Золотой путь восхваления

Возможно ли полюбить мертвеца?

Кое-как затянувшаяся рана от кола начала кровоточить вновь, когда она, подтянувшись из последних сил, встала на пожухлую траву и обернулась.

Перед ней нечётким красным пятном раскинулась широкая яма, доверху полная сгнивших туш животных. Кружившее над ней полчище мух и других голодных насекомых, прилетевших на запах тухлой плоти, напоминало спустившееся на землю грозовое облако. Острые осколки костей угрожающе торчали вверх, разбитые черепа скалились в безмолвном смехе.

Удивительно, но у неё тоже получилось улыбнуться. Она раздвинула пересохшие губы в уродливом подобии фальшивой усмешки и бросила торжествующий взгляд на тусклый солнечный круг.

С этого круга на неё в ответ пялились тысячи любопытных глаз. Их обладатели упивались её страданиями, веселились, когда она выплакивала глаза досуха, и устраивали празднества в честь каждого нового приступа боли, из-за которых её тело агонизировало изо дня в день, изнывая от невозможности умереть. Она знала: там, наверху, на недостижимых небесах, они ежедневно разливали сладкое вино, рвали струны музыкальных инструментов в радостной горячке, пели и сливались друг с другом в священном возбуждении.

Все эти блага без исключения должны были принадлежать ей, и только ей. Это она должна была пройти Золотой путь восхваления, выкинуть с небес души предыдущих никчёмных правителей Фалиана, превратить Золотых предков в пыль и властвовать над всем сущим. Это ей было суждено подняться выше облаков, выше солнца и возвыситься над миром, как всеведущая небесная бесконечность.

Её распирало от желания кричать, но она продолжала только кровожадно улыбаться, не отрываясь от солнца. Смотрите. Смотрите. СМОТРИТЕ! У вас опять ничего не получилось. Что же вы придумаете для меня в следующий раз? Может, наконец попробуете меня удивить? Язык не шевелился, и все слова застревали в горле, как плохо пережёванная пища, но она была уверена, что её всё равно слышат.

Горячий смех проткнул вязкий ком из слов, подобно стреле, и вырвался наружу, когда она приоткрыла рот и запрокинула голову назад. Из груди вместе с кровью вырвался жуткий клёкот, в котором с большим трудом угадывались прерывистые смешки. Перчатка на левой ладони, напуганная множествами ослепительных божественных взглядов, беспокойно сжималась, жгла огнём и пульсировала.

Она прижала перчатку другой рукой, покачала головой и, вспомнив безмолвно следующее за ней золотистое сияние, скривилась.

Не трясись. Ты — часть морской богини, для которой страх — самый настоящий грех.

От ямы отвратительно несло гнильём, но она совершенно не обращала на это внимания, жадно втягивая носом тёплый прелый воздух. Исхудавшая, сухая, как ветка, с макушки до пят перепачканная в грязи, крови и ошмётках мяса, она сама была частью этой ямы и не вызывала даже у самой себя каких-либо иных чувств, кроме отвращения и презрения.

Сколько времени прошло с того дня, когда неизвестный человек сорвал её тело с кола? Она не знала, но догадывалась, что и в этот раз провела в небытии долгие месяцы. Порой она выныривала из поглощающей её черноты, как из-под толщи воды, и молча наблюдала за тем, как в яму скидывали всё больше и больше туш.

Вскоре мяса стало так много, что оно накрыло её с головой.

После этого она больше не смогла открыть глаза.

Зато смогла понять, почему за ней по пятам следовал сгусток небесной энергии и почему духи наверху так открыто насмехались, глядя на её незавидную судьбу. Осознание пришло не сразу: слишком уж была велика её вера в Золотых предков, слишком уж затуманенной оказалась память. Однако в темноте мясной ямы думать отчего-то было проще, — и она думала.

Думала долго и напряжённо, вытаскивая воспоминание одно за другим, как нити из запутавшегося клубка: казнь фалианских правителей, меч в животе, алтарь, гвозди в ладонях, кузнечный двор, отравленные женщины и дети — и, как жемчужина среди грязи, неожиданно яркие картины детства и ранней юности. Юности, что была захвачена запретными знаниями и неистовым стремлением быть той, кем восхищаются и кого обожают — искренне и слепо.

Это и стало причиной, по которой они её возненавидели.

Она не знала, как ей удалось раскопать гниль и выбраться наружу. Казалось, это случилось само по себе: вот она лежала на самом дне, кое-как шевеля скрюченными пальцами, а теперь уже стояла на краю ямы, пошатываясь, как плохо закреплённое на палке пугало в ветреную погоду. Кто-то словно схватил её за шиворот и грубо выволок наружу, мгновенно растворившись в воздухе, но кто это мог быть, она даже не догадывалась, ведь союзников у неё больше не было: любимая Хаймаль пропала, а Золотые предки наслаждались представлением, не желая его прекращать.

Она оглядела себя. Дырявое платье омерзительного ржавого оттенка, плотно прилипнув к истощённому телу, походило на старую половую тряпку. Некогда русые волосы клоками вылезали из головы, оставляя на ней приметные проплешины. Она не видела своих глаз, но чувствовала: они были целиком залиты мраком, превращая её в уродливое чудовище.

Чудовище, коим она и была; коим и являлась её истинная сущность.

В таком виде нельзя было продолжать жить дальше, хотя жить и не хотелось вовсе. Нужно было что-то делать, чтобы не перевоплотиться в лишённого разума и чувств монстра. По крайней мере, не сейчас.

Она не задавалась вопросом, куда ей следует идти. Просто сделала шаг, — и ноги сами по себе понесли её куда-то в сторону. Веса в ней практически не осталось, однако она всё равно сгибалась под собственной тяжестью чуть ли не пополам. Что-то сильно давило на спину, пока она шла вперёд, и что-то одновременно пыталось выбраться изнутри, дробя кости.

Кусты громко затрещали, когда она прорвалась сквозь них, расцарапав руки о колючки, и остановилась на берегу озера, у самого края воды. Юная девушка, что стирала бельё неподалёку, вскочила и громко закричала.

Снова пошатнувшись, она — чудовище — скривилась и медленно подняла руки вверх, показывая, что не причинит незнакомке вреда — хотя это было ложью. Отчаянный крик испуганной птицей пролетел под озером, и девушка вдруг замолчала, широко раскрыв полные слёз глаза. Влага на побледневших щеках еле заметно искрилась в появившихся из-за облаков солнечных лучах, а пухлые губы дрожали в такт рвущемуся изо рта стону.

— Ч-что... Что у тебя с лицом?

Только с лицом?

Она усмехнулась и покачала головой. Шея практически не двигалась, поэтому это действие заняло у неё добрую минуту.

В отражении на спокойной глади озера она видела изуродованную оболочку, оставшуюся от прежней себя. И за спиной у этой оболочки слабо мерцал золотой свет, напоминающее слабый, но упрямо не затухающий огонёк свечи.

— Т-ты призрак, да? Или демон? — прошептала девушка и взмолилась: — Н-не делай со мной ничего, хорошо? Я обязательно прочитаю молитву за тебя! Поставлю благовония!

Она не ответила. Голос незнакомки сорвался на визг:

— Прошу! Мне нужно вернуться в деревню! Меня ждёт моя госпожа, маленькая девочка! Она нуждается во мне! Я не могу её просто так оставить!..

Я тоже нуждаюсь в тебе. Мне нужно твоё лицо.

Она не произнесла это вслух, но девушка обречённо застыла на месте, словно чужие мысли ужом скользнули в её голову, заставив окаменеть от ужаса.

Она хотела бросить поспешное, неуверенное «прости», но в нём не было ни смысла, ни хоть капли чего-то хорошего. Да и вряд ли можно было бы простить её за то, что произошло в следующую секунду: пропитанная слезами кожа пластом слезла с лица, когда она, протянув ладонь в перчатке к девушке, прошептала слова заклинания, что всплыли в её памяти, как мёртвая рыба в заражённой болезнью реке.

Жгучие путы возбуждённо затрепетали и загудели, двигая шипами в ранах. Им пришлась по вкусу её воскресшая решительность, поэтому они позволили своей пленнице выпустить наружу тщательно скрываемую зловредную энергию.

Она торжествующе хмыкнула: артефакт впервые подчинился её воле, а значит, им тоже можно было управлять. В конце концов, не только она зависела от Жгучих пут, но и они от неё, ведь им нужно было питаться её силой, кровью, душевными муками.

Она не могла вернуться на свой путь без Жгучих пут: если их снять, она умрёт сразу же и будет бродить по земле обиженным духом, что не может найти покой. Жгучие путы не могли существовать без её внутреннего могущества: без него они — просто моток тонкой проволоки, которую можно разорвать без особых усилий.

Им суждено было существовать в связке. И эта связка сыграла жестокую и неотвратимую роль в судьбе незнакомой девушки, которая даже с изуродованным лицом так отчаянно пыталась убежать к своей маленькой госпоже.

Она хрипела, ползая по земле, движимая умирающей надеждой вернуться домой, получить помощь и забыть о произошедшем, как о страшном сне. Её испуганное сознание, пронизанное кошмаром, подобно сотне острых клинков, храбро боролось за свою жизнь, но всё же сдалось.

Девушка — обезличенная, измученная болью и криком — на последнем издыхании поднялась на ноги, метнулась к озеру и рухнула в воду, прямо туда, где её уже поджидала стайка мелких речных тварей, всполошившихся из-за запаха крови, вставшего над водой. Судя по всему, она хотела побежать в сторону деревни, однако ошиблась — и оказалась на озёрном дне, распахнувшим свои объятия для умирающей жертвы.

Она — чудовище — задумчиво посмотрела на мутную из-за поднявшегося к поверхности ила воду и осторожно прикоснулась к чужой коже на своём лице. Та приросла моментально, закрыв собой символ на лбу и ненавистные черты гнилой — уже на самом деле — принцессы. Повернувшись к озеру, она довольно улыбнулась: несмотря на то что заклинание могло не сработать, всё прошло как по маслу.

Теперь на неё в ответ смотрела утонувшая девушка: раскосые тёмные глаза, вздёрнутый нос, веснушки на пухлых щеках. Взгляд был пустой, ничего не выражающий, и она попыталась придать теперь уже себе беззаботный, немного глуповатый вид. Оставалось смыть кровь и сменить одежду, поэтому она, стащив с себя остатки грязной тряпки, вошла в озеро.

Зубастых тварей она не боялась: они по-прежнему были заняты поглощением тела несчастной утопленницы и ближайшие несколько минут никакой опасности не представляли. Она быстро, насколько могла, стёрла ледяной водой застарелые пятна — кроме тех, что забрались под кожу, навечно оставшись там — и, выбравшись на берег, натянула одно из платьев, найденных в брошенной незнакомкой корзине. Девушка не успела постирать его, но в этом и не было острой необходимости: тусклые пятна на юбке были незаметны, а лёгкий запах пота практически не ощущался.

Одевшись, она убедилась, что от чудовища не осталось и следа, и шагнула к деревьям, за которыми виднелись крыши невысоких домов. И как раз вовремя: прямо из кустов на неё с возмущённым визгом выпрыгнула маленькая девочка. За ней шёл невысокий седовласый мужчина с непередаваемым раздражением в цепком взгляде.

— Это ты кричала, Вэйль? — обеспокоенно спросила девочка, подняв голову. — Я так испугалась!

Мужчина отодвинул её в сторону и посмотрел прямо в глаза «Вэйль».

— Что-то произошло? На тебя кто-то напал?

Она не удержалась от высокомерного смешка. Было понятно, что всем жителям деревни, в общем-то, наплевать друг на друга: девушка кричала так громко, что на её вопли должны были сбежаться толпы встревоженных людей; но всё, на что они были способны, — это отправить к источнику звука наверняка беспомощного старика и маленького ребёнка.

От мужчины её реакция не ускользнула. Он покосился на неё и настороженно нахмурился.

— Ну скажи, Вэйль! — Девочка настойчиво дёрнула её за юбку. — Ты же знаешь, мой папа — деревенский староста! Ему всё нужно рассказывать!

Староста, значит.

Который не хочет, чтобы у жителей деревни были от него секреты.

Она открыла рот, выпустив наружу звонкий голос утопленницы, перешедшей к ней благодаря древнему заклинанию. Он сорванным скрипом прозвучал в абсолютной тишине: вокруг не было слышно ни пения птиц, ни шуршания любопытных лесных зверьков, ни стрёкота насекомых.

— Я просто упала, — хрипло произнесла она. — И, кажется, повредила ногу. Но не беспокойтесь. Всё... Всё нормально.

Девочка покачала головой и по-взрослому назидательно произнесла:

— Тебе нужно быть аккуратнее, Вэйль. Ты же хочешь стать моей наставницей, верно?

Она засмеялась и побежала обратно в деревню, спотыкаясь на каждом шагу. Мужчина тоже развернулся, но, перед тем как отправиться следом за дочерью, взглянул на «Вэйль» и тихо, но угрожающе произнёс:

— Я сразу понял, что с тобой что-то не так. У тебя есть шанс исправиться, прислуживая Айни, но я с тебя глаз не спущу. Только попробуй что-то учудить или навредить ей — насажу на вилы. Поняла?

— Поняла, — ответила она, подавив ещё один неуместный смешок. — Можете не переживать. Я никогда не причиню кому-то вреда.

Староста помрачнел ещё сильнее, но, не сказав больше ни слова, быстро пошёл к домам. Она направилась следом за ним и, остановившись у самого богатого на вид жилища, зажмурилась, после чего подняла веки и перевела взгляд на Ян Тай.

— И что делать? — с тревогой спросила Лия. — Прежде я... не встречалась с подобным. Или просто... не могу вспомнить...

Она мысленно выругалась, разозлившись на собственный неуверенный тон, и раздражённо добавила:

— Как бы там ни было, я даже не представляю, каким образом мы должны освободить дух Айни...

И должны ли вообще.

Ян Тай проследила за девочкой, которая продолжала прыгать по мягким травяным кочкам, и задумчиво ответила:

— Способов много. И, по правде говоря, я не хочу втягивать вас ни в один из них.

Лия, отметив, что спутница вновь перешла на вежливую форму общения, презрительно усмехнулась и, переняв её тон, фальшиво протянула:

— Ах, да, точно... Вы же много знаете о мертвецах и обращении с ними. Как я могла забыть.

Она устыдилась в ту же секунду, услышав, насколько безумно и отвратительно звучали её слова. Ей ни в коем случае не хотелось высвобождать скопившийся внутри яд, но тот уже начал сочиться против её воли, превращаясь в нечто ощутимое, весомое и болезненно бьющее — в первую очередь её саму.

Дышать стало труднее. Лия осторожно оттянула пальцем тугой воротник платья, за которым скрывался уродливый длинный шрам, оставленный тупым лезвием, и с трудом вдохнула.

— Если уж и выбирать этот вариант, то я вполне могла бы использовать любой из известных мне способов, — совершенно спокойно проговорила Ян Тай: казалось, ни одно грубое или язвительное слово, исходящее от Лии, ничуть её не задевало. — Однако в таком случае вам лучше будет уйти как можно дальше. А я попросту не могу позволить этому случиться.

— Я в состоянии справиться с проблемами сама, — смущённо пробурчала Лия, отвернувшись. — Так что, если это единственный выход, то ты вполне можешь заняться этим в одиночку. А я... вернусь в Тхуин, например...

Ян Тай понимающе улыбнулась.

— Я ничуть не сомневаюсь, что вы сможете за себя постоять. Даже несмотря на... определённые обстоятельства. Но сейчас — не та ситуация, ради которой следует так рисковать. Этот дух — всего лишь потерявшаяся девчонка, и мы обязательно справимся с ней, не прибегая к нежелательным методам.

— Да, но...

— Если мои слова вас не убедили, я задам вопрос, — прервала Ян Тай. — Разве обычный ритуал по изгнанию заплутавшей души стоит того, чтобы вы свернули со своего пути?

— Пути... — медленно повторила Лия и нервно рассмеялась: — Пути, по которому меня ведут мстительные изуверы?

Ответа не последовало. Ян Тай заметно напряглась, быстрым движением положив ладонь на рукоять сабли, вновь появившейся из ниоткуда, и шепнула:

— Кажется, у нас гости.

В сощуренных винных глазах мелькнула молния. Лия отступила назад, сжав кулаки: прелый запах приближающейся дурной энергии теперь дошёл и до неё вместе с лёгким порывом ветра.

Айни тоже его почувствовала: она остановилась, сморщилась, будто собираясь заплакать, и с тонким пронзительным криком свернулась в едва заметный сероватый сгусток. Встревоженно взглянув на перепуганного духа, Лия ловко поймала его ладонью в перчатке и быстро спрятала в поясной сумке между беспокойно звенящими склянками.

Это совершенно не могло уберечь Айни от возможной опасности, ведь она могла в любой момент без проблем вырваться наружу, пройдя сквозь плотную ткань. Однако, к счастью травницы, дух сидел тихо, даже не пытаясь убежать: судя по всему, надвигающаяся угроза в виде более сильных про́клятых существ вселила в него беспросветный ужас.

Ян Тай вдохнула отяжелевший воздух и недовольно сплюнула.

— Я знаю, почему Айни так боится. Те, кто скоро здесь будет, специально стёрли воспоминания о её смерти, чтобы она как можно дольше оставалась наивной и беззаботной девочкой, а не духом, обиженным на всех живых.

— Но зачем? — кое-как выдавила из себя Лия.

— Как зачем? Вы же знаете: те, кому удаётся выбраться на поверхность, обычно очень голодны. И подпитать утраченные силы нежным духом невинного ребёнка, которого сам и маринуешь, — это всегда хорошее начало бесконечного пира.

— Выбраться... на поверхность? Из Черво...

— Потом, — сквозь зубы процедила Ян Тай. — Они уже здесь.

Она была права: гости не заставили себя долго ждать. Полные черноты, заразы и жажды крови духи окружили деревню за один миг. Среди них были и лишённые ног обрубки, передвигающиеся на локтях; и человекоподобные существа, полностью покрытые гноящимися язвами; и демоны с изуродованными потёкшими лицами... Объединял их только гулкий утробный рык, возвещающий о сильном голоде и неистовом желании наброситься на жертву и разорвать её на куски.

Лия почувствовала сильное головокружение и схватилась за хлипкую стену дома старосты, чтобы не упасть. Под пальцами пробежала небольшая сороконожка: она нырнула под мох и спряталась между гнилых брёвен. Сабля блестела и подрагивала, готовая в любой момент броситься в бой и снести пару-тройку демонических голов одним махом. Сама же Ян Тай, выпрямившись, как струна, стояла прямо перед одной из голодных тварей, из пасти которой свисала струя плотной жёлтой слюны, направив остриё прямо на чёрный кожистый лоб.

— Почему они не нападают? — медленно проговорила Лия, не сводя взгляда с тяжело дышащего безногого обрубка, чьи длинные острые когти нетерпеливо взрывали сухую землю. — Разве они не должны были напасть сразу же?

— Должны. Если бы мы были такими же маленькими, перепуганными и очень привлекательными для голодных существ духами, то нас бы сразу порвали в клочья. Но эта погань... — Кончик сабли вошёл в потрескавшуюся кожу. — Боится.

Боится? Лия нахмурилась. Она, ослабшая и заключённая в Жгучие путы, не должна была стать слишком уж серьёзной угрозой для толпы злых духов, — значит, они боялись кого-то другого. И этим кем-то наверняка была её спутница, происхождение которой до сих пор оставалось загадкой.

А вдруг и она была про́клятым духом? Могущественной тварью, полной враждебной энергии, что приняла привлекательный облик специально для того, чтобы постепенно свести Лию с ума с помощью притворных чувств и в конечном итоге прикончить её?..

Лёгкое осознание чего-то кольнуло её в бок, пропустив по венам раскалённую лаву, однако Лия не успела поймать слишком быстро мелькнувшую в голове мысль: прямо на неё с крыши дома спикировало крылатое нечто, раскрывшее зубастый клюв в истошном диком вопле.

Оно вцепилось когтями в плечо Лии и тотчас же лишилось обоих лап, когда Ян Тай, резко развернувшись, рубанула по ним саблей. Вокруг поднялся невыразимый шум: твари визжали, так и не решившись подобраться поближе, а широкие кожистые крылья громко хлопали, пока существо в агонии металось по разрушенному крыльцу. В ушах у Лии звенели тысячи колоколов, заглушающие все остальные звуки, но боли она не чувствовала, несмотря на то что раны на плече были серьёзными.

— Идите в дом! — велела Ян Тай. — Спрячьтесь на время!

— Думаешь, они меня там не достанут?

Монстров, казалось, стало ещё больше: вскоре вся деревня полнилась кричаще-извивающимся духами, от вони которых из глаз текли слёзы, а все внутренние органы сжимались до размеров яблочного огрызка.

— Не достанут! Я не позволю!

Лия вздрогнула.

— Да, но... Ты не справишься! Их слишком много!

— Я сказала, быстро в дом! И не высовывайся!

Обернувшись к ней, Ян Тай одним рывком распахнула дверь и втолкнула Лию внутрь. Та, не удержавшись на ногах, рухнула прямо на гору мусора, наверняка оставленную здесь путниками, использовавшими заброшенный дом в качестве ночлега. Дух Айни громко захныкал, и Лия зажала рот рукой, чтобы не стонать и не пугать девочку ещё больше: впрочем, вряд ли бы её стон чем-то выделился среди всех звуков, что доносились с улицы.

Травница старалась сидеть тихо, прижав к себе сумку с духом и укачивая её, как завёрнутого в пелёнки ребёнка, и по привычке возносила молитвы за успех в битве; но вскоре остановилась, поняв, что за спутницу ей молиться уж точно не стоит. Очередной крик заставил её подскочить на месте: теперь этот звук издавал не кто-то из раненых духов, а Ян Тай.

Лии не сразу удалось узнать её голос: она никогда не слышала, чтобы Ян Тай кричала так жалобно и отчаянно. Грудь затопило обжигающим страхом, к горлу подступила тошнота. Трясущаяся перчатка сползла с руки и, никак не реагируя на тревожные окрики хозяйки, вылетела в небольшое окно.

Откинув голову, Лия всё же застонала — протяжно и обречённо. Она лукавила, когда говорила, что может справиться с любой угрозой самостоятельно: у неё не хватило бы сил даже для того, чтобы разобраться с самым слабым злым духом, поэтому можно было и не думать о том, как помочь Ян Тай.

Но ты должна... Должна сделать хоть что-то!

Жгучие путы зашевелились, полыхнули огнём, и Лия замерла, почувствовав, что вместо привычной боли по телу разлилось мягкое тепло.

— Не может быть... — прошептала она, не моргая глядя на свои руки, кожа на которых светилась бледным лунным светом. — Этого просто не может быть...

Свет несколько раз моргнул, напоминая, что энергию нужно использовать, пока того позволяли Жгучие путы. Поправив сумку, Лия поднялась на негнущиеся свинцовые ноги и решительно толкнула дверь.

Один из увидевших её духов зарычал и сорвался с места, но тут же, коротко взвизгнув, рассыпался в мелкий прах под воздействием горячего света, что теперь исходил от всего тела Лии. Он постепенно затапливал собой деревню, поглощая демонов одного за другим, и, превратившись в огромный пульсирующий шар, взорвался мириадами ослепительных искр.

В этот же момент Жгучие путы вновь с наслаждением вонзились в глубокие раны, но Лия даже не вздрогнула: она была опьянена своей силой, что давно должна была исчезнуть, своим стойким естеством, своим могуществом.

Сверкающая пыль осела на землю и превратилась в самую обычную серость, которую сразу же подхватил и унёс прочь весёлый ветерок. Лия протёрла глаза и взглянула на Ян Тай: та, прихрамывая, подошла поближе. На ней не было ни видимых повреждений, ни крови — даже крошечной капли, — и травница с облегчением вздохнула.

— Я же просила не высовываться, — хрипло сказала Ян Тай.

— Просила, — согласилась Лия. — Но я не обещала тебя слушаться.

— В следующий ... — начала спутница и вскрикнула: — Твою мать!

Один-единственный оставшийся в живых дух, напоминавший истощённого кота, на последнем издыхании выскочил из высокой травы и вцепился клыками в предплечье Ян Тай. Она выругалась ещё раз и, сбросив духа с себя, пронзила его саблей, после чего подожгла угольно-серое тельце щелчком пальца.

— Вы как? — спросила Ян Тай, откинув с лица прилипшую прядь волос. Белая перчатка Лии умостилась у неё на плече, как небольшая птица. — Всё в порядке? Воспользоваться такой энергией — это подвиг...

Лия не ответила. Она напряжённо смотрела на предплечье спутницы, выскользнувшее из порванного духом рукава. Там, где должны были остаться раны от его клыков, чернела дыра, полная высыпающейся трухи.

Перехватив её взгляд, Ян Тай зажала руку ладонью, но было уже поздно. Лия вскочила и бросилась прочь, заткнув уши, чтобы не слышать звенящий голос, умоляющий её остановиться. Перчатка полетела следом за ней, но, не вписавшись в поворот, врезалась в старый дуб и обессиленно сползла в опавшую листву.

Она не просто некромантка.

Она и сама труп. Самый настоящий, поднятый из земли чьей-то недоброй волей.

А ты целовалась с мертвечиной. И почти её полюбила.

Или не почти?..

Перешагнув через полусгнившее лисье тельце, Лия измождённо упала на колени прямо на обожжённую землю. Вокруг поляны, к которой она вышла, не было ни одной живой души: все звери, птицы и люди обходили это место за несколько миль, боясь к нему приближаться.

В центре, как древнее божество, возвышалось громадное почерневшее дерево, выпустившее наружу сеть толстых, шевелящихся, как змеи в клубке, корней. Из-под них показалась оскаленная морда очередного духа.

Он, как и множество других, лез на поверхность из глубины Червоточин.

И он был голоден. Как и сама Лия когда-то.