Глава 1. Тень в темнице
Деревянный пол холодил кожу сквозь рваную ткань моей полицейской формы. Я лежала, уткнувшись лицом в шершавые доски, пропитанные сыростью и чем-то металлическим — запах крови бил в ноздри, мой собственный или чей-то ещё, я не могла разобрать. Одежда липла к телу, пропитанная грязью и алым, уже подсохшими пятнами. Голова пульсировала, будто кто-то бил молотком изнутри, а мысли путались, ускользая, как дым. Я попыталась приподняться, опираясь на дрожащие руки, но мир качнулся перед глазами. Последнее, что я помнила, — погоня. Кай Паркер. Его имя эхом отдавалось в голове, острое и ядовитое, как нож. Я гналась за ним, загнала в угол — или думала, что загнала. А потом — пустота.
Осколки воспоминаний начали возвращаться, восстанавливая картину произошедшего. Утро начиналось как обычно, почти скучно. Я ехала в участок, сжимая руль одной рукой, а другой держа стаканчик латте из придорожной кофейни. Пластиковая крышка уже треснула, и горячий кофе чуть обжёг пальцы, но я едва замечала. Мысли были заняты другим — Каем. Два месяца я пыталась поймать этого ублюдка, собрать хоть что-то: улики, показания, следы. Но он ускользал, как тень, оставляя за собой хаос и мою злость. Свидетели меняли показания, улики исчезали из сейфов, будто их и не было, а начальство смотрело на меня с усталым раздражением, как на одержимую. Может, я и правда сходила с ума. Но сдаваться? Никогда.
Телефон завибрировал на пассажирском сиденье. Я бросила взгляд — незнакомый номер. Сообщение было коротким: Я могу помочь вам поймать Кая Паркера. Я резко затормозила, шины взвизгнули, кофе плеснулся на джинсы. Брови сами собой нахмурились, пока я перечитывала слова. Кто это? Какой-то шутник? Или... надежда? Пальцы замерли над экраном, а потом быстро напечатали: Давайте встретимся в 6 в "Мистик Гриль". Я убрала телефон в карман, сердце забилось чуть быстрее. Это дело было слишком важным, чтобы упустить шанс. Решила уйти с работы пораньше — пусть ворчат, мне плевать.
"Мистик Гриль" встретил меня гулом голосов и запахом жареной картошки. Моя машина — не новая, но верная "Хонда" с потёртым салоном — осталась у входа, мигая фарами, когда я её закрыла. У дверей стоял мужчина лет сорока пяти, высокий, с лёгкой сединой в волосах и усталыми глазами. Я его знала — Аларик Зальцман, директор какой-то частной школы для трудных подростков. Пересекались пару раз по мелким делам. Он махнул рукой, и я поняла: это он. Подошла, сжимая ключи в кармане.
— Здравствуйте, офицер, — начал он, протягивая руку. Голос был ровным, но в нём сквозила нервозность. — Аларик Зальцман.
— Даша Бейкер, — ответила я, пожимая его ладонь. Рукопожатие было коротким, его пальцы слегка дрожали, а кожа была влажной от пота. Я отметила это про себя, привычка копа — подмечать детали.
Мы прошли внутрь, сели за угловой столик. Шум вокруг — смех, звон стаканов, обрывки разговоров — заглушал всё, и это было на руку. Никто не обращал на нас внимания. Я откинулась на спинку стула, скрестив руки.
— Как вы можете помочь поймать Кая Паркера? — спросила я, переходя к делу. Терпение никогда не было моей сильной стороной.
Аларик слегка улыбнулся, но улыбка вышла кривой, будто он сомневался, стоит ли говорить дальше. Он кашлянул, потёр висок.
— Понимаете, Даша... Кай — не простой человек.
— Да он псих, — выпалила я, не сдержавшись. — Ему место в дурке. Простите, продолжайте. — Я прикусила язык, чувствуя, как щёки горят. Когда речь заходила о Кае, я теряла контроль.
— Он играет с вами, — продолжил Аларик, его голос стал тише, осторожнее. — Ему нравится ваша одержимость. Но она вас ни к чему хорошему не приведёт.
Я сглотнула, ком застрял в горле. Его слова задели что-то внутри, но я не подала виду.
— Что значит "не простой человек"? — спросила я, наклоняясь ближе. Он так и не объяснил, и это начинало раздражать.
Аларик посмотрел мне в глаза, будто проверяя, выдержу ли я правду.
— В этом городе есть вещи, которые нельзя объяснить наукой, — сказал он медленно. — Кай... он вампир. И ведьма. Это называется еретик.
Я замерла. Брови поползли вверх, а в голове мелькнула мысль: Похоже, у Кая будет сосед по палате. Но что-то в его тоне, в этом странном слове "еретик", заставило меня замолчать и слушать дальше. Я вспомнила, как видела Кая в деле — как он убил тех подростков прямо у меня на глазах. Жестоко, с этой своей чёртовой ухмылкой, будто это игра. А я... я стояла и не могла пошевелиться. Не шок, не слабость — что-то держало меня, как невидимые цепи. Это было необъяснимо. Сверхъестественно.
— Кай очень опасен, — продолжал Аларик, его голос стал твёрже. — И если его не остановить, погибнет ещё больше людей.
— И что вы предлагаете? — спросила я, выгнув бровь. Верить или нет, я ещё не решила, но он явно знал больше, чем говорил.
— У меня есть предположение, — он потёр висок сильнее, будто боролся с головной болью. — Сегодня на кладбище подростки устраивают вечеринку. Небольшую, группа из неблагополучных семей. Я думаю, Кай будет там.
— Почему? — Я прищурилась, ожидая ответа.
— Просто доверьтесь мне, — сказал он, толкнув ко мне ногой сумку под столом. Я опустила взгляд — потёртый рюкзак, невзрачный, но тяжёлый. — Не открывайте здесь. Там вербена, деревянные пули и кол.
Я выгнула бровь ещё выше. Он серьёзно?
— Это сможет его остановить, — добавил он, заметив мой скептицизм. — Приезжайте туда через пару часов. — Он открыл карту на телефоне, ткнул пальцем в точку. — Вот сюда его нужно привести. Там будет круг, свечи — вы поймёте. Остальное мы сделаем сами. Потом уходите. В сумке шприцы с вербеной — она его ослабит. Деревянные пули тоже. Не бойтесь стрелять.
Я вспомнила, как стреляла в Кая из табельного пистолета. Пули входили в него, а он только смеялся, вытирая кровь с рубашки, как будто это была вода. Может, в этом бреде и правда что-то есть.
— Вы в деле? — спросил он, глядя мне в глаза.
— Да, — ответила я, хоть уверенности и не было.
— Хорошо, — выдохнул он с облегчением. — Я пришлю локацию через смс. Встречаемся там через два часа.
Он встал и ушёл, оставив меня одну. Я сидела, уставившись в остывший чай, пальцы сжимали сумку. В голове крутился водоворот мыслей. Вампир? Ведьма? Еретик? Чушь какая-то. Но если это даст шанс поймать Кая... Я встала, подхватила рюкзак и направилась к машине.
Сознание вернулось рывком, как будто кто-то выдернул меня из тёмной воды. Голова гудела, виски сдавливало болью. Я лежала на полу — холодном, деревянном, с трещинами, в которые забивалась пыль и грязь. Форма — моя гордость, мой щит — превратилась в лохмотья, пропитанные кровью и потом. Я приподнялась на локтях, морщась от боли в рёбрах, и попыталась оглядеться. Я лежала на полу гостиной, слева горел камин, рядом стоял старый кожаный диван. Где я? Как сюда попала?
— Добро пожаловать в мой персональный ад, Даша, — голос прорезал тишину, низкий, пропитанный ядом и насмешкой. Он шёл из теней, и я вздрогнула, резко повернув голову.
Кай шагнул вперёд, его фигура проступила в полумраке. Высокий, с тёмными волосами и глазами, горящими, как у зверя на охоте. Рубашка небрежно расстёгнута, бледная кожа проглядывала сквозь ткань, а на губах играла та самая ухмылка, от которой у меня внутри всё холодело.
— Или, точнее, в наш ад, — добавил он, сделав шаг ближе. — Спасибо, что затащила меня сюда. Снова.
Его голос был как нож — острый, режущий, полный ненависти. Я попыталась встать, но ноги подкосились, дрожь пробежала по телу. Он смотрел на меня сверху вниз, и в его взгляде читалось обещание боли — холодное, безжалостное.
— Я не хотела... — начала я, но слова оборвались. Он вскинул руку, и воздух вокруг сгустился, став вязким, удушающим. Невидимая сила сдавила мне горло, я вцепилась в шею пальцами, но там ничего не было — только его магия, проклятая, чёртова магия! Дыхание перехватило, лёгкие горели, я хватала ртом воздух, но его не хватало. Кай смотрел, как я задыхаюсь, и улыбался шире. А потом резко сжал кулак.
Мир погас.
Сознание возвращалось медленно, как будто я выныривала из густого тумана. Тот же гладкий деревянный пол гостиной этого дома холодил кожу, тот же полумрак обволакивал комнату, пропитанную запахом старого лака и чего-то металлического — крови. Я лежала, свернувшись на боку, форма — рваная и пропитанная багровыми пятнами — липла к телу, сковывая движения. Голова снова гудела. Я открыла глаза, и первое, что увидела, — Кая. Он сидел напротив, в старом кожаном кресле, небрежно крутя нож в руках. Лезвие поблескивало в тусклом свете, отбрасывая блики на его лицо. Та самая ухмылка — острая, как осколок стекла, — застыла на губах. Его взгляд скользнул по мне, медленный, оценивающий, полный хищного предвкушения. Я отшатнулась, инстинктивно вжимаясь в пол, глаза распахнулись, наполненные ужасом.
— Я умерла? — вырвалось у меня хриплое, едва слышное. — Но почему... почему я снова здесь?
Кай рассмеялся — коротко, резко, как будто мой вопрос был лучшей шуткой дня.
— Ох, Даша, — протянул он, вертя нож между пальцами с лёгкостью фокусника. Его голос стал серьёзнее, но в нём всё ещё звенела насмешка. — Тебе ещё столько всего предстоит узнать.
Он вдруг рывком подался вперёд, схватил моё запястье и задрал рукав. Я дёрнулась, пытаясь вырваться, но его хватка была железной, пальцы впились в кожу, как тиски. Паника захлестнула грудь, дыхание сбилось.
— Кай, пожалуйста, — голос дрогнул, я выдохнула, пытаясь унять дрожь. — Не надо.
Он улыбнулся — медленно, глядя прямо в мои глаза, и в этой улыбке не было ни капли милосердия.
— Не надо было мешать моим планам, Да-ша, — произнёс он, растягивая моё имя, как будто смакуя его. Лезвие сверкнуло, и он резанул по запястью — быстро, уверенно. Я вскрикнула, боль обожгла руку, горячая и жгучая, как раскалённый металл. Слёзы тут же подступили к глазам, но я сжала зубы, не давая им пролиться. Кровь хлынула из пореза, тёмная, блестящая, стекая по коже. Кай не отпустил меня — его пальцы всё ещё сжимали моё запястье, пока он тянулся к журнальному столику. Там стоял бокал с бурбоном, янтарная жидкость плескалась на дне. Он поднёс его к губам, осушил одним глотком, а затем подставил под мою руку. Кровь закапала в стекло, смешиваясь с остатками алкоголя, и он ухмыльнулся шире, наблюдая за этим с каким-то больным удовольствием.
Голова закружилась, мир начал плыть перед глазами. Он повторил то же самое с другой рукой — резкий взмах ножа, новый вскрик, новая волна боли. Я сидела, замерев, боясь поднять взгляд. Кровь текла, бокал наполнялся, а я чувствовала, как силы уходят из тела, капля за каплей. Когда стекло стало чуть больше чем наполовину полным, Кай небрежно поставил его на столик, схватил меня за плечо и с силой всадил нож мне в живот. Я закричала — громко, надрывно, слёзы наконец хлынули, жгучие и солёные. Руки, липкие от крови, прижались к ране, но кровь текла между пальцами, горячая и неумолимая. Мир качнулся, зрение затуманилось.
Он наклонился ко мне, его дыхание коснулось уха, холодное и резкое.
— Я заставлю тебя сильно пожалеть о том, что ты сделала, — прошептал он, и от этих слов по коже побежали мурашки, а по спине разлился ледяной озноб.
Кай отстранился, взял бокал с моей кровью и уселся на диван, закинув ноги на столик. Он сделал глоток, смакуя, как будто это был изысканный коктейль, и смотрел, как я умираю — медленно, мучительно, истекая кровью на полу. Каждая минута тянулась вечностью, боль сливалась с отчаянием, и я ждала, когда тьма снова заберёт меня.
Это повторялось. Снова и снова. Он убивал меня — то магией, сдавливая горло невидимой силой, то руками, ломая кости или сжимая мое горло с садистским удовольствием. Каждый раз я воскресала, и каждый раз не понимала почему. Почему я не могу умереть по-настоящему? Почему никто не ищет меня? Никому нет до меня дела? Гостиная этого дома стала моей персональной камерой пыток, а Кай — палачом, чья жестокость не знала границ.
Однажды я очнулась привязанной к стулу. Верёвки впивались в запястья, грубые и жёсткие, но я уже не чувствовала боли так остро — она притупилась, стала фоном. Слёз больше не было, голос охрип от криков, я больше не молила о пощаде, глаза устало обшаривали комнату. Я знала, что будет дальше. Боль. Смерть. Возвращение. Бесконечный цикл без смысла. Я просидела так минут двадцать, оглядываясь в ожидании, но Кая не было. Тишина давила на уши, тяжёлая и гнетущая. Я дёрнула руки, пытаясь ослабить узлы, но сил не хватало — тело было слишком измотано.
Входная дверь хлопнула, и он вошёл — бодрый, почти весёлый, с бумажным пакетом в руках. Поставил его на кухонный стол и начал разбирать, как будто это был обычный день.
— О, ты уже проснулась, — бросил он, не оборачиваясь, с привычной насмешкой в голосе. — Наверное, у тебя так много вопросов.
— Самый главный — когда ты уже сдохнешь, — выплюнула я, голос дрожал от злости, но звучал слабо.
Кай рассмеялся — громко, заливисто, как будто я сказала что-то гениальное.
— Такая дерзкая, мне нравится, — проговорил он, доставая из пакета бутылку бурбона. Налил себе в бокал, прошёл к креслу напротив и сел, оглядывая меня с ног до головы. — Выглядишь неважно, — добавил он, наигранно скривив лицо.
Я выдохнула, пропустив его слова мимо ушей. Он явно наслаждался этим — моим бессилием, моей злостью.
— Дай угадаю, — начала я, глядя ему в глаза. — Сегодня в программе пытка твоим противным голосом?
Он снова рассмеялся, откинувшись на спинку.
— Слушай, это слегка обидно, — сказал он, притворно нахмурив брови. — Но я тебе это прощу, учитывая твоё положение.
Я опустила взгляд на себя. Порванной полицейской формы не было — на мне была какая-то чужая одежда, чистая, но незнакомая. Неприятная мысль кольнула под рёбрами.
— Ты меня переодел? — спросила я небрежно, скрывая отвращение.
— Да, прости, — он поморщился, сделав глоток бурбона. — Твоя одежда уже не очень приятно пахла. А у меня, знаешь, сейчас обоняние чувствительное.
Я закатила глаза, сдерживая рвущееся наружу ругательство.
— Что ж, — начал он, ставя бокал на подлокотник. — Ты наверняка задаёшься вопросами: где мы, почему тебя никто не спасает, почему ты не умираешь? — Он ухмыльнулся, наслаждаясь моим молчанием. — Когда ты привела меня в ту ловушку... — Он сделал паузу, поджал губы, будто вспоминать ему было неприятно. — Я, честно говоря, собирался тебя убить в тот вечер. Наша игра мне поднадоела.
Я напряглась, но промолчала. Он продолжил:
— Мы в мире-темнице. Это что-то вроде копии реального мира, только мы проживаем один и тот же день. Поэтому я, кстати, не могу тебя убить по-настоящему, — он хмыкнул, сделав ещё глоток. — Хотя я очень стараюсь. Но ты тут не умрёшь. Как и я. Это тюрьма.
Он откинулся назад, глядя на меня с ленивым интересом.
— Я провёл в таких местах... лет тридцать, может, сорок, — он задумчиво почесал подбородок. — Кто будет считать? Что-то вроде пожизненного.
Я молчала, переваривая его слова. Это объясняло его безумие — или, может, он всегда был таким? Тюрьма. Повторяющийся день. Никакого выхода.
— Здесь никого нет, кроме нас, — добавил он, пожав плечами. — Поэтому никто тебя не спасёт.
Его слова эхом отозвались в голове: никто тебя не спасёт. Никто. Холод сковал грудь. Я была причиной его заточения здесь — и он мстил мне за это с изощрённой жестокостью. Я могу рассчитывать только на себя. Только на себя. Воспоминания того самого дня, когда я попала в ад, нахлынули с головой, заставляя вспомнить, что там произошло.
Я приехала к кладбищу ровно к назначенному времени. Сумка Аларика лежала на заднем сиденье, а в руках я сжимала пистолет с деревянными пулями — холодный, тяжёлый, непривычный. Шприцы с вербеной оттягивали карман куртки, кол торчал за поясом, царапая кожу. Я припарковалась чуть дальше, чтобы не привлекать внимания, и вышла, вслушиваясь в гул музыки и смеха подростков. Они были где-то за надгробиями — пьяные, под кайфом, вряд ли заметят меня, но я всё равно держалась в тени, обходя кладбище через лес.
Где этот чёртов Зальцман? И где Кай? — думала я, проверяя точку на карте. Круг, о котором говорил Аларик, был в десяти минутах ходьбы. Я запомнила маршрут и двинулась дальше, сжимая оружие. Вдруг тишину разорвал вскрик — резкий, полный ужаса. Я рванула на звук, сердце заколотилось в груди.
В полумраке между деревьями мелькнули две фигуры. Один припал к шее другого, и я замерла, решив, что это подростки, увлечённые друг другом. Хотела уйти, но тот, что стоял ко мне передом, поднял голову. Кай. Его рот был в крови, тёмной, блестящей, она стекала по подбородку. Он улыбнулся — хищно, безумно — и бросил тело на землю, как тряпку. Мёртвый. Подросток был мёртв.
— Стой на месте! — крикнула я, вскинув пистолет. Руки дрожали, но я держала прицел. — Ни шагу!
— Ты следующая, офицер? — Кай вскинул бровь, шагнув ко мне. Его голос был пропитан насмешкой.
Я напряглась, но вдруг оружие в руках стало горячим — нестерпимо горячим. Металл плавился, обжигая ладони, и я выронила его с криком. Оно упало бесформенной лужей, а я в ужасе уставилась на Кая. Его улыбка стала шире. В следующую секунду он оказался передо мной — слишком быстро, неестественно быстро — и впился зубами мне в горло. Боль пронзила шею, я судорожно нашарила шприц в кармане и вонзила ему в спину. Кай зашипел, отшатнулся, и я, отпихнув его, бросилась бежать.
Добежала до круга — свечи горели ярко, символы на земле казались живыми. Я остановилась, переводя дыхание, но земля ушла из-под ног — Кай сбил меня сзади. Он стоял надо мной, ухмыляясь.
— Что ты задумала? — спросил он, оглядев свечи с удивлением.
Я подсекла его ноги, он рухнул, и я вонзила второй шприц ему в бедро, а кол — в центр груди. Его лицо исказилось от боли и ярости. Получилось! — мелькнула мысль. Я рванула прочь, но из-за деревьев вышли люди — Аларик и незнакомые подростки. Ведьмы. Они держали какой-то предмет и читали заклинание.
Невидимая сила потянула меня назад. Кай выдернул кол, прохрипев: — Motus. Я влетела обратно в круг, прямо к нему. Он схватил меня за горло, прижал к себе.
— Серьёзно, Рик? — бросил он с вызовом. — Думаешь, избавишься от меня? Загонишь в темницу с офицером?
Аларик молчал, его взгляд упал на меня, полный вины.
— Мне жаль, — выдавил он.
Вспышка ослепила глаза, мир исчез, голова закружилась, и я провалилась в темноту.
Я вернулась в реальность от резкой, колющей боли в груди — словно раскалённый шип вонзился прямо в сердце. Глаза распахнулись, дыхание сорвалось, и я увидела Кая — он всё ещё сидел напротив, в том же кресле, небрежно скрестив ноги. Его губы шевелились, тихо, почти беззвучно, шепча что-то на незнакомом языке. Его ладонь была направлена на меня, а в глазах плясали искры какого-то больного восторга. Я подняла взгляд, встретившись с его ухмылкой — острой, как лезвие, и полной предвкушения.
— Кажется, ты о чём-то задумалась, — протянул он, наклонив голову чуть вбок, будто разглядывая меня под новым углом. — Но это не важно. Я тут выучил новое заклинание. Думаю, тебе понравится.
Его голос сочился ядовитым энтузиазмом, и от этой воодушевлённой ухмылки сердце сжалось в холодный комок. Я знала, что будет дальше. Но предчувствие не спасало. Он снова начал шептать, слова лились плавно, как яд, просачиваясь в воздух. Боль в груди нарастала — сначала тупая, пульсирующая, а потом острая, невыносимая, будто кто-то сжимал моё сердце в кулаке и медленно выдавливал из него жизнь. Я сжала зубы, пытаясь сдержать стон, но он вырвался — хриплый, надломленный. Это было похоже на сердечный приступ, только хуже — медленнее, осознаннее, как будто Кай растягивал каждую секунду моей агонии ради собственного удовольствия.
Грудь горела, воздух застревал в горле, пальцы судорожно вцепились в верёвки, стягивающие запястья. Я хотела кричать, но не могла — сил хватало только на то, чтобы смотреть на него, на эту чёртову ухмылку, которая не сходила с его лица. Через минуту сердце замерло. Последний дар. Тишина. Тьма.
Но в этот день я решила: хватит. После очередного пробуждения, пока он отвернулся, я рванула прочь. Бежала, не оглядываясь, через бесконечные коридоры мира-темницы, пока не наткнулась на заброшенный дом. Внутри было тихо, пыльно, но там была вода — старая ванная, из которой текла тонкая струйка. Я скинула одежду, смывая с себя грязь и страх. Полотенце, найденное на крючке, стало единственным укрытием. Я пыталась отдышаться, сердце колотилось, как бешеное.
И тут я услышала шаги.
— Серьёзно, Даша? — его голос был ближе, чем я ожидала. Я обернулась, прижимая полотенце к груди. Кай стоял в дверях, лениво облокотившись о косяк. Его тёмные волосы растрепались, рубашка была расстёгнута на пару пуговиц, обнажая бледную кожу. — Ты правда думала, что сможешь спрятаться от меня? Здесь? В моём мире?
Я попятилась назад, сердце колотилось так громко, что заглушало всё вокруг. Пятки наткнулись на край ванны, я споткнулась, едва удержав равновесие. Страх сковал тело, холодными пальцами сжимая грудь, но в глазах Кая мелькнуло что-то ещё — не просто злоба, а голод. Дикий, необузданный, как у зверя, почуявшего добычу. Он шагнул ближе — медленно, с ужасающей уверенностью, его движения были плавными, но в них чувствовалась угроза.
Я вскинула руку, пытаясь оттолкнуть его, создать хоть какую-то преграду, но он перехватил моё запястье одним быстрым движением. Пальцы сжались, как стальной капкан, и он рванул меня к себе, стирая расстояние между нами.— Ты меня бесишь, — прорычал он, его голос вибрировал от сдерживаемой ярости. Лицо оказалось в дюйме от моего, его дыхание обожгло кожу — горячее, резкое, с привкусом бурбона и чего-то тёмного. — Но знаешь что? Это начинает мне нравиться .
Его пальцы скользнули к моему горлу, обхватили его — не до боли, но достаточно сильно, чтобы я задохнулась от напряжения, от ощущения его власти надо мной. Он толкнул меня назад, прижимая к холодной плитке стены. Полотенце, едва державшееся на груди, натянулось, грозя соскользнуть, а я не могла отвести взгляд от его глаз — тёмных, почти чёрных, горящих безумным огнём, в котором тонули и ненависть, и что-то ещё, чему я не могла дать названия. Мой страх смешался с другим чувством — острым, запретным, рвущимся из глубины, и я сама не поняла, как это произошло: его губы врезались в мои.
Поцелуй был грубым, яростным, как удар. Это не было лаской — это было наказание, требование, попытка взять всё, что он хотел, и сломать меня в процессе. Я укусила его в ответ, вцепившись зубами в нижнюю губу, и вкус крови — его крови — обжёг язык. Кай зарычал, низко, по-звериному, сильнее сжимая моё горло, но не отстранился. Его хватка стала жёстче, пальцы впились в кожу, оставляя горячие следы. Полотенце соскользнуло на пол, мягко шлёпнувшись о плитку, и в ту же секунду его руки оказались на мне — нетерпеливые, грубые, обжигающие. Он толкнул меня обратно к стене, прижимаясь всем телом, его грудь давила на мою, дыхание опалило шею, горячим и рваным. Я вцепилась в его плечи, ногти впились в кожу сквозь ткань рубашки, царапая до крови, и это только раззадорило его. Он рванул рубашку с себя, пуговицы разлетелись, ткань скомкалась на полу, следом полетели брюки — всё в беспорядке, в хаосе, как и мы сами. Его движения были резкими, почти дикими. Руки подхватили меня под бёдра, сжали с такой силой, что я задохнулась от смеси боли и жара.
Он прижал меня к себе, вплотную, и вошёл — резко, без предупреждения. Я вскрикнула, выгнувшись в его руках, но в этот момент всё остальное исчезло: боль, страх, бесконечные смерти, что он мне приносил. Осталось только его тяжёлое дыхание, рваное, почти звериное, ритм его толчков — грубых, неистовых, и то, как его пальцы впивались в мои бёдра, оставляя синяки. Я тяжело дышала, хватая воздух ртом, но впервые за всё время здесь это было не от боли, а от удовольствия — мимолётного, безумного, неправильного. Оно ворвалось в меня, как глоток свежего воздуха в этом удушающем аду. Он ускорился, движения стали ещё резче, отчаяннее, и напряжение между нами — натянутое, как струна, — взорвалось.
Я задрожала в его руках, вцепившись сильнее, а он издал низкий, хриплый стон, уткнувшись лицом в мою шею. Я цеплялась за него, пока мир вокруг растворялся в жаре и ритме наших тел. Стены старого дома дрожали, будто мир-темница сам не выдерживал этого накала. Несколько секунд мы застыли так — тяжело дыша, прижимаясь друг к другу, — прежде чем реальность начала просачиваться обратно, холодная и беспощадная.
Это было не нежно, не романтично — это была буря, смесь ненависти и желания, что-то первобытное и безумное.
Когда всё закончилось, мы рухнули на пол, тяжело дыша. Кай лежал рядом, его рука небрежно покоилась на моём бедре. Он повернул голову, ухмыльнулся той же ядовитой улыбкой.
— Ну что, Даша, — хрипло сказал он, — убить тебя снова или оставить в живых... пока?
Я только выдохнула, не находя слов. Ненависть между нами никуда не делась, но теперь в ней горела новая искра. И я знала: это только начало.