Солнечная Долина

                       От лица Константина.
Сегодня я работал на ночной смене в баре и сильно устал, поэтому спал до обеда. Вася меня не будил.
Мы живём в одном доме как одна семья, но родственниками не являемся. Мне приходится скрывать свою настоящую фамилию, даже Вася о ней не знает. Когда мне было 7 лет, Вася и его отец приютили меня. Не то чтобы у меня не было дома - просто я ушел и желал больше туда не возвращаться. На то были весомые причины. Теперь я ношу фамилию Васи и все считают меня его братом - Константином Резниковым.
Несмотря на то, что мне уже 18 и я живу совершенно другой жизнью, оборвав связь со своей настоящей семьей, есть тот, о ком я все еще помню - мой старший родной брат. Мы были как не разлей вода, но несмотря на то, что я так дорожил им, мне пришлось уйти. Несмотря на тот конфликт, что произошел между нами тогда, когда я уходил... Я скучаю. Правда скучаю, но и вернуться тоже не могу. Так хочется снова его увидеть...
В последнее время я только и мечтаю об этом. Но в основном в моих мыслях только..."
— Что пишешь? - вдруг сказал Василий, что смотрел на меня, оперевшись плечом о дверь.
Я вздрогнул услышав его низкий по интонации мужской голос. Мой по сравнению с его был намного звонче.
– Да так... ничего... - прижимая свой личный дневник к груди, сказал я.
Вася окинул меня подозрительным взглядом.
– Ммм, ладно. Мы уже обед приготовили, пойдем за стол.
Я спрятал дневник под матрас кровати, когда Вася отвернулся и направился в сторону кухни. Встав с постели, я последовал за ним.
– С добрым утром, Костя, - встретил мне отец Васи. Я улыбнулся в ответ.
– Доброе утро, Михаил Петрович.
– Опять ты меня по имени-отчеству зовёшь!
– Ну я все еще не привык называть вас иначе, - сказал я неловко, почесав затылок.
– Уже 7 лет все вместе живём, а ты всё никак привыкнуть не можешь! Называй меня просто Миша.
– Нет, я так не могу.
– Ну как знаешь.
Отец Васи на первый взгляд суров. Его брови густые и постоянно нахмурены, Кудрявая коричневая челка, висящие уши цвета его небольшой бороды. Его взгляд всегда выглядит высоким и горделивым, что подчеркивало его весьма большой рост и мощное телосложение. Михаил всегда носил одну и ту же голубую рубаху и синие брюки. Несмотря на его внешне суровый вид, за всё время моего проживания с ним и Васяй он полюбил меня как родного сына. Я по-прежнему удивлен, что они так теплодушно разрешили мне остаться. По рассказам Михаила Петровича, у Васи в детстве совсем не было друзей и с общением у него туго. За такое долгое время с ним я это довольно хорошо заметил: не сильно дружелюбен, серьезен, молчалив, почти не улыбается и по-моему даже не умеет этого делать, чувства свои он постоянно прячет под серьезным выражением лица. Но что-то светлое в нем все же есть - то, что меня привлекает.
Тем временем, пока я витал в раздумьях, мы уже сели за стол и приступили к молчаливому обеду, так же, как и по всем утрам. Вася не особо разговорчив, поэтому в большей степени молчит, лишь Михаил пытается как-то разбавить тихую обстановку:
– Сегодня у Марии день рождения, - начал Михаил Петрович, сказав про свою жену. Я и Вася продолжали молчать, - Помню, вы такие маленькие были, когда Вася привел Костю сюда. Я был так рад, что мой сын нашел себе хоть какого-то друга тогда. Костя сейчас так вытянулся, с меня ростом стал. Быстро годы летят, - сказал Михаил и посмеялся сказав следующее, - один Вася в росте не прибавился - видно в мать пошел! Ха-ха.
Вася скорчил недовольную гримасу и продолжал молча обедать, сидя справа от меня. Вдруг вопрос от Михаила прозвучал для меня и я оторвал взгляд от тарелки:
– Меня все еще удивляет и настораживает то, что уже столько лет прошло - Костя, может пора поделиться с нами, почему ты ушел из дома тогда, бросив свою семью?
Я сглотнул от волнения и продолжал молчать, смотря в свою тарелку и не желая выдать правду глазами, но заметил, как серьезный вид Васи сменился на любопытство.
– Костя, ну мы же уже как родные в конце концов!
– Я понимаю Михаил Петрович, но сказать не могу... на то есть причина.
– Ладно, приношу извинения, что сую нос не в свое дело, но мне хочется как лучше.
Может, если ты выскажешься, тебе станет легче? Я же вижу как тебе тяжело с этим грузом. Я понимаю, мы тебе не семья, но я хочу чтобы ты просто знал, что можешь доверять нам как родным...
– Все в порядке, правда. Не переживайте за меня. Я привык жить с вами, вы для меня новая семья и я не хочу ворошить прошлое.
– Хорошо, будь по твоему, - заключил Михаил и спохватился - Ой, ладно, ребятки, пойду-ка я испеку пирог для Марии, сходим поздравим ее сегодня.
– А мы сходим цветы купим. Да, Вась? - поддержал переход темы я, когда мы уже собирались было расходиться. Вася молча кивнул мне.
– Отлично, тогда я вас жду, - сказал Михаил и взяв свою трость, осторожно встал и принялся за дело. На их лицах не было ни одного намека на радость. Дело в том, что Мария умерла много лет назад. У меня матери тоже не стало, когда я был совсем мал, поэтому я хорошо понимаю их боль. Михаил в последнее время стал плохо себя чувствовать, врачи сказали что-то с сердцем. С тростью ему приходится ходить из-за травмы, что он получил на работе в котельной. Теперь он не может работать и сидит дома, деньги на еду зарабатываем я и Вася. Тяжело Васиному отцу в 56 лет приходится...

На улице было тепло, свет от ярких и теплых солнечных лучей слепил глаза. Этот день был весьма простым, как и другие дни в Солнечной Долине. Все та же суета граждан, звук скрипки у фонтана... Интересно, почему владелец целого
театра предпочитает просто играть на своей скрипке в одиночестве, вместо того, чтобы делать это на сцене? Довольно странный тип из всех, кто проживает в этом месте.
Но, вспоминая свой дом, я сразу же отметал все возможные минусы этого места. Здесь намного приятнее и спокойнее, чем было там. Это место показало мне то, что мир может быть не так жесток.
Я и Вася шли по улицам разглядывая торговые лавки. Сегодня пятница - в этот день путешественники возвращаются на выходные с новым товаром для продажи. По понедельникам обычно прилавки начинают пустовать. Можно сказать, что нам крупно повезло сегодня. Пройдясь по рынку, мы остановились у цветочной лавки и купили тюльпаны.
— Она любила их... - сказал Вася с печальным взглядом, что был прикован к цветам. Его голос был серьезен и не давал ни одного намека на его чувства. Он никогда не показывает свои слабые стороны. Посмотрев со стороны можно сказать, что он тот, кто не имеет страхов и слабостей, но я знаю его уже очень давно, его чувства выдают его глаза, посмотрев в которые я могу понять его состояние внутри. Я не знал что сказать, боялся сказать что-то глупое в этот момент. Посмотрев на голубые, как его глаза, тюльпаны, что он держал в руках, я вспомнил свою маму. Ее я любил больше жизни.
— А моя мама любила розы и только ало-красного цвета... - сказал я вслух свои мысли.
— Почему ты не ответил на вопрос отца за столом? Почему ты столько лет скрываешься от своей семьи? - вдруг спросил Вася, услышав мои слова о цветах и матери.
Этот вопрос вонзился в меня как нож в спину. Стоило помолчать, не говорить, я сам виноват. Куча воспоминаний снова всплыло перед глазами, как целая картинная галерея, что заставляла посмотреть на каждый прожитый момент в этом месте, те воспоминания, что я так старался стереть из своей памяти и жизни. Меня раздражало то, что меня постоянно об этом спрашивают, но сил высказать все это даже самому близкому и родному другу я в себе не находил. Я снова отмазался предложением сходить куда-то еще прежде, чем мы пойдем к Марии.
— Кость, - сказал Вася и остановил меня, схватив за плечо, с надеждой посмотрев мне в глаза, - не переводи тему, пожалуйста.
Я смотрел на него сверху вниз. Его взгляд был таким же как и у его отца, но почему-то я видел в этом взгляде что-то милое. Такие красивые, цвета голубой морской волны глаза... Я недавно осознал, что стал часто замечать в нем что-то довольно прекрасное.

Возможно, я полюбил его? Разве полюбить того, кто приютил тебя, того с кем пробыл 7 лет как с родным братом является нормальным? Он стал для меня не просто лучшим другом, с которым я провел отрывок своего несчастного детства. Если я расскажу ему о своих чувствах, он посчитает это бредом и возможно наша дружба уже не будет такой как прежде либо ее не станет вовсе.
Я не могу так рисковать, лучше я буду молчать до конца своих дней и буду любить его молча. Глазами. В тайне от него и других. Несмотря на те чувства, что я испытываю к нему, рассказать про свое детство и свою семью я не могу, а если и смогу, то уж точно не сейчас и не здесь.
— Вась, я не могу... Понимаешь?
Он молча отвел взгляд и, кивнув в знак ответа на мои слова, пошел дальше в сторону дома. Я последовал за ним.
К тому времени, как мы пришли домой, Михаил Петрович уже испёк яблочный пирог для Марии. Когда мы дошли до кладбища, что находилось за пределами долины и чуть дальше шепчущего леса, я заметил, что погибших стало намного больше, чем было тогда. С гибелью Кумантры вся жизнь на земле отмирает с каждым днем, словно от проклятия той войны из-за распада Печати Света. По словам Васи, его мать умерла из-за магического парадокса. Отсутствие стабильности магии принесло разные того рода болезни и привело к уничтожению всего живого и даже растительности, но со временем нашелся способ замедлить этот процесс отмирания жизни на этой брошенной планете. Как бы это не звучало, сейчас мы живем просто выживая и боремся за право жить на Люмин.
Гуляя по кладбищу все так же размышляя обо всем, мои ноги проваливались под мох сырой и влажной земли. Ноги словно вязли в ней и нехотя передвигались, с тяжестью проходя между нехоженых заросших могил, но я не отставал от Михаила и Васи. Смотря по сторонам и читая имена надгробий, я легко мог понять недавнюю смерть и позднюю. На каждой могиле растут цветы огненного цвета, которые называются гробоцветами, когда кого-то хоронят, на его могиле прорастают эти цветы и, когда они проростут, это будет означать, что душа освободилась от земли и ушла в рай.

Мы принесли тюльпаны и кусочек торта Марии на могилу. Могила была не большая, но сделана красиво. Михаил был не только дровосеком, работающим в котельной, но и скульптором - он сделал эту могилу жене сам. Вместо таблички с фото на могиле был слеплен портрет девушки. Умерла она в возрасте около 30-ти лет. Ниже портрета были выскоблены буквы и дата: «Резникова Мария Андреевна. 3897-3909г.»
Ниже даты ее рождения и смерти было написано стихотворение: «Дорогой Мари.»

"Я много лет тебя любил и разлюбить не мог.
Пустить тебя я не хотел, держал от горя, сожалел и позабыть не мог.
Плитой надробья для тебя я выложил тропу,
Чтоб шла спокойно в мир другой,
Чтоб шла спокойно ты туда, куда ведет моя тропа.
Люблю тебя и по сей день, прости за мои слезы.
Уверен встретимся мы вновь, уверен очень скоро."

Довольно печальное стихотворение... Я никогда не бывал на ее могиле и никогда не видел слез моих новых родных, моей новой семьи. В этот момент в моей душе томилось сострадание. Я молча стоял около могили и смотрел на портрет, пока Вася и Михаил поздравляли ее с днем рождения. Очень печальная картина для моих глаз как для постороннего. Я не являюсь настоящим членом их семьи и не могу посочувствовать и пережить их чувства. Я молчал и разглядывал это место пустыми от волнения глазами.
На солнце кварц переливался ярко-бежевым цветом, а гробоцветы, что так нежно переливались из красного цвета в желтый на подобии огня когда смотришь на них, отражались ярко-оранжевым цветом на буквах стихотворения. Легкий прозрачный ветерок срывал листья с нежных на вид бирюзовых деревьев и трепал волосы. Эта атмосфера наводила тоску и холод, что пробегался мурашками по всему телу. Вдыхая холодный свежий могильный воздух, сердце сжималось. Находиться здесь дольше у меня не было желания. На прощание мы зажгли три свечи на могиле и оставили там.

Мы пришли домой. Михаил Петрович пошёл в зал и сел на кресло возле камина. Я и Вася пошли в комнату.
— Кстати как там твоя подружка? Что-то ты мне про неё теперь ничего не рассказываешь, случилось что? - вдруг спросил Вася, зайдя в комнату вслед за мной.
Когда он начинает меня о чем-то спрашивать и первым начинать диалог, я сразу понимаю, что в такой момент он хочет как можно лучше спрятать и успокоить свои внутренние переживания. В такие моменты я никогда не игнорирую его и стараюсь поговорить как ни в чем не бывало, просто чтобы ему было легче.
Порой я даже рад, когда он обращается ко мне за чем-то или спрашивает о чем-то.
— Да... Случилось... - вспомнив рассказ Льюиса с Оливером и Райли в моем баре, сказал я, нахмурив брови, и сел на край кровати.
— Другого нашла?
— Да дело даже не в этом совсем... Она мне вообще просто подругой была.
И я рассказал ему всё, что знал, и то, что мне вчера сказали ребята, прийдя в бар.
— Ого, - после моего рассказа Вася поднял брови вверх от удивления и от услышанного.
— Угу... теперь я не знаю, смогу ли я увидеть её хоть ещё раз.
— Увидишь, не переживай. Всё будет хорошо. Если вам нужна моя помощь, я обязательно помогу, - постаравшись улыбнуться, поддержал Вася.
Вдруг Михаил Петрович начал кашлять и мы услышали грохот. Мы с перепугу побежали в зал. Михаил Петрович лежал на полу без сознания, чашка чая треснула, упав на пол и содержимое разлилось по страницам книги, валяющийся на полу. Чай залил собой почти все строки книги, не задев только одну: «— Сегодня ты умрешь, Райден Флюгербег!» - видимо Михаил читал какие-то страшные истории или детективы как по мне. Я отвел взгляд от книги, увидев страшную картину перед собой.
— Папа! Пап! Очнись, пап! - кричал Вася и тряс отца, пытаясь привести его в чувство.
— Звони в скорую! Не знаю...Сделай что-нибудь!
Его голос прозвучал громким эхом в моей голове. Я был растерян и не знал что делать. Быстро подбежав к домашнему телефону я набрал номер скорой, они тут же приехали и забрали отца Васи. Мы стояли на улице. Уже почти стемнело. Василий еле сдерживал слёзы:
— Что с ним произошло? Почему он потерял сознание? - с дрожью в голосе бормотал Вася. Он уже не мог скрывать эмоции, как делал это весь этот день.
— Может сердце прихватило?
После того, как я это сказал, он не сдержал слёз и, чтобы я не видел, закрыл лицо руками. Мне так сильно хотелось его обнять в этот момент.. Но я боялся - он не любит телесных контактов и никогда не подпускал меня к себе. Я просто положил ему руку на плечо.
— Пойдем домой, врач нам потом позвонит и все скажет, - спокойно сказал я.
Вася вытер слёзы руками и молча пошёл со мной в дом. Ночью мы почти не спали. Я переживал за состояние Васи, и он не отходил от телефона, несколько раз звонил сам, но трубку никто не брал. В итоге Вася уснул прямо в кресле. Я прикрыл его одеялом и лег рядом на диван. Я предлагал Васе чего-нибудь поесть, но он отказывался. Вдруг домашний телефон зазвонил, и Вася тут же подбежал и взял трубку словно и не спал вовсе. Я смотрел на то, как он с кем-то разговаривал:
— Здравствуйте, это вы Резников Василий Михайлович?
— Да! Это я, что с моим отцом?
— Увы, но... Мы не смогли спасти вашего отца. Врачи выяснили что у него был сердечный приступ. Примите наши соболезнования.
Вася молча повесил трубку, не желая слышать того, что говорили по телефону ему после этих слов.