Поваренная книга Танит

Купальня у меня была роскошная, что и говорить. Вся в мраморе и финтифлюшках: свечи, вазы, шелковые цветы, подушки, ароматические масла и соли, флаконы разноцветного стекла, шкатулочки, блокнотик с серебряным карандашом (якобы записывать рецепты, если в голову придут), стопка дамских романов и томик стихов кавалера Ахайре – в переплете натуральной телячьей кожи и с портретом автора, между прочим. В красках. Прямо даже не знаю, что я люблю больше, стихи или портрет. Однако речь не о поэзии, а о прозе.

Ванна, кстати, из цельного мрамора. А стенные панели – подделка, раскрашенная керамика. Тс-с, я этого не говорила.

Один взгляд на мою купальню рисовал образ дамы средних лет, при деньгах и зачатках вкуса, задумавшей создать себе уютный островок среди бурного моря, именуемого таверной «Золотой лев». Ибо в моей собственной спальне тишина и покой мне только снились. По ночам, естественно. А днем и особенно вечером – не спальня, а проходной двор. То, понимаешь, Кенджиро ворвется сменить рубашку, то горничная – спросить, где взять чистое полотенце, если чистых ни хрена не осталось. Как будто я их рожу вот прямо не сходя с места. То курьер от Гильермо примчится со срочной бумажкой, то зеленщик начнет выкликать меня в окно, то при разгрузке бочку с вином уронят, идиоты. Стратегически правильно жить окнами на улицу, и улица сравнительно тихая... но руки планировщику я бы точно поотрывала. Из чистой вредности.

Вот и получалось, что урвать полчаса мирного отдыха можно только в купальне. Где еще понежишься в мраморной ванне, полной ароматной пены? Где еще уединишься в клубничной масочке, не рискуя перепугать до разрыва сердца кого-нибудь, кому померещится кровавое черт знает что на месте лица? Где еще, прикусив губу от усердия, зашифруешь очередное шпионское донесение? Свечи же не просто так понатыканы. На них так удобно сжигать черновики. И роман один, надоевший мне хуже горькой редьки, использовался для шифровки. Хорошо, Ласло не выбрал мой любимый, «Тигр в зарослях», а то б я, наверное, уже видеть не могла ни строчки из него.

Ванна, думаете, просто так из цельного мрамора? Ха. Я пока не настолько зажралась. Ванна служит грузом для пружины от потайной двери. Безделушки и драпировки тоже для дела: внимание рассеивают. Не дай бог кто заметит, что купальня внутри самую малость меньше, чем должна бы по планировке. Не говорить же, что там за стенкой тайный ход на первый этаж и в сад. Законом не запрещено, но к чему лишние вопросы?

А еще в самой ванне тайник. Тайный. Потому что есть еще один, в спальне, как бы явный. Предназначен, чтобы его быстренько нашли и отвязались. Я там храню жутко дорогой контрабандный джарский кофе, золотые сережки, жемчужное ожерелье, фарисские золотые дирхемы и криданские левы. В тайнике под ванной лежат совсем другие вещи: парочка боевых амулетов, магическое зеркало для экстренной связи, пачка готовых фальшивых метрик (всяких, и арисланских, и марранских, только криданских ни одной, незачем светить работодателей), ну, и прочая мелочевка, в общей сложности лет на пять, если адвокат хороший. И еще тайник есть в саду, но там честная контрабанда: кофе, табак и кхамра, максимум год условно, если взяток не пожалеть.

Ласло предупреждал, что вместо шпионских игр меня ждет рутина. Что характерно, не соврал ни чуточки. Я исправно рапортовала о каждом фарри, попадавшемся мне на глаза. Особенно Тайную службу интересовали проезжие чиновники и купцы из Арислана. Кому это все нужно? Небось, складывают мои донесения в пыльный угол. Мне больше нравилось что-то настоящее делать. Шкатулку там забрать, сюда доставить. Взять письмо у постояльца, потом отправить, как бы от себя. Навести о ком-нибудь справки. Заказать фальшивую метрику. Ну, и все в таком духе.

Душа, однако, просила романтики (не такой, впрочем, скандальной, как в «Альгамбре»). Воображение рисовало, к примеру, прекрасного бледного юношу, истекающего кровью, которого нужно перевязать и укрыть от погони. Или зловещий притон, в котором нужно добыть жуткой важности сведения. Или бурное море и лодку, объятия Кенджиро и голос его, шепчущий: «Если мы не выберемся живыми из этой передряги, знай, что я всегда любил только тебя!» Тут я спохватилась, что цитирую последний прочитанный романчик. Кенджиро никогда бы так не сказал. Не до трепотни бы нам было, вот что. Я прямо воочию увидела, как правлю лодкой, ругаюсь на чем свет стоит и ору на Кенджиро, чтобы быстрее вычерпывал воду. Потому что на весла его сажать бесполезно: как выяснилось, он их в жизни в руках не держал. Я представила картину, захихикала и продолжила расшифровывать послание Ласло, напевая «Окрасился месяц багрянцем...» Надо будет спросить при случае, умеет ли вообще плавать мой степняк.

Когда я прочла собственные каракули, стало не до смеха. Драгоценный куратор услышал мои молитвы и послал первое настоящее дело. И как-то сразу оно мне не понравилось, главным образом из-за последней фразы: «Используйте Неро». Это было кодовое имя Кенджиро. От всего задания ощутимо несло гнильцой. Не то чтобы я одобряла, что крупные чиновники из Арислана под чужим именем ездят к нам и развлекаются на всю катушку. Но подставлять и шантажировать? Давайте уже серебряные ложки в гостях тырить...

Пустив воду, я приоткрыла дверь и умильным голосом пропела: «Потри мне спинку, дорогой!» Дорогой, маявшийся бездельем, немедленно прискакал, всем своим видом демонстрируя, что собирается тереть отнюдь не спинку. Пришлось охладить его пыл, рассказав про задание. Он выслушал, пожал плечами.

– Легче легкого. Я поднимусь с ним в номер, дашь нам минут десять. Потом ворвешься и поднимешь крик. Фарри очень не любят бабских скандалов, не привыкли. Можно городской стражей пригрозить, хотя трудно: состава преступления нет, я совершеннолетний и в браке не состою.

– Совсем охренел? – спросила я напрямик. – Нет, ну ты совсем охренел, да? Ты думаешь, я вот так запросто тебя одолжу какому-то уроду, будь он десять раз факих аль-араван-аблар?

– Да брось, ничего такого. Застанешь без штанов, делов-то, – он посмотрел, как я скривилась, и добавил: – Да, Ласло предупреждал, что у тебя заморочки насчет, ну... – щелкнул пальцами, пытаясь подобрать слово.

– У нормальных людей это называется «верность»! Знаешь, что-то мне не нравится картина «ты без штанов с другим мужиком». Я, может, брезгую.

– В лагере не брезговала, – опрометчиво брякнул он.

– Что-о-о?! – зашипела я, привстав с кресла. Вы когда-нибудь пробовали орать шепотом?

Кенджиро, надо отдать ему должное, глаз не отводил и сбежать не пытался.

– Ну... упс, – сказал он, разводя руками. Посмотрел на меня странным взглядом. Жалеет, что проболтался?

Нет, скорее сочувствует. Мне.

И не проболтался. Нарочно сказал. Выбрал время! Вот нельзя было промолчать?

– Только не говори, что это был Бернардо, – простонала я, натягивая на голову передник.

– Бернардо? А, этот. Не-е.

– Что, Райно, что ли? Это я еще могу понять... Но Райно же... он же мужиков... зачем ему...?

Он сел передо мной на корточки и положил руку мне на колено. Пришлось на него посмотреть поверх передника. Мда, это точно сочувствие. Совершенно неприкрытое.

– Тадзима. Я думал, ты знаешь. Честно.

Повисла тишина. Я пыталась осмыслить сказанное.

– Вот этот страшный, древний, вонючий степняк, которому выковыряли глаз мечом и забыли на место вставить?

Он фыркнул и рукой изобразил что-то вроде: «Именно он, хотя с описанием можно поспорить».

– Ты пойми, иногда просто надо, и все. Тадзима меня прикрывал, а я расплачивался. Положено так у эссанти, старшего ублажать.

– То-то ты ко мне по ночам бегал, лишь бы от степных обычаев увильнуть!

Боже, такая вредная бываю, аж самой стыдно. Но Кенджиро и бровью не повел. Сказал невозмутимо:

– Вообще-то я больше по женщинам. Но могу и с мужиком, если для дела. С мужиком даже проще как-то.

– Слушай, драгоценный мой, это я такая дура, или у тебя мозги набекрень? Не понимаю, как вообще можно вот так, с кем попало, потому что, видите ли, надо!

Кенджиро вздохнул и сел на пол, скрестив ноги. Похоже, разговор будет долгий.

– Вот смотри. Ты повариха, да? Клево стряпаешь, и вообще. Ну, и закажут тебе приготовить обед. Не пофигу ли, для кого? Может, заказчик тупой урод и даже спасибо не скажет. Зато заплатит хорошо. Это не значит, что ты ему продалась и всякое такое. В лагере, помнишь, ныла по утрам, как ты всех ненавидишь и чтоб они все опухли. Ну ведь вставала же и шла обед варить.

– Да, очень удобно притворяться скотиной бессловесной и подслушивать, – позлобствовала я, лишь бы что-то сказать. Логика в его словах была, но какая-то извращенная. – Ты одну деталь, кстати, забыл. На ту работу я сама подписалась. А тебе приказали.

– Если б я не хотел, фиг бы меня кто заставил. Чего такого-то? Бывает неплохо очень. Я же нормальный мужик, проблем вроде нет.

– Тебе что, вообще все равно, с кем?

Ой, зря я это сказала. Мой степняк буквально потемнел лицом, и взгляд у него стал неприятный, злой.

– Будешь задавать такие вопросы – будет все равно, – сказал он и поднялся с явным намерением выйти.

Я аж рот разинула. Кенджиро обиделся? Солнце встало на западе? Он уже до двери дошел, когда я опомнилась.

– Прости идиотку, я ничего не говорила, давай начнем сначала, ты оборзел совсем, я же теперь еще и виновата! – выпалила я скороговоркой, вцепляясь в его руку.

Он, хмурясь, отвернулся, но вырываться не стал. И на том спасибо: если б стал, я б его не удержала.

– Да, я старомодная лицемерная мещанка! Не желаю, чтобы ты спал с кем-то, кроме меня!

– Я не твоя собственность, – сказал он хмуро. – И в верности не клялся.

– Тогда ответь мне на простой вопрос. Если б не твоя служба, не магический контракт, не задание, ты бы переспал с этим фарри?

– Ну, может, он ничего.

– Да щас, – съехидничала я. – Обыкновенный фарри: черномазый, с бородой до пояса и с пузом до колен. – Тут я наврала бесстыдно, Ласло описал его попривлекательней, но на войне и в любви все средства хороши. – Да черт с ним, ты вот что скажи: если б ты мог выбирать, ты бы вот прямо всех выбрал, с кем пришлось трахаться?

Он пожал плечами. Но глаза отвел, и мне стало все ясно.

Я отчеканила:

– В этом доме ты мой хахаль, телохранитель и бармен. Все. Если уж подкладывать тебя, то под того, с кем я сама не против.

– Типа госпожи Бранвен? – ухмыльнулся мерзавец.

– Глаза выцарапаю.

Он заржал и приподнял меня, угрожая завалить в ванну.

– Кажется, кто-то мыться собирался?

Вот и поговори с ним о серьезных вещах.

Если б я собиралась делать ровно то, что Ласло заказал, может, не погнушалась бы «использовать Неро». Скандал вышел бы сказочный, неподдельный, даже играть бы не пришлось. Но само задание смущало меня еще больше, чем роль Кенджиро. Заведение мое всего два месяца как открылось, господин факих посетит его в первый раз, а тут его ка-а-ак припечатают кирпичом из-за угла! Да он больше в Маррангу ни ногой, уж не говоря про «Золотой лев». А я потеряю клиента. Который, между прочим, мог бы сделать мне в столице ненавязчивую рекламу.

Ох блин, а если в Иниссе слушок пойдет? Дескать, хахаль у госпожи Танит гулящий, из чужих постелей не вылезает, вытаскивать приходится. Тьфу!

Господа из Тайной службы забыли одну простую истину. Кнут – это, конечно, неплохо, но за пряник человек готов сделать больше.

Я залезла в сейф, пересчитала деньги, отложенные на покупку модного платья от Надин, покривилась, повздыхала и поехала за пряником на улицу красных фонарей. Точнее, называлась она в Иниссе красиво: Улица Орхидей. Прочие-то улицы именовались попроще, по-будничному: Огуречная, Кривая, Трехгорная, улица Пегой коровы, улица Дохлой овцы... Ой, нет, на улице Дохлой овцы я жила в Ламассе, и, доложу вам, воняло там так, будто и впрямь овца сдохла и разложилась. На улице Орхидей не воняло, но и цветами не благоухало.

Врать не буду, было мне не по себе. Ничего против борделей не имею, если хозяева платят налоги и чтут закон. Но бывать в них не доводилось. Хотя нет, один раз заглянула. Мы тогда с девчонками гуляли в кабаке, а потом вдруг ломанулись в бордель. Ага, куда еще податься приличным девушкам, выдувшим по бутылке на рыло! Я имела несчастье протрезветь по дороге, хотя дороги той было всего два квартала, и предложенными юношами не соблазнилась. Не хамство ли: ни одного с длинными волосами! А может, я просто нервничала или денег жалела. Но пока дамы с писком расхватывали мальчиков и полировали винцо чем покрепче, я бочком выбралась за дверь и позорно сбежала. С тех пор как-то повода не было прибегнуть к продажной любви. Хотя честная любовь иной раз обходится дороже.

Я сначала подъехала к Кэт с вопросом, нет ли у нее знакомого юноши, не обремененного излишними деньгами и моральными принципами, зато смазливого. Кэт вздохнула и сказала таким тоном, каким повторяют в тысячный примерно раз:

– Танит, это же совсем другая гильдия!

Но все-таки сжалилась и порекомендовала одно заведение на улице Орхидей.

Подходящий пряник сыскался быстро: этакий парень с соседней улицы, с виду простой, но веселый и с озорным взглядом. Блондин, конечно. На кого еще должны западать фарри?

Задачу я изложила абсолютно правдиво. Приезжает важный человек, надо сделать его визит незабываемым и добиться одной услуги – но так, чтобы он ничего не заподозрил. При участии хозяйки мы азартно поторговались. Сумму я сбила, но мысль сменить профессию у меня зародилась. Полжизни забесплатно протрахалась, кретинка!

Досточтимый факих аль араван-аблар (что, собственно, означает ученого чиновника из военного управления) приехал под видом богатого торговца тканью. Приняли его как дорогого гостя, всячески обласкали, поместили в лучшей комнате, а на ужин подали рагу из оленины, самолично мной приготовленное. Он был слегка удивлен, когда я заговорила с ним на чистейшем фарис, но быстро нашелся. Надо отдать ему должное: прикидывался он мастерски. Даже со знанием дела рассуждал о шелках. Не знай я, кто такой на самом деле господин Альмансор, ничего бы не заподозрила. Это ж насколько он привык вести двойную жизнь! Мне стало даже немного жаль его, и первоначальный план Ласло показался еще противнее. Тем более что сам господин Альмансор оказался человеком весьма любезным: качество, необходимое торговцу, но уж точно необязательное для столичного чиновника. Он изволил наградить меня такими цветистыми комплиментами, что меня даже сомнение взяло – а не ошиблись ли мои работодатели? Но тут он украдкой взглянул на блондинчика, который изображал из себя официанта, и сомнения развеялись. Блондинчик, впрочем, так смертоубийственно строил глазки, что мало кто бы устоял.

– Пойди постели постель господину Альмансору, – сказала я как бы между делом. – И на сегодня можешь быть свободен.

Надо ли говорить, что этой ночью временный работник так и не покинул «Золотой лев». Я, впрочем, для пущей уверенности не погнушалась послушать под дверью. Вернулась к себе с горящими щеками, стащила с Кенджиро простынку и устроила концерт не хуже. Но господину Альмансору повезло больше – парнишка принес ему утром завтрак в постель, а мой степняк такого бы не сделал ни за какие коврижки. Потому что, гад такой, бессовестно дрых, всем своим видом показывая, как я его укатала. Но дрых он в моей постели, что, безусловно, было приятно.

С господином Альмансором мы встретились только за обедом. Он сиял, рассыпался в похвалах мне, моей гостинице, моей кухне, моей обслуге и, кажется, всему миру. Блондинчик вызвался показать ему город, что я и позволила как бы нехотя, после долгих уговоров. Господин Альмансор знал всеобщий не так чтобы хорошо, но объясниться умел, и непонимание вне постели им не грозило. Не знаю уж, чего там они собрались друг другу показывать.

На следующий день я успела понервничать, что мой план провалился, что глупый мальчишка все забыл, что лицемерный факих и не подумает завести нужный мне разговор. Но стоило только обдумать, как бы поизящнее подъехать к нему самой, как господин Альмансор попался на крючок.

Начал он издалека: в каком он восторге, как тут все замечательно, как он будет рад вернуться через пару месяцев в Иниссу.

– Вот только ваш слуга Ники, достойнейший молодой человек, выразил печаль, что его тут уже не будет. Простите мне мое в высшей степени недостойное любопытство, но вы намереваетесь его уволить? Он имел несчастье заслужить ваше неодобрение?

– Ах, досточтимый Альмансор, увы, я расстанусь с ним с прискорбием, единственно ради крайней необходимости! – удивительно, как фарис подходит для подобных излияний. На родном языке я подобную фразу, ей-богу, не сложу. – Мой, э-э-э... – я замялась ровно настолько, чтобы он предположил все что угодно, от незаконного сына до бывшего любовника, – старинный друг сейчас бедствует в Искендеруне. Единственное, чем я могу помочь – это предоставить место в «Золотом льве». Но, досточтимый Альмансор, могу ли я быть с вами откровенна? Это решение дается мне нелегко. Рашид, безусловно, честнейший и достойнейший человек, я многим ему обязана, но, вы понимаете... – я усиленно изображала смущение, отводила взгляд и даже комкала скатерть. – Он совершенно не создан для подобной работы. Образованный юноша, с прекрасным почерком – и вдруг накрывает столы и стелит постели! К тому же, боюсь, некоторые наши обычаи могут показаться ему не вполне приемлемыми... Словом, я в совершенном смятении, мне нужен дружеский совет. Конечно, мы с вами так недолго знакомы, я слишком о многом прошу...

Рассчитала я верно, поскольку с фарисскими обычаями была худо-бедно знакома. Досточтимому Альмансору неприлично было не понять намека, особенно после того, как он сам завел разговор. Родственные связи, рекомендации друзей и знакомых, долги благодарности и гостеприимства – все это такая же твердая валюта для фарри, как золотой дирхем. Разумеется, досточтимый Альмансор, помявшись и порассуждав о других возможностях, предложил написать рекомендательное письмо к одному своему другу, который поможет получить место юноше с образованием, хорошим почерком и твердыми принципами.

Тут мне впервые пришло в голову, что письмо может быть к кому угодно, хоть к главе дворцовых евнухов, и это нисколько не приблизит незнакомого мне Рашида к поступлению на службу в военное управление, чего я должна была добиться по заданию Ласло. Ноги у меня подкосились, в ушах зашумело, я лихорадочно принялась соображать, сразу меня удавят за проваленное задание или немного помучают. Как, как навести разговор на араван-аблар? Но факих сберег мне пучок седых волос, когда сам его упомянул. С облегчением я поняла, что в качестве господина Альмансора он мог адресовать рекомендательное письмо только самому себе.

Неизвестный мне Рашид – надо полагать, криданский агент – все-таки поступил на службу в военное управление. Об этом сообщил Ласло во время внеочередного сеанса связи. Разумеется, сначала он сурово меня отчитал за изменение плана без согласования с ним.

– Знаете что, мой дорогой Ласло? – сказала я, уперев руки в бока, хотя ему было их и не видно. – Лучше вам подобные планы сначала согласовывать со мной! Это моя таверна, моя репутация, мои гости и мои задания. И я всяко получше могу придумать способ, чем те, кто сидит в Криде, за тысячу миль отсюда.

– Танит, самостоятельность и, хм, своеволие – разные вещи. Попрошу вас уяснить, что своеволие у нас не поощряется. И не забывайте, что таверна «Золотой лев» – не более чем прикрытие. Прежде всего – интересы дела. Однако в целом ваша работа признана, хм, успешной, и вы получите небольшую премию в следующем месяце.

Конечно, не могли же мои работодатели напрямую признать, что были неправы. Но пряник-то дали.

Кстати, пряники я очень люблю. Особенно мятные. За мятный пряник родину продам. Тс-с, я этого не говорила.