Глава 17.
- Он велел мне держаться подальше и никогда с Тэхёном не связываться. - произношу, чтобы заткнуть свой внутренний голос.
- Когда это?
Я кратко рассказываю о телефонном звонке.
- Честно говоря, меня это совершенно не удивляет. - комментирует Чимин. - Тэхён говорит, что он всегда такой. Огораживает и ведёт себя так, будто они вместе. Увидел в тебе угрозу и решил вы*бнуться. Я же говорю: до х*я претензионный альфач.
Во мне снова разгорается злость. Я опять сжимаю кулаки и отворачиваюсь, пытаясь не сорваться. Контроля почти никакого из-за количества выпитого, а, может, это я сам по себе такой. Свирепый и злой дракон.
Чертовы сравнения.
Как я устал от этой пафосной метафоричности, от которой и тошно, и больно.
Больно ещё от того, что я ударяю ногой о стол, непонятно, зачем, просто хочется переключить куда-нибудь своё раздражение. Бью коленкой и ступней одновременно, и стол гремит, опрокидывая бутылку соджу, и та пачкает стеганую куртку Чимина.
- Бл*ть! - он успевает ее поднять до того, как выливается всё содержимое и, оттягивая ткань, смотрит на громадное пятно. - Чонгук, задолбал уже! Научись себя контролировать, ты ни хрена не меняешься: на первом курсе долбанул по моей машине, а теперь испортил куртку! Знаешь, сколько она стоит?
Я молчу и просто наблюдаю за ним, в миллионный раз возвращаясь в тот день, когда он рассказал, что Тэхён ко мне неравнодушен. Я снова думаю о том, что готов заключить сделку с дьяволом, если он вернет меня туда. Обратно.
- Я хотел пригласить тебя на свадьбу, - Чимин возвращает в реальность, - но теперь ни пошёл бы ты, Чонгук, слетишь ещё с катушек и начнешь что-нибудь громить.
- Спасибо, пас.
- А вот не пас, свинья, ни хрена не пас. Ты идёшь. 13 января в 17.00 твоя задница должна быть в «Орно», можешь захватить с собой кого-нибудь.
- Кого-нибудь?
- Кошку, например. Есть кошка?
- Есть пьяный в жопу коротышка с нездоровыми идеями.
- Но со здоровым желудком!
Я ловлю фразу и решаюсь высказаться напоследок:
- Бросай работу врачом.
Он поднимает брови и выглядит так ещё хмельнее:
- Это, типа, что? Помощь зала?
- Это мольба зала. Медицина - не твоё. По крайней мере, не этот раздел. Желудки и кишки - не твоя сфера, Чимин. Тебе лучше в башке ковыряться.
- С нейрохирургией я слегка припоздал.
- Я не про хирургию. Я про психоанализ. Мозгоправ. Тебе подходит. Ты наблюдательный, эмпат, людей видишь и чувствуешь. Неплохо трещишь, тебе пойдёт.
- Мозгоправ?
- Так точно.
- Типа, психотерапевт?
- Хрен его знает, может, и психотерапевт. Я не знаю, чем вообще отличаются все эти слова. Психолог. Психотерапевт. Психиатр. Психо... Это всё? Три варианта?
- Психоаналитик ещё.
- Вот и выбирай, что там тебе подойдёт, и прекрати копаться в желудках, бога ради. Лезь людям в душу.
Он убирает руки в карманы куртки и долго смотрит, но как бы сквозь меня. Думает. Взвешивает. Это уже достижение.
- Надо опять учиться. - заявляет.
- Учиться ты ненавидел меньше, чем работать.
Он снова размышляет.
- Бля, Чонгук, теперь я буду об этом думать.
- Это лучше, чем не думать вообще.
- Сука. - цыкает он. - Щас выдам слащавую херню, предупреждаю. Ты мудак, но я по тебе скучал.
- Тебе нельзя пить.
- Пить нельзя гепатологам, а мне можно сделать скидку.
Я нахожу в себе силы усмехнуться.
Мы расплачиваемся, и Чимин заказывает такси.
- На свадьбу придешь? - спрашивает, пряча шею в невысоком вороте куртки с заметным пятном от соджу. Мы стоим у дороги подальше от людей, собравшихся на остановке, и ждём машину.
- Чимин, не пытайся меня социализировать.
- Я будущий психотерапевт, я имею право!
- Смотрите, как заговорил.
- Ты придёшь, я знаю. - выдыхает он, переводя взгляд на тот супермаркет, который я периодически разглядывал.
- Психотерапевт, Чимин, не экстрасенс. Не перепутай кафедру потом.
- Да брось, Чонгук, ты же не упустишь повода его увидеть.
Я не отвечаю и тоже перевожу взгляд на чертов супермаркет, работающий круглосуточно, и потому его автоматические двери продолжают впускать и выпускать, иногда не успевая закрыться. Меня это раздражает, потому что я эти двери персонифицирую, и они кажутся мне двумя изнуренными бедолагами, которым не дают возможности побыть рядом, подперев друг друга плечом. Их постоянно вынуждают пропускать через себя других людей. Много людей. 24 часа в сутки никакого покоя. Словно они - два магнита с одноименными полюсами, и им суждено отталкиваться.
Не знаю, почему я опять погряз в метафорах. Я, черт возьми, учился на фармацевта, откуда во мне столько средств выразительности и оборотов мысли.
Через десять минут подъезжает такси, и, прежде чем окончательно пропасть в тесноте заднего сиденья, Чимин оборачивается:
- 13 января. 17.00 в «Орно». Можно без кошки. Только одень смокинг, не вздумай притащиться в спортивках.
Я не успеваю что-то ответить: он исчезает, и таксист трогается с места, едва Чимин хлопает дверью. Или даже раньше.
Я решаю пойти домой пешком.
Почти двенадцать ночи, а на улице всё ещё полно людей. Повсюду звуки и запахи, заметно подмораживает, и я думаю, что зря не надел обувь потеплее.
А потом понимаю, что мне без разницы, заболею ли я снова. Уже давно без разницы.
Три с половиной года назад я....
Сколько раз я произношу это выражение за последний месяц?
Неважно, даже это уже неважно.
Три с половиной года назад, когда я подхватывал простуду, Тэхён всегда поил меня чаем с малиновым вареньем и заворачивал в плед, чтобы я хорошо пропотел. Я скулил и выл, как ребёнок, потому что болею всегда мучительно долго и тяжело, а он смеялся и делал массаж головы до тех пор, пока я не засну. Когда я отказывался есть, он пытался меня поцеловать, а я отворачивался и сопротивлялся, боясь его заразить, и он утомлял меня до такой степени, что я сдавался и принимался за еду.
Он болел гораздо реже, чем я, и когда всё-таки простывал, то всегда умудрялся, лёжа с температурой, решать судоку или смотреть очередной сериал на английском. Я же, что тогда, что сейчас, не могу даже лежать бревном: мне тошнотворно хреново. А Тэхён мог бы и смену отпахать на заводе, а потом ещё приготовить ужин и выучить десять иностранных слов, желательно одновременно с решением судоку того уровня сложности, где соизволили поставить одну, нахрен, цифру где-нибудь в левом углу.
Я не сразу понимаю, что мои мысли о нем сейчас и мысли до того, как я узнал, что он никогда мне не изменял, ничем не отличаются. Теперь я просто не корю себя сразу после очередного приступа воспоминаний, как делал это раньше.
Теперь я корю себя за всё сразу: за то, что запрещал себе думать о нем, за то, что потерял, за то, что допустил всё, что случилось до и после моего отъезда.
Чувство вины прокалывает иглами даже мои подошвы.
Я так виноват перед тобой.
Всем.
Но самое главное, тем, что влюбился. Если бы я не появился, если бы не надел те чёрные кроссовки с синими вставками, могло бы всё сложиться иначе?
Конечно, нет. Я бы влюбился, даже если бы ты пришёл босой в костюме панды с фикусом в горшке под мышкой.
Могло бы всё сложиться иначе, если бы я не подружился с Чимином и не познакомился бы в последствие с тобой?
Конечно, нет.
Я бы заметил тебя как-нибудь со стороны. Издалека.
Как минимум, я бы услышал в столовой твой громкий смех, заставляющий всех на тебя коситься.
Я бы с тобой подружился, в любом случае. А, значит, в любом случае, влюбился бы.
Ты бы себя спас, если бы не поступил в Сеульский университет. Но и то временно: мир очень тесен, в нем всё трётся плечами, как те двери в супермаркете, и мы бы тоже столкнулись.
Я уже говорил: ты мой бесконечный выбор, и часть этой истины парит в самом центре Вселенной, и там, любовь моя, действительно виноватых нет.