14. Ярче пламени
Мы разом перестали дышать. Беда в том, что квадры просканируют нас даже за метровыми бетонными стенами - хоть вдыхай кислород, хоть не вдыхай.
Сквозь брючину чувствую прикосновение чего-то к ноге.
И еще раз.
Что-то взбирается на меня?...
Кто-то!
- А!...
Мой крик тонет в ладони Ищейки, которая пахнет землёй и травой...
- Может, не станем проверять степень нашей везучести? - сердито шепчет он мне в ухо, - я подозреваю, квадры устаревшие, с низкой проникающей способностью, но твой ор даже первые в очереди на утилизацию аппараты засекут.
Резким движением убираю его руку, нащупываю фонарь в кармане и судорожно пытаюсь включить его.
Мерзкий перехватывает и выключает.
- Ты же сейчас сиреной взвоешь! Зачем тебе знать, что копошится внизу? Представь, что это... не знаю, щеночки! Возьми уже себя в руки!
- Насекомые и крысы не такие страшные, как те, кто в лагере. Попробуй не бояться.
Это говорит тот, что пару минут назад горланил на всю округу об искателях. В придачу к своей "воодушевляющей" фразе Крис хлопает меня по плечу. Видимо, считает, что вселил в меня мужество этим жестом.
Стараюсь дышать глубже и представлять милых бусинкоглазиков вместо их страшных длиннохвостых, когтистых сородичей...
В темноте ярким пятном высвечивается синий экран Выявителя. Повозившись с минуту над ним, он выдыхает с облегчением.
- Коптеры полетели дальше, движутся к горам. Их чуть меньше десятка. Часть сканирует лес.
Он переводит взгляд на Кристи. Ее лицо в синей подсветке выглядит, как лик неземного существа.
Черт, как можно быть такой красивой?
- Полагаю, - Трент медлит, раскладывая мысли по полкам, - квадры отправили за вами. И это жалкие старые версии из лагеря, и начальство отнюдь не собирается просить подмоги у Нордполиса - они бы снабдили их усовершенствованными моделями, которые нас за версту б опознали. И все это, вместе с тем фактом, что вы продолжаете ходить по земле, говорит о том, что... - краснорукавый замолкает, когда девушка едва заметно качает головой.
- Ладно, пойдемте дальше. Если проходы не завалило, мы можем часть пути пройти под землей, не беспокоясь о том, что нас заметят коптеры.
Не мешкая, включаю фонарь, который мне вернул Выявитель, и спешу за ним. Под ноги стараюсь не смотреть. О странном монологе подумаю позже.
Крис спрашивает у сестры, не замерзла ли она. Наблюдая за их телячьими нежностями, я вконец возненавижу Марка.
Ответа я не услышала - наверно, Кристи и в этот раз покачала головой.
Красивая и немногословная - предел мужских мечтаний.
Мозг должен стирать дурные воспоминания, так какого черта я помню, как часто мелькали лапки-хвосты, как что-то пронеслось прямо над головой, как я поскользнулась о какой-то булыжник и упала, ощутив под ладонями что-то омерзительное?..
Мы пару раз упирались в завалы и возвращались к развилке, чтобы свернуть
в другой проход. И теперь, донельзя измотанные, попадали на землю.
Все, кроме меня. Я долго высвечивала свой уголок фонарем, пока Крис не встал и расчистил его для меня.
И вот, не чувствуя ног, сижу, массируя шею, в попытке унять головную боль.
- Бинди, побудь хозяюшкой, распредели наши запасы на пару дней, - Ищейка ногой передвигает рюкзак ко мне. - А вы, блонды, поищите что-нибудь, что можно разжечь. А то мы околеем тут. - Кстати, мешок изъянов, у тебя не найдется шмотья для наших беглецов?
Его забота выглядит как минимум неправдоподобной. Такие, как он, виноваты в том, что на этих несовершеннолетних дефектных несуразные коричневатые льняные брюки и тонкие курточки.
- Ты где-то заметил чемодан с одеждой? Единственный сменный комплект, который я прихватила, сейчас на мне.
- Могла бы одолжить у тётушки. У неё были премилые платья.
Кому надо продать душу, чтобы получить сверхспособность "глаза-лазеры"?
- Шевелитесь, чего расселись? - он рявкает в сторону наших новых попутчиков.
- Не мни себя боссом! Дай отдохнуть, ноги отваливаются, - хмуря брови, выпаливаю я.
- Я нес два тристакилограммовых рюкзака на своей спине, как тот верблюд. Поэтому отдыхаю я. А вы работаете. Не забывайся, мой красный рукав еще при мне.
- Забудешь тут... Не удивлюсь, если ты и душ в нём принимаешь.
- Фантазии с душем прибереги для своего слащавого.
Вскакиваю, чтобы никто не увидел моих красных щёк, и достаю из рюкзака всё, что осталось из провизии. Мысленно составляю меню на ближайшие дни. Еды совсем немного, воды – всего пара небольших бутылок. Напрочь забыла пополнить ее запасы у реки. А ведь нарочно таскаю с собой пустую тару.
КриКрисы уходят в ближайший проход и вскоре возвращаются с какими-то деревяшками, скорей всего, обломками подпорок.
- Так, Малец, у тебя новое задание – собирай камни.
Тем временем Мерзкий с легкостью разламывает доски пополам – в физической силе Выявителям не откажешь. Выкапывает небольшое углубление и складывает щепки конусом. Камни, которые принес Крис, выкладывает по краям ямки, и получается что-то вроде оградки. Вынув из кармана электрозажигалку, он держит ее у самых тонких дощечек до тех пор, пока не появляются первые языки пламени. Слежу за его руками, как завороженная.
Заметив на себе взгляд с мерзкими смешинками, отворачиваюсь от костра и достаю свой смартфон. Пусто. Ни одного сообщения ни от Тима, ни от Эмби. Только Ирма прислала написанный розовым текст:
«Так и знала, что не задержитесь у меня, голубки! – сердечко – Береги синеглазого и одевайся поярче, отобьют в два счета с твоей блеклостью! – поцелуйчик – Удачи вам, мои бунтарики!
П.С. Пилюли - чудодейственные! Поцелуй от меня Тренти за них!»
Закатив глаза, убираю гаджет обратно в рюкзак. Проверяю планшет. И тут пусто. Почему Тим молчит? Неужели он во что-то ввязался? Или решился отправиться за мной?
- Бинди, расслабь мышцы лица. Бойфренда потеряла из виду?
Я что, из стекла сделана? Или зеленые конфетки и вправду транслируют ему мои мысли?
- Вчера вышла новая приставка - дример VIR-7S, даю мизинец на отсечение, твой Тимофей с головой в ней, забыв про еду и сон. Кстати, ты, могу рискнуть вторым мизинцем, сейчас в его дриме. За кучу кредитов можно затянуть к себе любого человека из базы данных. Часть ситизенов в данный момент с особой жестокостью калечат своих соседей за протоптанную искусственную лужайку, другая проводит время более приятно со всякими селебритис. Твой с тобой тоже не чай пьет, поверь мне, - я понимаю, о чем он, когда вижу мерзкую ухмылку на непонятно как понравившемся тёте Ирме лице.
- В программе обучения Выявителей есть особый курс – «Основы Мерзости»?
- Не понимаю, о чем ты. Большинство девушек находят меня очаровательным.
- Опрос проводился в психолечебницах?
Замечаю, как дрогнули уголки губ Кристи – неужели это была улыбка?
Пытаюсь пристроить рюкзак под голову, но мягкостью он не отличается, и я не могу найти удобное положение. Шея по-прежнему болит - я снова массирую ее.
- Ты родилась, как все? - голос дефектной баюкающе разливается по окутавшей нас тишине.
Не могу понять вопроса и просто смотрю на нее в ожидании пояснений.
Если Кристи имеет в виду суррогатные роды - то вопрос как минимум глупый.
Я - обычный ситизен, как еще я могу появиться на свет? Из числа дефектных выбирается наиболее подходящая вынашивальница - аксепт для плода. Многие из лагерей специально готовятся к этой роли, ведут здоровый образ жизни, тратят свои немногочисленные кредиты на витамины. И если их выберут - они перебираются в мегаполис и девять месяцев проводят, как в раю. То есть, как в прежние, доарестные, времена. А после родов им разрешается остаться. Если семья сочтет нужным - в роли няни. Если же нет - они могут найти работу в любом другом месте. Государство никогда снова не начислит кредиты отмеченным, но их счёт могут пополнять те, кто их наймёт.
- Мама сама нас родила, дома. И меня, и Криса. Поэтому у нас почти никогда не болит голова. И мысли ясные.
Ищейка с интересом слушает её, легкая улыбка блуждает на губах.
- Не вижу связи, - мой голос - по сравнению с голосом голубоглазой отмеченной - мужицкий бас.
- Во время родов в клиниках плод принимается специальным образом, так, чтобы повредить первый позвонок.
- Хочешь сказать, младенцам... сворачивают шею? - смешок вырывается неосознанно.
Но Кристи продолжает ровным тоном, будто и не заметила.
- Травма шейного отдела приводит к тому, что дети вырастают подавленными и их развитие затормаживается - мозг получает неправильное питание.
- Я, по-твоему, заторможенная?
Ищейка прыскает смехом.
- То, что ты здесь, говорит о том, что нет, - она пожимает плечами.
- Бинди, ты не слышала о таком чуваке, как Спартак? В одной древней цивилизации рабам при рождении травмировали шею, чтобы сделать их безвольными. Они были безропотными, и даже мысли о бунте не возникало в их покорных головах. А Спартак родился свободным, и только позже попал в рабство - потому и смог организовать восстание. Так что, в словах Блонди есть смысл.
- То есть, перед нами - будущие революционеры? - перевожу взгляд на КриКрисов.
- Мы не хотим ни во что ввязываться. Нам нужны отшельники...
Кристи шикает на брата, но он отмахивается:
- Они и так всё поняли! Куда мы ещё можем идти? – огрызнувшись на попытку сестры заставить его молчать, он продолжает: - Говорят, они умеют убирать чипы.
- Сказки для дурачков, вроде тебя, - Мерзкий с издевкой смотрит на мальчика. - Чип запрограммирован на выброс токсина - любой, попытавшийся избавиться от него, умрет.
- Неправда. Дедушке же удалось, - не без гордости вставляю я.
- Поклон ему до земли. После его случая чипы апгрейдили. Теперь у тех, кто захочет вырезать из себя эту штуку, нет прежних двадцати минут. Чего он добивался, непонятно. Будто искал повод расковырять себе вены. Якобы он совсем не суицидник. Случайно умер.
Кажется, что-то треснуло. Мой наивный мир?
Хватаю ртом воздух.
Дед никогда не был в лагере...
Это была очевидность, которую я спрятала в шкафу – как разбросанные вещи во время внезапного прихода гостей – и убедила себя в том, что этого нет.
А нет – дедушки.
Родители пожалели восьмилетнюю девочку, но что помешало открыть мне правду спустя пять, семь, девять лет? Меня сочли недостаточно взрослой? Слабой? Неуравновешенной?
Я не задавала вопросов. Нечего удивляться отсутствию ответов...
- Ты... Не знала?
Слова Ищейки возвращают в реальность.
Поднимаюсь на ноги и бросаюсь прочь, подальше от глупых дефектных, считающих, что в этом мире есть добрые Каратели, подальше от мерзкого Выявителя, который так буднично сообщил о смерти близкого мне человека.
Ощупываю карман в поиске фонаря, но его нет. Пробежав еще пару метров по инерции, останавливаюсь и сползаю на корточки. Чувство, будто в мире погас последний добрый луч. Реву, уткнувшись лицом в ладони, и слышу за спиной шаги.
- Мне жаль.
Рука опускается мне на плечо и я ощущаю каждой клеточкой, что Кристи не лжёт.
- Возьми, - говорит она и протягивает что-то. - Трент передал.
В ладони дефектной - зелёная таблетка. Мои запасы успокаивающих пилюль иссякли, и она очень кстати.
Знаю, это ненормально. Любое чувство нужно прожить. Жизнь не может быть только радужной. Но сейчас - мне ни к чему тяжесть на сердце.
И я забрасываю таблетку в рот.
- На самом деле ты услышала хорошую новость, - вдруг нарушает молчание девушка, - все эти годы твой дедушка не корячился в лагере, а был свободен... Это правда, хоть от моих слов тебе и не станет легче. Когда умерли родители, мне казалось, что внутри всё выскребли - и мясо, и кости, и нечему больше жить. Но потом... проходит день, неделя, ты встаешь по утрам - точно так же, как тогда, когда они были живы, идешь в столовую, списываешь талон за завтрак и даже ешь его, потом идешь на работы и выполняешь норму, вечером ужинаешь и ложишься спать, будто ничего не случилось. Только плачешь в подушку, чтобы брат не услышал. Мир равнодушен к твоей потере - тяжелее всего принять именно это. Всё идет своим чередом, будто у тебя нет огромной дыры на месте сердца.
Она держит фонарь вертикально, освещая деревянные опоры, подпирающие скалистую породу.
Я пытаюсь разглядеть слезы в глазах, но их нет.
- Давно... - прочищаю горло, - давно их не стало?
- Сорок три дня. Они мечтали умереть вместе, и, наверно, небеса их услышали.
Не знаю, при чем тут небеса - но таких совпадений не бывает.
Чувство, поселившееся во мне с арестом отца, усиливается с каждым днем, с каждой каплей того, что я узнаю. Боль сменяется гневом, я сжимаю кулаки. Черт знает что происходит в этом мире! Они делают с дефектными все, что вздумается. Может, они избавились от родителей КриКрисов не просто так? И дети сбежали, рискуя жизнью, потому что в лагере творилось нечто похуже смерти.
И Мерзкий это понял.
Злость на агуманную систему разгорается пламенем ярче, чем в нашем дефектном костре.
- Слава Государю, девочки вернулись! Не в обиду, Долговязый, но даже с робошваброй веселей, чем с тобой. Кстати, Бинди, почему ты скрыла, что тётка благословила нас? Это ведь и меня касается.
Неисправимый Мерзкий...
Он поднимается и проходит мимо меня, на ходу бросая вдруг сделавшимся серьёзным тоном:
- Пойдём.
Кристи садится у костра рядом с братом.
А я послушно иду за Ищейкой.
В полном молчании проходим минут семь.
- В твоём доме был повторный обыск. Сегодня.
Замираю. Перед глазами толпа Выявителей в окулярах, снующих по нашему дому, и бледное лицо мамы с печатью тревоги.
- Они ничего не нашли. Но судя по тому, как ты сейчас дрожишь - могли. Скажи, что - я помогу избавиться.
Доверяю ли я ему настолько, чтобы сказать о книге, которую я сожгла в гараже, сохранив одну страницу? Последнюю, ту, где Русалочка уносится к облакам с другими дочерьми воздуха.
Мне не хватило духу.
Или здравого смысла.
Или осторожности.
Эта страница сложена десяток раз и покоится в нише для аккумулятора в папином старом планшете.
Опускаю взгляд на своё запястье.
- Нас сейчас никто не слышит. Можешь сказать все, что хочешь.
Неужели так бывает? Твои слова не будут сохранены в данных Тайного комитета по прослушке или как там они себя называют. Твои слова услышит только тот, кто стоит напротив.
Можно сказать всё, что хочу.
Я бы рассказала ему о книге. О том, как славно папа придумал подсказать мне пароль, как умело я нашла её, что чувствовала, когда читала... Я бы пересказала ему историю от начала до конца.
Я бы сказала о том, что сегодня, перед встречей с КриКрисами, разглядывала дневное небо, и оно нисколько не уступает в красоте ночному, что облака по виду - мягкие и мохнатые...
Я бы сказала так много...
Не потому, что передо мной он, а потому, что безумно хочется хоть раз поговорить с человеком наедине.
Одёргиваю себя. Напротив стоит не друг. И даже не приятель. Ищейка.
Но мне придётся ему довериться.
Выпаливаю на выдохе о своём бумажном сокровище.
- Я все улажу, - говорит он.
Ни тени удивления.
И добавляет:
- Твой дедушка был смелым человеком. Он предпочёл умереть свободным.
- Хочу знать об отце, - перебиваю его, чтобы вновь не начать реветь.
Не при нём. Лучше плакать в тоннеле, будучи окружённой сотней острозубых крыс, чем лить слёзы на глазах Ищейки.
- Ему... - мешкает он, потирая висок, - ещё ждать суда. Я сообщу тебе, когда будут новости.
Слишком мило для Мерзкого.
Жду условия. Подвоха.
Но он молчит.
- Ладно, - разворачиваюсь, чтобы вернуться обратно.
- С тебя поцелуй.
Спотыкаюсь и едва не лечу носом вперёд - Ищейка подхватывает под локоть и удерживает от позорного падения.
- Тот, который передала тётя, - поясняет он.
Кислород снова начинает поступать в лёгкие.
Мысленно отпускаю себе подзатыльник.