Глава 1
— Лилия, ты же говорила, что у тебя собеседование в 11. Ты собираешься просыпаться?
Голос папы пробился сквозь сон, выдергивая меня из уютного кокона. Я едва шевельнулась, словно пытаясь вернуть себя обратно в теплую дрему.
— Хм... — сонно пробормотала я, не открывая глаз. — А сколько времени?
— Десять.
Мгновенно вспыхнуло осознание.
— Черт! — я буквально подскочила с кровати и, запутавшись в одеяле, побежала умываться.
— Ты будешь завтракать? — услышала я голос мамы из кухни, пока лихорадочно бегала между ванной и комнатой, пытаясь хоть как-то собраться.
— Нет, я ненадолго. Поем, когда вернусь, — бросила я на ходу, одновременно завязывая волосы в небрежный пучок.
Сквозь щели в шторах лучи солнца нещадно пробивались в комнату. На улице царила безжалостная жара, и казалось, что это лето готово испепелить всё живое.
Это лето начиналось как обычно: каникулы дома, временная работа, несколько новых лиц, которые не казались чем-то значительным. Родной город встретил меня, как всегда, — с лёгкой иронией, но всё же оставляя ощущение, что я дома.
***
— Здравствуйте, — поздоровалась я, стараясь выглядеть уверенно, хотя внутри немного дрожала. Передо мной стояла высокая женщина средних лет с острым взглядом, в котором читалась строгая, но справедливая натура.
— Здравствуй, — ответила она сухо, но сдержанно дружелюбно.
Всё шло по плану. Моя речь, сплетённая из правды и лжи, была подготовлена заранее.
Я устроилась в ресторан, сказав, что я местная и надолго. Это был не обман ради выгоды, а скорее прагматичный ход. Ведь кто возьмёт на работу человека, который уедет через пару месяцев? Прошлым летом я уже провернула похожую историю, устроившись хостесом, и до сих пор мои бывшие коллеги были уверены, что я ушла по состоянию здоровья.
На этот раз я решила попробовать себя в роли официантки. В начале всё шло спокойно и даже размеренно: быстрое обучение, знакомство с коллективом, адаптация к ритму. Я всегда легко находила общий язык с людьми. Моё обаяние, улыбка и непринуждённость располагали окружающих. Этот образ, хоть и немного искусственный, никогда не подводил.
Но в этот раз в коллективе оказался кто-то, кто полностью выбивался из общей картины.
Он.
Угрюмый, хмурый, высокий и худощавый парень, с глазами и волосами цвета ночи. Его густые черные брови, почти скрывавшие взгляд, придавали его лицу выражение загадочной сдержанности, как будто они отгораживали его от мира, не позволяя никому разглядеть эмоции. Острие носа, высокие скулы, едва заметная щетина — все в нем было резким, словно вырезанным, а его высокая шея украшалась татуировкой в виде китайских иероглифов, расположенной с левой стороны. Он излучал странный, почти неуловимый шарм, словно его аура была пропитана чем-то недоступным и загадочным. Он сидел в углу, поглощенный книгой, неспешно попивая чай и однообразно отвечая на вопросы коллег.
Словно магнит, он притягивал мой взгляд.
«Желание обладать», — подумала я. Именно это он вызывал.
Он не спросил моего имени, хотя я, конечно, сама узнала его — коллеги не раз называли его Русланом. Но мне было любопытно, как он сам отреагирует.
Моё любопытство усилилось, когда администратор Тамара Алексеевна, строгая и властная женщина, сказала, что именно он будет моим наставником. Его реакция была недвусмысленной. Лицо застыло в сдержанной маске раздражения, а его взгляд, казалось, говорил: «Зачем мне это?»
— Вот урод... — подумала я, почувствовав укол раздражения. — Неужели так сложно хотя бы сделать вид, что тебе не всё равно?
Когда он упорно игнорировал мои вопросы, я не выдержала.
— Тамара Алексеевна, может, кто-то другой мог бы меня обучить? Руслан, кажется, не хочет этим заниматься, — высказалась я, едва сдерживая эмоции.
Её лицо внезапно стало угрожающим.
— Не хочет? — переспросила она с холодной усмешкой. — Сейчас я с ним поговорю.
В этот момент мне захотелось исчезнуть. Теперь я знала, что вместо раздражения Руслан начнёт меня откровенно ненавидеть.
Но, к моему удивлению, время меняло его отношение. Он перестал коротко отмахиваться, стал терпеливо объяснять детали работы, а иногда даже исправлял мои ошибки с незаметной, но тёплой заботой.
— Может, я просто неправильно поняла его с самого начала? Или это его прирождённая сдержанность? — размышляла я, наблюдая за тем, как он становится ближе, хоть и неохотно.
Мы с Русланом сидели за столиком администратора, у входа, и в зале становилось тише, словно весь шум и суета исчезли, оставив только нас двоих. Его взгляд был мягким, а на губах играла легкая, почти невидимая улыбка, и вдруг я почувствовала, как во мне что-то перевернулось. Он стал мне любопытен до чертиков. Я смотрела на него и осознавала, что хочу задать вопросы, на которые раньше и не подумала бы спросить. Что скрывается под этой маской безразличия? Что скрываешь ты, Руслан, за этим холодным выражением лица? Я словно слышала, как этот вопрос зреет в голове, но не знала, осмелюсь ли я его задать.
— А где ты учишься?
— 34 школе, — он пожал плечами.
Я прищурилась, слегка недоверчиво. Раньше он говорил, что ему 25, а теперь вдруг оказался старшеклассником. Его лицо оставалось серьёзным, ни малейшего намека на шутку. И всё же в его глазах промелькнула загадка, словно он знал что-то, что я еще только собиралась узнать.
— Погоди... Но ты же говорил, что тебе 25, — улыбнулась я, всматриваясь в его лицо, пытаясь понять, обманывает ли он меня сейчас.
— А я и не говорил, что всегда правду говорю, — ответил он с легкой усмешкой, и я почувствовала, как по телу пробежала теплая волна. Мне показалось, что мы играем в какую-то особенную игру, где никто из нас не обязан говорить правду. Значит и я не обязана?
— А что означают эти иероглифы? — я коснулась своей шеи, надеясь что он поймет о чем я.
— Долго рассказывать, — он прикрыл шею ладонью, показывая всем видом что мне не стоит интересоваться этим.
— Ладно.
Так, от шутки к шутке, от вопроса к ответу, мы болтали. В какой-то момент он вдруг наклонился и, сменив тон, спросил:
— А ты хорошо знаешь казахский?
Его вопрос удивил меня. Я улыбнулась, чувствуя, как мои глаза загорелись от неожиданного интереса:
— Казахский — мой родной язык, Руслан.
Он кивнул, будто бы проверяя в уме эту новую информацию, и тихо, как бы размышляя вслух, сказал:
— Научи меня. А я взамен помогу тебе выучить меню, — его голос прозвучал чуть теплее, и я ощутила, как между нами проскользнула искра.
Смех ускользнул у меня с губ. Я взяла блокнот, написала несколько фраз на казахском, и он принял её с интересом, чуть склоняя голову, когда пытался их произнести. У него был такой милый акцент. Я вдруг почувствовала, как сердце чуть быстрее стучит в груди — от чего-то такого, что я ещё не могла назвать словами.
— И как долго ты здесь пробудешь? — спросил он, как бы вскользь, но я уловила в его голосе нечто большее.
— Как долго смогу, — я ответила почти механически, пытаясь скрыть правду.
Мы заговорили о моих планах поехать в Америку следующим летом. Он чуть заметно усмехнулся:
— Значит, будешь работать целый год, чтобы накопить? — его голос был полон какого-то лёгкого юмора, но глаза, казалось, искали во мне ответ.
— Ну... можно и так сказать, — ответила я, улыбаясь, хоть что-то внутри меня напряглось. Он задумчиво посмотрел на меня и, словно играясь со словами, произнёс:
— Так по четыре фразы каждый день в течение года — и я заговорю на казахском, да?
—Черт... — мелькнула у меня в голове, но я осталась лишь молчать с многозначной улыбкой на лице.
Иногда я думала, стоит ли рассказать ему правду, но каждый раз что-то останавливало. Может, это был страх того, что я выгляжу лгуньей в его глазах, страх разрушить хрупкую гармонию, которая нас связывала. Зачем говорить правду сейчас? Казалось, я могла бы просто исчезнуть, когда придёт время. Будто это незначительно — ни для него, ни для меня. И всё же, вопреки всем моим планам, что-то менялось.
Чем больше я пыталась убедить себя в том, что это всего лишь игра, тем сильнее мне нравилось каждый раз видеть его взгляд, ловить его улыбку, слышать, как он пытался запомнить те несколько слов, что я ему всё же оставила.
С тех пор наши разговоры стали какой-то лёгкой игрой, в которой каждый ход мог открыть что-то новое. Мы подшучивали друг над другом целый день, а потом, в какой-то момент, вдруг оказывались в короткой, наполненной тишиной близости — где-то в коридоре или у стойки.
Иногда он подходил сзади и перехватывал мою шею рукой, так что я оказывалась у него в объятиях, говоря что это "шутка", и я смеялась, хотя сердце начинало стучать быстрее от его прикосновений.
Иногда он смотрел на меня чуть дольше, чем обычно, и в его взгляде сквозила та напряжённость, которая оставляла меня в догадках. Он говорил мне что-то с едва заметной теплотой, так, что я ловила себя на мысли, что это может быть серьёзно. Но прежде чем я успевала что-то понять, его лицо вновь принимало привычно отстранённое выражение, и этот момент растворялся, как дым.