Неразгаданное сердце

Вверх по главной лестнице Вирджиния поднялась в сопровождении высокорослого лакея, ослепительного в своей ливрее — зеленой с серебром. Как только они отошли от дворецкого настолько, что тот не мог их услышать, от церемонности лакея не осталось и следа, а Вирджиния тут же осознала свое положение в этом аристократическом доме.

— Вы кажется, из Америки, мисс? — поинтересовался лакей.

— Да, — ответила Вирджиния. — Сегодня утром я приплыла на корабле в Саутгемптон.

— Я довольно часто размышляю об Америке, — признался лакей. — Никогда не думал, что там живут такие люди, как вы, мисс. Мне представлялось, во всей стране только и есть, что краснокожие индейцы да миллионеры!

Он засмеялся своей шутке, и Вирджиния поняла: прислуга знает, что она всего-навсего американка, приехавшая поработать в библиотеке, а не настоящая гостья, и поэтому с ней можно обходиться по-дружески, без церемоний. Она нисколько не обиделась, ее даже это позабавило, а когда появилась, очевидно, самая младшая помощница горничной, чтобы распаковать вещи Вирджинии, то девушка болтала так же непринужденно, как и лакей.

— Надеюсь, вам здесь понравится, мисс, — сказала она, вынимая наряды Вирджинии из сундука и вешая их в большой гардероб. — Хотя после Америки вам все покажется здесь странным.

— Почему? — с любопытством спросила Вирджиния.

— Ну... вы ведь там у себя живете совсем по-другому, — объяснила горничная. — И я не думаю, что в Америке найдутся такие дома, как этот, даже у миллионеров, о которых мы столько наслышаны.

— У нас есть большие дома, но, конечно, не такие, как этот, — согласилась Вирджиния.

Вопреки самой себе она почувствовала, что красота внутреннего убранства замка произвела на нее впечатление. Огромная дубовая лестница с плавным изгибом и резными балясинами в виде купидонов была великолепна. Вирджиния достаточно разбиралась в живописи и могла понять, что, куда бы она ни бросила взгляд, повсюду были изумительные, произведения не только английской школы, но и итальянского ренессанса, фламандских и голландских художников, а настоящий восторг у нее вызвала картина, в которой она узнала благодаря своим альбомам по искусству знаменитого Ван Дейка.

Комната Вирджинии была удобной и очень симпатичной, но, соответственно ее положению, маленькой. Ванная, когда Вирджиния выяснила ее местонахождение, оказалась, как она и предполагала, в самом конце длинного коридора. Тем не менее Вирджиния была очарована всем увиденным и долго стояла возле окна, разглядывая внизу озеро, а за ним могучие, многовековые деревья.

В центре озера находился маленький островок, и Вирджиния заметила на нем какое-то сооружение, похожее на греческий храм. Она почувствовала непреодолимое желание все разведать: и розарии, едва видневшиеся за углом дома, и леса вдалеке, и замеченные ею из окна кареты конюшни, спрятавшиеся за западным крылом дома. Все это так завораживало, что Вирджиния даже забыла на мгновение, зачем она приехала в Англию. Она просто радовалась возможности открыть Что-то новое, попасть в неизвестный ей до сих пор мир, который, как она предвкушала, будет полон сюрпризов.

Она сменила дорожный костюм на тонкое кисейное платье в цветочек. Это была очень просто сшитая и тем не менее очень дорогая модель, купленная на Пятой авеню. Теперь, осматривая себя в зеркале, она порадовалась, что была такой расточительной. В белой кисее в мелкий цветочек, с накинутым на плечи шифоновым шарфиком Вирджиния выглядела до смешного юной и все же очень привлекательной. Она покривила бы душой, если бы не признала, что необычные, с серебринкой, волосы делают ее очень непохожей на остальных женщин и притягивают к себе все взгляды. Она не послушалась совета тети Эллы Мэй и отказалась сходить к какому-нибудь известному парикмахеру, чтобы он показал ей последние модели причесок. Вместо этого Вирджиния зачесала волосы назад и собрала их в узел на затылке. Этот живой венчик красиво обрамлял ее тонкое лицо, придавая ему выразительность и классическую элегантность.

Вирджиния едва успела привести себя в порядок, как раздался стук в дверь.

— Входите! — откликнулась она.

Дверь отворилась, и на пороге показалась женщина средних лет, в пенсне и строгом костюме из белого сержа.

— Я — Марджори Маршбанкс! — представилась она слишком хорошо поставленным голосом, — Секретарь ее светлости. Зашла узнать, не могу ли я быть чем-нибудь полезна.

— Как любезно с вашей стороны, — сказала Вирджиния. — А я — Вирджиния Лангхоулм, как вы уже, безусловно, знаете. С тех пор как я сошла с корабля, все со мной чрезвычайно предупредительны.

— Мы всегда стремимся, чтобы наши гости чувствовали себя как дома, — чопорно заметила мисс Маршбанкс. — А сейчас, я полагаю', вы не откажетесь от чашечки чая. Пойдемте со мной, я покажу, где находится наша маленькая гостиная, а после отведу вас познакомиться с ее светлостью.

Вирджиния взяла в руки сумочку, носить которую было довольно неудобно и тяжело, но девушке не хотелось оставлять ее в комнате, так как она не нашла еще, куда можно было бы спрятать значительную сумму, привезенную из Америки.

— Конечно, — говорила тетя Элла Мэй, — ты можешь распорядиться, чтобы деньги перевели в английский банк, но тогда от тебя потребуют объяснений. Мне кажется, лучше всего, если ты возьмешь побольше денег с собой. Если не хватит, ты всегда сможешь протелеграфировать мне, а я договорюсь обо всем с опекунами.

— Но я не хочу, чтобы опекуны знали, где я нахожусь, — быстро возразила Вирджиния.

— Понимаю, — сказала тетя Элла Мэй. — Поэтому я взяла денег для тебя из собственного банка.

— А это тебя не стеснит? — забеспокоилась Вирджиния.

— Конечно нет, — улыбнулась тетя. — Если мне что-нибудь понадобится, стоит только слово сказать, что это нужно тебе. А пока мне доставляет большое удовольствие финансировать тебя. Если подумать, то это даже смешно. Бедствующая вдова фермера-неудачника оказывает материальную поддержку своей весьма и весьма состоятельной племяннице!

— Когда я вернусь, мы признаемся всем, что я жива и здорова, — сказала Вирджиния, — и тогда я куплю тебе самую замечательную ферму в целой Америке.

— Ты не сделаешь ничего подобного! — резко прервала ее тетя. — Я не перееду отсюда, даже если ты мне предложишь дворец персидского шаха! А самое странное, и в это трудно поверить, но у меня есть все, что нужно. Тебе нечего мне дать, Вирджиния, кроме твоей любви.

— А это у тебя уже есть! — воскликнула Вирджиния, целуя свою тетю. — Ты теперь вся моя семья — отец, мать, сестры, дяди и тети. Если и объявятся у меня какие-то родственники, я не захочу их видеть. Ты — все, что есть у меня, и все, что мне нужно.

— Я сейчас расплачусь, если ты будешь продолжать в том же духе, — сказала тетя Элла Мэй, и глаза ее в самом деле увлажнились.

Когда Вирджиния взяла в руки сумочку, то решила, что будет оберегать деньги тети Эллы Мэй еще строже, чем оберегала бы свои собственные.

«Думаю, здесь найдется где-нибудь ящичек, запирающийся на ключ, — подумала Вирджиния, — а деньги я положу в обычные конверты, так что если кто-нибудь и заглянет в ящик, то не догадается, что там такое».

Мисс Маршбанкс весело болтала.

— Я действительно очень рада встрече с вами, — говорила она. — Когда-то я сама хотела стать библиотекарем, но так и не нашла времени. Герцогиня заставляет меня крутиться день и ночь и, уверяю вас, в буквальном смысле слова, особенно, когда у нас большой прием, вроде тех, что так любил давать покойный герцог, когда был жив. Члены королевского семейства всегда приезжали сюда на охотничий сезон, да и в другое время года гостили почти по целой неделе. И не забудьте также их фрейлин и камердинеров, горничных, курьеров и кучеров — все это требует больших хлопот, смею вас уверить.

— И вы сами все это организуете? — спросила Вирджиния, сознавая уместность такого вопроса.

— Ну, конечно же, моя дорогая. Герцогиня абсолютно доверяет мне. Она так часто говорит: «Даже не представляю, что бы я без тебя делала, Марши»— они меня так здесь прозвали. Маленький знак привязанности, выдуманный в детстве теперешним герцогом.

— Замок такой огромный. Наверное, за ним требуется большой уход, — пришла к выводу Вирджиния.

— Безусловно. Прислуга здесь работает по многу лет, — пояснила мисс Маршбанкс. — Хотя, между нами, это не всегда преимущество. Иногда они начинают слишком много о себе воображать. Но так, конечно, легче наладить в доме четкую работу. Больше всего хлопот у меня от гостей! Господи! Если бы вы только знали, скольких трудов порой мне стоит правильно расселить их по комнатам!

Она весело рассмеялась при виде недоумения Вирджинии.

— Я вижу, вы не понимаете, о чем я говорю. Дорогая моя, когда вы проживете в Англии чуть подольше, вы увидите, что в обществе превыше всего ценится одно качество — такт. Если, скажем, один очень милый джентльмен питает чувства к одной очаровательной леди, то может случиться настоящая трагедия, если их поселить на разных этажах!

— Вы хотите сказать... — начала Вирджиния.

— Именно то, что сказала, — прервала ее мисс Маршбанкс. — Конечно, подобная оплошность невозможна в замке Рилл, смею вас уверить, потому что и герцогиня, и я всегда следим, чтобы этого не произошло.

Тем временем они добрались до маленькой гостиной, запрятанной в конце длинного коридора первого этажа. Это была очаровательная комнатка с пианино, удобной софой и несколькими креслами.

— Мой кабинет — наверху, поближе к ее светлости, — разъяснила мисс Маршбанкс. — А здесь я отдыхаю, если только нахожу время, и ем. Я попросила, чтобы стол переставили к окну. Так приятно в солнечный день полюбоваться садом.

— Да, должно быть восхитительно, — согласилась Вирджиния.

— Кухня здесь хорошая, — продолжила мисс Маршбанкс. — Очень хорошая. Не как в других домах, которые я могла бы назвать, где секретаря кормят хуже, чем старших слуг. Я не потерплю подобного обращения, и персонал в курсе. Я могу обратиться прямо к ее светлости и сообщить обо всех недостатках в моем меню. Шеф-повар сейчас уже изучил все мои вкусы. И вы должны сказать мне, какие блюда особенно предпочитаете.

— Я не очень много ем, — сказала Вирджиния.

— Это видно, — заметила мисс Маршбанкс. — Придется вас немножко подкормить. Вы уж простите за мои слова, но вы очень худенькая. Я лично горжусь, что никогда не вешу меньше одиннадцати стоунов[1 - 1 стоун =14 фунтам = 6, 35 кг].

— И вы хорошо чувствуете себя с таким весом? — поинтересовалась Вирджиния, мысленно пытаясь перевести английские стоуны в американские фунты.

— Моя дорогая мисс Лангхоулм, самое важное для меня — поддерживать свое здоровье, — объяснила мисс Маршбанкс. — Если бы не я, здесь царил бы хаос. Герцогиня, смею вас уверить, сущее дитя, когда дело касается финансов, хозяйства или устройства любого из сотни ежедневных маленьких дел в замке, о которых нужно побеспокоиться. Нет, только Марши может с этим справиться, как вы сами увидите, когда поживете здесь несколько дней.

Лакей подал элегантно сервированный чай, а к нему несколько различных сортов хлеба с маслом, маленькие свежеиспеченные лепешки, спаржу в тесте и три разных кекса.

— Вы, должно быть, голодны после столь долгого путешествия, — сказала мисс Маршбанкс. — Поэтому отбросьте церемонии и налетайте, как говорил герцог, когда был маленьким мальчиком.

Вирджиния съела кусочек хлеба с маслом, но так и не смогла отдать должное кексам. Мисс Маршбанкс, однако, съела всего понемножку, поэтому Вирджиния не удивилась, что она весит больше, чем следовало. Она вспомнила, что сделали с ней все те торты, печенье и жирные пудинги, которые она поедала в прошлом, и содрогнулась.

— Вам не холодно? — спросила мисс Маршбанкс. — Сегодня, кажется, тепло, но на вас очень легкое платье. Надеюсь, вы захватили с собой что-нибудь потеплее. Скоро осень, и тогда, я уверяю вас, вам будет довольно зябко.

— Да, я взяла несколько теплых вещей, — ответила Вирджиния, — но я не задержусь у вас надолго.

— Разве? — Мисс Маршбанкс удивленно вскинула брови. — Ее светлость дала мне понять, что в письме, полученном герцогом из Америки, было сказано, что вы занимаетесь каким-то очень важным исследованием.

— Да, действительно, — согласилась Вирджиния, — но не думаю, что моя работа потребует долгого пребывания на одном месте.

Вирджиния неожиданно почувствовала, что, ведя беседу с мисс Маршбанкс, она как бы проваливается в теплую перину, оторваться от которой вскоре можно будет только с огромным усилием.

— Если вы уже поели, — сказала мисс Маршбанкс, доедая последние крошки тяжелого фруктового кекса, — нам лучше сейчас подняться к ее светлости. Она всегда отдыхает примерно в это время в своем будуаре. Я пообещала ей, что приведу вас.

Они поднялись по великолепной лестнице. Вирджиния дала себе слово, что обязательно найдет время и рассмотрит каждую картину, каждую мелочь в передней и коридоре. Она поняла, что все это — бесценные образцы искусства, совершенно не похожие на дорогостоящие и вычурные предметы, которыми ее мать наводнила их дом на Пятой авеню и с полдюжины других домов, принадлежащих отцу. Атмосфера вековой древности придавала очарование всему дому, и слегка выгоревшие красные бархатные шторы сейчас выглядели красивей, чем когда они были новыми.

Мисс Маршбанкс постучала в дверь. Прозвучал тихий голос, они вошли. Это была небольшая комната, и на секунду Вирджинии показалось, что она похожа на одну из гостиных ее матери: повсюду на столах стояли огромные вазы с оранжерейными цветами и бесчисленные серебряные побрякушки. Также в изобилии был дрезденский фарфор, а на стульях и кушетке горой возвышались шелковые подушечки всех цветов и размеров.

Герцогиня отдыхала на кушетке возле окна и, как поначалу показалось девушке, была гораздо моложе, чем Вирджиния себе представляла. Когда она подошла поближе, то увидела, что иллюзия возникла из-за напудренного лица герцогини и легкого следа помады на губах. На герцогине было прозрачное, розовато-лиловое вечернее платье из гофрированного шифона, окаймленное бархатными ленточками и украшенное кружевами. Она надела нитку огромных жемчужин в три ряда, а в ушах и на тонких запястьях блестели бриллианты.

— В чем дело, Марши? — несколько раздраженно спросила герцогиня.

— Я привела к вам мисс Вирджинию Лангхоулм, ваша светлость, — ответила мисс Маршбанкс. — Вы помните, она должна была приехать сегодня из Америки?

— О да, конечно!

Герцогиня с интересом приподнялась и очень непринужденно протянула руку.

— Как любезно с вашей стороны, что вы согласились приютить меня, — сказала Вирджиния.

— Для нас ваш приезд просто удовольствие, не так ли, Марши? Настоящее удовольствие! Эта огромная библиотека пустует год за годом. Думаю, за последнее время там никто ни разу книги не раскрыл.

— Что вы, ваша светлость! — запротестовала мисс Маршбанкс. — Я читаю.

— Чепуха! — заявила герцогиня. — Ты прекрасно знаешь, книги в библиотеке для тебя чересчур скучны. Тебе нравятся сентиментальные, трагические романы.

Ты ведь не станешь отрицать, что твоя спальня забита ими доверху!

— О, ваша светлость! — воскликнула мисс Маршбанкс, слегка покраснев, но Вирджиния заметила, ей было приятно подшучивание герцогини.

— Теперь можешь убегать. Марши. Я хочу поговорить с мисс Лангхоулм. Мне нужно все разузнать о своих друзьях в Америке, — сказала герцогиня, и мисс Маршбанкс весьма неохотно покинула будуар.

Герцогиня вновь откинулась на подушки и сделала Вирджинии знак рукой сесть на стул рядом с ней. Теперь Вирджиния заметила у герцогини морщинки вокруг глаз, и никакая косметика не скрыла того факта, что подбородок начал слегка обвисать. Волосы герцогини, по последней моде уложенные на макушке и мягкими волнами зачесанные ото лба, были элегантного каштанового оттенка без каких-либо признаков пробивающейся седины.

— А теперь расскажите мне об Америке, — потребовала герцогиня. — У меня там когда-то жили очень близкие подруги — в особенности одна, которая была всегда так великодушна, когда я испытывала потребность в деньгах. Для благотворительных целей, конечно. Ее звали миссис Стивезант Клей. Вы случайно не встречались с ней?

Вирджиния, застигнутая врасплох, не знала, как поубедительней соврать, но герцогиня продолжала, не умолкая:

— Нет, конечно, вы не могли ее знать. Она жила в Нью-Йорке и была чрезвычайно богатой. Мне так ее не хватает! Я думаю, вы небогаты, мисс Лангхоулм?

И снова, прежде чем Вирджиния могла ответить, герцогиня продолжила:

— Хотя, конечно же, нет. Кажется, сын говорил, вы студентка или что-то в этом роде. Просто американцы всегда кажутся богачами, и к тому же щедрыми. Между прочим, вы не встретили, когда приехали, двух джентльменов на вокзале, которым было по дороге с вами?

— Нет, на платформе никого не было, — ответила Вирджиния.

— Ничего не понимаю, — промолвила герцогиня. — У меня была назначена с ними встреча сегодня днем. А они так и не приехали.

Вирджиния подумала, стоит ли ей упоминать о сцене, разыгравшейся у входных дверей, но герцогиня снова принялась болтать:

— Если бы вы оказались богатой, как это было бы полезно. Есть очень важное... дело, для которого в данный момент мне нужны деньги.

— Много денег? — поинтересовалась Вирджиния.

— Очень много, — вздохнула герцогиня. — Хотя даже небольшая сумма пришлась бы кстати. Не могли бы вы мне помочь? Мне не хочется вас затруднять, но даже пять фунтов были бы большим подспорьем.

Вирджиния совершенно растерялась от такой странной просьбы, но, подумав про себя, что не следует ничему удивляться, сказала:

— Думаю, что смогла бы... найти пять фунтов, если это поможет вашей светлости.

— Неужели! — Глаза герцогини радостно засияли. — Тогда дайте мне их сейчас, если нетрудно.

Вирджиния открыла сумочку. К счастью, она отложила в кошелек несколько соверенов, а остальные деньги были спрятаны в разных отделениях сумочки. На корабле она понемножку меняла американские доллары, стараясь, чтобы никто не догадался, сколько денег у нее с собой. Сейчас она вынула пять ярких золотых монет и протянула их герцогине.

— Спасибо! Большое вам спасибо, моя дорогая! Так любезно с вашей стороны, — проговорила герцогиня. — Вы очень помогли.

— Вы говорили, миссис Стивезант Клей всегда помогала вам в вашей благотворительной деятельности, — сказала Вирджиния, вспомнив перечень, который ей зачитала тетя Элла Мэй.

— Моей... благотворительной деятельности? Ах да, конечно! — воскликнула герцогиня. — Очень добрая женщина. Как жаль, что она умерла. По правде говоря... — Она собиралась что-то добавить, но тут отворилась дверь, и Вирджиния вся сжалась, так как в комнату вошел герцог.

Теперь, когда она могла рассмотреть его, она увидела, что он на самом деле очень красив; но лицо его было суровым, и, подойдя к матери, он нахмурился.

— Вот и ты, Себастьян! — воскликнула герцогиня. — А я удивляюсь, почему ты до сих пор не зашел ко мне.

— Мне помешали, — ответил герцог. — Вы ожидали двух визитеров?

Герцогиня вспыхнула и в какой-то момент — Вирджиния видела — собралась отрицать обвинение. Но затем произнесла почти вызывающе:

— Да, ожидала! Ты не знаешь, что с ними произошло?

— Я сказал им, что если они появятся здесь еще хоть один раз, — медленно произнес герцог, — я сверну им шеи!

— Ты выставил их! — слегка вскрикнула герцогиня.

— Да, выставил, — повторил ее сын. — Ты знаешь не хуже меня, мама, тебе нечего продавать.

— Но я просто собиралась показать им одну или две из своих вещиц, — сказала герцогиня, как бы оправдываясь.

— Ты имеешь в виду свои драгоценности? — спросил герцог. — У тебя их нет. Я уже не раз говорил тебе, мама, что ты носишь фамильное достояние. Свои собственные украшения ты продала давным-давно. И если сейчас кто-нибудь купит то, что ты предлагаешь, тем самым он совершит правонарушение и ему может быть предъявлен иск.

— Я ничего в этом не понимаю, — с неожиданным раздражением заявила герцогиня. — К тому же я считаю совершенно несносным, что люди, кем бы они ни были, которые приходят повидаться со мной, не допускаются на порог, а меня при этом даже не ставят в известность.

— Извини, мама, но я отдал распоряжение, чтобы Маттьюз не пускал в замок подобных людей. В противном случае, он лишится места.

— Маттьюз лишится места! Да он почти сорок лет служит в замке! — вскричала герцогиня. — Ты, должно быть, с ума сошел! Право, Себастьян, ты слишком много на себя берешь. Я не потерплю подобного поведения с твоей стороны. Я не ребенок и не душевнобольная, чтобы ты так по-диктаторски со мной обращался.

— Я обращаюсь с тобой, надеюсь, с чрезвычайным почтением и любовью, — ответил герцог. — Но я не позволю тебе продавать фамильные драгоценности, чтобы ты потом ночи напролет просиживала за картами. Ну зачем тебе деньги? Ты обещала мне не делать больших ставок. Дала торжественную клятву. Неужели у тебя опять долги?

Герцогиня заморгала.

— Ну, конечно, нет, глупый мальчик! Пожалуйста, прекратим наш семейный спор, и позволь мне представить нашу гостью из Америки.

Герцог замер от неожиданности, уставился на Вирджинию и изменился в лице. После суровости, с какой он разговаривал с матерью, герцог произнес почти извиняющимся тоном:

— Простите меня, я не думал, что здесь посторонние. Мне показалось, что вы мисс Маршбанкс. Герцогиня взвизгнула от смеха.

— Но она совсем не похожа на Марши! Она очаровательная девушка, и надеюсь, ей понравится работать здесь.

Герцог протянул руку, а Вирджиния немного неуверенно поднялась со стула.

— Я тоже надеюсь, как и моя мама, что вам понравится здесь работать, — сказал он, и улыбка совершенно преобразила его лицо.

— Я уверена, это будет очень интересно, — произнесла в ответ Вирджиния и постаралась не показаться застенчивой и неловкой.

Было что-то нереальное в прикосновении к руке человека, который был ее мужем, и в том, что в его глазах промелькнуло восхищение, и в его дружеской улыбке.

— Уверен, вы простите мне мою явную грубость, — сказал он. — Быть может, вы позволите проводить вас вниз и показать библиотеку, если, конечно, вы уже не осмотрели ее.

Вирджиния чуть было не отказалась, но затем подумала, что это будет невежливо.

— Вы очень добры, — пробормотала она.

— Хорошая мысль, — одобрила герцогиня. — А я должна отдохнуть. Не сердись на меня, Себастьян. Я не сделала ничего дурного.

— Только потому, что я вовремя принял меры, — мрачно заметил герцог.

— Это была ошибка, — беззаботно сказала герцогиня. — Давай забудем о ней.

Герцог вздохнул, подошел к двери и открыл ее перед Виржинией. Они молча сошли вниз по лестнице. Вирджиния видела, что мысли его все еще заняты матерью. Затем, сделав над собой усилие, он начал рассказывать девушке об истории замка — кем он основан, как был построен во время норманского завоевания и как потом достраивался при Генрихе VIII. В XVIII веке часть замка сгорела, и отец герцога затратил огромные средства, пристроив новое крыло к зданию около тридцати лет назад.

— Здесь смешались вкусы всех поколений, — сказал он. — Конечно, в нем жили основатели династии Риллов. Карл Первый присвоил дворянство сэру Томасу Риллу за верную службу престолу. Мы стали графами во время королевы Анны, а герцогство нам пожаловали при Георге Четвертом.

— Очень интересно, — сказала Вирджиния, наблюдая за герцогом во время рассказа и понимая, что история его семьи много для него значит. В его голосе прозвучала нотка, которая поведала Вирджинии, что герцог отдает дань прошлому не только на словах, что замок и все, связанное с ним, близко и дорого его владельцу. Поэтому удивленное выражение не покидало ее лица, пока, наконец, они не подошли к библиотеке, и герцог торжественно распахнул перед ней двери.

— Здесь хранятся многие из самых дорогих сокровищ нашего дома, — сказал он.

Тетя Элла Мэй говорила Вирджинии, что библиотека — прекрасна, но девушка не ожидала увидеть нечто столь грандиозное и в то же время изумительно пропорциональное. Книги поднимались от пола до сводчатого потолка с великолепным расписным плафоном, изображающим богов и богинь. Длинные окна с витражными стеклами пропускали солнечный свет, цветным калейдоскопом рассыпавшийся по полу. Вверху, по окружности, проходила галерея, на которую вела узкая винтовая лестница, и повсюду, куда ни кинь взгляд, книги. Книги в изящных переплетах из тисненой кожи мягких, теплых тонов, которые переливались один из другого, образовали на стенах узор более прекрасный, чем могла бы создать рука художника.

— Просто фантастично! — воскликнула Вирджиния, стиснув руки.

— Я был уверен, что вам понравится, — сказал герцог, — Когда, бы я ни возвращался домой после долгого отсутствия, для меня нет лучше комнаты во всем замке, только сюда я отовсюду стремлюсь. Вам понравится работать здесь. Вот ваш стол, — он указал на середину комнаты, — а здесь — далекий от совершенства и теперь уже очень старый каталог. Остается только надеяться, что вы сможете найти необходимые источники.

— Безусловно, смогу, — ответила Вирджиния. Но, показав ей библиотеку, герцог почему-то не уходил. Вместо этого он облокотился на камин и заявил:

— Я вас совсем не такой представлял! Вирджиния покраснела.

— А что же вы ожидали увидеть?

— Синий чулок, — объяснил он. — Серьезную молодую женщину в очках и с прыщами — одно без другого почему-то не бывает!

— О, это несправедливо! — возразила Вирджиния.

— Хорошо! Прыщики беру назад, — согласился герцог, — но, во всяком случае, думал встретить особу по виду очень эрудированную.

— Внешность не всегда правдиво раскрывает сущность человека, — улыбнулась Вирджиния.

— Вы так это произнесли, как будто вкладываете в свои слова особый смысл, — заметил герцог.

Вирджиния отвела взгляд. «А он более чуток, чем я предполагала, — подумала она, — Придется быть поосторожней».

— Я просто высказала общеизвестный факт, — вслух произнесла Вирджиния.

— Вы иногда разрешите мне заглядывать сюда, чтобы поболтать с вами? — спросил герцог. — В наши дни так редко встречаются люди, которые читают, в особенности молодые женщины.

— Наверное, вам не везло со знакомыми, — предположила Вирджиния.

— Возможно, — согласился он, — тем более мне стоит с вами побеседовать.

— Боюсь, что буду слишком занята для длительных бесед, — сказала Вирджиния. — Мне нужно выполнить большую работу за очень короткое время.

— К чему торопиться? — удивился герцог. — Ведь вам наверняка захочется увидеть Англию, раз вы уже здесь? Это весьма красивый остров. И в Лондоне тоже нужно будет посмотреть все исторические места.

— Сомневаюсь, что смогу попасть в Лондон, — сказала Вирджиния.

— В наши дни все куда-то спешат, — вздохнул герцог. — И оттого, думаю, многое проходит мимо них. Очень скоро появятся сотни этих новомодных экипажей, так называемых автомобилей, мчащихся по нашим дорогам и равнинам, оставляя клубы пыли за собой и не позволяя людям полюбоваться на красоту родного края.

Он говорил с чувством. Затем подошел к одному из окон и растворил его. Вирджиния наблюдала за ним в полном недоумении.

— Подойдите сюда, — подозвал он.

Вирджиния послушно исполнила его просьбу. Он пошире распахнул окно, и она увидела поместье с другой стороны дома. Длинные цветочные бордюры вытянулись далеко вперед, к фонтану, который тихо журчал и играл на солнце всеми цветами радуги. А за ним прямо к туманному горизонту шла аллея из деревьев и кустов, сливающихся с громадой леса, темного в золотом сиянии заходящего солнца.

— Как красиво! — не удержалась Вирджиния.

— Здесь повсюду, на каждом шагу, вас встретит красота, — сказал герцог. — А я хочу сделать Рилл еще более красивым. Когда вы будете просматривать книги из библиотеки, если наткнетесь на старые планы садов елизаветинских времен, тотчас сообщите мне, ладно? Я знаю, они где-то здесь, и хотя искал их, но так и не нашел. Я хочу восстановить замок в первоначальном виде. Мой дед продал множество его изображений. Когда-нибудь я надеюсь выкупить их обратно.

— А почему не сейчас? — спросила Вирджиния.

Его лицо неожиданно помрачнело.

— Боюсь, это мне не по средствам, — ответил он. Казалось, с ее губ готовы сорваться десятки вопросов, и она чуть было не принялась их задавать вопреки своей воле. Вирджинии так хотелось узнать, что герцог сделал с двумя миллионами долларов, полученными им по брачному контракту, и как распоряжается ее наследством, из которого он, несомненно, черпает уже много месяцев. Так много денег, а он, тем не менее, не может позволить себе приобрести несколько картинок.

Герцог закрыл окно, как будто специально убрал великолепную панораму, чтобы наказать себя или ее.

— Итак, мисс Лангхоулм, — произнес он совершенно другим тоном, — надеюсь, вы найдете здесь все, что вам понадобится. Если нет, обратитесь к Маттьюзу — нашему дворецкому. Мой секретарь сейчас в отпуске, но мисс Маршбанкс, безусловно, будет к вашим услугам. А теперь прошу меня извинить.

— Конечно, — сказала Вирджиния, — и большое вам спасибо, что показали мне библиотеку.

Герцог повернулся и вышел из комнаты, притворив за собой дверь. Когда он ушел, Вирджиния опустилась на стул, обтянутый красной кожей, и попыталась все обдумать. Во время разговора она боялась, что голос подведет ее и дрогнет от неловкости и необъяснимости всего происходящего, но, однако, ей удалось довести беседу до конца. Что означают высказывания герцога о деньгах? Сейчас впервые, после того как Вирджиния покинула будуар, она изумилась поведению герцогини. Благодарила за пять фунтов! Что это означало? А те двое, что пришли посмотреть ее драгоценности! Что происходит в замке? И почему, в самом деле, они такие бедные? Все это были необъяснимые загадки, и Вирджиния сознавала, что никаких разъяснений она не получит даже у мисс Маршбанкс.

— Но я все равно найду ответы на все вопросы, — сама себе пообещала Вирджиния и, еще раз окинув взглядом библиотеку, отбросила тревожные мысли.

Она не смогла побороть желания взобраться по маленькой крутой лесенке на галерею и там обнаружила несколько небольших и, наверное, самых редких книг. Многие из них выглядели невероятно старыми. Вирджиния прошлась по галерее, трогая то одну, то другую книгу, а в конце, прямо над камином, наткнулась на две маленькие ниши со скамейками, обтянутыми красной кожей, и высокими столиками, наподобие школьных парт, за которыми можно было сидеть и читать. С восторгом ребенка, получившего новую игрушку, она уселась в одну из ниш и тут же услышала, как внизу отворилась дверь и кто-то вошел в библиотеку. Она знала, что ее нельзя было увидеть, и именно сейчас не могла заставить себя снова заговорить с герцогом, поэтому она притаилась. «Он подумает, что я ушла, — понадеялась Вирджиния, — и не удивится моему отсутствию».

Спустя мгновение, как она предвидела, дверь снова открылась, но затем, к ее удивлению, раздался голос:

— Привет, Маркус! Что ты здесь делаешь? Женщина говорила медленно, протяжно, как-то завораживающе и очень притягательно.

— Шелмадайн! Я думал, ты с Себастьяном.

— Он ускользнул от меня, — последовал ответ. — Кажется, он пошел повидаться с матерью.

— Ну как твои успехи? — спросил мужской голос.

— Не очень, — ответила женщина, которую звали Шелмадайн. — Он со мной мил, но не более. Как ты думаешь, может, он все еще вздыхает о Миллисент?

— Боже сохрани! Нет, конечно! — заверил ее мужчина. — После того, как она так жестоко с ним обошлась! Он, естественно, страдал в свое время, да и как могло быть иначе? Миллисент за свою жизнь разбила сердец больше, чем кто бы то ни было. Но не забывай, с тех пор Себастьян успел жениться.

— Я никогда ни о чем не забываю, — заявила Шелмадайн. — Его жена в сумасшедшем доме или еще где-то, так что ее можно не принимать в расчет.

Мужчина расхохотался.

— Повезло мне, не правда ли? Если бы она произвела на свет наследника, мне пришлось бы сойти с дистанции.

— Мой дорогой Маркус! Себастьян — молодой мужчина. Так что ты очень и очень далек от своей цели.

Протяжная речь неожиданно оборвалась, а затем Шелмадайн произнесла:

— Дорогой! Не заставляй меня слишком сильно тебя любить. Моя роль станет тогда гораздо сложнее.

— Шелмадайн! — Голос мужчины охрип. Наступила тишина, и Вирджиния решила, что, наверное, они в объятиях друг друга. Она лихорадочно размышляла, следует ли ей обнаружить свое присутствие, но решила, что это будет чересчур неловко.

— Черт возьми, Шелмадайн! Ты ударяешь в голову, как вино! — произнес мужчина после паузы.

— Маркус, мы должны быть вместе! — страстно воскликнула Шелмадайн. — Во что бы то ни стало! Так больше продолжаться не может. Мой портной грозится подать на меня в суд, если к концу недели я не оплачу хотя бы половину счетов.

— Не говори мне о счетах, — сказал Маркус. — В Лондоне становится все меньше и меньше мест, куда я могу пойти.

— Нам нужно что-то предпринять, — в отчаянии проговорила Шелмадайн.

— Попробуй еще одну атаку сегодня вечером, — сказал Маркус, — поведи его прогуляться под луной или еще куда-нибудь. А что если тебе заглянуть к нему в спальню?

— Это чересчур явно, — запротестовала Шелмадайн. — Не думаю, что он так просто попадется на такой крючок. Кстати, что с ним происходит? Раньше у него не было недостатка в любовницах. Ты мне сам рассказывал о той хористке из мюзик-холла «Гейети».

— Знаю, знаю! — отрезал Маркус, — Но с тех пор, как умер старик, он совершенно переменился. И когда дело касается меня, то он не торопится предложить свою помощь. Господи! Как я его ненавижу! Он как преграда между мной и всем, ради чего стоит жить.

— Дорогой, мне пора идти.

— Да, конечно. Нас не должны здесь видеть вместе. Наверное, это единственное место в доме, куда никто не заглядывает. Эти старые закадычные друзья так и снуют по всему замку.

— Мерзкие старики, — содрогнулась Шелмадайн. — Единственное, что их интересует — деньги. Маркус горько рассмеялся.

— А нас разве интересует что-нибудь иное?

— Но мы совершенно другие, — возразила Шелмадайн. — Я не собираюсь играть на деньги ночи напролет. Я просто хочу жить так, чтобы не вздрагивать от каждого стука в дверь и не бояться распечатать любое письмо, которое приносит почтальон.

— А что тогда мне говорить? — сказал Map-кус. — Черт возьми, Шелмадайн! Как бы я хотел, ради всех святых, чтобы он был мертв!

Наступило короткое молчание, а потом Вирджиния услышала голос Шелмадайн: «До свидания!» Открылась и вновь закрылась дверь. Вирджиния подождала еще несколько минут, прежде чем удостоверилась, что тот, кто оставался в комнате, тоже ушел. Только тогда она почувствовала, что все это время невольно сдерживала дыхание, боясь, как бы ее не обнаружили.

Кем они были? И что означал весь их разговор? Неужели каждый обитатель замка преследует только одну цель — деньги? И почему Маркус, кем бы он ни был, ненавидит герцога и желает ему смерти? Все это представлялось Вирджинии неразрешимой тайной, и она чувствовала себя очень подавленно. Ей вдруг захотелось вернуться в Америку. Она увидела все, что хотела увидеть, и теперь жаждала уехать.

Она медленно спустилась вниз по лестнице на первый этаж библиотеки. Казалось, ей приснился весь разговор между людьми, которых она не видела. И вся беседа в будуаре герцогини тоже была как во сне.

Вирджиния открыла дверь библиотеки и прошла по коридору к главному холлу. Там она заметила незнакомую женщину, которая прошла по мраморным плитам, устилавшим пол, и начала подниматься по лестнице. Женщина была очень элегантна — вечернее платье из голубого атласа, отделанное кружевными оборочками, с большой красной розой на груди. Волосы у нее были черные как смоль.

«Она прекрасна», — подумала Вирджиния, наблюдая, как женщина поднимается по ступеням, двигаясь с несколько нарочитым изяществом, но тем не менее очень грациозно. Она почти дошла до первого пролета, а Вирджиния хотела уже идти дальше, когда в холле показался герцог.

— Леди Шелмадайн! — позвал он. — Вы покидаете нас? А я как раз хотел вам что-то показать.

Она повернулась и посмотрела на герцога через перила, ее лицо было очень красивым в вечернем свете, проникавшем через большие удлиненные окна: кожа — цвета магнолии, брови вразлет, глаза удивительно зеленые.

— Думаю, вы упустили свой шанс, — сказала леди Шелмадайн. — Вы так долго пренебрегали мной, что я решила пойти в свою комнату отдохнуть.

— Простите меня, — взмолился герцог, — и спускайтесь. Вы нужны нам.

— Вы действительно сожалеете о своем поступке? — надулась она.

— Истинно каюсь, — весело ответил он.

— Хорошо. В таком случае, я прощаю вас, — сказала она. — Но вы ни разу не подошли ко мне за целый день.

— Тогда я должен еще раз попросить прощения, — сказал герцог. — Ну пойдемте, все нас ждут.

Она спустилась на последнюю ступеньку и протянула к нему руки.

— Скажите, что вы виноваты, — велела она, а он наклонился и поцеловал ей кончики пальцев. — Вы поступили очень жестоко, — сказала она низким, обольстительным голосом.

— Я не нарочно, — ответил он, — У меня были неотложные дела, требующие всего моего внимания.

— Ничто не требует столько внимания, как мы сами.

Она взглянула ему прямо в глаза, и уже нельзя было ошибиться в том, что она имеет в виду. Но герцог просто рассмеялся.

— Сколько можно упрекать меня, — сказал он. — Я ведь прощен!

Она шагнула с последней ступеньки, продела руку под его локоть, они вместе прошли через дверь и скрылись из виду.

Вирджиния застыла на месте. Никто ее не заметил в сумраке коридора. Она вдруг почувствовала собственную незначительность и глубокое одиночество. Потом стала подниматься по лестнице в свою спальню.