2. Ольга
Полярная ночь приучает не бояться темноты. Какой толк в запрете на поздние прогулки, если улица в четыре часа дня и в одиннадцать вечера выглядит совершенно одинаково? Разве что витрины не так пестрят, да прохожих меньше. Но если идти дворами и гаражами, где ни витрин, ни прохожих отродясь не водилось – то разница почти не бросается в глаза.
А уж откуда у такой тихой и домашней девочки, как я, столь неистребимая любовь к тёмным закоулкам – над этой загадкой мироздания ломали голову лучшие умы вселенной. Одноклассники (а особенно - одноклассницы), узнав описание моего обычного маршрута, приходили в ужас, мама регулярно читала нотации, друг Витька из соседнего подъезда по возможности ловил меня на выходе из дома и вёл в школу нормальной дорогой... И даже Хель, увидев, куда я сворачиваю, осторожно поинтересовалась, всё ли у меня в порядке с головой.
- Успокойся, я всегда тут хожу. Так быстрее, - отмахнулась я, довольная тем, что смогла удивить новую знакомую.
- Все так говорят. А потом дворники из мусорных баков трупы вытаскивают. Расчленённые.
- Да брось. Кому я нужна? Тем более, что тут нет мусорных баков. И даже гопники, кажется, не водятся.
- Почему?
- Понятия не имею. - Я пожала плечами, но сказанное, тем не менее, было чистой правдой. За все года, что я блуждала по этим закоулкам, я не видела ни одной подозрительной личности. - Наверное, боятся.
- Кого?
- Не знаю... Может, бродячих собак. Или темноты.
- А ты не боишься?
- Неа.
Я бросила беглый взгляд на фонарь – последний источник света на ближайшие пятнадцать минут пути. Да и то: его тусклая лампочка не разгоняла окружающий мрак, а лишь оттесняла его в стороны. Совсем немного.
- Как вы тут только живёте, – проворчала Хель, проследив мой взгляд.
- «Тут» - это район, город, или..? – «Или» получилось очень многозначительное, хотя я и сама не до конца понимала, что имею в виду. Но в случае с этой необычной девушкой оно могло с равным успехом означать как соседнюю улицу, так и другую страну. А то и вовсе другой мир или даже другое время. Смешно, но глядя на такое простое, и при этом какое-то нездешнее лицо одноклассницы, я была почти готова в это поверить.
- Тут – это... ну... Сама не знаю! – отмахнулась Хель. – Просто вырвалось. Не обращай внимания.
- Угу, - кивнула я. И поставила ещё одну мысленную галочку в списке «обратить внимание на...». Список был длинный. А ведь мы только вчера познакомились. Что же дальше-то будет?! – А ты откуда к нам в школу перевелась, кстати?
- Из Питера.
- Круто! Почти столичный житель!
- Да ничего крутого. И прожила я там несколько лет всего. А вообще – вполне себе местная. Ещё вопросы будут?
Вопросы-то у меня были, но вот ноги к этому времени начали ощутимо мёрзнуть. Правильно, третий год несчастные ботинки добиваю. А до этого их ещё столько же мама носила. Но не в валенках же ходить? В них, может, и теплее, но засмеют ведь. Хотя, и так уже с ног до головы обсмеяли. Подколкой больше, подколкой меньше...
Одноклассница тем временем старательно тёрла уши. Совсем с ума сошла, на таком морозе – и без шапки.
- Слушай, иди уже домой. А то реальное обморожение куда опаснее мифических гопников. Меня ты всё равно не переубедишь, только без ушей останешься.
- Ладно, валяй в свои катакомбы. Но если что – зови!
- Как? – хмыкнула я.
- Громко, - серьёзно ответила Хель. И, шагнув за пределы высветленного фонарём круга, растаяла в темноте.
Я ещё немного потопталась на месте, прикидывая время. Сталкиваться в коридоре с убегающей на дежурство мамой и выслушивать нудную лекцию о том, во сколько надо приходить домой, совершенно не тянуло. Как будто я виновата, что актовый зал, в котором нам предстояло устроить генеральный прогон завтрашнего концерта, открыли только после того, как отучилась вторая смена.
Концерт... Мне его открывать и закрывать, читая пафосные стихи про восьмое марта. Вездесущей Таньке на нём петь. А Хель-то чего на репетиции столько времени торчала? Готовилась в случае чего защищать меня от старосты? Не похоже, вроде основной конфликт ещё на физкультуре утрясли.
А что тогда?
Там, в актовом зале, она просто сидела в заднем ряду совершенно одна и отрешённо взирала на всё происходящее. И ушла только вместе с последними репетировавшими.
Такое ощущение, что ей просто не хотелось идти домой. Очень не хотелось. Как и мне.
Ну и ладно! Надеюсь, десять уже есть.
В родных закоулках было темно, но свет мне и не требовался. Этот маршрут я могла бы пройти с закрытыми глазами. Прямо, потом направо, возле сгоревшего гаража налево, потом перемахнуть через забор (летом – перелезть, зимой – просто перешагнуть занесённую снегом преграду), срезать путь через овощебазу, ещё один забор...
Железная дорога, стоящий на путях товарняк. Поднырнуть под вагон, выскочить с той стороны. Опасно, да. Но эта махина может тут простоять и час, и всю ночь. А тащиться вдоль неё двадцать вагонов в одну сторону, и ещё столько же обратно – весьма сомнительное счастье. Особенно если по сугробам.
Дальше мост. Аварийный. Там где-то ближе к середине пролом, который держится на двух ржавых арматуринах. Только его под снегом не видно. Можно, конечно, обойти по краешку. Осторожно, по обледеневшей кромке моста, и не касаясь перил – а то они уже второй год как-то подозрительно шатаются. В общем, можно, конечно. Но совсем не хочется.
Надо, надо браться за ум – и начинать ходить нормальной дорогой. Пусть дольше, зато надёжнее.
Я отступила на пару шагов, прикинула расстояние до предполагаемой дырки, разбежалась и прыгнула. Приземлилась удачно, на твёрдое и даже не очень скользкое. Сумка с размаху хлопнула по боку, внутри с глухим стуком ударились друг о друга учебники.
Ну вот, самая сложная часть маршрута позади.
А за ум браться, конечно, надо... но не сегодня.
Я бодро шагнула на узенькую, едва заметную среди сугробов тропинку. Дальше было совсем просто – вверх, вверх и ещё раз вверх. Мимо каких-то стародавних, давно расселённых домиков, складов и сараев, к двум близняшкам-девятиэтажкам на самой вершине холма.
Сзади раздался тихий шорох. Я обернулась через плечо, но ничего не увидела (увидишь в такой тьме, как же!) и направилась дальше. Но вскоре зашуршало уже сбоку.
- Кто здесь? – зачем-то спросила я у темноты, мысленно проклиная Хель и её паранойю.
Естественно, мне не ответили, и следующие пару минут пути я на все лады ругала себя за мнительность. Сколько лет этой дорогой хожу – и ничего. А тут вдруг начало мерещиться невесть что.
А потом невесть что вдруг прекратило мерещиться и встало передо мной в полный рост.
Рост оказался немаленький, метра два с гаком.
Я пискнула что-то неосознанное и отшатнулась от возникшего из ниоткуда громилы, но разорвать дистанцию не удалось – незнакомец в тот же момент шагнул ко мне. И вот тогда я заорала уже в голос. А кто бы не заорал, обнаружив, что путь преграждает такое тело.
Тело на мой вопль среагировало странно – заревело в ответ. Но с места не двинулось. Ни ко мне, ни от меня.
Я украдкой выдохнула. Первый страх прошёл, теперь надо было что-то придумать. А что? Развернуться и со всех ног рвануть в обратном направлении? А вдруг у него, как у собаки, рефлекс – догонять убегающих...
И что ему от меня надо? На грабителя, вроде, не похож, денег не требует. А на кого похож? На бомжа... или на маньяка... или на алкаша какого загулявшего... Нет, на алкаша тоже не тянет, перегаром не воняет. Хотя, на таком морозе могло уже и выветриться. А внешне - кто же в такой темноте разберёт! Шапка меховая, куртка кожаная, штаны, сапоги. И покрытая инеем борода во все стороны топорщится.
Не спрашивать же напрямик: «Скажите, дяденька, а вы, случайно, не тот самый маньяк, о котором нам в школе математичка рассказывала?»
Время шло. Ноги мёрзли. Мы с громилой стояли как две статуи в музее восковых фигур. Наконец мне это надоело, и я аккуратно шагнула назад. Мужик немедленно двинулся вперёд. Замечательно. Прямо как в учебнике по физике: действие равно противодействию. А если я попытаюсь к нему приблизиться, что случится?
Терять было уже нечего, поэтому я немедленно проверила собственную гипотезу – шагнула вперёд. Незнакомец тотчас шарахнулся назад. Да так рьяно, что поскользнулся и чуть не упал. Ага! Я, всё так же храня гробовое молчание, сделала ещё один шаг. И он снова отступил. Ещё...
...И вот тут моему везению пришёл конец. Потому что под ногу моему оппоненту попалась жестяная банка из-под пива.
Нет, в этот раз он не поскользнулся. Просто подпрыгнул с совершенно шальным видом, как кошка, которую во сне укусили за ухо. И заревел, только уже не кошкой, а медведем. И так же по-медвежьи бросился на меня, пытаясь то ли задушить, то ли просто переломить напополам. И судя по габаритам, ему это было вполне по силам.
- Пригнись, - гаркнул сзади знакомый голос.
Я, не тратя лишних секунд на раздумья, хлопнулась на колени, а над моей головой просвистела крупная ледышка. А за ней, почти сразу же, ещё одна.
От первой мой противник успел отмахнуться, зато вторая саданула его точно по лбу. Пока он с рычанием тряс головой, я отползла подальше и оглянулась. На тропинке стояла Хель.
- Тактику врагов надо брать на вооружение, - усмехнулась она, взвешивая в руке третью ледышку. И когда только успела наковырять?
Мужик тем временем пришёл в себя, огляделся и с некоторым опозданием обнаружил, что количество действующих лиц изменилось. Я, пытающаяся слиться с окружающим ландшафтом, его не особо заинтересовала. А вот на высокую девушку, преграждающую путь, было сложно не обратить внимания. И на кусок льда в её руке – тоже. Тем более что она немедленно метнула его в противника. И даже не стала отходить в сторону, когда громила, в очередной раз получив по лбу, бросился на неё.
Не знаю, испугалась ли Хель, но я от страха сжалась в комок и зажмурилась. Впрочем, очень быстро выяснилось, что сидеть с закрытыми глазами и вслушиваться в чужое рычание и сопение, гораздо страшнее, чем смотреть на драку, и глаза пришлось открыть.
А ведь это первая настоящая драка на моей памяти! Не считать же за что-то серьёзное обычные школьные потасовки, и даже утреннее происшествие с Игорем. Когда над головой летали бронебойные снежки – это было необычно и даже немного забавно. А вот когда огромный мужик попытался с размаху двинуть Хель кулаком в лицо – стало жутко. Она, конечно, уклонилась... Но могла же и не успеть!
Двигались они очень быстро. Я успевала разглядеть только отдельные движения, да и те выглядели смазанными и нечёткими. Мелькнула мысль помочь... но как? Стукнуть чем-нибудь этого маньяка? Так ведь если эти двое будут продолжать в таком ритме, то прибьют меня прежде, чем я успею до них добежать. Просто чтоб под ногами не путалась.
Оставалось только смотреть, как противники, сцепившись, месят снег вокруг тропинки.
Медведь и овчарка.
И я на их фоне – морская свинка. Совершенно бесполезный зверёк. Только и умею, что задачки по алгебре за весь класс решать.
Момент, когда «овчарка» намертво вцепилась «медведю» в загривок, я упустила. Как у неё это получилось – ума не приложу. Однако же как-то получилось: Хель оседлала мужика, обхватив ногами его шею. Тот яростно пытался её сбросить, но девушка сидела крепко. А потом в её руке словно из ниоткуда возник нож. Блестящее лезвие упёрлось гиганту в кадык. Мужик замер от неожиданности... и внезапно опустил руки, прекращая всякое сопротивление.
- Вот сразу бы так, - выдохнула моя одноклассница. – А теперь быстро признавайся, кто ты и что тебе надо?
- О ива золота, чья сила достойна сравненья с подбирающей убитых, дозволено ли мне будет спросить, как зовется та, чья рука одолела Халльдора, сына Хегбьёрна, сына Вильхьяльма? – нараспев произнёс побеждённый. Голос у него был низкий и хриплый, но довольно приятный. А вот смысл фразы от меня упорно ускользал.
- Викинг? – Хель, кажется, не больно-то удивилась. Скорее, переспросила просто для приличия. – И что ты тут забыл, Халльдор, сын Хе... Хьё... Тьфу, ненавижу викингов! Язык сломать можно!
- Халльдор, сын Хегбьёрна, сына Вильхьяльма, прозываемый также Корноухим, - терпеливо повторил непонятный мужик. – А ты, поляна чаш, какое имя носишь?
- Сам ты поляна, - буркнула девушка, убирая нож.
- Это кеннинг, - неожиданно для самой себя вспомнила я. – Иносказание. Он имеет в виду, что ты женщина. В скальдической поэзии и древнескандинавском эпосе такие обороты применялись сплошь и рядом, и правильная их расшифровка требует от современных учёных...
- Сим?! – Недоумённо перебила меня одноклассница. Кажется, мои познания удивили её куда больше, чем всё, что произошло до этого.
- У меня доклад про это недописанный лежит. На конференцию, - смутилась я.
- Ясно. Итак, Халльдор, прозываемый Корноухим, откуда ты здесь взялся? Кто тебя провёл? И зачем нападаешь на мирных прохожих?
- Я не нападал, - начал было оправдываться незнакомец, но осёкся и продолжил уже совсем другим тоном: - Кто ты, дева?
- Кто-кто... Патруль здешний! А вот ты кто?
- Я... - мужик замялся. И вдруг резко рванул вперёд, одновременно скидывая на землю потерявшую бдительность Хель.
- Стой, зараза! - завопила девушка, бросаясь вдогонку. Но беглец уже перемахнул через покосившийся заборчик и сгинул в темноте. – Чтоб тебе пусто было! Всё равно же поймают!
- Хель... - осторожно начала я.
- Горилла скандинавская! Нелегал отмороженный!
- Хель...
- Только попадись мне под руку! Только высунься, я тебе покажу.
- Хель! – я повысила голос.
- Что? – резко обернулась одноклассница.
- Ты опять потеряла, - я показала на валяющуюся на снегу красную корочку.
- Спасибо, - Хель подняла удостоверение, запихнула в карман и выжидательно уставилась на меня. Не открывая при этом глаза.
В воздухе повис невысказанный вопрос.
Мне очень, просто до дрожи, хотелось услышать на него ответ. Но ещё больше мне хотелось сохранить если не дружбу, то хотя бы иллюзию дружбы с этим странным человеком. У меня никогда не было подруг, и я очень смутно представляла, как с ними надо себя вести. Поэтому я просто взяла её за руку и потянула за собой.
Несколько минут девушка покорно шла следом. Потом осторожно поинтересовалась:
- Куда мы идём?
- Ко мне домой. Там никого нет, зато есть вино. Вкусное. Дедушка делал.
- А водки нет?
- Спирт есть, - припомнила я. – Медицинский.
- О, то что надо!
- Как можно пить эту гадость?
- Что? А кто сказал «пить»? – девушка тихонько усмехнулась. - Я когда по вашим катакомбам блуждала, ногу разодрала. Джинсы жалко, новые совсем... А иначе фиг бы этот гад от меня удрал! Псих без регистрации!
- Хель...
- Что?
- Ты не бойся, я не буду ни о чём спрашивать.
- Я и не бо... Спасибо.
Я явно недооценила Хель.
В моём понимании «разодранная нога» ограничивалась парой ссадин или царапин. В случае с моей одноклассницей это означало изодранную на живописные лоскуты штанину, усыпанную частыми порезами кожу и стекающие в ботинок ручейки крови.
- Запуталась в мотке колючей проволоки, - пояснила девушка в ответ на мой недоумённый взгляд. – Темно было, а он прямо на дороге валялся.
- Счастье, что там медвежий капкан не валялся, - вздохнула я, вытаскивая из шкафа аптечку. – Разувайся и садись. Ногу вытяни. Зачем ты вообще за мной пошла?
- Скучно было... Ай, осторожно, щиплет же! Предупреждать надо...
- Перебьёшься! Ещё скажи, подуть, чтоб не щипало. А потом поцеловать, чтоб не болело.
- Тьфу, ты прям как моя мама, - фыркнула Хель.
- Кстати, ты родителям позвони, предупреди, что ночевать не придёшь.
- Их всё равно нет.
- Что, тоже ночами работают?
- Нет. И ты обещала ни о чём не спрашивать.
Да, пообещала на свою голову. Но у любого «ни о чём» должны быть границы. Хоть какие-то. Иначе становится совсем уж непонятно, что делать дальше.
А поговорить хотелось. О легкомысленном и неважном. Чтоб раз и навсегда выкинуть из головы непонятного мужика, дурацкие многоступенчатые кеннинги и все странности в поведении одноклассницы. Уж она-то, несомненно, понимала, что произошло. Но не спрашивать – так не спрашивать.
Я вздохнула, закончила смывать кровь и решительно потянулась к бутылке с зелёнкой. Последний раз эту несмываемую гадость доставали ещё в моём детстве, но я надеялась, что на полезных свойствах это никак не сказалось. Разве что пробка намертво присохла к горлышку и пальцами выколупываться решительно не желала. Пришлось пустить вход зубы и надеяться, что обойдётся без позеленевших губ. Обошлось, и я щедро плеснула зелёнкой на одну из ранок. Хель зашипела сквозь зубы, но жаловаться не стала. А потом вдруг произнесла в пространство:
- Они умерли.
- Кто? – не сразу сообразила я.
- Мама давно, а папа – прошлым летом.
Я закусила губу, чтоб не взвыть от собственной глупости и бестактности. Вот уж действительно, лучше бы не спрашивала.
- Извини.
- Да ладно, это не тайна. Просто не люблю вспоминать.
- А... - начала было я, но вовремя взяла себя в руки и занялась оставшимися царапинами. Бутылочка зелёнки стремительно кончалась. А количество вопросов, напротив, увеличивалось.
- Ну спроси уже, спроси, - разрешила Хель. – А то сделала такое лицо, будто тебя застукали голой в краеведческом музее. И оставь уже в покое мою ногу. Основное обработала – и хватит. Подумаешь, порезалась немножко.
По поводу «немножко» я была с ней категорически не согласна, но спорить не стала.
- Так ты что, одна живёшь? Или с кем-то?
- Одна.
- А разве так можно? Я думала, обязательно должен быть какой-то опекун, а то заберут...
- Куда, например?
- Не знаю... В детский дом, наверное.
- Нет, вот эта напасть мне точно не грозит. Поздно. Мне через месяц двадцатник стукнет.
Бутылочка (к счастью, уже пустая) выскользнула из руки и, позвякивая, покатилась по полу. Я, увлёкшись подсчётами, даже ловить её не стала.
Мне не так давно исполнилось семнадцать, и почти все одноклассники были моими ровесниками. Не считая Ванечки, которого отдали в школу на год раньше положенного. А в параллельном классе, кажется, была восемнадцатилетняя девчонка, и это тоже можно было как-то обосновать. Но как надо извернуться, чтоб закончить школу в двадцать лет, я не представляла.
- Сима, тебе надо что-нибудь сделать с лицом, иначе каждый встречный будет знать все твои мысли! - расхохоталась Хель. – Всё очень просто, на самом деле. Учиться я начала с восьми лет, потому что папа забыл, что меня пора отправлять в школу. А когда я была в девятом классе, то нам пришлось постоянно переезжать. Тут месяц проучилась, там две недели... Экзамены завалила, естественно. Пришлось оставаться на второй год. Так что я двоечница и прогульщица.
- А ещё год куда делся?
- А ещё год я... - девушка замялась, подбирая нужное слово, - ...проболела. Так вышло, в общем.
- Понятно. - Я кивнула. Хотя в голове при этом всё запуталось окончательно.
В то, что Хель воспитывал отец, – верилось. В то, что этот отец мог забыть отправить ребёнка в школу, – верилось. В переезды – верилось. А вот то, что эта высокая и спортивная девица могла целый год проболеть, казалось наспех придуманной отмазкой.
Видимо, этот пункт относился к тому, о чём мне знать не следовало. Но, в конце концов, должны же быть какие-то безопасные темы для разговора! Погода, алгебра, бутерброды с колбасой...
- Есть будешь? – с некоторой опаской спросила я.
- Ага! – бодро откликнулась девушка.
- Пельмени или макароны?
- Без разницы, я всеядная.
- Тогда иди руки мыть. И у тебя тушь размазалась.
- Откуда, я же не крашусь, - Хель удивлённо заморгала, уставившись на что-то позади меня. - Погоди, ты их видишь?
- Кого? – я на всякий случай оглянулась.
- Да не там. У меня на глазах. Неужели действительно видишь?
- Ну да. На веках разводы такие тёмные, и под глазами тоже. Я думала, тушь...
- Ой, ё-о-о-о... - протянула гостья. – Ты даже не представляешь, как ты только что попала! Всё, можешь помахать ручкой спокойной жизни.
- Что ты имеешь в виду?
- Исключительно то, что говорю. Где там у тебя вино было? Тащи, такие разговоры на трезвую голову не ведутся. И с этого момента можешь задавать любые вопросы.
- Совсем любые? – переспросила я.
- Абсолютно.
Я задумчиво потеребила косу, не зная, с чего начать. Вопросов-то было предостаточно. И главный: с чего вдруг произошла такая перемена в отношениях. Только что было нельзя, и вдруг – раз! – стало можно. Из-за чего? Из-за этой потёкшей туши? Не понимаю!
Хель смотрела на меня с удивлением и каким-то незнакомым любопытством. И ждала вопросов. И я не могла не спросить:
- Ты будешь до утра здесь сидеть, или всё-таки пойдёшь руки мыть?
- Ну вот смотри, если представить такое дерево... Хотя нет, так не пойдёт, фигня получится. А если... Понимаешь, кроме нашего мира есть ещё... но не миры, а... просто такие места. И там тоже люди... Нет, опять не то...
Пельмени уже остыли, а Хель всё никак не могла решить, с чего начать. Она рисовала в воздухе какие-то непонятные окружности, подбирала определения, и гримасничала так, словно пыталась передать мне нужное знание телепатически. Однако телепатией никто из нас не владел, поэтому попытка успехом не увенчалась, и понимание происходящего на меня из воздуха не снизошло.
- Нет, не умею я описывать словами эту метафизическую чушь, - вздохнула девушка после очередной безуспешной попытки начать рассказ. - Я в ней вообще не разбираюсь. Моё дело – бегать, драться и охранять.
- Что охранять? – Раз уж мне великодушно разрешили задавать любые вопросы, то этим правом надо было пользоваться. И я вытаскивала информацию, цепляясь к каждому слову.
- Людей. Мир. Дороги.
- Какие дороги? Не автотрассу же!
- Нет конечно! Дороги – это... Это тропы. Пути, по которым ходят... Чёрт, я не знаю, как это сформулировать! – Хель зарычала и сжала голову в ладонях, словно пыталась удержать расползающиеся мысли.
- Ла-а-адно, - вздохнула я. – Но тебе же кто-то когда-то об этом рассказывал? Объяснял? Вот и вспомни, как тебе объясняли.
- Никто мне не объяснял, - отмахнулась девушка. – Я с детства это всё своими глазами видела. У меня же оба родителя в тени ходили. И все их знакомые, которые у нас дома периодически зависали, – они все об этом говорили. О работе, о тенях, о тропах... Я думала, это нормально. Просто не представляла, что по-другому бывает. Пыталась другим детям во дворе что-то рассказывать, но они мне не верили. Правильно, они же не видят. Вот ты видишь. И веришь. Веришь же?
Я кивнула. Одноклассница несла абсолютный, совершеннейший, далёкий от реальности бред. Но этот бред был правдой. Такой же правдой, как тёмные разводы на её веках.
- Слушай, а что это всё-таки за узоры?
- Это чтоб видеть можно было в любой момент, а не только тогда, когда получается. Вот ты же их сразу не заметила? В школе?
- Да я их и сейчас не вижу, - призналась я. – Просто знаю, что они там есть. Но когда начинаю приглядываться, словно что-то ускользает. Это магия?
- Это... Не совсем, но если тебе так удобней, то можешь называть магией. Вообще, это татуировки специальные. И обычно их никто не видит. Даже такие, как мы с тобой. То есть если мне случайно на улице встретится человек с точно такими же отметинами, то я, скорее всего, спокойно пройду мимо, ничего не заметив. Вот если глаза закрою, то увижу, конечно. Но нельзя же идти по улице с закрытыми глазами...
- Погоди... То есть когда ты глаза закрываешь – ты всё равно видишь, что вокруг происходит?
- Вижу, но не так, как обычно. Цвета не различаю, с перспективой тоже проблемы бывают. Зато любое проявление теней вижу, следы гостей, отметки, вспышки чувств, намеренья, ауры.
- И какая у меня аура?
Хель прикрыла глаза и внимательно посмотрела на меня. Затем открыла – и посмотрела снова. И хмыкнула.
- И как? – не выдержала я.
- Чистая. Без гадостей и пометок.
- И что это значит? Что я вся такая белая и пушистая?
- Нет, - девушка снова хмыкнула. – Просто не попадалась никому из наших, не вызывала подозрений, не была свидетелем... память тебе тоже не стирали. Короче, досье на тебя нет. А определять характер по интенсивности свечения и цветовой гамме – это не ко мне, это к гадалкам и предсказателям.
- Они что, тоже существуют? Настоящие, я имею в виду. Которые правду говорят.
- Не знаю, не сталкивалась.
- А я могу твою ауру увидеть?
- Попробуй. Но она глубже, чем татуировки. Если ты сейчас даже их не видишь... Я вообще не думала, что их можно заметить вот так, без подготовки. Кошки, говорят, всегда видят. Бывает, что маленькие дети иногда. Или наркоманы какие-нибудь. Но ты даже не пила.
- А ты не ела, - я кивнула на несчастные пельмени.
Хель удивлённо посмотрела на тарелку. Кажется, она только сейчас вспомнила о её существовании.
- Правильно, я же не могу одновременно есть и рассказывать. Сейчас, погоди, - девушка решительно залила холодные пельмени майонезом и наконец-то приступила к ужину. А я сощурилась, пытаясь снова увидеть эти непонятные узоры. Они же были, точно были! Но проявляться вновь упорно не желали.
Я плеснула в кружку домашнего вина, отпила глоток – и посмотрела снова. Никакого результата. Если для кого-то алкоголь и мог служить катализатором, то явно не для меня. Или же выпить нужно было гораздо больше... Но опытным путём эту гипотезу проверять не хотелось. Всё-таки уже поздно, а завтра утром в школу. А там концерт и биология. Кстати, о биологии:
- У меня нет запасной юбки! – сообразила я.
- А? – Хель прикончила последний пельмень и тоже потянулась за вином.
- Завтра биология. На биологию надо приходить в юбке, иначе Людмила Николаевна разорвёт на молекулы. А второй юбки у меня нет.
- А что стало с первой?
- Ничего, в шкафу висит.
- Тогда зачем ещё одна? – не поняла одноклассница.
- А ты в чём идти собралась? Ты свои джинсы видела? Их теперь только на шорты пускать.
Девушка задумчиво посмотрела на свои ноги. Потом перевела взгляд на мои:
- И даже если я одолжу у тебя штаны, то они всё равно будут мне не по размеру.
- Конечно. Хотя... погоди! Может, что-нибудь из маминых вещей подойдёт!
Я выдернула подругу из-за стола и потащила в единственную комнату. Шкаф тоже был один и все вещи в нём висели вперемешку, наслаиваясь друг на друга. Ещё больше разнородного хлама громоздилось на полках. Я со вздохом осмотрела эту кучу-малу, усиленно соображая, что оттуда вытащить такого, чтоб мама не сразу хватилась. А то и вообще не хватилась.
Ага, вот это, наверное, подойдёт. Я осторожно потянула на себя находку. Но юбке, видимо, в шкафу было удобно и привычно, и покидать это место она упрямо не желала. А стоило дёрнуть посильнее, и за ней следом, словно камушек из рогатки, выскочили поеденный молью шарф, капроновый чулок и гирлянда из сцепившихся между собой лифчиков.
- Вот, смотри! Натуральный шёлк, между прочим! Пойдёт же? – Я встряхнула длинную синюю юбку, расписанную огромными розами и ещё какими-то жёлтыми кракозябрами. Когда ткань колыхалась, то создавалось ощущение, что кракозябры ползают по цветам и вгрызаются в них.
- Э-э-э... - неуверенно протянула Хель, снимая с уха чулок, – Мне кажется, она немного пестровата. И слишком тонкая. А на улице минус тридцать.
- Да? Тогда, может, вот эту? Хотя нет, эту не надо, у неё дыра на самой... на самом интересном месте, в общем. А, вот! – На нижней полке, в углу, я наконец-то обнаружила подходящую вещь. Очередная юбка была лаконичного серого цвета и строгого покроя. – Примерь!
В этот раз Хель отпираться не стала и покорно переоделась. Длина у юбки тоже оказалась хорошая – чуть ниже колен. Смущало только одно...
- Сима, здесь две меня поместится.
- Не беда, ушьём!
- А ты умеешь?
- Конечно, у меня же пятёрка по трудам, - заверила я. На самом деле, эту несчастную пятёрку мне поставили исключительно из жалости и нежелания портить золотую медаль. С музыкой было точно также. Но сознаваться в этом совершенно не хотелось.
- Вкусно, - Хель облизнулась и налила себе ещё вина. – Люблю домашнюю вишнёвку. Только... тебя ругать потом не будут?
- За что? – удивилась я.
- Меня привела. Вино взяла без спроса. Юбку тоже.
- До этой юбки уже лет десять никому дела нет. В школу мы утром уйдём ещё до того, как мама с работы вернётся. А вина в кладовке ещё бутылок десять, никто и не заметит.
- А то, что одна из них открыта?
- Значит, придётся допить. А потом я её вымою и суну в чистые. Ничего страшного.
- Сим, она двухлитровая!
Я отвлеклась от шитья и осмотрела посудину. Не знаю, где дед набрал такую кучу негабаритной стеклотары, но бутылка была действительно немаленькая. А вино в ней – не слабое. И очень вкусное. Мы выпили уже примерно четверть, причём большую часть взяла на себя моя гостья. И куда девать остальное я не представляла совершенно.
- Выливать жалко...
- А если спрятать куда-нибудь и допить потом? – предложила Хель.
- Куда ты её в однокомнатной квартире спрячешь?
- Взять с собой в школу?
- В сумку не влезет. И тяжёлая. А если ещё и разольётся в процессе – совсем весело будет.
- Тогда ничего не поделаешь, придётся допивать, - одноклассница одним махом опустошила свою кружку и налила ещё.
- Я только если совсем немножко...
- Значит, сама допью. В конце концов, тут осталось-то всего ничего.
- Ага, всего каких-то жалких полтора литра креплёной вишнёвки, - поддакнула я, всё больше склоняясь к варианту «вылить». - Тебе же плохо будет!
- Мне? С этого компотика? Подруга, ты меня недооцениваешь! – бурно запротестовала Хель. Даже слишком бурно. Так руками замахала в процессе, что чуть тарелку со стола не сбила. Раньше я за ней такой импульсивности не замечала. Кажется, «компотик» уже начал своё опьяняющее действие. А захмелевшая девушка тем временем ударилась в ностальгию: – Когда мы с ребятами моё удостоверение обмывали, я бутылку водки на спор без закуски выпила – и ничего, жива. Правда, башка потом трещала, будто по ней кувалдой шарахнули. Но она бы и без водки трещала. Мне как раз незадолго до этого татуировки сделали, я глазами двигать вообще не могла. Только целиком голову поворачивала туда-сюда, как манекен. Моргать – и то больно было. А спать – вообще круто. Ложишься, глаза закрываешь – а всё равно продолжаешь видеть. Всполохи какие-то в темноте, силуэты, тени... Не те, которые между мирами бродят, а обычные. То есть не совсем обычные, иначе бы я их не видела. Непонятные какие-то тени, в общем. И голова болит. Так что первые две ночи я заснуть не могла, только лежала, как дура, и в потолок пялилась. А после водки так хорошо вырубилась... Короче, парни знали, что делали, когда подбили меня на это дело.
Я нервно сглотнула. Дефицит воображения к моим недостаткам не относился и всё, о чём рассказывала Хель, я машинально примеривала на себя. И было от этой примерки очень нерадостно.
- Только не говори, что мне теперь тоже придётся такие татуировки делать... - пробормотала я.
- Тебе? – одноклассница насмешливо фыркнула, - Нет, в патруль тебя не возьмут, даже если будешь очень проситься. Чтоб туда попасть, надо чуть ли не с детства тренироваться. А остальным такие штуки без надобности, от них проблем больше, чем пользы. Так что выдадут какое-нибудь стёклышко, будешь через него смотреть. Да и то если повезёт.
- А может не повезти?
- Может, - девушка внимательно посмотрела на меня поверх кружки. – Вдруг ты откажешься на нас работать? Или на проверке выяснится, что не обладаешь нужными качествами. Мало ли... может, ты мне соврала – а я тебе поверила. Или это был единичный всплеск этой.. как её... ментальной активности. Или у тебя неуравновешенная психика и склонность к истерическим припадкам. Или ещё какая-нибудь гадость. Видела я как-то перечень всяких штук, при которых к нам не берут. Так вот, он длинный. Реально длинный! Требования круче, чем у космонавтов.
- А вы вообще кто? Как-то называетесь?
- КУВСОДППРСС, – на одном дыхании произнесла Хель. И, видя моё непонимание, старательно расшифровала, - «Комиссия по урегулированию вопросов, связанных с организацией дополнительного подотчётного пространства, и разрешению сопутствующих ситуаций». Только не спрашивай, что это означает. У меня такое ощущение, что название кто-то по большой укурке придумывал. А с другой стороны – не писать же в официальных документах, чем мы на самом деле занимаемся.
- А чем вы занимаетесь, кстати?
- А как ты думаешь, чем можно заниматься с таким названием? Мир спасаем! Да не смотри ты на меня так ошарашено. Я серьёзно говорю! Не будь нас, все бы давно померли страшной смертью.
- И если я вам не подойду, тогда...
- Тогда мне придётся тебя убить, - Хель резко опустила пустую кружку на стол. И, выдержав театральную паузу, расхохоталась. – Да расслабься, шучу я. Память сотрут, вот и всё. И мне, наверное, снова придётся школу менять, чтоб не торчать у тебя перед глазами. А то блоки блоками, но если на них постоянно воздействовать моей физиономией – рано или поздно они слетят нафиг.
- А школу ты меняла часто... - припомнила я.
- Точно! И больше как-то не хочется. Так что давай ты будешь хорошей девочкой, подтвердишь свои способности, пойдёшь к нам работать, и будет всем счастье. Договорились?
- Как будто это от меня зависит, - пожала плечами я. И вернулась к шитью.
Оказалось, что ушить юбку не так легко, как кажется на первый взгляд. Иголка, нитка, ткань и мироздание явно сговорились и теперь пакостили мне в меру сил и фантазии. Я уже исколола все пальцы и порядком истрепала нервы... но ведь обещала же сделать – значит, сделаю! Вот только очередной самовольно завязавшийся узелок распутаю...
Хель отстранённо наблюдала за моими мучениями и потягивала вишнёвку. Мыслями она явно была где-то далеко. Видимо, в этом своём неведомом КУВСОДППРССе, чем бы он ни занимался.
Я уже отчаялась выжать из неё внятное объяснение происходящего, но и сидеть в тишине не хотелось. Поэтому я не вытерпела и попросила рассказать что-нибудь ещё.
- Ещё? – девушка тряхнула головой, выныривая из воспоминаний. От резкого движения резинка сорвалась с короткого хвостика и улетела на другой конец кухни. А я в который уже раз поразилась странному цвету Ольгиной шевелюры. И не выдержала:
- Почему они серые?
- Волосы? Это меня тень однажды задела. С тех пор такими и стали.
- А если их как-нибудь...
- Закрасить? Пробовала, не помогает. Краска в них просто не впитывается. Не бриться же наголо, в самом деле! – Хель задумчиво накрутила на палец одну из прядок. – Ладно, хоть жива осталась. А то если бы эта гадость с волос на голову перекинулась, всё было бы намного хуже. Хотя куда уж хуже. И так лекарствами обкололи, как крысу лабораторную, они у меня разве что из ушей не текли. Когда в себя первый раз пришла, реально думала, что сдохла и теперь в каком-то больничном аду. А потом, когда объяснили, что случилось... В общем, лучше бы сдохла, наверное.
Девушка снова потянулась к бутылке. Я её не останавливала. Было очевидно, что на трезвую голову она мне ничего подобного никогда не расскажет. А послушать хотелось.
Спаивать гостью, конечно, нехорошо. Но, в конце концов, она совершеннолетний человек и должна сама отвечать за свои поступки. Тем более, я так и не могла понять, кому из нас сейчас нужнее этот разговор: мне – чтоб утолить любопытство, или Хель – чтоб выговориться. Пожалуй, всё-таки ей. Потому что чем больше она рассказывала, тем сильнее мне казалось, что никогда и никому она об этом не говорила.
- Они там все погибли, понимаешь? Все, кроме меня. А я выжила зачем-то. Они там умирали, а я смотрела, и сделать ничего не могла. Испугалась. Знаешь, как там страшно? Это как во сне, когда ничего не понятно, словами описать не можешь, а только вопишь от страха. Беззвучно так. Там звуков вообще нет, представляешь? Никаких! Идёшь, будто в наушниках. Шагов не слышно, дыхания не слышно... Низ от верха никак не отличается, серое всё. И тени вокруг летают. Летают, летают – а потом как бросятся все разом. И всё, конец.
Знаешь, я же сильная. Это все признают, даже мужики. И я не трусиха, честно. Но там... переклинило меня, в общем. Всё, чему учили, из головы вылетело. И я как страус какой-то, в комок сжалась, зажмурилась... А толку-то? Всё равно всё видно. Вот если глаза открыть – тогда, наоборот, меньше видно. Но это же додуматься надо.
А меня потом утешали. Мол, это нормально, и в первый раз все боятся. А иногда и не в первый. И вообще – это естественная реакция. То есть смотреть, как весь отряд крошат в капусту, – это естественная реакция! Да чёрта с два! Там Мишка ещё был... тоже стажёр. Тоже первый раз в патруле. Смешной такой, рыжий, всё лицо в веснушках... Он же не струсил! Он всё делал как надо. А потом вообще меня собой закрыл, когда эта дура на нас полетела. В итоге, меня только по волосам и чиркануло. А он... там... его... Лицо сразу всё серое стало, и никаких веснушек, и рыжести никакой. А потом он крошиться начал... как цемент сухой. Пыль такая. Ещё сказать что-то пытался, а не слышно же. Он губами шевелит, а они осыпаются. Я в него вцепилась изо всех сил, тоже ору что-то... а потом вижу – у меня только голова в руках, а ниже шеи уже ничего и нет, только пыль эта летает.
Думаешь, я от такого пришла в себя и, как в кино, всем показала кузькину мать? Ага, щас! Я разревелась, как идиотка, и окончательно соображалку отключила. Нет бы сбежать подальше... Нет, я сидела там, в облаке пыли, и ревела. В итоге наглоталась этой дряни и отключилась.
А когда очнулась... потом, в медчасти уже... Вот тогда мне и сказали, что больше никто не выжил. Из десяти – только я, понимаешь? Меня отец на руках до выхода дотащил, а сам... там... Зачем он меня вообще в свой отряд брал? Идиот! Ему все говорили, что нельзя меня в патруль. Что не женское это дело. А он сказал, что я сама в состоянии решить, чем хочу заниматься. Ну я и решила... чтоб как он... и как мама.
Маму он в своё время не смог спасти, потому что они в разных отрядах были. Поэтому меня к себе и взял. А все отговаривали. Ну что ему стоило надавать мне подзатыльников и никуда не пускать, а? Я ведь только мешалась. Не будь меня – все были бы живы. Или не все – но хоть он... Если бы он один выбирался, то получилось бы быстрее... и его успели бы спасти. Меня же как-то откачали... Зачем-то. Зачем? Зачем это всё, а?! – Хель всхлипнула и в порыве чувств ударила кулаком по столу.
Бутылка негромко звякнула. И только тогда я заметила, что она уже давно пуста. Что на часах полтретьего ночи. Что недошитая юбка упала на пол. А ещё – что я сижу, воткнув иголку в собственный палец. И мне не больно. Точнее, больно, но совсем не от этого.
Я выдернула иголку, машинально слизнула выступившую капельку крови. А потом встала, подошла к подруге и обняла её. Крепко. Хель не шевелилась. Только старательно изучала потолок, запрокинув голову. По татуированным узорам текли слёзы.
- Не ходи в тени, - наконец пробормотала девушка, прижимаясь ко мне в ответ. – Никогда-никогда не ходи в тени. Обещаешь?
- Обещаю, - кивнула я. – Знать бы ещё, что это такое...
- Я тебя познакомлю с человеком, он объяснит. Он умный, он хорошо объясняет. А я дура, я не умею... И вообще, ты меня не слушай. Я пьяная просто, вот и несу всякую чушь.
- Это не чушь. Это очень важно.
- Да не важно это ни капельки. И вообще зря я всё рассказала. Ты же теперь жалеть меня будешь... А я не люблю, когда жалеют. Почему я сюда переехала, думаешь? Задолбали сочувствующими взглядами потому что! Оленька бедная, Оленька несчастная, Оленьку нельзя одну оставлять, а то вдруг опять вешаться полезет...
- А ты пыталась?
- Пыталась. Дважды. Первый раз вытащили, а во второй – верёвка порвалась.
- А...
- Молчи! Не спрашивай. И не волнуйся, больше от меня такой глупости не дождутся. Я жить хочу! Честно! Просто не знаю, как...
- Хель...
- Молчи! И не вздумай меня жалеть, прибью!
- Я тебе на диване постелю. А ты пока бутылку вымой. Только не разбей.
- Успокойся, я не настолько пьяная, чтоб бутылки бить, - девушка отстранилась от меня и встала. Я с удивлением обнаружила, что на координацию её движений выпитое почти не повлияло. Ольга не шаталась и не врезалась в углы. И руки не дрожали. Да что там, у неё и язык-то не заплетался. Только глаза были красные и немного шальные. А из-за татуировок казались ещё более странными и какими-то нездешними.
Татуировки... Я снова их видела. И опять не засекла момент, когда это началось.
Мысленно обругав себя за невнимательность, я подобрала с пола резинку Хель и её же удостоверение (ну как она умудряется всё время их терять?) и побрела в комнату. Дожили, через три часа вставать, а мы только ложимся. И сна, как назло, ни в одном глазу. Хоть прыгающих овечек считай... Я забралась в постель и попыталась расслабиться, выгнать из головы весь сумбур сегодняшнего (а заодно и вчерашнего) дня. Не получилось.
Я чувствовала себя компьютером. Аналитической системой, в которую заложили кучу разрозненной информации, а теперь хотят, чтоб бедная машина самостоятельно сложила всё воедино. Мучительно не хватало фактов. И где их раздобыть – я не представляла. Разве что про викингов...
Подумав, я встала, сняла с полки потрёпанную «Старшую Эдду» с комментариями, открыла... и почти сразу же закрыла, запутавшись во многочисленных иносказаниях. Нет, не сейчас. Может, завтра в школе полистаю, если время будет.
Снова легла, с головой накрывшись одеялом.
Сон не шёл.
Под окнами какие-то идиоты, несмотря на ночь и мороз, горланили песни. За стенкой скрипели кроватью соседи. Этажом выше орал ребёнок. На лестнице вторил ему неудовлетворённый личной жизнью кошак.
А на кухне ревела Ольга.