Глава 19. Он не говорил об этом никому
После ухода матери в доме воцарилась звенящая тишина.
Эмилия стояла у окна, глядя на улицу, где уже не было машины с тонированными стёклами. Александр налил себе виски, отпил один глоток... и поставил стакан обратно. Даже крепкий алкоголь не помогал.
— Она всегда такая? — наконец спросила Эмилия.
— Нет. — Его голос был низкий. Глухой. — Иногда она хуже.
Она обернулась.
Он стоял, прислонившись к столу, руки в карманах, плечи напряжены. Но в его глазах было... не раздражение. Грусть.
— Расскажешь мне? — тихо спросила она. — О детстве. О ней. О семье.
Он долго молчал. Потом заговорил. Без театра. Без жалоб. Просто — правда.
— Мой отец умер, когда мне было семь. Я не помню его голос. Только обрывки. Запах сигар. Руку, которую он когда-то держал на моём плече. А мать...
Он вздохнул.
— Моя мать любила власть больше, чем людей. Она не кричала. Никогда. Её оружием была тишина. Холод. Отстранённость. Если я не был лучшим — я был ничем.
Если я падал — никто не поднимал. Только повторяли: "Рейн не плачет. Рейн не слабеет. Рейн не прощает".
Эмилия медленно подошла ближе. Он не смотрел на неё. Говорил, будто выговаривая это впервые за много лет.
— Я вырос с ощущением, что любовь — это сделка. Если ты соответствуешь — тебя терпят. Если нет — стирают.
Когда дед предложил мне компанию, он сделал это при условии, что я стану таким же. Холодным. Расчётливым.
Я думал, я справился. Я стал именно тем, кем от меня ждали. Но потом... ты.
Он наконец поднял взгляд.
— Ты не подходишь ни под одну формулу. Ты не боишься меня. Не молчишь, когда нужно говорить. И не держишься за меня из-за имени или денег.
Ты разрушила мои стены. Без оружия. Просто... присутствием.
Она подошла, встала перед ним.
— Знаешь, что я чувствую, когда слышу всё это?
— Что?
— Что ты сильнее, чем кажешься. Потому что ты мог бы стать копией своих родителей. А стал — собой.
И да, ты жёсткий. Иногда невозможный. Но ты умеешь чувствовать, Александр. И именно это делает тебя настоящим.
Он прикрыл глаза, как будто её слова были слишком прямыми. Слишком обнажающими.
— Мне страшно, Эмилия. Потому что впервые я боюсь... потерять.
Она коснулась его руки.
— Тогда не отпускай. И я останусь.
Он наклонился, лбом к её лбу. Его дыхание было сбивчивым.
— Обещаешь?
— Обещаю.
⸻
В ту ночь он уснул, впервые за много лет, без охраны на сердце. А она — в его объятиях.
И на утро не было слов «контракт», «условия» и «временность».
Была только она и он.
И что бы ни ждало их дальше, теперь это было по-настоящему.