Пролог
Холодный сумрак окутывал сотни ходов, по которым вели мрачных теней, гремевшие цепями. Их лица были печальны, бледны. Сырость и пронизывающий холод подкашивали их, валили прямо на месте. Но не было им спасения из этих катакомб. Про них давно все забыли. Им осталось только страдать и доживать свой век.
Все-таки оставались те, в чьих сердцах все же теплилась надежда, которую они прятали глубоко в душе, чтобы ее никто не растоптал. Среди таких был и один остроухий. Его взгляд был гордым, но все чаще и чаще гордость скрывалась под вековой усталостью. Два омута небесной сини помутнели, потухли. Ему едва удавалось передвигать отяжелевшие ноги, которые тянули к полу цепи. Медовый шоколад волос, некогда струящихся свободным каскадом ниже лопаток, сейчас были взлохмачены и потрепаны. Одет был парень в лохмотья, которые едва держались на исхудавших плечах. Неизвестная сила держала в нем веру на свет, надежду увидеть его.
Руки с трудом поднимали кирку под звон цепей. Железные оковы удерживали и запястья эльфа от лишних движений. Однако, они же и выбивали из него без того угасающую жизнь. Каторжные на мгновение остановился под их гнетом.
Мимо него прошел невысокий карлик в тяжелых доспехах. Взгляд надзирателя был суров и бесжалостен, а рука сжимала кнут, покрытый кровью каторжников. Заметив, что нарушается дисциплина, мужчина нахмурился и, не задумываясь, взметнул свое грозное оружие, которое рассекло спину молодому эльфу. Кнут уронил его на колени, выбив дух.
- Пошевеливайся! – только и добавил ворчливый гном.
Карлик, принадлежал, к самому неприятному для молодого эльфа народу – гномам. Вечно ворчливые, грубые и грязные гномы были любителями пожаловаться на свою жизнь. Больше жалоб они любили лишь алмазы, драгоценные камни и золотые монеты. Но вот сырость и холод, которые пронизывали эти катакомбы, давали обильную пищу для постоянных жалоб надзирателей. Многие каторжники в тихую ненавидели эти жалобы, и даже скрипели зубами, когда очередной гном начинал жаловаться на вечные сквозняки. И эта ненависть была не потому что каждый из узников слышал это уже не одну сотню раз, а потому что самим им жаловаться было запрещено под страхом быть избитым.
Парень, скрипнув зубами, выдохнул и поднялся на ноги, осмотревшись. Его окружали такие же каторжники - мужчины с седыми волосами. Большинству из них не было и сорока лет. Прожить дольше в этом подземелье мало, кому удавалось. И только он мог похвастаться, что смог пережить этот рубеж. Он уже и не помнил, как давно попал на каторгу. Вроде, ему было пять. И, к сожалению, воспоминания о детстве тоже давно поблекли. Лишь сохранился чистый блеск изумрудов и сапфиров, цокот копыт изящных лошадей, улыбка отца, угасший взор мамы. Но все же эти видения прошлого не укладывались в одну логическую цепочку.
Он хотел убедиться, что надзиратель ушел достаточно далеко, но заметил лежащегона камнях старика. Парень узнал его. Этот старик здесь был едва ли не все те годы, что и сам эльф. Каторжник бросил свой инструмент и подошел к другу, чей взгляд угасал. Он вспомнил угасли взор серых глаз своей мамы, приходившей к нему во сне. Ему никогда не забыть этот взгляд. Поэтому парень сразу понял, что происходит, и тяжело вздохнул.
- Твое время? – его голос оказался мягким, но глубоким. Он старался говорить тихо, но получилось плохо. За все это время голосовые связки огрубели. Они стали подобны тому камню, среди которого рос их хозяин.
Старик лишь коротко кивнул.
- Да, уже пришло. Каждому отмеряно свое время. Не печалься обо мне.
- Как не печалиться? Ведь ты же меня многому научил и мог научить еще большему.
- Все, что мог, я тебе передал. Теперь же будь счастлив и иди к мечте своей дорогой. Береги себя. Тебе предстоит еще свершить великие деяния.
- Какие деяния? Объясни же, наконец! На что ты мне вечно намекаешь?
- Прости, мой мальчик, не могу. Но ты сам должен узнать в свое время. Прости, что не смог с тобой быть дольше. Не забывай наши разговоры, мои наставления. Но забудь все обиды и иди той же дорогой, что и твой отец... Евгений... - старик медленно обмяк и уже ушел в мир иной.
Эльф своей рукой накрыл глаза советника, как бы прощаясь, и печально вздохнул.
- У меня и так друзей нет, а жизнь теперь еще лишает меня и учителя.
Взгляд парня, названного Евгением, стал пустым и отрешенным. Он не привык плакать. У него не было слез. Однако, грусти в его душе хватило бы на пятерых. В жизни молодой особы не было светлых моментов. Если и были, то остались в таком далеком прошлом, что он просто забыл их.
Понимая, что будет снова больно, он позвал надзирателя, чтобы оповестить о смерти очередного каторжника. И он не ошибся. Эту заминку карлик рассчитал, как желание отдохнуть, потому и рассек спину кнутом эльфу. Однако, тот дернулся в сторону, от чего смягчил себе удар, и тут же поспешил взять кирку, направившись в другом от них направлении. Освещения было мало, но Женя запросто обошел груду камней, которую кто-то бросил прямо на проходе.