Мой господин Смерть

Когда мотоцикл останавливается перед огромным готическим особняком Смерти, Морт слезает с сиденья, не говоря ни слова. Не предлагает больше помощи, не пытается иронизировать, просто хватает меня за плечо и стаскивает на землю. Его пальцы впиваются в кожу. Я пытаюсь вырваться, но тщетно: парень сильнее, и намного. Он тянет меня за собой к особняку, вынуждая спотыкаться, едва не падать.

Смерть в ярости, я чувствую это — его гнев, словно демоническая аура, окружает нас.

— Какого черта ты творишь?! — выкрикиваю я, вполне осознавая, что этим могу разозлить его еще больше. Но не получается ничего с собой поделать — боль от неудачного побега сильнее чувства самосохранения. — Отпусти!

Слова отскакивают, не достигая цели. Он не слушает, не реагирует, ведет себя так, словно разом утратил последние проблески человечности. Если они вообще у него были, конечно.

Мы входим в особняк, и Смерть тащит меня через холл, а затем по коридору, мимо пустых глазниц портретов, висящих на стенах. Хватка все еще сильна, но не причиняет боли — скорее, демонстрирует, что сопротивление бесполезно. Он тянет меня к большому зеркалу в резной раме, стоящему у одной из стен неподалеку от гостиной. И останавливается так, словно достиг цели.

Вижу в зеркале отражение: испуганную и бледную себя, с всклокоченными светлыми волосами с голубоватыми кончиками, в новой одежде, которую уже успела испортить. И позади — его, высокого, в зловещем шлеме, нависающего черной тенью, будто бы явившейся из самого страшного кошмара. Его руки в перчатках ложатся мне на плечи.

Морт наклоняется, и шлем-череп оказывается рядом с моим виском. Я слышу его тяжелое дыхание, даже сквозь преграду:

— Ты заключила со мной договор. Маленькая, глупая, мертвая девочка. Ты думала, что сможешь играть со Смертью? Думала, сможешь обмануть меня? Подписать никчемную бумажку, а потом упорхнуть обратно домой, как ни в чем не бывало? Ты серьезно считала, что можешь вот так просто... сбежать?

Он проводит пальцами по ключицам, опускаясь ниже, пока не останавливается на свободной от короткого топа, голой талии. А затем обхватывает меня за нее, прижимая к себе. Я на мгновение прикрываю глаза, не хочу больше его видеть — настолько разительным кажется мне наш пугающий контраст.

— Смотри на себя, Айви. Полагаешь, если зажмуриться — я исчезну? Нет, душа моя. Тебе это не поможет, — шипит Смерть и каждое слово проникает под кожу, вселяя ужас. — Я встречал и сотни других душ. Сильных, гордых, все как один считающих, что смогут перехитрить меня. Думаешь, ты станешь исключением?

Внезапно он разворачивает меня к себе и смотрит сверху вниз. А я... не могу отвести глаз от глянцевого черного черепа. Каким сейчас может быть лицо парня под ним? Злым? Ироничным? Понятия не имею. На долю секунды мне даже кажется, будто череп — и есть его настоящее лицо.

— Хорошо, может я и глупая, и ты злишься по делу, — бормочу я тихо, — но я не понимаю...

— О, правда?! — его шипение становится громче, Морт почти рычит. — Ты все прекрасно понимаешь! Ты чувствуешь это! Ты видишь это! Ты заключила сделку, которую уже не сможешь расторгнуть!

Шлем почти касается моего лица — настолько близко он ко мне наклоняется. Наверное, если можно было убить взглядом, то я была бы уже мертва.

— Даже Смерть иногда может ошибаться,— говорю я, желая лишь все это остановить. — Ты был в курсе, что я ничего не знаю о вашем мире, и все же решил устроить мне тест. Как я могла его пройти, не зная всех условий? Разве ты на моем месте не попытался бы... сбежать?

Тяжелый, шумный выдох, похожий на сдавленный рык, вырывается из-под шлема Морта. Кажется, мои слова все же пронимают его, заставляют задуматься. А может, раздражают еще больше.

Как бы там ни было, пальцы, вцепившиеся в мою талию, разжимаются, и он ведет меня за руку в гостиную. Здесь, в этом огромном пространстве с высокими потолками и темными гобеленами, власть Смерти ощущается еще сильнее. Словно сами стены этого места пропитаны его энергией.

Наконец, в центре гостиной он отпускает мою руку, и я, по инерции, отступаю на шаг, невольно стремясь увеличить дистанцию между нами.

— Налей мне выпить, — со вздохом говорит он, уже гораздо спокойнее, чем в коридоре. Тоном, которым обычно просят друга об одолжении, а не отдают приказы слугам. Но, в любом случае, его слова — не просьба, это ясно однозначно.

Пока Морт направляется к большому креслу возле камина и снимает шлем, я нахожу взглядом столик с графином, которым уже пользовалась сегодня. Очевидно, Смерть имел в виду именно его, а не что-то другое.

Даже отсюда вижу, что в графине ничего нет, и все же иду к нему, видимо, надеясь на какое-то сомнительное чудо. Например, что он наполнился сам по себе. Но чуда, разумеется, не происходит. Нахмурившись, верчу его в руках, оглядывая подтеки черной густой жидкости на хрустальных граненых стенках. Кажется, придется потревожить Его Величество Смерть своей глупостью еще раз.

— Графин пуст, — говорю я, не поворачиваясь, хотя внутри все сжимается в тугой узел. — Где можно взять еще этой... субстанции? Чем бы она ни была...

Морт, уже расположившийся в кресле, издает тихий, хриплый смешок, от которого по спине пробегает неприятный холодок — будто скребет металл по стеклу, и этот звук отдается где-то глубоко внутри, вызывая необъяснимую тревогу.

— Что, нет никаких идей? — интересуется парень. Не могу определить, делает он это с раздражением или насмешкой. — Хорошо. Я объясню.

С этими словами он поднимается и идет ко мне. Останавливается позади, за спиной, настолько близко, что я чувствую присутствие Смерти буквально каждым нервным окончанием. Вздрагиваю, когда длинные пальцы неожиданно нежно очерчивают линию моего левого запястья. Того самого запястья, на котором красуется браслет-метка, оставленная его клыками.

Бережно, но в то же время крепко, он захватывает руку и поднимает ее, подносит ближе к моему лицу, заставляя вглядеться. Я вижу эту черную жидкость под кожей. Она медленно перемещается, перетекает, словно живая, пульсирует в такт моим спутанным мыслям.

— Ну? — спрашивает Морт, и его голос звучит у самого уха. В этом единственном слове — вопрос, вызов и ожидание. — Полагаю, теперь ты начнешь складывать фрагменты мозаики воедино?

Словно молния, меня пронзает осознание. Страшная догадка обрушивается всем весом, перехватывая дыхание, заставляя забыть обо всем на свете.

Жидкость в моем браслете... Она слишком похожа на ту, что была в графине. Тот же странный, иссиня-черный цвет, та же вязкость, та же необъяснимая игра света на поверхности...

Эти две жидкости идентичны.

— По условиям договора слуга Смерти обязан снабжать господина энергией своей души,— говорит Морт и наклоняется ближе, так, что я чувствую его дыхание на своей шее. — И до тех пор, пока эта энергия есть, ты будешь жить.

Смерть замолкает, и чуть сильнее сжимает запястье, привлекая внимание к пульсирующей в браслете черноте.

— Но, как только последняя капля души перетечет в мой бокал... Твое существование прекратится. Полностью. Окончательно, — продолжает Морт, обводя пальцем контур браслета. — Не будет ни вечности, обещанной праведникам. Ни загробной жизни, сулящей страдания грешникам. Ни перерождения, дарующего надежду на новую жизнь. Лишь абсолютное ничто. Пустота. Твоя душа исчезнет, растворится, как будто ее никогда и не было. Такова цена сделки, Айви.

Его слова падают, словно тяжелые камни, в бездонный колодец моего сознания, порождая круги ужаса, которые расходятся все шире и шире. Монолог Смерти подобен мрачной, завораживающей мелодии — в нем и красота, и угроза, и неотвратимость конца.

Все, что осталось от моего мира, осыпается прахом у меня на глазах.

Воспоминание о том, как я, не задумываясь, выливала остатки в бокал, возникает перед глазами.

— Так получается... — мой голос дрожит, срывается, но я должна убедиться, — та последняя порция жидкости, которую я подала тебе до этого...

Не могу заставить себя закончить вопрос, но мысль и так висит в воздухе. «Была ли она чьей-то душой?» — вот, что я хочу спросить.

— Да, — усмехается Морт. — Это была последняя капля души моего предыдущего слуги. Поэтому я и решил заключить новую сделку с тобой. Можно сказать, ты со своими мольбами появилась в нужном месте и в нужное время.

И это «последняя» звучит как приговор.

— Нет, — даже не слово, а скорее судорожный всхлип вырывается у меня из груди.

Мысли лихорадочно мечутся в голове, слова застревают в горле. Я отчаянно пытаюсь подобрать аргументы, возразить... Но все кажется ничтожным и бессмысленным перед лицом невыносимой правды.

— Я не буду! — выкрикиваю я, пытаясь вырваться, как дикий зверь, угодивший в капкан. — Не стану кормить тебя своей душой! Я отказываюсь!

— Договор подписан, Айви, — напоминает Морт, и пальцы, до этого момента лишь слегка поглаживавшие кожу на моем запястье, сжимаются внезапно, как стальные тиски, впиваясь в плоть. Я непроизвольно вскрикиваю.

Дальше все происходит с головокружительной быстротой. Он толкает меня вперед, как бы впечатывая животом в край столика, явно желая обездвижить. Не ожидав, я сгибаюсь пополам, выдыхая остатки воздуха из легких. Стоящий на краю графин опасно звякает.

Прежде, чем я успеваю вдохнуть, свободной рукой, резким, отточенным движением, парень срывает крышку с графина — раздается глухой стук стекла о дерево — и, не разжимая мертвой хватки пальцев на запястье, заносит мою руку над широким горлышком.

— Нет! — кричу я, извиваясь всем телом, и, словно бабочка, бьющаяся в паутине, лишь больше запутываюсь в ней. — Ты... ты чудовище!

Но Морт не отпускает и смотрит не на меня, а на запястье и чертов браслет. На живую жидкость внутри, как завороженный. Тогда все и начинается. Прямо из проклятого браслета в графин начинает медленно перетекать жидкость.

Черная и густая как смола. Моя.

— Все закончится быстро, — шепчет Морт. — Потерпи.

С каждым мгновением мне становится все хуже и хуже. Слабость неподъемным грузом давит на плечи, головокружение заставляет мир вращаться, а тошнота разом скручивает внутренности, в то время, как графин наполняется, напоминая песочные часы, безжалостно отмеряющие оставшиеся у меня мгновения... Словно что-то выкачивает саму жизнь, оставляя лишь пустую телесную оболочку.

Каждая упавшая капля — это крохотная частичка моей души. Дорогих сердцу воспоминаний, сокровенных чувств, несбывшихся надежд. Всего того, что делает меня... собой.И я совершенно ничего не могу с этим поделать. Я абсолютно бессильна перед этой темной, зловещей силой. Перед ним.

Я сдаюсь... Смерть одержала победу и теперь забирает то, что ему нужно.

Картинка перед глазами начинает плыть, распадаться на отдельные, несвязанные фрагменты, как разбитое зеркало. Звуки стихают, будто бы меркнут и удаляются, кажется, что я медленно, но неумолимо проваливаюсь в какую-то глубокую и беспросветную бездну. В пустоту.

Наконец, графин полон. Зловещее движение жидкости прекращается и мертвая хватка Морта ослабевает. Последние крохи сил стремительно оставляют меня. Спасительная темнота медленно, но верно подступает со всех сторон.

— Первый раз — самый тяжелый, — говорит он, поглаживая мою руку, словно извиняясь. — Дальше будет легче.

Поддерживая меня за талию, Морт склоняет голову и с едва различимой тревогой заглядывает в глаза, но я уже ничего не вижу.

Свет для меня окончательно меркнет.

***

Я открываю глаза, неуверенно и осторожно. Как будто боюсь столкнуться с реальностью, что меня ждет за пеленой сна. Но в этот раз все оказывается вовсе не так ужасно.

Надо мной — уже вполне знакомый потолок черной спальни в особняке Морта и шелковый полог над кроватью. Я лежу, утопая в мягкости роскошно-удобного матраса, провожу ладонью по идеально гладким и приятным простыням, откидываю невесомое, пуховое одеяло... И думаю о том, что все здесь будто бы нарочито создано для комфортной жизни. Или смерти? Ох, эти термины меня совершенно путают.

По крайней мере, спальня пуста. В ней нет единой души, и оттого стоит давящая, звенящая тишина, которую нарушает мое собственное, прерывистое дыхание.

Интересно, сколько времени прошло с тех пор, как Морт заставил меня наполнить графин своей энергией? Час? Ночь? Сутки, может быть? Здесь, в этом странном, аномальном и неестественном месте, само понятие времени, кажется, утрачивает всякий смысл и логику. Оно то тянется бесконечно медленно и невыносимо долго, как в гостиной, то сжимается в одно-единственное, неуловимое мгновение.

Оглядываясь, замечаю, что я все еще полностью одета. Странно. Значит, Смерть не воспользовался моей беспомощностью? Или... я нужна ему только в качестве еды, как вкусняшка на ночь?

Медленно, с трудом, сажусь на кровати, прислушиваясь к ощущениям в теле. Оно слабое, ватное, да и в голове — сплошной туман. Тошнота, которую я чувствовала, отступила, но осталась какая-то гнетущая внутренняя пустота. Словно часть меня действительно безвозвратно исчезла.

Обхватываю голову руками, пытаясь осмыслить все произошедшее, принять новую реальность. Однако смирение, о котором столько говорил Морт, никак не приходит. Сколько бы раз он не надевал свой черный шлем, сколько бы ни пытался напугать своей сущностью... Ничто на свете не заставит меня почувствовать себя его покорной служанкой.

Хватит с меня и босса в супермаркете. К чести Морта, так он хотя бы не орет на меня как тот, визгливо-противно. Сомнительный и тощий, однако плюсик в его копилку. И все же, босс не отнимал частицы моей души.

Злости до сих пор гораздо больше, чем чего-либо еще, но и она не приносит никакого решения. Четкого плана действий нет. Только смутное, интуитивное ощущение, что я должна бороться. Не сдаваться. Искать любой, даже самый призрачный выход.

Тянусь за подушкой, чтобы обнять ее, словно в поиске защиты или утешения. Как вдруг...Пальцы нащупывают что-то твердое, гладкое, прямоугольное...

Телефон. Мой мобильный телефон! Тот самый, который я спрятала здесь, когда пришла в спальню впервые. Словно предчувствуя беду — ведь, если бы он остался в кармане шорт, то так бы и исчез вместе с остальной одеждой.

С замиранием сердца я вытаскиваю его, дрожащими пальцами нажимаю кнопку включения. Слабый свет экрана мгновенно освещает окружающую черноту.

На нем — привычная, до боли знакомая заставка. Фотография, сделанная прошлым летом, на празднике барбекю. Я, мама, папа и Томми. Моя младшая сестренка, мой ангел. Мы все смеемся, счастливые, беззаботные... Даже не подозревающие, что еще какой-то год и я... Меня... Черт. Не хочу додумывать эту мысль.

Провожу пальцем по экрану, чтобы разблокировать телефон, и затем открываю галерею. Вижу там фотографии, видео, множество файлов. Они сейчас — словно окна в мою жизнь. В ту жизнь, которая, возможно, потеряна навсегда.

Нажимаю на папку, где лежит еще больше фото с того далекого семейного праздника.

Смотрю на снимок с мамой в платье с цветочным принтом — она очень хорошо на нем вышла. Синяков под глазами почти не видно, и цвет лица намного лучше, чем обычно. Редкий отпуск ей к лицу. Не представляю, как она была рада хоть немного забыть о вечной работе, и просто немного провести время с семьей.

Светловолосая, большеглазая Томми на фотографиях позирует, наколов на вилку огромную, поджареную до хруста сардельку. На других — хищно вонзает в нее зубы, кажется, изображая динозавра. Ей здесь всего пять. Сейчас она уже, конечно, выглядит гораздо взрослее. И вместо сказок все чаще просит почитать ей на ночь комиксы.

Да и отец на снимках тоже хорош. Он как раз тогда был в завязке. Получил немного деньжат на ремонте старой техники для магазина, в котором работает Джессика Хэндерсон, вот и решил устроить для нас настоящий пир, со стейками, сардельками и кукурузой на гриле.

Разумеется, в этой папке есть и я. Тогда еще без этих дурацких голубовато-зеленых кончиков на волосах — их я покрасила уже после знакомства со своим чертовым бывшим.Счастливая, беззаботная, наивная, полная радужных надежд и ничтожных планов на будущее.

Горячие слезы сами собой, непроизвольно, начинают течь по щекам, и меня буквально окатывает волной жалости к себе и... к ним. Как они там, мои родные? Что с ними сейчас? Ищут ли меня? Надеются ли, что вернусь?

Яне знаю. Не имею никакого понятия. И это мучительное незнание страшнее всего. Оно терзает душу, разрывает сердце на части.

Крепко-крепко сжимаю телефон в руке, понимая, что это — единственное, что связывает меня с моим прошлым. С реальностью, которой больше нет. И с нормальной жизнью, которой я лишилась.

Я была самой обычной девушкой. Никаких выдающихся талантов, никаких головокружительных амбиций. Просто Айвори Вэнс из Эшбрука, штат Нью-Джерси — крошечного, захолустного индустриального городка, где все друг друга знают. Я только-только закончила бесплатные годовые курсы в колледже, на которые сумела попасть лишь по чистой случайности. Выиграла местный кулинарный конкурс «Бургеры против безнадеги» от мясокомбината, на который меня записала Джессика. А Марла даже возила меня на занятия на своем тясущесмся мопеде, частенько приговаривая: «Сожрем этот мир, как твой чертов бургер!». Подруги знали, что я мечтала когда-нибудь открыть свой дайнер.

Но одними мечтами не стать крутой бизнес-леди, поэтому после окончания учебы пришлось устроиться на заправку Вива у шоссе, где в супермаркете я собирала уже не бургеры, а хот-доги. Работа была не сахар, особенно с таким придурком-боссом. Приходилось по двенадцать часов в день стоять на ногах и таскать тяжелые упаковки с продуктами... Однако даже на такой работе находилось что-то приятное.

Например, мои приколы с меню, которых Марла никогда не понимала. Дальнобойщики — люди скучающие, и самые частые клиенты таких вот магазинов у шоссе. Обычно они сгребали с полок все энергетики и Биф Джерки, или основательно закупались пончиками и колой. А я предлагала им что-то необычное. Как хот-дог с палочками моцареллы и клубничным соусом вместо сосиски, или картошку фри с мороженным и жареным беконом. Сначала они не понимали, конечно, потом начинали ржать и постепенно втягивались, возвращаясь ко мне снова и снова. Некоторые оставляли свои номера телефонов на салфетках.

Иногда мы встречались где-то еще, если конечно, они были молодыми и симпатичными. Но дальше двух-трех раз дело не заходило.Они и знать не знали, что уже больше года в моей голове засел лишь он.

Шейн, мать его, Коупленд.

Вот тот, кого мы чаще всего обсуждали с Марлой и Джессикой, собираясь вечерами после работы на старой детской площадке, неподалеку от трейлерного парка. Подруги уже готовы были убивать за одно только упоминание его имени — так я им с ним надоела. И все равно поддерживали меня, каждый раз.

Вообще, чисто технически, наше знакомство с Шейном — это вина Марлы Мур. Ведь это она затащила меня на тот безумный рейв в клубе на Плаза, и показала наманикюренным пальчиком на крутого парня в вельветовом пиджаке возле барной стойки. Вечеринки — это ее стихия, она точно знает, как привлечь богатого красавчика, развести на самые дорогие коктейли, и как заставить его желать большего, ничего не отдавая взамен. Так что и причин не доверять ей у меня не было.

Впрочем, Шейн, хоть и был красавчиком, оказался вовсе не богатым. А таким же как и я... Мечтателем из захолустного городка. Он купил мне коктейль, процитировал Шекспира, прокатил на своем Шевроле... И у меня капитально снесло голову.

Так, что я даже смутно помню, что мы вообще творили все эти прошедшие месяцы. Я покрасила кончики волос в дикий цвет, стала носить еще более короткие шорты, набила тату на ребрах, объездила с ним, кажется, все потаенные уголочки нашего штата, а затем...

Затем Шейн исчез.

И вся моя красивая, тщательно выстроенная в голове, сказка... Все наши мечты... Разбились вздребезги.

Я снова обнаружила себя обычной девчонкой из трейлерного парка, работающей на заправке, и это было... стремно.

Томми уговаривала меня не забывать есть, Джессика — заняться собой, а Марла — тусоваться еще больше, чтоб выбить клин клином. В этот раз я решила послушать Джессику и начала бегать по вечерам по нашему району. Еще до темноты, и только по безопасным местам, чтобы не нарваться на кого-нибудь из вездесущих банд и не заиметь неприятности.

Так прошла пара месяцев.

И вот, вчера, в свой выходной, лежа на кровати, я снова начала загоняться. Пришлось поднимать себя на пробежку — хоть немного проветрить голову перед сном. Надела шорты, легкий топ, собрала свои волосы в высокий хвост, стараясь не смотреть на дурацкие зеленоватые кончики, поцеловала в лоб Томми и вышла на улицу.

Оббежала весь Седар-хиллз-парк, свернула к центру, и там...

Там все и случилось.

Прямо передо мной, визжа тормозами, остановился ржавый «Мустанг» без номеров. Из него выскочили четверо мужчин в масках. Я не успела ничего понять, не успела даже закричать, когда они схватили меня, грубо заломили руки за спину, обмотали веревкой и запихнули в багажник. Как вещь. Как... добычу.

Голоса похитителей, искаженные злобой и нетерпением, до сих пор гулким эхом отдаются в моей голове. Коупленд. Они снова и снова повторяли эту фамилию, словно это был ключ ко всем ответам.Шейн Коупленд. Мой Шейн...

Не удержавшись, открываю переписку в мессенджере и в миллионный по счету раз перечитываю последние сообщения.

Шейн: Айви, прости... Мы больше не можем встречаться. Мне нужно исчезнуть.

Айви: Шейн?! Что случилось? Что значит «исчезнуть»?

Шейн: Интересуют подробности? Окей...

Шейн: Знаешь, все вышло случайно. Я думал, это просто работа: с кем-то свести, кому-то показать дорогу, передать контакт — ничего сложного.

Шейн: Началось отлично. Правильные люди, хорошие условия, быстрые выплаты.

Шейн: Апотом начал замечать — они не интересуются деньгами, у них ставки повыше. Меня не заставляли, я сам вписался. Думал, справлюсь.

Шейн:Не первый раз ведь ввязался во что-то мутное. Но в какой-то момент стало ясно: я уже не посредник, а часть схемы, и это меня не устроило.

Шейн:Короче, я свалил. Но, кажется, они все равно нашли след.

Шейн: Айви... Если со мной что-то случится — не верь, что это была случайность. Ничего случайного в этой истории нет.

Айви: Шейн, ты меня пугаешь! О чем ты говоришь? Ты стал продавать что-то... запрещенное?

Шейн: Хах, нет. Это совсем не запрещено.

Айви: Может стоит обратиться в полицию?

Шейн: Никакой полиции. Прости меня. За все. Ты — лучшее, что было в моей жизни.

Айви: Не говори так! Я люблю тебя!

Шейн: Я тоже тебя люблю, Айви. Но так правда будет лучше. Для нас обоих. Прощай.

Айви: Ответь! Где ты? Я волнуюсь!

Айви: Пожалуйста, скажи хоть слово!

Айви: Я скучаю по тебе...

Айви: Это уже не смешно. Ты меня бросил?

Айви: Хотя бы скажи, что с тобой все в порядке...

Айви: Шейн... Я больше не сержусь. Просто... Просто вернись...

Последние сообщения так и остались непрочитанными.

Ох, Шейн... Что же ты натворил?

Картинки прошлого мелькают перед глазами: вот он, с мальчишеской улыбкой, протягивает мне плюшевого медведя, выигранного в тире на ярмарке; вот мы, обнявшись, смотрим на закат на берегу озера... А вот Шейн нервно оглядывается, разговаривая с кем-то по телефону в пустом переулке, и обрывает разговор, как только замечает меня.

Холодный пот выступает на лбу. Эти люди, похитившие и убившие меня, по всей видимости, готовы на все. Они ищут Шейна Коупленда с такой яростью... Что, если моей смертью все не закончится? Что, если они решат копать дальше? И, самое страшное, что если они вычислят наш трейлер, узнают о моей семье?

Моим родным может грозить реальная опасность, пока я прохлаждаюсь здесь... Представляю себе, как эти твари вламываются в наш дом, угрожают маме, мучают Томми... Господи, нет! Только не они! Чего мне точно не хочется — так это проводить семейную экскурсию по Изнанке. Я должна что-то сделать! Должна предупредить их! Но как?!

Я решительно провожу пальцем по экрану, закрывая чат и сажусь на чертовой готической кровати. Чувствую, что слезы высохли, сменившись холодной решимостью. Прячу телефон обратно под подушку. Хватит жалеть себя и быть жертвой.

Кажется, с целью я определилась: выбраться из этого проклятого особняка Смерти, найти способ вернуться в мир живых и, возможно, отомстить. Но для этого нужно действовать и узнать, с чем именно придется иметь дело.

Этот чертов договор, который я подписала, не читая... Интересно, где он может быть? Там, в этом витиеватом, мелком тексте, наверняка скрыт ключ к спасению. И я обязана его найти.