющимся из небольшого окошка, мрачным пятном выделяется на фоне чернильного неба.

«Дом? Здесь, в лесу…»

Мысли путаются. Он уже не различает, где реальность, а где всего лишь игра его угасающего сознания. И возможно, и это видение сейчас просто исчезнет, растворится в ночи, как образ матери.

Дан хватается за что-то, пытаясь подняться, но боль снова бросает его на землю. Он что-то задевает при падении, и оно с грохотом катится по земле.

Сил нет даже на то, чтобы просто дышать.

И последнее, что он чувствует перед тем, как тьма окончательно накрывает его — прикосновение чьих-то рук. Тёплое, настоящее, живое…