quondam/what difference does it make? (the smiths)
All men have secrets, and here is mine
So let it be known~
Прошло совсем немного времени, как показалось обоим, но проверить это было некому. Тяжело дыша, они оторвались друг от друга, и пока мысли не начали возвращаться им в головы, Чимин поспешил отвлечься.
— Ты… вроде предлагал чай?
— Ах да, точно, — не отдышавшись толком, Юнги встал с пола, протягивая Чимину руку. Тот, казалось, её не заметил. Поджав губы и стараясь не показать, что его это уязвило, Юнги прошёл в кухню, утирая оставшуюся влагу с щёк, включая свет и принимаясь готовить чай. — У меня правда нет мяты, я ещё не обжился здесь.
— Ничего страшного.
The devil will find work for idle hands to do
I stole and I lied, and why?
Because you asked me to!
But now you make me feel so ashamed~
На самом деле необжитость квартиры не бросалась в глаза, если не знать, как выглядит по-настоящему обжитое место Юнги. Будучи собственником по природе, он присваивал себе место, разрисовывая стены, завешивая их плакатами, создавая какие-то непонятные украшения и декор, распихивая по углам цветы и непременно забывая везде медиаторы. Без шуток, один раз Чимин нашёл парочку в ванной. Как они там оказались, для него до сих пор остаётся загадкой.
Собственно, поэтому видеть чистые белые стены было даже как-то дико, но Юнги можно было понять. Приезжал он сюда раз в полгода-год, если вообще оставался здесь во время небольшого перерыва в деятельности группы.
В квартире было просторно, даже слишком. Пространство было светлым, даже слишком. Уюта здесь стопроцентно не хватало, но это Чимина волновать вроде как и не должно.
Юнги позвал его пить чай и протянул ему чёрную однотонную кружку с приятным матовым покрытием. Чимин знал, что Юнги любил именно такие кружки и никакие другие. Что странно, учитывая, как сильно ему нравился авангард, граффити и тому подобное. А тут спокойный чёрный цвет и ничего более.
Чимин молча отпил из своей кружки. Эрл Грей. Что ж, похоже за четыре года люди не меняются настолько, чтобы начать пить какой-то новый чай. Они неловко сидели друг напротив друга. Недавний вихрь эмоций пронёсся мимо, словно его вообще и не было, оставив после себя ощущение тянущей пустоты.
— Я… хотел сказать тебе, что… — Блять, Юнги, соберись с мыслями, что ты как сопливый подросток. — Я начал гонять на мотоцикле благодаря тебе, точнее… Ты вдохновил меня этим заняться.
Ну вот и что на такое обычно отвечают?
— О, — что ж, красноречиво.
— Я правда не хотел тебя обидеть, просто хотел помочь быстрее раскрутиться, вот и всё. Плюс «селебрити», — он выделил это слово саркастичной интонацией, — вроде как надо иметь какие-то дорогие коллекции или что-то подобное — типа поддерживать статус. Ну, по крайней мере, мне так сказал мой менеджер.
— Серьёзно?
— Ну, может, он хотел как-то оправдать мои траты гонорара перед самим собой, я хз, — Юнги невесело усмехнулся, утыкаясь взглядом в чай.
Они снова замолчали. Чёрт, почему эта сковывающая неловкость появилась именно сейчас? Это так недавняя откровенность сказывается или что?
В груди снова заныло. На душе вдруг стало так тоскливо и одиноко, что хотелось на стену лезть. Чимин машинально коснулся места, где трепыхалось страдающее сердце.
Они не могут быть вместе. У Юнги карьера, которая стремительно идёт в гору, у него нет времени, да и вообще с чего бы ему хотеть вдруг возвращаться к их недоотношениям или хотеть закрепить их как-то официально. Тем более никто не говорил, что у него никого не появилось за эти годы. Да и хотел ли Чимин начинать всё сначала после того как всё внутри так болит и просит прекратить его мучить?
— Всё время… — начал было Юнги. Казалось, он постоянно пытался что-то сказать, но не знал как. Слова подменяли сами себя, неуверенно осыпаясь между ними, — я не мог думать ни о ком, кроме тебя.
Сердце больно ударилось о рёбра. Значит ли это, что?..
— Я всё пытался разобраться в том, чего хочу, — Юнги вдруг встал и робко подошёл к Чимину, который всё ещё смотрел в кружку, слушая, что ему говорили словно приговор.
Юнги дотронулся до его подбородка, поворачивая голову к себе и накрывая губы невесомым поцелуем.
— И всё, в чём я когда-либо был уверен, так это в тебе.
Как обычно, когда эмоции и волнение переполняли его, он говорил несвязно, но Чимин его понял, хотя признаваться самому себе в этом не хотел. Он жадно ответил на поцелуй, срывая всю целомудренность и обнажая голодное желание, которое росло в нём все эти годы, выливаясь в быстрые мастурбации то тут, то там, лишь бы не заострять на этом внимание. Сейчас к возбуждению примешались новые чувства. Злость, обида, тоска, боль, страх. Юнги хотелось наказать.
Но Чимин знал, что быть с ним грубым он не сможет, даже если тот попросит.
Все мысли в очередной раз постепенно отошли на задний план по мере того как росло возбуждение и незакрытые физические потребности всё сильнее давали о себе знать.
Они переместились на кровать, не прекращая жадно целоваться, то и дело спотыкаясь о снятые вещи или собственные ноги.
Сам не помня как, Чимин обнаружил себя лежащим на спине с голым торсом. Юнги сидел сверху. Залюбовавшись видом, он, казалось, потерялся, забыв, что надо делать. Чимин отвёл взгляд, взял его руку и начал медленно направлять её, начиная со своей шеи и ведя к груди, в которой болезненно заходилось сердце, но возбуждение словно приглушало эту боль, выступая в качестве анестезии. Юнги несильно царапнул сосок, вырвав у Чимина судорожный вздох и шипение. Бледная ладонь, направляемая загорелой, спускалась всё ниже, оглаживая напрягшийся пресс и крепкие бока.
— Чёрт, ты словно вылит из бронзы.
— А ты всё такой же поэтичный.
Юнги подвинулся ниже, усевшись между ног Чимина, а тот тем делом направил его ладонь к кромке джинс и остановился: то ли засмущался, то ли давал свободу действовать самому, то ли засомневался правильно ли то, что они сейчас делают. Чувствуя, как жар подступает к щекам и как сильно колотится сердце, Юнги погладил нежную кожу вдоль края ткани подушечками пальцев. Чимин громко выдохнул и запрокинул голову, все мысли куда-то испарились. Осмелев, Юнги расстегнул джинсы, стянул их и бросил на пол. Взгляду открылись синие боксеры с выступившим мокрым пятном у просвечивающей сквозь мягкую ткань головки. Юнги сглотнул, почувствовав сладкий спазм внизу живота. Собственный член дёрнулся в штанах, придавленный ими, но сейчас можно было и потерпеть. Всё, чем был занят Юнги в этот момент, — это Чимин.
Широко проведя ладонями по крепким бёдрам, восторженно ощущая контакт с мягкой кожей, такой приятной под покалывающими от желания ладонями, он наклонился и размашисто прошёлся языком по чужой эрекции, скрытой за тканью трусов. Чимин выгнулся навстречу, задержав дыхание. Юнги хотелось везде, и мозг отключался, уступая место звенящей пустоте.
По плечам Юнги пробежали мурашки, он прогнулся в спине и начал мокро выцеловывать член Чимина через боксеры, не переставая гладить и сжимать в узловатых пальцах его бёдра. На языке синяя ткань была шершавой, смочить её толком не получалось, но уже чувствовался солоноватый вкус смазки, от чего Юнги вело.
Он никогда не говорил об этом вслух, но оба знали, что оральный секс всегда был его любимой частью. Вообще всё, что касалось его: прелюдия, процесс, звуки, ощущение власти и подчинения одновременно, вкус, дискомфорт, любой темп, окончание, особенно когда на лицо или в глотку.
Несильно царапнув загорелую кожу короткими ноготками, Юнги зацепился за резинку трусов и не спеша стянул их, наблюдая, как шлёпнулся о живот чужой, испачканный в предэякуляте член. Не сдержавшись, Юнги тихонько простонал, расстегивая свои штаны и снимая их сразу вместе с бельём. Чимин тяжело дышал, лежа под ним полностью обнажённым, с покрасневшими сосками, которые Юнги мокро целовал, всасывая в рот и катая на языке, вызывая первые мягкие стоны, с рельефным прессом, подрагивающим в ответ на прикосновения, с крепкими бёдрами, которые хотелось вылизать, искусать, покрыть засосами, объездить, бесконечно трогать и много чего ещё, с налитым кровью членом и крупной, проступающей за крайней плотью головкой, он выглядел как само воплощение секса, как самый красивый из пантеона богов.
Юнги лёг перед его коленями, словно послушный кот, и пододвинулся ближе к члену, к запретному и любимому лакомству, по которому невероятно скучал. Он широко лизнул от основания до головки, постанывая от осознания того, что наконец снова может чувствовать этот член у себя на языке. Чимин коротко качнул бёдрами в ответ. Он не был громким в постели, наоборот, более вокальным всегда был Юнги, но его громкое прерывистое дыхание, шипение, вздохи и редкие стоны разной высоты и интонации возбуждали похлеще самого пошлого асмр.
Юнги оттянул крайнюю плоть и присосался к головке, мокро целуя её, обходя языком по кругу, толкаясь в уретру то подушечкой большого пальца, то кончиком языка. Чимин старался не выгибаться навстречу часто и не двигать бёдрами, но годы воздержания давали о себе знать. Юнги крепко, насколько хватало сил в подрагивающих от желания руках, прижал его к кровати и заглотил член наполовину. Глаза закатились и закрылись сами собой. Возможно, со стороны он выглядел как извращенец, но самому себе мог легко признаться — кайфовал от ощущения члена на языке и в глотке и всегда был ненасытен. С пухлых губ Чимина сорвался просящий стон, бёдра снова дёрнулись вперёд, но Юнги смог их удержать. Сам он начал неторопливо потираться текущим членом о простыни, выгибаясь в спине и желая хоть каких-то прикосновений.
Насадившись до половины ещё пару раз, он вытащил член изо рта, мокро облизал весь ствол до основания, и тот, смазанный полностью, легко скользнул в натренированную глотку. Чимин с Юнги простонали в унисон. Чимин — несдержанно и громко, Юнги — сдавленно, сглатывая и задерживаясь на члене, упираясь в лобок с немного отросшими тёмными волосами. С пошлым чмоком он выпустил член изо рта и снова насадился до основания, сглотнув пару раз, с наслаждением слушая горячее дыхание и редкие томные стоны сверху. Отстранившись, он слизнул с губ нити слюны и предэякулята, снова насадился и, сглотнув, задержался у основания, чувствуя, как на голове чужая ладонь сжала между пальцев мягкие волосы. В ответ на властный жест он сильно толкнулся членом вперёд, проезжаясь по мокрой простыни и, зажмурившись, задушенно застонал.
— Блять… — выдохнул Чимин. — Даже, когда ты ведёшь, тебе голову сносит от подчинения… — Юнги сморгнул слезинки и снова сглотнул, заставив Чимина прерваться на короткий стон. — Какой же ты…
Юнги отстранился, снова выгибаясь в спине и облизывая губы. Он встретился с Чимином пылающим взглядом, какой часто можно было видеть на сцене, когда тот искренне наслаждался музыкой и вниманием толпы, и показательно открыл рот, высунув проколотый язык, зная какой кинк раньше Чимин ловил на его пирсинг.
Чимин усмехнулся, приняв приглашение, намотал волосы на пальцы покрепче и направил чужой рот прямиком на стоящий колом член, вбиваясь в расслабленное узкое горло. Он застонал, чувствуя, как приближается к разрядке.
— Я… скоро… кончу… — сдавленно, прерываясь на дыхание, сообщил он. Юнги в ответ на это неопределённо промычал, Чимин принял это за зелёный свет, помня, как тот любил, когда кончали в горло.
Чимин на секунду прижал голову Юнги к себе так, что его нос упирался ему в лобок, и, дёрнувшись, кончил, содрогаясь в оргазме. Юнги больно сжал в пальцах крепкие бёдра, принимая всё, что ему давали. Когда хватка в волосах исчезла, он отстранился. Выглядел он абсолютно растраханным. Красные щёки, слёзы, текущие к подбородку, испачканному слюной и остатками спермы, пухлые яркие губы и совершенно нескрываемое удовольствие в прикрытых глазах.
Чимин не сдержался, потянулся к нему и мокро поцеловал, проникая языком в рот и ощущая вкус недавнего минета. Это было странно, чувствовать на языке собственную сперму, но в то же время почему-то очень возбуждающе. Юнги несдержанно постанывал в поцелуй и задыхался от ощущений, двигая бёдрами в поисках прикосновений. Чимин накрыл его член ладонью и провёл кулаком по кругу, вызывая новый стон.
— Если бы я знал, к чему всё приведёт, я бы подготовился, — прошептал Чимин в чужую шею. — Я бы хотел почувствовать тебя внутри, сделать тебе хорошо, — он крепче сжал пальцы, обводя чужую головку и массируя уретру. Юнги заскулил, запрокидывая голову и теряясь в ощущениях. Чимин лизнул чувствительную кожу, оставляя мокрые поцелуи на эрогенном месте, окончательно срывая Юнги крышу. Тот стал быстрее толкаться в чужой кулак.
— Подожди… ах! Мгх, стой, — Юнги осторожно убрал чужую руку со своего члена. — Я хочу трахнуть твои бёдра, блять, они просто охуенные, — на одном дыхании выдал Юнги, смущая Чимина до чёртиков. Он как-то вдруг растерял всю смелость, но покорно повернулся к Юнги спиной, вставая на колени. — Сожми их крепче, — Юнги рвано выдохнул, наблюдая за тем, как переливались мышцы под бронзовой кожей. Обведя бёдра и ягодицы руками, шаловливо разводя их в стороны и сводя снова, Юнги потёрся членом между половинок, проходясь головкой по сжавшейся дырочке.
Чимин трижды пожалел, что не умел предсказывать будущее. Член уже начал вставать с новой силой. Всё, что происходило сейчас, чертовски смущало и возбуждало одновременно. От предэякулята Юнги меж ягодиц стало влажно. От осознания этого и воспоминаний, как чужой член мог ощущаться внутри, распирая чувствительные стенки, Чимин мягко простонал, выгибаясь навстречу Юнги. Тот снова подразнил дырочку, поводя по ней влажной головкой, но сдерживаться долго не смог и толкнулся между бёдер, сразу же несдержанно выстанывая.
— Блять, твои бёдра… — он толкнулся снова, горячо выдыхая, — это… — толчок. Чимин спрятал лицо в подушки, чувствуя, как член снова налился кровью, — произведение искусства, — Юнги снова тягуче толкнулся и сорвался на бешеный темп, заставляя Чимина сильнее сжимать бёдра, чтобы не терять ощущений.
Юнги громко простонал, сперма брызнула Чимину на живот и разлилась между бёдер. Юнги собрал часть пальцами и начал массировать между ягодиц, снова дразня и тяжело дыша. Чимин задрожал от ощущений и потянулся рукой к члену, наскоро приближая себя к разрядке. Стоило Юнги слегка толкнуться языком в дырочку, даже не проникая, как Чимин зашипел и неожиданно для себя кончил, изливаясь в кулак. Он перевернулся на спину, стараясь отдышаться.
Юнги, как истинный дьявол, материализовался рядом с его рукой, вылизывая пальцы и сперму с его живота. Эта его дурацкая привычка прибирать всё языком часто заканчивалась новым возбуждением, но сейчас Чимин был слишком изнемождён после двух оргазмов, поэтому мягко отстранил его от опавшего члена. Тот понял, облизнул губы и лёг рядом. В глаза смотреть он стеснялся, потеряв в оргазме весь пыл и смелость.
Теперь внутри разливались усталость, мнимое спокойствие и сонливость, которым они оба решили поддаться, пока сложные и тёмные, неприятные мысли снова не возникли в их головах. Сейчас хотелось обо всём забыть и сделать вид, что всё хорошо и они имеют право отдохнуть от всех проблем.
So, what difference does it make?
Oh, it makes none
But now you have gone
And your prejudice won't keep you warm tonight~