VI. Пора штормов
Pyromania – Tommee Profit, Royal & the Serpent
Анариэль
г. Мериторн, Золотое Кольцо Мерии, Небесный замок
Лето на просторах Брассилии в очередной раз узрело свой финал. За горизонт ушли жарко палящие лучи солнца, а на смену им явились беспокойные северные ветры, рождение свое нашедшие в снежных пустошах далекого Гласса.
Лазурное небо с каждым днем все сильнее мрачнело, наливалось чернотой, будто пораженное гнилью. Облака тяжелели.
Неслышно было теперь птичьей трели, и кошки больше не грелись на широких мраморных лестницах. Началась пора штормов.
На Брассилии этот сезон хоть и был очень уныл, обычно проходил без серьезных холодов и несчастий. Дожди заливали Холмы Мерии сплошной мутно-серой стеной, и ветер хлестал ветви южных деревьев, заставляя те жалобно стонать и скучать по мягкому лету. Непогода стояла несколько недель, а затем начиналась зима – сухое время, без ливней, но с длинной, беззвездной ночью, после которой наутро трава под ногами становилась усеяна белой крошкой, больно колющей холодом нежные стопы, если выйти на улицу босиком.
Пустые коридоры в эту хмурую пору казались еще более пустыми, высокими и гулкими. Они служили пристанищем теням, с полчищами которых непрестанно боролся трескучий поленьями огонь, зажженный повсюду в широких металлических чашах, которые расставляли прямо на полу. Бо́льшая часть комнат запиралась, чтобы не тратить тепло впустую, резное убранство каменных стен, их роскошную позолоту и колонны из драгоценных пород укрывали толстыми гобеленами, на окна вешали глухие ставни.
Небесный замок как будто прятался от всего мира на это неспокойное время и затихал. Внутри него в напольных чашах полыхал огонь, тихо шаркали по коридорам торопливые шаги служанок, что из года в год тру́сили, оказавшись в потемках. А снаружи, танцуя по стенам, дико завывал ветер, все звал кого-нибудь, чтобы поиграть… или выбросить из теплого убежища на голые скалы, окропленные солью и грязно-коричневой морской пеной.
В этой поре шторм никому не давал покоя.
***
Стараясь несильно шелестеть простынями, Анариэль повернулась в кровати на другой бок и, закопавшись в подушку поглубже, укрыла голову одеялом с меховой отделкой. Слабый раздраженный вздох потерялся во тьме, а затем снова раздалось шуршание.
Принцессе не спалось.
Еще после отплытия Тэдеуса к чужим берегам, с какого минуть успело несколько долгих месяцев, ее мучили частые кошмары.
Снилось всякое: и не пойми откуда берущийся холод, который потом еще долгие часы по пробуждении звенел в костях, и идущие с севера ураганы, и танцующие по морю смерчи. Снились высокие голодные волны, что раз за разом пытались достать до закрытых наглухо дверей, ведущих в ее покои. Они звали, шептали, просили им открыть, расползаясь мурашками и дрожью страха на сжавшемся в клубок теле.
А еще Анариэль – неизменно – снился огонь. И в огне этом она горела сама. Горела, боялась ярко слепящего пламени и все ждала, когда то начнет обжигать, когда ее тело обуглится и превратится в чернеющий прах, когда вместо обласканной солнцем кожи красные языки начнут глодать кости, ведь должно же это было случиться!.. Но так и не случалось. Случался лишь следующий сон, и все в том повторялось вновь, будто Анариэль кто-то водит по кругу.
Она чуяла тревогу. Сначала приняла это тянущее нутро ощущение за беспокойство о брате, но быстро поняла, что к Тэдеусу оно если и относится, то совсем немного. При мысли о его военном походе принцесса чувствовала больше обиды за себя саму, чем страх за единственного своего живого родственника. Королю не дадут умереть, у их государства сильное, хорошо вооруженное и обученное хитростям боев войско. Окончится пора штормов, стихнет бушующее море, и все они вернутся домой. А Анариэль… она сидит здесь, как птица, накрытая от белого света глухим пологом. И воздуха в клетке осталось совсем чуть-чуть. Анариэль чахнет, боится сделать что-то не так, с каждым днем упускает из своих пальцев надежду на то, что жизнь ее когда-нибудь изменится. Ей только все запрещают: больше, больше и больше. Проще перечислить то, что ей еще позволительно.
Невеселые мысли о жизни, на которую обречена, в отсутствие брата стали навязчивыми. Они душили, сводили с ума, пока вились роем в голове. Поначалу с ними приходили злость, гнев, желание бунтовать, какую заглушал страх понести за свою строптивость озвученное королем наказание. Но теперь злость иссякла, сгорела, и после над ее пеплом сизым тоненьким дымом заплясала хандра. Принцессе больше ничего не хотелось, у нее вечно болела голова, ей везде было холодно из-за сквозняка, точившего отсыревшие стены. В темноте этой она давно уже спутала ночь со днем, о чем не очень-то и переживала. Засыпала принцесса тогда, когда усталость и мигрень вконец изматывали ее, а просыпалась по окончании очередного тревожного сна, когда под закрытыми веками в слезящихся глазах горело вечное пламя. И тело горело – от боли, от страха, от невосполнимой уже ничем усталости.
Ветер пел свою хищную песню, пытаясь выломать ставни, что жалобно стучали друг об дружку. Этот непрекращающийся долгое время звук обращал на себя внимание и мешал забыться хотя бы на пару жалких часов. Бодрствовала Анариэль уже долго, но столько же она практически не покидала своей постели.
Слуги уже привыкли к ее настроению и если раньше каждый день суетились вокруг, пытаясь привести в чувства, то сейчас уже, кажется, смирились. Старик раз в несколько дней осматривал ее, боясь, что принцесса занемогла какой-то болезнью, но все указывало лишь на то, что Анариэль полностью здорова, и ее состояние – простая тоска.
Анариэль на свой приговор лишь пожимала худыми плечами и вновь куталась в одеяла, спеша скорее спрятаться от чужих глаз. Присутствие других людей вдруг начало раздражать ее еще сильнее, и она постоянно молчала, не имея желания кого-то ненароком и незаслуженно обидеть. Она не была глупой. Она понимала, всегда понимала, что так же, как она сама, в этом замке заточены и еще три человека.
Если бы кто-нибудь спросил у Анариэль, во что она никогда в своей жизни не верила, она бы не раздумывала над ответом долго. Сказала бы только: в справедливость.
Бессонница расшатала все ее нервы, сточила, будто водная капель лежащий под нею камень – долго, мало помалу, но настойчиво. Закопанной под одеялами в поисках тепла, ей было душно и не хватало воздуха, глаза, не знающие отдыха, больно резало, и под кожей все органы в ее теле как будто насквозь прошивала молния. Внутри принцессы бушевала ее собственная ужасная буря, не оставляющая в покое. Шторм лишь распалялся, и Анариэль откровенно боялась того, какой будет его кульминация.
Придерживая раскрытой ладонью свою голову, она привстала и медленно огляделась. В ее покоях размещался большой камин из слоновой кости, а над камином тем висело круглое зеркало в хрустальной оправе. Из-за того, как зеркало отражало зажженный в камине огонь, Анариэль могла видеть себя в нем окруженной ярко-оранжевыми язычками. Будто зеркало могло показать правду, какую просто так увидеть нельзя.
Так и не найдя силы на то, чтобы заглянуть в собственные глаза, которые от усталости и недосыпа сильно ввалились, принцесса отвернулась от зеркала. Взгляд заскользил по комнате дальше, обводя заученные наизусть интерьеры, прочерчивая ломаные линии по полу, устеленному на это время толстыми расписными коврами.
Пусто, темно, шумно от непогоды. Страшно из-за себя самой.
Почувствовав вдобавок жажду, Анариэль решила встать и, шаркая голыми ступнями по ворсу ковра, подошла к низкому столику, на котором покоился графин. Но воды там не обнаружилось. Возможно, ранее она уже несколько раз точно так же вставала с кровати в безуспешных попытках унять тлеющее внутри нее пламя…
Дверь, ведущая в покои принцессы, совсем тихо заскрипела под ее ладонями и отворилась, пропуская в зияющий чернотой коридор. Тут же стало еще холоднее.
Анариэль, прищурившись, огляделась, но никого не нашла. В теплое время года Леса и Сита поочередно каждую ночь проводили у ее покоев, но сейчас, когда шторм разыгрался, и холод норовил пересчитать кости, служанок нигде не было. Они уже привыкли к тому, что Анариэль не встает с постели, и даже выйти в соседнюю комнату ради того, чтобы принять ванну, для нее как личная трагедия. Их бдительность с подобной рутиной заснула и стала не такой, какой раньше всегда была. Принцесса не знала, порадоваться этому или расстроиться – вряд ли пустота сможет добыть ей очередной графин с водой.
Переведя дух, она решилась покинуть спальню. На руках ее тут же дыбом встали мелкие волоски, и сердце зашлось в трепете. Волнительно было вот так, в одиночестве и темноте куда-то идти без чужого ведома. Когда была младше, Анариэль, конечно же, много раз проказничала, часто пряталась от служанок, не хотела одеваться подобающим образом, даже пару раз предпринимала попытки удрать за пределы замка, в город. Тэдеус, разумеется, однажды об этом проведал.
Так сильно, как тогда, Анариэль его никогда не боялась. Тогда она узнал, насколько тяжелой и безжалостной может быть рука короля, и поняла, что любая мысль о ее собственной неприкосновенности в глазах Тэдеуса – миф. Потому что Анариэль – его собственность и должна делать то, что ей велят.
Строптивости, упрямству и даже невинным детским шалостям не место в стенах Небесного замка. Эти коридоры, залы и комнаты для Анариэль – чистилище, и вся власть тут только в руках самого короля.
Огонь, полыхающий сине-оранжевыми лепестками на наконечниках факелов, освещал стены и бросал пятна обманчиво теплого света на каменный пол. Ступни быстро замерзли, и каждый шаг дальше в молчаливую темноту коридора отзывался болью, но зато помогал мыслям ненадолго протрезветь, изгоняя из рассудка туман. Голые плечи принцессы дрожали даже под ее ладонями, которыми она их обхватила, скрещивая руки на груди и крепко ими обнимая себя: ночная сорочка, как и сотни других, подобных ей и принадлежащих Анариэль, была изысканно красива, но никак не спасала от сквозняка.
Принцесса слабо представляла, как в такой темноте добраться до кухни. Она бывала в крыле, где та находилась, всего пару раз, да и то непослушным ребенком, во время очередных попыток спрятаться от дотошного старика. Находиться в этом крыле ей запрещалось, то была территория других слуг, что обслуживали замок: именно там располагались казармы солдат, комнаты горничных, садовников и поваров, все те люди, от глаз которых Анариэль скрывали так же старательно, как и от глаз остального мира. Пересекать границу между крылом принцессы и крылом для слуг разрешалось лишь старику, только он мог так или иначе существовать в обоих мирах, служа связующим звеном между Анариэль и средствами к ее существованию.
Но сейчас его нигде не было, а Анариэль мучила такая сильная жажда, что казалось, не утоли она ее – тут же осыплется пеплом, выгорев дотла прямо изнутри. Ноги двигались вперед, с трудом сгибаясь в коленях, тело все больше трясло, пока она спускалась с этажа на этаж, все ниже, а затем пересекала многочисленные залы и узкие коридорчики, которые оказались уже не такими роскошными, как те, в каких привычно было находиться ей. Комнаты уменьшались, свет становился скуднее, потому что факелов на стенах здесь располагалось раза в два, а то и в три меньше, ветер завывал яростнее, громче и злее.
В конце концов Анариэль пришлось продвигаться вперед, опираясь на стену руками, чтобы не запутаться в собственных ногах и не потеряться в темноте – настолько скудное было освещение там, куда она забрела. Принцесса уже успела тысячу раз усомниться в том, что выбрала верное направление для своей вылазки, но отступить назад ей мешали упрямство и раздражение от осознания собственной, видящейся ей унизительно жалкой, беспомощности. Сцепив зубы до немой боли в челюсти, она сжала пальцы, что касались стены, и те, неловко соскользнув на покрытом сыростью гладком камне, случайно толкнули хлипкий ставень, закрывающий узкое окно. Тут же деревянная створка его распахнулась, испугав до того сильно, что если бы не охрипшее от жажды горло, Анариэль бы что есть мочи закричала. Под порывом шквалистого ветра она отшатнулась к противоположной стене, больно ударившись об ту затылком и лопатками. Лицо окропили соленые брызги ледяной воды, а уши заложило от шума объятого стихией моря.
Ставшие чувствительными глаза потревожил яркий серебряный свет зависшей над горизонтом тяжелой луны, которая гордо сияла, прорвавшись сквозь завесу плотных туч, взявших ее в кольцо. Отдышавшись и успокоив страх, сковавший тело, принцесса подошла к окну ближе. Ветер тут же подхватил ее волосы и, играясь с ними, растрепал за спиной, бросив несколько прядей и в мокрое лицо. Кое-как откинув те, Анариэль выглянула наружу, ведомая глупой тоской по миру за пределами каменных стен и задвинутых наглухо ставень. Ее уже долгое время, еще до прихода штормов, по приказу Тэдеуса строжайше не пускали за порог. И сейчас, оставшаяся один на один с непогодой, с воздухом и мокрым песком, она была заворожена.
За окном виднелся океанский берег, та самая часть его, какую принцесса могла наблюдать и из своих покоев, но сейчас земля была гораздо ближе. Казалась доступнее. Наверняка где-то здесь, совсем неподалеку, имеется и выход на этот пляж, Анариэль всего-то и надо лишь пройти немного дальше и лучше поискать… желание поддаться искушению вмиг заглушило и жажду, и здравомыслие, а безумное предвкушение запело в груди, сотрясаемой холодом еще пуще прежнего.
Сколько у нее есть времени? Когда кто-нибудь из слуг проснется и объявится в этих коридорах? Когда кто-нибудь решит навестить Анариэль в ее покоях и что будет, если в них принцессу не обнаружат? Дыхание ее участилось, глаза заметались по пляжу, заплясали по темным, пугающим своей необузданной силой волнам, что нескончаемо разбивались об острые прибрежные камни…
И вдруг среди этих волн, еще в самой дали, она заметила что-то – маленькую точку, бледнеющую на фоне черного ужаса смешавшихся между собой неба и воды.
Паруса корабля… Это точно были паруса корабля!
На мгновение страх снова вернулся, сковал горло так, что принцесса закашлялась на попытке сделать очередной вдох. Неужели это возвращается брат? Околевшие на холодном полу ноги как будто в пол этот и вросли, тело замерло, пока мысли судорожно сновали туда-сюда в голове, пытаясь сообразить, куда бежать, что делать. Сколько времени нужно кораблю, чтобы достигнуть берега? Успеет ли Анариэль вернуться в свои покои, сменить промокшую насквозь сорочку? А что сделать с волосами, пропахшими солью и водорослями? Король грозился не щадить, если узнает, что его приказа снова ослушались…
Горячая слеза от бессилия и праведного страха скользнула по бледной щеке, мимолетно обжигая кожу, пока Анариэль мысленно себя пожирала...
Но потом принцесса вдруг заметила, что что-то не так… корабль… один. Да и выглядит он не так, чтобы принадлежать брассилийскому военному флоту: чем ближе судно оказывалось к берегу, тем яснее становились видны отличия. Белоснежные паруса не были собраны, как это принято делать в шторм, они безжалостно вырывались ветром, и корабль кидало из стороны в сторону, подкидывало вверх на волнах, а затем море пыталось обрушить его в пучину, но все как будто оттягивало момент погибели… неся точным курсом на острые скалы.
Быть крушению.
Анариэль, ставшая свидетелем неизбежного, оторопела и не могла перестать смотреть на последние минуты чьих-то истекающих жизней. Ей даже казалось, что сквозь шумы волн и громовые раскаты она может расслышать крики бедных, обреченных на смерть моряков… Богиня океана в эту пору становилась поистине безжалостна… да и люди эти – глупцы, раз решились наведаться к берегам Брассилии, когда те погружены в шторм. Принцесса теперь лишь надеялась, что смерть их будет быстрой и безболезненной.
Громкий треск, грохот и возмущенные плески воды вскоре стали для корабля похоронной музыкой. Его выбросило очередной мощной волной прямо на камни, что острыми темными клыками выглядывали на поверхность, вырастая из глубины. В воду рухнули белые паруса и тяжелые толстые мачты, в щепки раскололась корма, в море полетели ящики, бочки… тела.
К горлу Анариэль поднялся комок тошноты, и если бы она ранее озаботилась тем, чтобы хоть что-нибудь съесть, ее бы уже вырвало прямо себе под ноги. Но желудок лишь пронзил нутро острой судорогой, заставив сжаться от боли и сквозь зубы глухо застонать. В глазах слезилось, но те продолжали упрямо смотреть, наблюдать, знакомиться с тем, как жестока порой бывает к людям Судьба.
Старик в детстве учил ее, что на все в этом мире есть воля богов, но неужели воля их действительно может быть так… так…
Неужели человеческая жизнь настолько хрупка и незначительна, настолько ничтожна и может так быстро закончиться, не получив даже шанса на спасение? Быстро, просто и жестоко, страшно и безжалостно.
Вместе с кучерявой морской пеной через какое-то время на берег волны стали выплевывать обломки корабля и другие вещи, что находились на его борту. Те рассыпало по мокрому песку черной рябью как будто в насмешку над робкой надеждой моряков достигнуть земли. Вот он – берег… но никто не говорил, что добраться получится невредимыми.
И вдруг Анариэль разглядела среди выброшенных обломков чье-то… тело. Хрупкое, закутанное в черные одежды и пугающе маленькое на фоне океана, что грозился с каждой набегающей волной утянуть обратно к себе. Это был человек, человек, что руками даже сейчас, оказавшись на суше, продолжал цепляться за деревянный обломок корабля, который, вероятно, и спас ему жизнь, не позволив утонуть. Человек медленно перевернулся на спину и только тогда выпустил из рук деревяшку, раскинув те широко, будто распятый под небом и льющимся с небес непрекращающимся дождем.
Он был еще жив.
Неведомая сила тотчас же сбила Анариэль с ног, и принцесса, спотыкаясь и налетая на скользкие стены, кинулась вперед, все глубже утопая во тьме. Она молилась на чудо, на то, что коридор закончится, и она обнаружит там дверь или какой-то проход, который смог бы вывести на пляж, к человеку, что сейчас очень нуждается в чьей-нибудь помощи.
Анариэль не могла позволить ему, кем бы он ни был, просто так умереть! Она не могла с такой жестокой безучастностью стать свидетелем чьей-то смерти! Справедливость… в этом мире должна, обязана существовать хоть ничтожная крупица ее…
Она вбегает в просторное помещение, служащее не иначе как кухней, которую она все это время искала, но сейчас память о цели ночных путешествий по дворцовым коридорам вся стерта, и мысли забиты другим. Дверь, здесь есть дверь – толстая, дубовая, не поддающаяся слабым рукам с первого раза и норовящая захлопнуться обратно под порывами шквалистого ветра, которые на замок бросает могучий океан. Но ее необходимо открыть, Анариэль должна! И, собрав все силы, что есть в ней, принцесса, отбросив засов, налегает на тяжелую преграду, распахивает ту настежь и кубарем летит вниз на песок.
В нежные ладони впиваются тысячи мелких острых песчинок, и мокрая тонкая ткань сорочки прилипает к ногам, заставляя в себе запутаться и мешая подняться. Принцесса откидывает с лица волосы, что давно уже от непогоды превратились в спутанные плети, испачканные в грязи.
С колен она поднимается кое-как, задрав подол сорочки до самых бедер и разорвав ткань спереди на две половины, чтобы не упасть снова, когда случайно наступит на нее.
Взгляд испуганно рыщет по береговой кромке, где между собой сливаются в борьбе за первенство две великие стихии, на фоне которых любой человек ничтожен. И жизнь его подобна песчинке в бездонном океане. Эта ночь унесла уже много жизней… но одну Анариэль все же еще, быть может, удастся спасти.
Различить среди обломков потерпевшего крушение судна маленькое человеческое тело оказывается сложнее, чем она себе представляла. В душе разливался страх: и за выброшенного на берег незнакомца, который завис, скорей всего, на волоске от смерти, и за себя саму. Принцесса никогда еще не проявляла такого ужасного безрассудства, никогда еще так собой не рисковала! А сейчас разгуливает в считанных метрах от шторма, пока сверху на нее стеной рушится дождь. Выше сквозь тучи прорезаются золотистые зигзаги молний, ломая небо на части. И только луна все наблюдает за развернувшимся безумием, в молчании освещая берег и тем самым помогая Анариэль наконец-то найти того, кого она так упорно искала.
Колени вновь больно погружаются в песок, когда принцесса опускается рядом с человеком, что лежит на спине, раскинув руки от себя в разные стороны. Это девушка – совсем невысокая, хрупкая и черноволосая. Глаза ее закрыты, но сквозь посиневшие от холода губы слышно хриплое редкое дыхание!
– Прошу, не умирай! – Анариэль бьет ее ладонями по бледным щекам, но незнакомка едва на него реагирует.
Принцесса всхлипывает, отрывая взгляд от нее и беспомощно оглядываясь кругом. Что ей делать с ней дальше? Оттащить в замок? Но вдруг там ей никто не поможет! Сейчас ночь, и все слуги спят, а если Анариэль поднимет переполох, эту девушку просто-напросто убьют за то, что смела находиться рядом с принцессой, пусть даже не была все это время в сознании…
Анариэль попыталась приподнять незнакомку, потянула ее тело обеими руками наверх, схватив за подмышки, но выдохлась очень быстро: она и сама уже смертельно устала, тело ее было долгое время измотано тошнотой и бессонницей, она сильно замерзла, и окоченевшие руки с трудом ее слушались. Но в сердце горел огонь такого яростного отчаяния, что сдаться казалось немыслимым. Она не уйдет, не покинет эту девушку! Она должна ей помочь!
– Пожалуйста… – губы шелестели беззвучно, а глаза, не сдаваясь, шарили вдоль берега, не понимая даже, что именно так судорожно они ищут… Помощь, им двоим необходима помощь, но откуда той взяться на этом треклятом морском берегу?!..
Взгляд Анариэль в конце концов цепляется за железные прутья, что выглядывают из воды. Она щурится, пытаясь разглядеть, что там, пока волны гонят странную конструкцию к берегу, а после, уже без нее в своих лапах, возвращаются в океан. Конструкция же с жутким лязгом кренится и падает на землю, звон железных прутьев еще долго стоит кругом. Принцесса смекает, что это клетка, и что в клетке этой кто-то есть… тянет сквозь нее руки, хватаясь за песок.
Анариэль поднимается, бежит по берегу туда и, остановившись у клетки, столбенеет, пытаясь увидеть, кто оказался запертым в ней. Сначала она не понимает. Все, что может различить – два мощных, неестественно смятых в тесном пространстве крыла с рябыми перьями. Затем из-под перьев к нему снова протягивается рука, раздается шелест, и одно из крыльев чуть отодвигается, давая возможность узреть своего хозяина. Грифон. Это же настоящий грифон!
Могучее, прекрасное существо смотрит на Анариэль золотыми глазами, а меж распахнутых в хриплом дыхании губ виднеются острые клыки. Но принцесса не чует опасности, она вся наполняется чужой болью, страхом и осознанием позорной беспомощности того, кого видит перед собой. Сострадание тотчас же крошит ее в мелкую пыль.
Существо смотрит на принцессу молча, но во взгляде его читается страшное – смирение и готовность к концу. Он уже принял, что скоро его настигнет смерть, он не просит о помощи – вероятно, для подобной слабости слишком гордый и непоколебимый.
– Я п-помогу тебе выбраться! Слышишь?! Ты понимаешь меня? – Анариэль подается вниз, к нему, отбросив весь свой страх и не замечая, как уже стучит зубами от холода. Грифон спустя недолгое время едва заметно кивает. Пальцы тянутся вверх, указывая куда-то, и, проследив направление, принцесса замечает сковывающий прутья клетки вместе замок. – Х-Хорошо, хорошо, я попытаюсь его снять, но после ты должен будешь помочь. Мне н-нужно… нужно… поднять ту девушку в мои покои. Видишь? Они вон там, на самом верху замка. Ее нужно отнести туда, иначе она погибнет здесь. Прошу, спаси ее! Ты согласен помочь?
Грифон внимательно слушает то, что Анариэль истерически втолковывает ему, хрипя и с трудом ворочая языком, и опять лишь кивает. Пальцы вновь указывают на замок, золотые глаза прикрываются.
Принцесса же, захваченная пробудившейся внутри нее надеждой, хватает в руки первый же попавшийся под руку крупный камень, достаточно тяжелый для того, чтобы сбить проржавевший замо́к. Ей везет: прутья и так сильно пострадали из-за крушения, и расшатавшийся замо́к на них становится грудой бесполезного железа после нескольких хороших ударов.
Камень выскальзывает из дрожащих рук, на его острых гранях остаются кровавые следы, а исцарапанные грубой породой ладони теперь горят, но об этом принцесса даже не позволяет себе задуматься. Ее глаза возвращаются к глазам существа, сидящего в клетке. То, услышав падение замка и почуяв свободу, шевелится, нервно дергает крыльями, плотнее прижимая их к своей спине, и карабкается к распахнувшейся сверху решетке. С рычанием сквозь зубы от сдерживаемой боли, он выталкивает себя наружу, грузно падая на колени и упираясь в землю руками. Его крылья с ужасающим треском раскрываются, с них летят длинные жесткие перья размером каждое с целую руку Анариэль, на песок падают кровавые капли. Принцесса, наблюдая за невиданным зрелищем, даже забывает о том, что находятся они посреди армагеддона.
В себя удается прийти лишь потому, что очередная волна, возмущенно разбившись о скалу неподалеку, окатывает ее ледяным водным потоком, с силой толкая в спину.
Грифон поднимается с колен, возвышаясь над девушкой и заслоняя ее от лунного света. Золотые радужки глаз мерцают, как у хищника, полные ярости, но быстро меркнут, как только Анариэль вновь едва слышно просит:
– Помоги…
И существо повинуется. Взмахивает крыльями раз, второй, рыча и скалясь от боли, сжимает руки в кулаки, натягивая жилы под кожей. Но взмывает в воздух, борясь с ветром, что мешает легко пикировать. Грифон быстро оказывается рядом с выброшенной на берег, склоняется над ней и подхватывает на руки, будто та ничего не весит. Маленькое тело, закутанное в черный плащ, безвольно обмякает, черноволосая голова по-страшному безжизненно откидывается назад. Грифон не медлит, он еще всего раз смотрит на Анариэль, а затем взмывает ввысь, тяжело хлопая крыльями и вновь разбрасывая перья.
Анариэль смотрит, как грифон достигает балкона, с которого можно попасть в ее покои, и скрывается там. Сама принцесса на это недолгое время оказывается с разыгравшейся бурей один на один. У нее трясутся поджилки.
Глаза и рады бы не смотреть, но не могут. С ужасом наблюдают шторм во всей его красе. Всем естеством принцесса впитывает это безумие, пронизывается больше не холодом, а чем-то иным, темным и пугающим. У этого чувства привкус свежепролитой крови и запах увядающих роз…
Становится холоднее, так холодно, что Анариэль уже не чувствует ни рук, ни ног. Дышать воздухом – все равно что вдыхать ледяной огонь. Реальность начинает тонуть в черноте. Ураган набирает обороты, с неба во вспененное море ударяет безумной стрелой смерч.
Анариэль, такая маленькая, совсем беззащитная и хрупкая, перед этой неизмеримой силой – совершенно одна! Куда ей противостоять, бороться, если она даже смотреть спокойно не в силах!
Что-то надвигается. Анариэль всей собой, здесь и сейчас остро чувствует: что-то страшное идет, уже подобралось очень близко, и она почти встретилась с ним лицом к лицу. Неизбежно, скоро накроет и ее, и всех, кто находится рядом… И от этого урагана не спасет уже ничего: ни толстые стены, ни ставни, ни двери, запертые на десятки замков, ни засовы на прочных воротах.
Тьма грядет. Грядет холод. А Анариэль… Анариэль уже так устала, так замерзла…
Перед глазами все черное, смерч приближается к берегу, ветер крепчает, рвет одежду и волосы треплет из стороны в сторону. Среди бури мелькают белые крылья, будто какая-то птица стрелой проносится совсем рядом. Глупая, рискует собой там, где так просто погибнуть… Принцесса теряет последние силы, за которые все это время цеплялась. Она их упускает, а вместе с ними и рассудок спешит покинуть ее измученное сознание.
***
Сначала до нее доносятся слабые звуки: чья-то тихая болтовня, взволнованный шепот, плеск воды и шуршание. Это отдается в голове болезненным эхом.
В горле сухо до острой боли, а все тело как будто пронзенное тысячью тонких игл наскво́зь, но Анариэль почему-то не может пошевелиться. Ей с огромным трудом удается только лишь приоткрыть глаза, взмахнув слипшимися ресницами. Роговица горит, кажется, внутрь что-то попало, возможно, песок…
Кто-то вскрикивает, что-то затем сразу же падает на пол. В поле зрения возникает размытое рыжее пятно, и Анариэль ценой многих усилий дается узнать в этом пятне одну из своих служанок.
– Сита… что… – продолжать говорить больше не может – заходится кашлем и сдается, всем телом сжимаясь в тесный клубок.
Оказывается, она сидит в ванне, по самое горло погруженная в горячую воду. От той пахнет хвойным маслом и апельсиновой цедрой, а на толстых бортах по обеим сторонам от принцессы в ряд зажжены маленькие ароматические свечи, наполняя воздух еще большим количеством тепла. Так вот, что это за боль – ее окоченевшее тело наконец согревается.
– Что…
– Не говорите, Ваше Высочество! Вам же нельзя еще больше себе вредить!
Она хмурится, пытаясь вычленить из смутной мешанины, коей сейчас предстает ее память, что-то полезное, но выходит у нее скверно. Она помнит холод. Тьму. Шторм.
Крылья… еще были крылья, Анариэль следила за чьим-то полетом, прежде чем…
– Мы нашли вас у порога ваших покоев, а двери, ведущие на балкон – распахнутыми настежь. Ураган сегодняшней ночью был страшным, он сумел повредить замок. Вы сильно ударились, верно? Так сильно, что упали и потеряли сознание. Бедное Ваше Высочество, только богам известно, как долго вы пролежали на полу, пока мы не пришли вас проведать. Нам нет прощения, Госпожа!
Анариэль, все еще не чувствуя в себе сил, откинула голову на борт каменной ванны. Вода, в которой она находилась, от горящего всюду огня казалась расплавленным золотом, на ее поверхности плавали лепестки цветов, а в глубине можно было различить смутные очертания ее худого, ослабленного тела. Вытащив руки на поверхность, Анариэль накрыла лицо мокрыми ладонями, смежая веки и вновь погружаясь в темноту.
Она устала… казалось, что потеря сознания только вытянула из нее еще больше сил, а не помогла хотя бы на жалкую крупицу прийти в себя. Она ощущала лишь растерянность и непонимание, будто упускала что-то важное, она забыла то, что должна была помнить…
Балкон… ее нашли на пороге у открытого настежь балкона, шторм повредил замок… Шторм… Но нет же. Анариэль… была… снаружи!
Глаза вновь распахнулись, руки резко ударили по воде, расплескав воду за бортики и туша добрую половину свечей. Девушки вскрикнули, испугавшись от неожиданности, уставились на нее во все глаза.
– Ваше Высочество… – жалобно протянула Леса, сводя вместе редкие светлые брови и морща покрытый веснушками нос. – Что с вами такое…
– Я… устала. Мне… хочется спать.
Служанки не стали с ней спорить, за что принцесса была им очень благодарна, вряд ли обладая на данный момент способностью аргументированно вести разговор. Девушки лишь проверили, касаясь, успело ли от воды согреться ее тело, а затем помогли выбраться из ванной, обтерли, одели и увели из купальни в спальную комнату. Не ее – другую. Только сейчас Анариэль обратила внимание, что находится не в своих покоях.
– У вас теперь слишком холодно. Ураган навел там беспорядок, а двери на балкон хоть и починили, но рисковать вами снова было бы с нашей стороны смертельным преступлением, Наша Принцесса.
– Сестрица права, Ваше Высочество. Здесь вам не будет хуже, поверьте. Хоть комнаты и меньше, но зато в них теплее, и балкона здесь нет, так что ничего больше не сможет вас потревожить и навредить. Эти комнаты соседствуют с вашими старыми, поэтому вы не заблудитесь.
Принцесса на их торопливые объяснения лишь кивала, медленно перебирая неслушающимися ногами. В спальне жарко горел камин, а кровать была от стены сдвинута в самый центр комнаты, ближе к огню. Рядом на низком столике по нескольким широким блюдам была разложена еда, но Анариэль слабо представляла: завтрак это, обед или ужин. Для нее само понятие времени в этой нескончаемой тьме стерлось, потопленное под проливным дождем.
– Холод у этой поры в текущем году аномальный, – нахмурилась Сита, откидывая для нее край одеяла, пока Леса придерживала за спину, помогая забраться в постель, та в согласии хмыкнула.
– Смерчи нагрянули с моря… Старый Господин сказал мне, что их эти земли не видели уже больше двух десятилетий. Неужто это дурной знак? Ждать беды.
– Не несите при мне эту чушь, – Анариэль устало вздохнула, раздраженная глупыми суевериями. Ей и без того все сильней делалось неспокойно. Память упрямо не хотела слушаться, и по вискам как будто стучали молотами, спутав их с наковальней.
Тени шли от яркого очага хороводом, в воздухе стоял терпкий запах благовоний и запеченного в специях мяса. Ей бы хоть что-то съесть… но даже жевать пищу, кажется, не найдется сил. И чужое присутствие так некстати… служанки – как всегда шумные. Голова от их трели пухнет, будто череп сейчас разойдется на трещины.
– Ваше Высочество, может, нам что-то еще сделать? Чего вы хотите?
– Оставьте меня одну.
– Но как же…
– Уходите. Я собираюсь спать, и во сне вы мне обе вряд ли будете чем-то полезны. Я хочу, чтобы вы шли к себе и тоже отдохнули. Только, во имя всех богов, не сидите под дверью – в коридоре сыро и холодно, вы заболеете.
– Если… того желает Ваше Высочество...
Анариэль нетерпеливо отмахнулась от них и не сводила со служанок хмурого взгляда, пока те не скрылись из виду, прикрыв за собой двери. Оставшись наконец-то одна, она откинулась на подушки и расплывающимся взглядом уставилась в темный полог над своей головой. Ткань была чем-то похожа на ночное небо. На летнее, усыпанное звездами, черное небо, какое бывает перед новой луной. Когда воздух свеж, а ветер тих, и прилив набегает на песчаный берег широкой серебряной лентой, чтобы после, поутру, исчезнуть, оставив лишь водоросли да ракушки.
Сейчас небо было другое. И океан не притягивал, а пугал. Обнажал перед собой тебя полностью, бросая тебе же в лицо твою беззащитность и наполняя сердце отчаянием. Люди в штормовую пору превращались в ничтожества, прятались по углам и жались друг к дружке, надеясь, что разожженное в очагах пламя спасет их от ужасов, скрывающихся в долгой ночи.
То была пора суеверий, сказок, что матери рассказывали непослушным детям, чтобы те и носа не думали совать за порог, и кошмаров, терзающих разум во сне.
То была пора ожидания. Ведь после – непременно – наступало затишье, а затем, после зимы, на берега Мериторна возвращалось тепло. Немного времени пройдет, и вновь с окон поснимают ставни, отопрут двери, в садах запоют птицы, в пруд рядом с замком вернутся лебеди, и кошки будут лениво потягиваться, развалившись на теплых ступенях.
Поднеся руку к губам, принцесса коснулась нижней кончиками пальцев. На ее поверхности тут же отпечатался влажный след, что заставило насторожиться. Язык, проведя по губе, стер с нее капельку крови. Анариэль подставила ладони на свет, рассматривая кожу, которая оказалась кое-где в небольших порезах. Что же с ней все-таки случилось?..
В горле запершило, и она неуклюже сползла на край постели, чтобы встать с нее и дойти до графина с водой. Все ее действия были привычные, медлительные, совершаемые сами по себе, пока мысли пытались в голове собрать из себя более-менее достойную картину, выстроив череду событий, которая имела неосторожность рассыпаться по пробуждении.
Вода наконец-то на время затушила пламя внутри, придавая немного сил. Кажется, она давно терпела жажду… она… до этого выпила всю воду и…
Дверь. Анариэль уставилась на дверь перед собой, вспомнила вдруг, как ранее выходила в коридор. Она вспомнила холод там, в темноте… и как холод этот все не стихал, только рос, пронзая тело насквозь собой и орошая… ливнем, ветряными порывами, морским запахом и грубым песком!..
Опустевший кубок выскользнул из ее рук, прокатившись по полу, но остался позади, потому что принцесса уже шла на выход.
Она вспомнила.
Она вспомнила, почему оказалась снаружи и почему слуги обнаружили ее без сознания рядом с открытым балконом. Она вспомнила все! Всех!
И если она здесь, то где те, кого она ранее встретила на пляже, после того, как корабль разбился у берегов Мериторна? Если освобожденный из клетки грифон исполнил просьбу принцессы и перенес ту девушку в замок, то их должны были уже обнаружить, разве нет?..
К счастью, ее покои и впрямь находились по соседству, и достаточно было всего лишь пересечь зябкий коридор, чтобы вновь оказаться в них. Вытащив факел из крепления на стене, Анариэль вошла в покои, закрыла за собой двери и прислонилась к ним напряженной по струнке спиной. Грудь ходила ходуном, отвыкшие от темноты глаза прочесывали комнату, на первый взгляд казавшуюся совершенно пустой. Камин был потушен, пахло морем и дождем, а балконные двери пока, видимо, наспех, были поперек заколочены несколькими толстыми досками. В покоях стояла тишина, которую нарушала лишь сама принцесса своим хриплым дыханием.
– Кто-нибудь есть здесь? – набравшись смелости, шепнула она в темноту и вздрогнула, тут же уловив шелест. – Г-Где вы?
Где-то снова что-то зашелестело, уже громче, и Анариэль запрокинула голову, перестав дышать, когда в резной нише под самым потолком она сумела различить, как шевелится там особенно темная тень. Тень эта вдруг стала больше, расправила крылья и, взмахнув ими, спикировала вниз, бесшумно оказываясь напротив нее.
Анариэль застыла, смотря завороженно в чужие золотистые глаза, в которых тлела суровая настороженность. Вновь грифон предстал перед ней, молчаливо возвышаясь, словно живое каменное изваяние… а на руках своих он держал незнакомку.
– О боги… – прошептала Анариэль, подаваясь к ним двоим бездумно и тут же обращая в свою сторону тихое предупреждающее шипение. – Я не хочу навредить тебе, но я должна узнать, что с ней и как ей можно помочь… ты не мог бы положить ее на кровать?.. Ты же ведь понимаешь меня?
– Понимаю, – грубо откликнулось существо и, не медля, понесло свою ношу к кровати, оставив ее затем там, как и просили. После грифон отошел подальше, к очагу, в котором все еще тлели угли, но пламя, никем не поддерживаемое, затухло.
– Времени мало… Скоро кто-то из слуг придет меня проверить, – забормотала принцесса, не зная, слушают ли ее, но была слишком взволнована, чтобы молчать.
Свет от факела лег желтым пятном на чужое лицо: красивое, молодое, но пугающе бледное, испачканное в грязи и морской тине. Одежда на девушке была мокрая насквозь, волосы так и не высохли, от тела исходил холод. Но сердце в ее груди, когда Анариэль, уже ни на что не надеясь, приникла к той, все еще слабо, но билось.
– Он жив! – всхлипнула принцесса, от волнения поднося к губам дрожащие пальцы, и обернулась к грифону. Тот, укрывшись в тени от свечения факела, молчаливо наблюдал за ней, но никак не среагировал на услышанное. – Нужно… нужно перенести ее отсюда куда-нибудь, где теплее… в мои новые покои! Нужно спрятать ее там! За кроватью между стеной и гобеленами есть достаточно места, в комнате горит очаг, и она быстро сможет согреться. Ты… ты поможешь мне… еще раз?
Грифон ничего ей не сказал, и принцесса за те секунды, в течение которых не знала ответа на свою просьбу, успела испытать все от страха до жалкого отчаяния, сковавшего органы под ребрами. Но потом существо зашагало к ней, крылья зашелестели, складываясь за спиной плотнее, и незнакомка вновь оказалась у того на руках. Анариэль же суетливо заспешила распахнуть перед ними двери своих старых покоев и указала путь в подготовленную для нее новую комнату. Оказавшись в той, она быстро огляделась, заприметил, как и планировала, один из широких ярких гобеленов, который закрывал стену за кроватью и собой прятал слой утеплений. Подошла к нему, присобирая, чтобы освободить место. Между гобеленом и стеной без части утепления оставалось узкое пространство, но его вполне хватало для того, чтобы в нем поместилась маленькая худая девушка.
Анариэль набросала туда несколько подушек с кровати, а еще перетащила тигриную шкуру, чтобы укрыть ей девушку, когда грифон осторожно устроил ту в ее новом убежище, но сначала пришлось избавить ее от мокрой одежды. Тряпки были кинуты в очаг, и пламя тут же возмущенно зашипело, встретив влагу в своей обители.
Оглядев девушку и убедившись, что пока это все, чем ей можно помочь, Анариэль шумно выдохнула. От переживаний и внезапной суматохи у нее закружилась голова, и она опустилась в изголовье кровати, сгорбившись. Во рту снова стало сухо от жажды, а в животе заурчало от голода, но она не могла как следует прочувствовать свои слабости, пока все еще оставались дела поважнее.
– Корабль, на котором вы плыли… – произнесла она, даже сама едва слыша собственный голос, но грифон, кажется, все равно смог его услышать и встретился взглядом с принцессой. – Куда он держал путь?
– На Виолу, – ответило существо. – Сбыть товар.
– Так этот корабль принадлежал купцу?
– Контрабандисту, – грифон усмехнулся и пожал плечами, но, впрочем, тут же, стиснув зубы, зашипел. Крыло за его спиной дрогнуло, опустившись, и теперь часть его лежала на полу. Вниз по красивым перьям заструилась густая, темно-красная кровь.
– Ты ранен…
– Клетка была тесной, – хмыкнул грифон, но когда Анариэль поднялась и шагнула в его сторону, отступил подальше.
– Я просто хочу посмотреть, – принцесса остановилась, сжимая руками подол своей ночной сорочки. – Тебе же больно…
– Ты не сможешь заставить мои кости срастись, – фыркнул грифон, но взгляд его перестал казаться таким холодным и настороженным, каким был раньше. – Они заживут сами… просто для этого понадобится время.
– Сколько времени?
– Я что, на лекаря похож?
Анариэль пожала плечами, но все же вернулась на прежнее место, чувствуя, что слабость не проходит, и правды в ее ногах совсем нет. Откинувшись на расставленные позади себя руки, принцесса ненадолго зажмурилась. Грифон наблюдал за ней, не приближаясь, но и не спеша уходить. Глаза его с недоверием разглядывали богатое убранство комнаты, подмечая все, что было позволено. Он за свою жизнь успел повстречать множество покоев, залов и мест, в которых имела место быть роскошь, но тут… все было поистине королевское. Эта девушка перед ним явно была не из простых вельмож, как бы ни славилась богатством Брассилия.
– Как тебя зовут? – принцесса нарушила размышления грифона.
– Алькор. – Глаза его с интересом прошлись по красивому, но явно уставшему лицу. – А с кем я имею честь?
– Меня зовут Анариэль, – отозвалась принцесса, едва заметно ему улыбнувшись. Опустив взгляд, она заметила оставленную для нее еду на столике и вспомнила, что так и не притронулась к ней. – Хочешь есть? Можешь присоединиться.
Но грифон не двигался. Наблюдая, как она подошла к столу и принялась набирать еду себе на пустую тарелку, он все больше хмурился. Здоровое крыло за его спиной нервно покачивалось из стороны в сторону, голова склонилась набок.
Он знал это имя. Он его слышал, он понимал, кому оно принадлежало. Но не понимал другого…
– Что ты делаешь здесь?
Анариэль, услышав заданный ей вопрос, отвлеклась от яств на столе и растерянно взглянула на своего собеседника, который вдруг оказался ближе, чем она того ожидала. Грифон возвышался над ней в какой-то жалкой паре шагов, пристально разглядывая лицо. Цепкий взгляд старательно подмечал каждую деталь в нежной, красивой девушке: серебряные волосы, большие глаза, бледную кожу… он смотрел и видел в ней ее старшего брата-короля и ничего не понимал.
– А где мне еще быть? – тихо хмыкнула она, растерянная чужим поведением. Она нервным жестом перекинула свои длинные волосы через плечо и отвернулась, возвращаясь к кровати.
Алькор не упускал ее из виду, продолжал внимательно разглядывать все, на что падало внимание. Одежда для сна открывала нежные руки принцессы и бо́льшую часть тонкой спины. Пламя, трещащее в очаге, делало кожу на вид золотой, красиво освещая изгибы… и обнажая изъяны.
Взгляд обратился на два вертикальных шрама поверх хрупких лопаток. Видно, что старые, они хорошо затянулись и для человеческого глаза, может, даже и не видны, но у грифонов зрение, как и остальные чувства, было в разы острее людских. И он видел то, что, сдается, видеть не должен был. И узнал то, чего никто не должен был знать.
Принцесса Анариэль находилась в Мериторне. И из разговоров ее раздражающих служанок у Алькора родилось представление, что ее здесь держали насильно, прятали.
Ведь правда для всех за пределами этого замка была совершенно другой.
– И давно ты живешь здесь? – осторожно задал новый вопрос грифон, надеясь, что девушка не сочтет наглостью столь ярое любопытство к своей персоне. Но та как будто бы даже не обращала внимание на такие мелочи. Может, причиной тому была усталость, что заметно читалась в красивых чертах, кто знает…
– С детства, – ответила Анариэль и посмотрела на него, грустно улыбнувшись. – Сказать честно, ты – мой первый гость в этом замке, с которым я могу поговорить.
Так вот в чем причина такой отзывчивости, подумал Алькор, но новая правда так и не позволила ему расслабиться. Что это за место такое, куда он попал?..
– А где твой дом? – спросила его Анариэль, и грифон заметно напрягся. Рассказывать о себе он не желал да и не планировал. Особенно новоявленной принцессе Брассилии.
– Далеко, – хлестко отрезал, но ответом своим, казалось, не удивил.
– Я читала, что родина грифонов – Эртера.
– Рад, что твое Высочество умеет читать.
– А я рада, что ты позволяешь себе грубость со мной, это даже забавно, – хмыкнула принцесса, заинтересованно склонив свою голову. – Ты знаешь, кто я такая, верно?
– Догадаться несложно.
– Но ты не из Брассилии, тебя ведь привезли из-за моря. Как ты оказался в клетке контрабандистов?
Разговор Алькору окончательно перестал нравиться.
– Не повезло.
– А эта девушка…
– Она была пассажиром.
– Знаешь, откуда она?
Взвинченный чужим потоком вопросов, Алькор обернулся, чтобы уставиться на богато расшитый парчой тяжелый гобелен, скрывающий ото всех безымянную для них обоих девушку.
– У нее примечательная внешность. Скорее всего, эростенка. Но больше о ней я ничего сказать не могу – не знаю. Когда клетку со мной погрузили на судно, эта девушка уже была на борту, значит, оказалась там раньше.
– Интересно, куда и зачем она держала путь, – пробормотала Анариэль, принявшись медленно жевать что-то, что подцепила со своей тарелки. Брови принцессы от задумчивости сошлись на переносице.
– Спросишь у нее, если она, конечно, придет в себя после всего этого. Люди слишком слабые, вас так легко убить, даже смешно…
– Может, и легко, – не стала спорить Анариэль. – Но и сам ты оказался не в выгодной ситуации. Что теперь собираешься делать?
– Нужно дождаться, пока срастется крыло, – нехотя признал грифон и поморщился под понимающим взглядом. – Если в тех соседних покоях никто не живет, я продолжу прятаться там какое-то время, а затем, как только смогу, выберусь отсюда.
– Как ты оказался в плену?
– А как в нем оказалась ты сама?
Жестокие слова повисли между ними грубой насмешливой нотой. Анариэль не нашла, что на них ответить. Она и не думала, что случайно оказавшемуся рядом с ней незнакомцу так быстро станет все про нее очевидно… Осознание удручало, делало больно и заставляло жалость к себе распуститься ядовитыми шипами, пронзая вены.
– Я… такой родилась, – прошептала она в установившуюся меж ними тишину.
– Вот и я… тоже, – вздохнуло существо, нервно встряхнув здоровым крылом. Заслышав посторонний шум, еще очень далекий, но приближающийся, грифон зашагал к выходу, кинув уже через плечо: – жди скорых гостей. Кто-то поднимается.
Алькор быстро скрылся в коридоре, оставляя поникшую принцессу в одиночестве, пусть и недолгом, ведь прошли минуты, и двери снова отворились, пропуская к Анариэль старика. Что ж, скорый приход его был очевиден…
Анариэль сжала губы в тонкую линию и отставила тарелку с объедками прочь, пока наблюдала, как старый слуга подходит к некогда упавшему на пол кубку и возвращает тот на законное место.
– Вам стоит беречь себя, Ваше Высочество, – начал он говорить с мягким упреком, обращая на принцессу свой подернутый старческой слепотой взор. – Только большая удача сегодня уберегла вас от страшных бед.
– Я не вольна указывать стихиям, разрушать ли им мой замок. Боги на то и боги, чтобы делать то, что им самим вздумается, – фыркнула она, вспомнив легенду о недавних событиях, какую слуги, к счастью, не поленились сочинить за нее сами. – Если ты пришел только за тем, чтобы ругать меня из-за шалости шторма за стенами, то уходи. Я все еще чувствую слабость от того, что пережила.
Старик вздохнул. Он распрямился перед Анариэль и долгое время смотрел на нее, ничего не говоря. Она тоже не спешила отводить взгляда – знала, что взгляд свой отводят лишь лгуны и трусы. А она не то и не другое, она – принцесса, и в ней королевская кровь, а значит, слова ее – правда и имеют вес бо́льший, чем что-либо.
– Ваш брат уже очень скоро должен будет вернуться, вы это понимаете? – спросил слуга со всей серьезностью и строгостью, какую только мог себе позволить в отношении своей подопечной. И увидел, как слова его тут же возымели эффект – принцесса вся сжалась, поникла и как будто бы сделалась меньше. В янтарных глазах зародился неумело скрываемый страх сделаться причиной монаршего гнева. – Его Величество не успел возвратиться с приходом первых штормов, и значит, ждать его стоит, как только наступит затишье. Это всего через две недели, Моя Принцесса. За все это время, прошу, ведите себя осторожно и больше не допускайте ошибок. Неизвестно, какое их количество в конце концов сможет добраться до ведома вашего брата. Мой долг – забота о вас до конца своих дней, но обет, что когда-то я дал государству, сильнее даже моей любви к Вашему Высочеству, прошу, простите.
– Я ничего не делала, – Анариэль стояла на своем, чувствуя, что никак не может себе позволить сейчас дать слабину. Старик знал ее с самого рождения, и потому иной раз мог читать, словно открытую книгу, но сегодня нельзя было дать ему почуять обман. Не только благополучие самой Анариэль зависело от этого разговора. – В этом году аномальные штормы, и ветер настолько силен, что может выломать дверь. Я не могу спать, с ума схожу от его воя, и мне все время тревожно. Я очень устала и напугана, всего лишь жду, когда стихнет буря и когда вернется брат, чтобы получить у него разрешение вновь хотя бы выходить в сад. Эти стены уже приелись мне, как и непроглядная темнота, мне страшно смотреть по углам, страшно закрывать глаза и погружаться в сон. Жизнь стала му́кой, вот и вся правда, какую ты, старик, пытаешься у меня выведать. Большего у меня нет. Я – пленница здесь, и ничего другого, как проживать дни запертой в своих покоях, мне не позволено. Ничего другого ты обо мне не узнаешь, как ни пытайся, потому что другого и нет. Вся моя жизнь перед твоими глазами с самого первого ее дня. И даже перед твоей смертью я, скорее всего, буду той последней, кого ты увидишь. Мы здесь оба заперты и оба сгинем. Так что не стоит больше нужного терзать меня своей компанией, ты и так уже мне приелся. Уходи. Сейчас я ни в чем не нуждаюсь.
Старик не нашелся с ответом, удивленный потоком слов, что хлынул из принцессы, которая в последнее время являла собой лишь тишину и уязвимую слабость. Чутье его не верило, что действительность полностью такова, какой ее описывают принцесса и ее служанки, но ничего сам поделать не мог. Он не ведал, что случилось с Анариэль завершившейся не так давно ночью. Но знал, что в ней у их берегов, совсем рядом, потерпел крушение корабль контрабандистов. Знал он также, что дверь, ведущая с кухни на берег моря, была кем-то отворена. Вряд ли, конечно, принцесса могла найти дорогу в ту сторону замка, добраться так далеко, не испугавшись холода и темноты, да и причин тому не было, но… Мысли старика были неспокойны, в них родилось и не готово было стихать опасение. Дурное чувство разрасталось, заставляя ноги костенеть и шагать с трудом.
– Постарайтесь заснуть, – посоветовал старик принцессе, а после, будто сдаваясь, склонил перед ней седовласую голову. – После я еще проведаю вас, осмотрю тело на предмет болезни. Вы успели замерзнуть, пока находились без сознания, и я боюсь, что здоровье подведет.
Анариэль кивнула, выражая согласие, и на этом старик с ней распрощался, покинув наконец-то ее покои. Неторопливые шаркающие шаги раздались в коридоре, постепенно там и стихая. Принцесса чутко прислушивалась к ним до последнего, чтобы убедиться, действительно ли она осталась одна.
Страх того, что правда раскроется, сковал ей глотку, как только за стариком закрылась дверь. И страх этот был уже отнюдь не за себя.
Тихо подкравшись к гобелену, за которым теперь крылась самая важная ее тайна, Анарин присборила ткань, отводя ее в сторону и открывая своим глазам вид на лицо незнакомки. Она осторожно коснулась ее кожи и волос, с облегчением отметив, что кожа стала теплее, а волосы высохли от близости очага. Анариэль дотянулась до кубка, наполнил тот водой и, приподняв голову девушки, попыталась ее напоить. Тонкая прозрачная струйка проникла сквозь бледные губы, и вдруг девушка в руках принцессы закашлялась, вздрогнула и приоткрыла веки. Изумрудные глаза, что еще были заволочены дымкой, заскользили в пространстве, тело напряглось под звериной шкурой.
– Все хорошо, я не причиню тебе вреда, – зашептала Анариэль, торопливо прижимая ее к себе крепче и снова касаясь краем кубка трепетно дрожащих губ. Очнувшаяся жадно приникла к нему, делая шумные крупные глотки. – Прошу, оставайся тихой, иначе быть беде… Как твое имя?
Закончив пить, незнакомка отдышалась и, опустив черноволосую голову на подушки, наконец-то встретилась с Анариэль своими яркими глазами.
– Меня зовут… Калиса, – выдохнула она прежде, чем ее веки снова сомкнулись, слишком тяжелые для того, кто был ослаблен танцем между жизнью и смертью.
– Калиса… – повторила за ним принцесса, робко улыбнувшись в надежде, что теперь девушка, обредшая сознание и имя, не умрет у нее на руках и со временем даже поправится. – А мое имя – Анариэль. Надеюсь, что мы еще друг друга узнаем.
Принцесса еще какое-то время боролась с самой собой и с желанием отправиться в кровать, чтобы тоже забыться сном, как ее новая знакомая. Она оставалась с ней рядом, перебирала гладкие черные волосы, изучала красивые узоры на ее тонком теле, начертанные золотом, подмечала различия от собственной внешности вроде острых ушей, что выглядывали меж смоляных прядей, и совсем невысокого роста. Такая странная, маленькая, совсем непохожая на брассилийцев, но почему-то с глазами зелеными, будто изумруд. Необычное смешение кровей. Кем же были ее родители?
Принцесса думала над этим, но загадку так и не смогла разгадать, а потому, решив, что правду узнает у ее обладательницы позже, когда та снова очнется, сдалась. Она надежно запахнула гобелен обратно, убедившись, что неведающий правды человек не сможет за ним ничего заметить, и уже без каких-либо сил повалилась в кровать.
На этот раз Анариэль снился шелест рябых крыльев и маленькая черноволосая девушка… Но добрый сон длился недолго. Яркие картинки-впечатления совсем скоро оказались погребены под тем же самым, что приходило к принцессе постоянно, не изменяя себе ни один раз. И она, объятая пламенем, вновь оказалась запертой в ловушке собственного разума.
Принцесса металась в кровати, тихо скуля от рожденного грезами страха, и в темноте ее тихим стонам вторил трещащий углями очаг. Ветер снаружи продолжал стучаться в закрытые наглухо ставни, обгладывал мокрые стены. Камень был скользкий, и удержаться на нем удавалось с большим трудом.
Белый ворон возмущенно захлопал крыльями, в очередной раз невольно соскользнув с выбоины между двух глыб. Мощный клюв уцепился за кусок дерева, которым было закрыто окно. Птица напоследок заглянула в узкую щель, через которую можно было увидеть, как танцует в очаге пламя и как кто-то беспокойно ворочается в рядом стоящей постели.
– Анариэль, – повторил ворон, умело копируя чужой нежный голос. – Ваше Высочество, – произнес уже совсем по-другому, будто дряхлый старик.
Взмыв в воздух, белая птица устремилась в высоту, за пределы штормовых туч.
Нашедший то, за чем был послан, ворон возвращался к хозяину.