Мой наёмник

Очнулся я в госпитале. Болело всё. Голова раскалывалась на части, в плече пульсировала такая боль... Открыл глаза и увидел её.
Ника… спала, сидя на стуле, головой на моей кровати. Такая хрупкая и беззащитная в этом стерильном царстве бинтов и лекарств. Как она вообще тут оказалась?

Я попытался вздохнуть, но тело не слушалось. Голова гудела, плечо болело… чёрт бы его побрал! Всё вокруг казалось ватным и нереальным. И тут она открыла глаза. Её взгляд, обычно такой искрящийся и весёлый, сейчас был полон тревоги и нежности.

– Боже, Саша… мой хороший… – шептала она, её пальцы робко коснулись моей руки. Лёгкое прикосновение, словно крыло бабочки, но в нём было столько тепла и заботы, что на миг боль отступила.

– Ты что тут делаешь? Зачем… – прохрипел я, пытаясь приподняться. Безуспешно. Тело отказывалось подчиняться.

Я психовал, бредил что-то про пацанов, про то, что мне надо к ним, что здесь я лежать не буду! Ругался, как сапожник, выплёвывая проклятия в адрес всего сущего. А она, бедная, только смотрела на меня с печалью в глазах. Потом, не выдержав, позвала врача.

И тут начался цирк. Мне вкололи успокоительное и обезболивающее, одновременно.
-" Твою мать, да не буду я тут лежать! Отпустите!!!Там пацаны..." – орал я, как резаный, но сопротивление было бесполезным. Боль и усталость взяли верх.

Врач, пожилой дядька с уставшим видом, что-то говорил медсестре: – "О бойце позаботьтесь… иначе его комиссуют."
-"Нет!!! Мне нельзя…" – кричал я, чувствуя, как сознание ускользает. А потом… меня вырубило. Дальше я уснул, словно провалился в чёрную дыру.

И вот сон. Отрывки, обрывки воспоминаний, лица пацанов, взрывы, огонь… и Ника. Её улыбка – словно лучик солнца в этом кошмаре. Я проснулся от нежного прикосновения. Ника… Она наклонилась ко мне и поцеловала. Лёгкий, невесомый поцелуй, словно пёрышко коснулось кожи.

– "Тебе нельзя волноваться, "– говорила Ника, её голос дрожал. – "Ты меня спас… так подумай о себе."

Спас? Да что я помню… Только вспышки, крики, и её испуганное лицо. Видимо, герой из меня получился так себе. Скорее, псих, которому просто повезло.

В палату вошёл врач. Увидев моё состояние, он покачал головой. – "В этих условиях мне вас лечить надо..а вы упираетесь, так нельзя.."

-" Так лечите!!!" – огрызнулся я. –" Что стоите? Укол мне еще сделайте, чтоб я заткнулся наконец!!!"

Он вздохнул и что-то сказал медсестре. А потом… опять уколы... Убойную дозу, видимо. Потому что я опять уснул. И опять видел Нику во сне. Только на этот раз она не плакала. Она улыбалась. И эта улыбка… она стоила всего. Ради неё стоило и воевать, и лежать в этом проклятом госпитале.

Проснулся я позже. Голова всё ещё болела, но уже не так сильно. В палате было тихо и спокойно. На тумбочке стояла кружка с чаем и тарелка с печеньем. А на стуле… спала Ника. Снова. Я осторожно встал с кровати, стараясь не разбудить её. Подошёл к окну. За окном светило солнце. И почему-то вдруг стало очень хорошо. Несмотря на боль, несмотря на войну, несмотря на всё дерьмо, которое творится в мире.

Я тихонько присел рядом с Никой и взял её руку в свою. Она вздрогнула и открыла глаза. Увидела меня и улыбнулась. И в этот момент я понял, что всё будет хорошо. Что мы справимся. Вместе. Даже если для этого придется валяться в госпитале под убойной дозой снотворного...

– Как ты? – спросила она, её голос был тихим и нежным.

–" Да нормально, "– ответил я. –" Просто немного болит голова. И плечо. И вообще всё. Но главное, что ты рядом."

Она улыбнулась и крепче сжала мою руку. И в этой простой, казалось бы, ситуации, я почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Героем. Не потому, что спас её. А потому, что она была рядом. И за это я готов был отдать всё.

Врач смотрел на меня и нахмурился, но ничего не ответил. Он подошел ближе, взял мою руку и стал измерять пульс.

– "У вас контузия, Александр. А вы тут брыкаетесь… Вам же хуже будет, поймите."- говорил он.

Он говорил спокойно, но в его голосе звучала твердость. Доктор стоял и мрачнел, а я мрачнел от больницы, от бессилия, от невозможности вернуться к своим.

– "Отпустите, а?" – взмолился я, стараясь говорить как можно убедительнее. – "Я нужен там… на передовой."

Врач покачал головой.

– "Нельзя. Вы еще только в себя приходить начали! Нельзя вам на передовую!!!"

– "Пожалуйста…" – почти шептал я, чувствуя, как надежда ускользает сквозь пальцы.

Но врач был непреклонен. Он достал из кармана халата блокнот и начал что-то записывать. Я понял, что мои уговоры бесполезны. Я был пленником этой больничной палаты, в то время как мои товарищи сражались там, на передовой.

Несколько дней тянулись бесконечно. Уколы, таблетки, бесконечные осмотры… Я чувствовал себя подопытным кроликом. Но внутри меня зрело решение. Я не собирался оставаться здесь. Я должен был вернуться.
Но врач был непреклонен, как гранитная скала. Он прописал мне еще какие-то таблетки и, буркнув что-то про «тяжелый случай», удалился.

Шли дни. Лечение, таблетки, уколы… постепенно я действительно пошел на поправку. И вот, следующим утром ко мне в палату зашла Арина.
Она принесла фрукты, яркие, сочные, как привет из мирной жизни. И горячий ужин – не больничную баланду, а домашний, с ароматом жареной картошки и чего-то еще, невероятно вкусного.

– "Как ты?" – спросила она, ставя сумку на тумбочку. Ее глаза светились беспокойством и… чем-то еще? Впрочем, мне сейчас было не до женских загадок.

– "Лучше. Спасибо," – искренне ответил я, уже предвкушая нормальную еду.

В этот момент в палату вошла Ника. Её появление ознаменовалось резким скрипом двери и таким взглядом, словно она увидела врага народа.

Увидев Арину, Ника помрачнела. Ее  лицо стало грустным. Ревность – штука некрасивая, и сейчас она отчетливо читалась во взгляде Ники.

Я внутренне усмехнулся. Глупая… Она не знала даже, что я к Арине относился только как к знакомой. Эта девушка из Киева давно строила глазки, но я ее не подпускал. У нас с ней были свои счеты, старые, запутанные, и уж точно не любовные.

– "Не волнуйся, Ника," – ответил я, стараясь сохранять спокойствие. – "Это просто знак внимания от знакомой. Я думаю, один нормальный ужин мне не повредит."

Напряжение в палате можно было резать ножом. Арина смущенно молчала, Ника сверлила ее взглядом, а я чувствовал себя как на минном поле.

В итоге, Ника ушла, хлопнув дверью так, что задрожали стекла. Арина облегченно вздохнула.

– "Наверное, мне стоит уйти," – сказала она. – "Я не хотела создавать проблем."

– "Не глупи," – ответил я – "Ты ни в чем не виновата. Спасибо тебе за все."
Когда Арина ушла… зашла Ника. Её лицо было напряженным, а глаза метали молнии. Меня часто ревновали девушки, но впервые в жизни я хотел не этого игнора, который сквозил, когда Ника зашла…. Я хотел, чтобы она не ревновала. Чтобы она знала, что в моем сердце есть место только для неё.

– "Кто это был?" – сухо спросила Ника, скрестив руки на груди.

– "Арина. Просто знакомая," – ответил я, стараясь говорить спокойно.

– "Знакомая? А что она тут делала? С ужином пришла?" – в её голосе звучала неприкрытая ревность...
Я вздохнул. Объяснять что-либо в таком состоянии было бесполезно. Она всё равно не поверит. Но я попытался.

– "Ника, послушай. Она просто хотела помочь. Она знает, что мне тут несладко приходится. И она просто друг," – сказал я, глядя ей прямо в глаза.

Ника молчала.. И тут я понял, что ревность – это страшная сила. Она может разрушить даже самые крепкие отношения.

Я встал и обнял ее..Она немного расслабилась. Прижалась ко мне в ответ. И я почувствовал, что всё налаживается. Что мы справимся..

После этого случая Ника стала чаще приходить ко мне в больницу. Приносила книги, журналы, рассказывала новости. И самое главное – она перестала ревновать. Или, по крайней мере, перестала показывать свою ревность. И это было здорово. Потому что, несмотря на войну, контузию и больницу, я знал, что у меня есть она.
И это давало мне силы жить дальше.