Глава 1.13
Демоны трепещут, глаза не следят, сердца смелеют
Жгучие путы не давали ей умереть от нанесённых недоброжелателями ран и травм прошедшего времени, но Лия не знала, как артефакт поведёт себя, если она вдруг решит убить саму себя.
Путы, как и прежде, воспротивятся? Излечат все раны, соберут кости по кускам, зашьют вены и не дадут крови вытечь?
Она могла бы выколоть себе глаза, отрезать конечности и совершить что-то ещё более ужасное, но какой в этом толк, если смерть даже в таком случае не сжалится над ней? К тому же все мучившие её люди по странной причине никогда не трогали её лицо, хотя могли; и, если уж они — праведники, призванные наказать грешницу — не делали это, то и она не имела право уродовать свой лик.
Мысли, мысли, мысли —
мысли путались, как связанные с друг с другом крысиные хвосты — длинные, голые, омерзительные. От возродившихся недавно рассудительности, дерзости и желания выступить против всех богов этого мира ничего не осталось. Они снова уступили место покорности, жертвенности и разбитому от слишком усердных молитв лбу, символ на котором по-прежнему зиял открытой раной.
Но если Путы вдруг уступят...
То всё наконец-то закончится.
Вера в долгожданный конец была сильнее веры в Золотых предков, сильнее веры в Хаймаль, сильнее веры в начало, что уже точно никогда не наступит, не повернётся к ней лицом, как бы она ни молилась.
Лия знала: она сломалась — теперь окончательно. Раньше она стойко переносила все ниспосланные ей испытания, держалась, чтобы искупить грехи — старые и новые, — чтобы получить прощение у Золотых предков за предательство и богохульство, чтобы быть опорой Хаймаль. Но разве может быть опорой гнилая, разломанная в щепки палка?
В ней больше никто не нуждался. Она же нуждалась во многих — тех, кого даже не помнила, — но требовать этого не имела права.
Она погубила их всех. Она — Лия Син, предавшая жителей своей империи, отдав их в руки смерти; или же она — властительница Беззрячья, предавшая своих подданных, променяв их на любовь к морской змее.
Почему-то Лия чувствовала, что их судьбы связаны, и понимала боль неизвестной госпожи демонов, как свою собственную — словно бы эта боль всегда и была её собственной.
На этот раз верная перчатка не хотела ей подчиняться, но и ослушаться не могла. Вытянувшись и сузившись, как самая настоящая верёвка, она обвилась вокруг шеи хозяйки, когда та встала на большую корягу под толстой веткой, и крепко сдавила её.
Закрыв глаза, Лия сделала шаг. Перчатка задрожала, как осенний лист на ветру, но хватку не ослабила. Ветка склонилась, заскрипела — и, треснув, сломалась в том месте, где была закреплена живая петля из белой чешуи.
Лия тяжело упала на землю, в кучу гнилых листьев, под которыми скрывалась лужица стоячей воды. Соскользнув вниз, перчатка приняла свой истинный вид и заползла на окаменевшую ладонь хозяйки.
Хотя артефакт, подаренный морской богиней, сильно давил на горло, разницы между подобием жизни и повешением Лия не заметила: в обоих случаях дышать было одинаково сложно. Сломалась ли ветка сама по себе, не выдержав её веса, или же причиной тому было нежелание высших сил лишать её жизни, она не знала, да и думать об этом не хотела.
Хрипло откашлявшись, Лия перевернулась на бок и протяжно выдохнула. Её тело было покрыто кровью, сухими иголками, листьями и ещё невесть чем, но всё это не шло ни в какое сравнение с той чернотой, что забила все внутренности и отравила кровь.
Если бы я могла... Лию прошиб пот: она так и не сумела дать очередной крамольной мысли принять определённую форму, однако та, прорвавшись через ненадёжный тонкий барьер, выкарабкалась на свет самостоятельно.
Если бы я могла, я бы разорвала вены зубами, вывернула себя наизнанку, вытащила наружу всё, что там есть, и растоптала в кашу, чтобы никогда больше не чувствовать грязь, въевшуюся в моё нутро. Если бы я могла, я бы сожгла собственную душу в погребальном пламени, уступив дорогу новой жизни, место которой я занимаю на этой земле. Если бы я могла...
Она снова закашляла и неожиданно закричала:
— ЕСЛИ БЫ Я МОГЛА, Я БЫ НИКОГДА ВАС НЕ ПРЕДАЛА! НО Я УЖЕ НЕ МОГУ НИЧЕГО ИСПРАВИТЬ!
Не могу, не могу, немогунемогунемогу...
Вцепившись в шею обломанными ногтями, Лия принялась раздирать кожу в кровь, словно пытаясь добраться до того, что засело внутри. Голос, который мгновение назад отчаянно выкрикнул обращённые неизвестно к кому слова, принадлежал не ей, но она точно слышала его где-то ещё, слышала в одном из своих видений,
слышала из уст не раз являвшейся ей властительницы Беззрячья.
— Что ты делаешь во мне? — обречённо прошептала Лия. — Откуда ты там взялась? Почему я знаю тебя лучше, чем саму себя? Почему... почему мне перешла твоя любовь к морской богине?
Ответ пришёл через короткий миг, представ перед ней в виде той самой тяжёлой короны, украшенной изумрудами: она снова появилась на голове, обхватив её тугими ржавыми боками, и стиснула так, что из глаз посыпались искры.
Лия вскинула руку, чтобы стащить с себя венец, чтобы вонзить одну из острых пик в запястье, чтобы утонуть в боли и захлебнуться тьмой, но, как и в прошлый раз, смогла схватиться только за слабый порыв ветра, пронёсшийся над волосами.
— Я не ты! — вновь закричала она. — Я не ты, я не ты, Я НЕ ТЫ!..
Перчатка, встрепенувшись, неожиданно больно царапнула хозяйку по ладони чешуйками и с размаху шлёпнула её по щеке. Как ни странно, это помогло: Лия сразу же перестала рыдать и колотить руками по земле, вместо этого замерев, как притворяющееся мёртвым животное.
Привлекая внимание, перчатка ухватилась за юбку, оттянула ткань в сторону и ткнула свободным пальцем туда, где между деревьями виднелся тусклый просвет, что одновременно был совсем близко и недосягаемо далеко. Он казался ненастоящим и небезопасным, как очередная демоническая проделка, но артефакт так настойчиво указывал в ту сторону, что Лия, надсадно застонав, всё же сумела подняться на ноги и сделать шаг.
Портрет Хаймаль, надёжно спрятанный за пазухой, обжигал, словно раскалённое добела железо, пока Лия, беспрестанно спотыкаясь, шла через лес, неведомо как минуя капканы. Перчатка летела впереди и, периодически возвращаясь к хозяйке, трепала ту по волосам и снова нетерпеливо тянула за платье.
Вдруг лес закончился, а впереди, словно из-под земли, выросла глухая городская стена. Это мог быть как и тот самый настоящий город, о котором говорил Корин, так и город людей с фальшивыми улыбками — или какое-либо другое поселение недавно возникшей империи Милинь, где в лучшем случае получится сменить платье, а в худшем...
Лия потёрла слезящиеся глаза грязной рукой. Вариантов, что с ней могло произойти в новом месте, существовало бескрайнее множество: люди, давным-давно позабывшие о древней принцессе и её прегрешениях, но движимые чьей-то недоброй волей, всегда были и будут способны на самые ужасные поступки.
И к любому из этих вариантов она была готова.
Оглянувшись, чтобы в последний раз посмотреть на лес, который так и не стал её вечным пристанищем, Лия вздрогнула. Вместо десятков чёрных елей и колючих кустов перед ней простиралась сухая степь, подрагивающая, как пустынный мираж. Вдалеке, около самой линии горизонта, виднелись несколько громадных лиственных деревьев.
За воротами город выглядел точно так же, как тот, в котором обитали поддельные улыбки. Здесь, напротив, никто не улыбался, но, даже несмотря на это, все картины, попавшие в поле зрения Лии, были ей знакомы.
Кузнец, ударивший молотом по пальцу, истошно орал, прижимая к себе окровавленную кисть. Сгорбленная старуха слезливо причитала, безуспешно пытаясь поднять упавшую на землю корзину с фруктами. Упавший с крыши парень, из сломанной ноги которого торчал осколок кости, извивался в сильных судорогах. Юная служанка визжала, а кожа на её спине всё больше и больше расползалась под ударами хозяйского кнута.
Всё происходящее походило на самый жуткий кошмарный сон, но являлось самой настоящей реальностью, и этому Лия могла только порадоваться.
Она прошла вглубь города и села прямо на землю, в тень молодого деревца. Её внешний вид ничуть не беспокоил проходящих мимо людей: ни один из них не удосужился даже мимолётно взглянуть на странную девушку, облачённую в грязное тряпьё, словно подобное зрелище для этого места было обыденностью.
Лия вытащила свиток, осторожно развернула его, чтобы не порвать, и задумчиво уставилась на Хаймаль. Изображение рябило, слегка покачиваясь, как лодка на спокойных волнах, и дёргало кончиком хвоста. Солнечные лучи мягко ложились на бело-красные чешуйки, тягуче разливаясь по ним тусклой желтизной. Алые глаза подмигивали, привлекая внимание, и посверкивали, как рубины.
— Ой, а что это у тебя? — раздался позади любопытный звонкий голос.
Залюбовавшаяся морской богиней Лия не сразу заметила, что над ней нависла узкая тень, а в нос ударил сильный запах пота, смешанный с ароматом сладкой цветочной воды.
Напряжённо обернувшись через плечо, она с облегчением расслабилась: в шаге от неё стояла босоногая девочка с широко раскрытыми глазами, напоминающими каштаны. Её тонкая фигурка была облачена в узкое серое платье, а за спиной, в широком, завязанном на узел платке, спал младенец.
На лице девочки была написана искренняя заинтересованность, и Лия, не почувствовав опасности, уклончиво ответила:
— Ничего. Просто картинка.
— Просто картинка? — протянула девочка, склонив голову. — Но она двигается!
Заслонив собой свиток, Лия быстро скрутила его и отозвалась:
— Тебе показалось...
— Нет, не показалось! — упёрлась девочка. Вздрогнув от звука её голоса, младенец сморщился и захныкал, но плакать не стал. — Эта змея точно двигалась! Как ты это сделала? Неужели ты...
Её глаза распахнулись ещё больше. Отступив назад, девочка сжала ладони в кулаки.
— Ты магией владеешь? — свистящим шёпотом спросила она. — Самой настоящей?
Лия помотала головой. В груди нарастало неприятное давящее чувство: чем больше она молчала, тем больше предположений делала незнакомая девочка, и любая её мысль, высказанная с детской неосторожностью, наверняка могла привести к очередному витку ужасающих событий.
Сколько раз уже такое случалось? Достаточно, чтобы знать: даже самый незначительный разговор может привести к убийству, пожару, поеданию плоти... Исход любой беседы, любой встречи оставался неизменным, как и намерения злой силы, что до сих пор преследовала Лию — или ту, кем она была раньше.
— Ну так как? — не отставала девочка. — Ты честно скажи! Если колдовать умеешь, так, может, мне поможешь? Я тебе заплачу, вот, смотри...
Она запустила руку в глубокий карман и трясущейся рукой вытащила оттуда потускневшие нефритовые чётки и серый многоугольный камень.
— Ничего не надо, — быстро сказала Лия, с жалостью взглянув на «богатства». — Я не владею никакой магией, колдовать не умею и помочь тебе, к сожалению, не могу...
Отодвинувшись, она хотела подняться, но девочка, ухватившись за её рукав, с силой дернула треснувшую ткань.
— Врёшь, — пылко прошептала она, приблизившись к Лии. Горячее дыхание, в котором слышались нотки мяса, обожгло кожу. — Я своими глазами видела, что картинка твоя шевелится, моргает, да ещё и говорит что-то!
Лия вспылила.
— Если бы она и говорила, то только не с тобой, — выпалила она, прижав к себе свиток. — Иди своей дорогой!
Девочка сморщилась точно так же, как её ребёнок, и поставила кулаки на бока.
— Знаешь, ты... — начала она, но её перебил зычный оклик:
— Эй, вы! Что у вас там?
Лия крепче стиснула свиток, когда рядом с заметно испугавшейся девочкой словно из-под земли вырос человек в грязных латах. Один взгляд из-под кустистых, сросшихся на переносице бровей — цепкий, ледяной, кровожадный, как у всех стражников, что встречались Лии прежде — не предвещал ничего хорошего.
Опять не успела убежать.
— Что у вас там? — повторил он. — Из-за чего спор?
Девочка, вжав голову в плечи, затряслась ещё сильнее и тихо проговорила:
— Никакого спора. Мы просто разговаривали.
— И за что ты предлагала ей плату? — прищурился стражник. — А, Виша?
Виша промолчала. По впавшим щекам медленно поползли слёзы. Будто бы почувствовав перемену в её настроении, наконец-то заорал и младенец. Где-то блеяли овцы, пронзительно лаяли собаки. Кто-то снова закричал: то ли от боли, то ли от ярости.
От многообразия громких звуков у Лии закружилась голова. Она поднялась, посмотрела прямо в пустые, как у мёртвой рыбы, глаза стражника и ответила:
— Она мне ничего не предлагала. И я ей — тоже.
— Я слышал что-то про магию, — задумчиво протянул стражник. — Ты ведьма, что ли?
Ведьма! Самая настоящая демоница!
— Нет, — вздохнула Лия. — Я не ведьма. И ни про какую магию ничего...
— А это тогда что?
Шагнув вперёд, он резко вырвал из её рук помятый свиток. Вцепившись в развернувшуюся с шорохом бумагу, Лия удержалась на ногах, когда стражник, выставив ладонь, грубо оттолкнул её от себя.
— Отдай! Не трогай!
Лия попыталась потянуть на себя затрещавшую под её пальцами бумагу, но потерпела поражение. Стражник нагло ухмыльнулся.
— Раз не даёшь посмотреть, значит, что-то скрываешь, — сплюнул он. — Если там действительно ничего интересного, то я сразу отдам тебе эту мазню. В нашей империи принято делиться, а если ты не следуешь всеобщему правилу, то и делать тебе тут нечего...
— Я здесь ненадолго, — пробормотала Лия, в отчаянии глядя на то, как крупные заскорузлые ладони расправляют свиток. — Мне надо идти... Я уйду, и вы больше никогда меня не увидите...
Стражник замер. Он явно не слышал то, что она ему говорила: его обезумевший в одно мгновение взгляд вперился в изображение Хаймаль, плечи затряслись, рот приоткрылся.
— Э-это... — кое-как выдавил он. — Это та самая... старая богиня?
Удивление вдруг сменилось гневом, и стражник, смяв свиток в гармошку, рявкнул:
— Мы её храмы зачем палили? Чтобы породить таких бродяжек, как ты, которые будут заново распространять веру в эту тварь? Ну уж нет! На нашей земле не должно остаться ни единого следа её деяний! А тебя в землю закопать надо, чтобы не шаталась здесь с этим мусором!
— Я ничего не распространяю, — выдохнула Лия. Она понимала, что любой спор со стражником, да и другими жителями города, которые постепенно начали стекаться на крик, никак не мог окончиться в её пользу, но всё же хотела попробовать спастись. — Отдайте мне свиток, и я уйду...
— Не уйдёшь уже, — осклабился стражник. — Кто знает, может, спустя какое-то время ещё парочка последователей змеюки появятся? Нам такое тут не надо!
Продолжая изрыгать проклятие, он вытащил из кармана кусок угля, быстро начертил на бумаге уродливых человечков: они протягивали к Хаймаль длинные руки и...
казалось, вонзали ногти в её плоть.
Алые глаза потухли, как догоревшие угольки, когда бумажные клочки разлетелись во все стороны и мягко спланировали на землю. Виша, громко всхлипнув, убежала прочь, придерживая заливающегося плачем младенца.
Лия бросилась прямо в толпу шарахнувшихся от неё людей, но городские ворота — как назло, призывно распахнутые, обещающие свободу — всё отдалялись и отдалялись, вместе с домами и деревьями закручиваясь в тугую спираль, за которой не было ничего, кроме пыльной мглистой безнадёжности.
***
Короб был полон соли. И соль эта забивалась в глаза, уши, рот, жгла старые и свежие раны адским огнём.
В крышку короба вбили десяток гвоздей. В израненные, исколотые ножами и копьями ладони — тоже.
Увесистый замок закрыли ключом. И столкнули короб в море с высокой скалы под всеобщий торжествующий крик.
«Возвращайся к своей изгнанной богине!»
Лия и была бы рада вернуться. Прижаться к тёплому чешуйчатому боку, посмотреть в винные глаза, раствориться в пышной белоснежной пене морских волн под нежное дуновение ветра и блеск далёких звёзд.
И любить, любить, любить.
Да только вот она опускалась на морское дно в соляном коробе, измождённая и полуживая, а Хаймаль страдала под тяжестью печати, навешанной на неё жителями новой империи. Если кто-то — Золотые предки, неизвестные древние боги, разбрёдшиеся по мире демоны — хотел, чтобы они страдали и мучились, то это желание было исполнено.
Так почему они не могли воссоединиться?
Как будто их воссоединения мир и боялся. Как будто всё вокруг случалось исключительно ради того, чтобы они никогда не встретились друг с другом снова. Как будто никого, кроме врагов и ненавистников, больше не осталось, и они вдвоём стояли против них всех, вооружившись осколками прежней мощи.
«У тебя будет время об этом подумать, — нагло хихикнул невесть как пробравшийся в короб шепоток. — Возможно, хоть сейчас ты поймёшь, что сделала не так, Яна».
Чужое имя легло на язык вместе с солью, вёртким ужом протиснулось в горло. Лия судорожно кашлянула, дёрнула приколотыми ко дну короба ладонями и хрипло произнесла:
— Ты не к той обращаешься. Меня зовут Лия Син, и я...
Насмешливое тихое хихиканье переросло в откровенный оглушительный хохот:
«Так ты ещё не вспомнила? Настоящая Лия Син, принцесса Фалиана, по-прежнему живёт в своём мире, где не то что нескольких столетий, а даже десятилетий не прошло. Её родители в полном здравии, старший брат готовится принять корону, а младший уже прославился как учёный муж. Лия Син продолжает лечить людей, что искренне восхищаются ею, а ты, забравшая её имя, заперта здесь, в черновом мире, мире-фальшивке, мире-имитации, в который сама и впустила нас — тех, кто наградил тебя справедливым наказанием».
— Если так... — Лия снова зашлась в кашле. Соль угрожающе зашуршала, зашипела, вгрызаясь в кровь. — То кто я? Откуда я здесь?
«Яна, Яна, Яна, — запел нестройный хор множества голосов, звенящих, как тонкий хрусталь. — Яна, королева, восстань и сияй. Демоны трепещут, глаза не следят, сердца смелеют. В твоей власти раскроется истина, Яна, королева, свирепая и яркая! Веди нас через самую тёмную ночь! Демоны идут, тени бегут, с твоей силой мы всегда будем свободны!»
От монотонного молитвенного пения, глухого шума толщи воды, которая каким-то чудом не проникала внутрь короба, и многовековой усталости, что не давала о себе знать сотни лет, вдруг начало клонить в сон.
Каждое настойчивое «Яна» молотками стучало по костям, дробя их в пыль, но Лии всё равно удалось прикрыть глаза и расслабленно выдохнуть.
— Я немного посплю, — измученно пробормотала она.
А потом обязательно всё вспомню.
И вернусь к той, кого люблю.