глава 5
Охико, по уши измазанная в пыли, с перекошенной повязкой на голове, стояла в одной из боевых стоек. Перед ней — строгая, невозмутимая Аой.
— Руки выше! — скомандовала Аой, не повышая голос, но в ней ощущалась железная дисциплина.
— Если ещё выше — я в небо улечу, — пробурчала Охико себе под нос.
— Что ты сказала? — Аой прищурилась.
— Я сказала: «Как высоко я взлетела духом!» — и тут же радостно усмехнулась.
Сзади послышался лёгкий смешок — одна из тройняшек не сдержалась. Аой, фыркнув, всё же отвернулась, но уголки её губ дёрнулись.
— Ты пришла сюда не шутки шутить, а тренироваться, — буркнула она.
— А я и шучу, и тренируюсь. Универсальная я, как кошелёк с секретом.
В этот момент к ним с веранды подошла Шинобу. Она остановилась, наблюдая за происходящим.
— Как успехи, Аой?
— Охико… занимается. В своём стиле.
Охико с притворной гордостью вскинула подбородок:
— В моём неповторимом! Скоро сама стану столпом шуток и хорошего настроения.
— Столпом шуточного дыхания, — подметила Аой.
— А ведь звучит круто, — задумалась Охико. — Представляешь: Первая форма — Колкое замечание!
— Вторая — Лёгкий тычок по самооценке, — подыграла Шинобу, не сдержав улыбку.
— Третья форма — Сарказм из-под тишка! — уже с энтузиазмом включилась и одна из тройняшек.
Все начали смеяться. Даже Аой едва заметно, но точно — улыбнулась.
И пока другие возвращались к упражнениям, Шинобу слегка коснулась плеча Охико, понизив голос:
— Хорошо, что ты с нами.
Охико чуть хмыкнула и, будто отмахиваясь, сказала:
— Ну, терпите уже. Меня обратно в лес не принимают.
— Поверь, ты бы там уже всем белкам на нервы действовала, — заметила Аой, проходя мимо.
— Я и здесь стараюсь, — фыркнула Охико, и снова засмеялась.
---
Прошло два года.
За это время Охико изменилась. Она по‑прежнему оставалась лёгкой на подъём, шумной и весёлой, но в её глазах поселилась новая сила. Та, что приходит с болью в мышцах, с синяками от падений и победами над самой собой. Той, прежней — дерзкой девчонке из леса — больше не было. Охико стала охотницей. Почти.
Она создала собственное дыхание — дыхание льда. Оно было лёгким, стремительным, как снежная буря. И в то же время — хрупким на вид, но режущим до костей. Оно будто рождалось из её самой сути — из той части души, что научилась выживать в одиночестве и сохранять холодную голову даже в разгаре бури.
Шинобу наблюдала за ней. Гордость, тревога, нежность — всё смешивалось в её взгляде. Она не спешила отпускать Охико на отбор. Не говорила «нет», но и не говорила «да». Просто... откладывала. На завтра. На следующую неделю. На месяц. Может, потому что боялась. А может, потому что не хотела признавать — Охико больше не ребёнок. Она готова.
И тогда наступило то утро.
Охико вышла во двор, жмурясь на утреннее солнце. Воздух был прохладным, но она не чувствовала холода — закалённая годами тренировок, она просто радовалась ветру на лице. Она потянулась, как кошка, и вдруг заметила Канао. Та шла по дорожке, уверенным шагом, и что‑то в ней было другое — какая‑то решимость, ясность.
— Канао! — крикнула Охико и подбежала к ней. — Ты куда?
Канао остановилась. Молча достала монетку, подбросила. Монетка блеснула в воздухе, описала дугу и упала ей в ладонь.
— На последний отбор, — просто сказала Канао.
Охико замерла. Глаза её расширились.
— Что?! — Она почти выкрикнула. — Тебя разве отпускала Шинобу?
Канао не ответила. Только чуть-чуть улыбнулась.
— Подожди! — Охико уже бежала обратно. — Я с тобой!
Через пару минут она вернулась — с катаной на боку и блеском в глазах. Ветер трепал её волосы, она тяжело дышала от спешки, но была готова.
— Надеюсь, Шинобу не будет нас наказывать... — пробормотала она и хихикнула, всё ещё немного нервничая.
Канао снова не ответила, но когда они пошли вместе по тропинке прочь от поместья Бабочки, её шаг стал чуть легче. А у Охико внутри всё дрожало — от страха, азарта и нетерпения. Она не знала, что ждёт их впереди, но точно знала одно:
С ней была Канао.
А значит, они справятся.
---
Гора Фудзикасанэ. Ночь.
Луна висит высоко, холодный свет скользит по верхушкам деревьев. Туман стелется меж скал. Воздух пропитан чем‑то гнетущим, как перед бурей.
Охико стоит рядом с Канао у подножия горы. Вокруг — ещё десятки юношей и девушек, каждый со своей катаной, со своими страхами, с лицом, полным напряжения. Все они пришли пройти Последний отбор.
Охико впервые ощущает, как по спине пробегает озноб не от холода, а от того, что вот она — настоящая смерть. Не демон в теории, не кукла на тренировке, не взгляд Шинобу, когда ты что‑то испортила. Настоящая. Беспощадная. Хищная.
Канао молчит, как всегда. Только взгляд у неё сосредоточенный, и кажется, она вовсе не боится.
— У тебя тоже так бьётся сердце? — Охико шепчет почти неслышно.
Канао слегка кивает.
И тут раздаётся голос двух близняшек:
— Последний отбор начинается прямо сейчас. Те, кто выживут в течение семи ночей, будут официально признаны охотниками на демонов.
Семь ночей.
В лесу, полном демонов.
Без еды. Без сна. Без помощи.
И они входят в лес.
---
Первая ночь.
Охико отделилась от Канао почти сразу. Не потому что хотела — просто так вышло. Лес огромный, чужой, полный шорохов и чужих криков. Каждый шаг — как по краю ножа.
Она двигается быстро и бесшумно, как её учила Шинобу. Она слышит дыхание — не своё. Резкий удар. Первый демон.
— Ну здравствуй, — бормочет она, вытаскивая катану. — Покажу тебе, каково это — замёрзнуть.
Дыхание льда. Первый стиль: Замерзший порыв.
Мгновенный выпад. Лёд словно сковывает воздух вокруг. Демон не успевает двинуться — голова уже летит в сторону. Охико тяжело дышит, сжимая рукоять.
Но это был только первый.
---
Вторая ночь
Лес дрожит от шагов демонов. Луна пробивается сквозь кроны, рисуя призрачные тени. Охико идёт на ощупь, но дыхание ровное.
Вдруг — грохот, треск, крик.
Она подскакивает и мчится к звуку. Пробирается сквозь ветки — и замирает.
Юноша с алыми глазами в лисьей маске сражается с демоном в разы крупнее него. Его движения плавные и красивые. Он использует дыхание воды.
Демон бросается в последнюю атаку, и в этот момент юноша делает выпад:
— Десятый стиль: Водяной дракон!
Охико приоткрывает рот.
Демон распадается в прах.
Юноша оборачивается. Их взгляды встречаются.
Охико первая нарушает тишину:
— Красиво дерёшься.
Парень чуть удивляется, но отвечает спокойно:
— Спасибо.
— Как зовут?
— Танджиро.
— Охико. — Она щурится. — Только не думай, что я теперь должна говорить «приятно познакомиться». Это же отбор.
Он вдруг улыбается — тихо, искренне, как умеют только такие, как он.
— Ну ладно, тогда — до встречи, Охико.
— Если доживёшь.
Она поворачивается и исчезает в лесу, будто снежный ветер. Он смотрит ей вслед ещё пару секунд… а потом тоже уходит.
---
Третья ночь.
Она ранена. Лёгкий порез по руке, но кровь идёт, и запах привлекает других. У неё почти не осталось сил. Ветви рвут одежду, земля скользкая от дождя и крови.
Но где‑то в темноте она снова слышит дыхание. Узнаёт его.
Канао.
Тихо, быстро, как тень, та оказывается рядом. Рана на её лице, но глаза спокойны. Они не говорят ни слова — просто встают спина к спине. И сражаются.
---
Седьмая ночь. Рассвет
На поляне перед выходом из леса стоят те, кто выжил. Среди них — Канао, спокойная и невозмутимая, и Охико, с порванным рукавом и насмешкой на губах.
И вдруг… из-за деревьев выходит он — всё такой же спокойный, с той же доброй улыбкой. Охико хмыкает.
— Ну надо же, дожил.
Танджиро замечает её, кивает.
— А ты не сомневалась?
— Честно? Немного.
Он смеётся.
— Рад снова видеть тебя, Охико.
Она чуть улыбается, уже не отводя взгляда:
— Я тоже. Только не привыкай.