Глава 25
Ваня
- Добро утро, малышка! – Нежно шепчу я, наблюдая, как мой ангел просыпается.
- Ммм? – Лёля сонно хлопает глазами, пытаясь сморгнуть остатки сна. – Привет.
Она моментально хватается за голову и неприятно морщится, поворачиваясь ко мне лицом в кровати. Окончательно открыв свои невероятные зелёные глаза, она как всегда пугливо осматривается, пока я успокоительно глажу её по волосам.
- Где я? – Задаёт первый осточертевший мне вопрос.
- Ты у меня дома, в моей спальне. – Терпеливо отвечаю я.
- А как я тут оказалась? У меня так сильно болит голова... Не помню, чтобы я вчера так много пила. – Первая шутка за всё это время заставляет меня замереть на месте и прислушиваться к её дальнейшим ответам.
- Я забрал тебя к себе из больницы, помнишь? – Аккуратно напоминаю я, прижав мою девочку крепко к себе, заранее зная дальнейшее развитие событий.
- Из больницы? – Слышу нотки паники в её голосе, пока она растирает ладошкой свой затылок и находит ловкими пальцами следы зажившей раны с выстриженными вокруг волосами. За это время они уже изрядно отросли. – Я... ударилась головой?
- Да. Помнишь, что случилось? – Ласково целую её в лоб, с ужасом ожидая следующего акта.
- Я помню, как бежала из машины домой, спасаясь от настырных журналистов... - Я замираю на вдохе. – О, Боги! Сколько времени прошло с того дня? – Её дрожь передаётся мне.
- Уже шесть недель. – Шепчу я в её волосы, продолжая удерживать в объятиях.
- Шесть недель?! – Лёля пытается вырваться, кряхтит, начинает плакать, драться, но я не отпускаю. – Почему??? Почему каждый раз, когда ты появляешься в моей жизни, со мной происходит всё самое плохое???
И так каждый день. Это разрывает моё сердце на части каждое утро. С каждым днём от него остаётся всё меньше и меньше здоровой ткани. Оно уже больше напоминает старое огородное тряпьё. Ветошь.
Когда Лёлю привезли в больницу и провели все необходимые обследования (поумничать названием всех этих новомодных медицинских штук, в отличии от моей девочки, я не могу), доктор сказал мне (после миллионов звонков Ульяны по всем каналам, чтобы мне выдали конфиденциальную информацию, считающуюся медицинской тайной, о чём на каждом шагу мне не уставал напоминать этот молодой напыщенный индюк, назвавшийся нейрохирургом), что у неё довольно серьёзная черепно-мозговая травма с небольшим кровоизлиянием в мозг, которое на данный момент не требует операции. Но они будут за ней следить.
За собой бы лучше следил, говнюк!
Я был так зол, что мне было невдомек, что врач тут вообще не при чём, а наоборот помогает моей малышке. Но меня было не остановить. Я хотел крови. Крови той шавки, из-за которой Лёля оказалась в реанимации, куда меня не пускали даже после всех попыток Ульяны этого добиться. И я добился возмездия.
Новость о том, что Лёля из-за чьих-то длинных рук, которые я грозился оторвать, оказалась в больнице без сознания, в считанные минуты разнеслась по сети. Эту сцену наблюдали десятки репортёров и фанатов, которые поджидали нас на том злосчастном перекрёстке. Все, кто умудрился заснять это на видео, выкладывали шокирующие кадры в сеть, подтверждая на всеобщее обозрение, что это не несчастный случай.
Длиннорукий (в будущем безрукий) говнюк пытался сбежать, как только понял, что натворил, но один из наших охранников не дал ему это сделать. А после Ульяна постаралась, чтобы его уволили с работы и больше не приняли никуда. А мои юристы ещё и в суд на него подали, чтобы обобрать до липки за причинение тяжкого вреда здоровью. Хотя, может, и среднего, но я не разбираюсь, поэтому всем говорю, что тяжкого! Для меня это самый тяжкий вред. И для моего здоровья тоже. Как минимум для истерзанного сердца.
После того, как она три дня (ТРИ ДНЯ!) пролежала в реанимации, куда меня, повторюсь, категорически не хотели пускать, Лёлю перевели в палату.
Я увидел её в стенах больницы, и моё сердце начало терять вес с такой же скоростью, как теряла его Лёля. Она худела, бледнела, иссыхала на глазах, а моё сердце истончалось и дырявилось. Она почти ничего не говорила первые дни, но узнавала меня, когда я приходил.
Чёртовы правила больницы с их часами посещения!
Разговаривать и человечески кушать (а не питаться капельницами) она начала только через неделю. Но она не помнила, что произошло. А когда я напоминал... начинала плакать и во всём винила меня.
Мне разрешили забрать её ещё через неделю, когда врачи убедились, что гематома в голове начала уменьшаться. Она провела в больнице почти три недели! Конечно, я увёз её к себе в дом подальше от любопытных глаз репортёров, от которых она так сильно пострадала.
Моё желание сбылось – она ко мне переехала. Не зря говорят, будьте аккуратнее со своими желаниями.
Пока Лёля была в больнице, я выступил на пресс-конференции, на которой пообещал расправиться самым жестоким образом с каждым, кто навредит моей девочке ещё раз. Я просил отстать от нас и не доводить до очередной жизненной катастрофы.
Вы не поверите, но это подействовало. Фан-сообщества репостили мою эмоциональную речь, проклиная длиннорукого (безрукого) негодяя, призывая уважать частную жизнь. Я дал ещё несколько интервью в самые популярные журналы и каналы, чтобы прекратить журналистское преследование Лёли.
Когда мы вышли из больницы, нас не посмел встретить ни один из этих вездесущих тараканов. Лёля боязливо жалась к моей груди и морщилась от неяркого морозного декабрьского солнца, отражающегося от белого снега. Она не могла долго стоять, а тем более идти, она сильно ослабла, а из-за головокружения и головной боли она падала без чьей-то поддержки.
И вот так начался день, мать его, сурка. Утром она не могла ничего вспомнить, потом вспоминала и рыдала, повторяя как на заевшей пластинке, что с моим приходом каждый раз разрушается её жизнь. Я помогал ей вставать, мыться, я переодевал её, кормил, давал ей все необходимые лекарства. Даже выводил её на воздух во двор. Вот почему я увёз её сюда, а не в её квартиру. Тут можно беспрепятственно гулять. За высоким забором нас не видно. Хотя зима и не сильно располагала для прогулок, но свежий воздух ей был необходим. Цвет её кожи больше даже был серым, чем зелёным. Волосы потускнели, глаза впали, а пальцы на руках стали напоминать острые спицы.
К обеду Лёля успокаивалась, окончательно вспоминала все детали произошедшего и переставала обвинять меня во всех мирских грехах. Ночью она сладко засыпала в моих объятиях, пока не наступало утро и время просыпаться. И так по кругу.
Ульяна предлагала нанять профессиональную сиделку, но я отмахнулся от её предложения как от обоссанной тряпки. Я сам могу помочь моей малышке принять душ и покушать. Какого-то медицинского ухода она не требовала, только человеческого. А утренние обвинения я как-нибудь выдержу.
Несколько раз к ней приезжали Маша и Илай с Настенькой. Но Лёля очень быстро утомляется, поэтому визиты каждый раз были довольно короткими.
Поначалу она спала как кот, большую часть суток. Сейчас же она бодрствует уже половину дня. Я буквально впихиваю в неё сбалансированное питание (вот повара я нам нанял на время Лёлиной болезни) и горстями даю все назначенные индюком-нейрохирургом препараты. За месяц вне больницы она стала лучше выглядеть, немного набрала вес, но глаза и волосы всё ещё оставались тусклыми.
А самое ужасное, что мне нужно было ехать в тур через неделю.
Ульяна выносила мне мозг каждый день, что я не могу всё отменить из-за девушки. Приводила почти весомые аргументы, что она не умирает, а идёт на поправку и вполне сможет справиться без меня. Но меня не устаивало «без меня». Кто её будет успокаивать каждое утро и терпеть обвинения в её тяжелой жизни? Пока Лёля не придёт в себя, я не мог её оставить.
Непозволительно рано просыпаюсь, потому что никак не могу принять, что осталось несколько дней до первого концерта, который Ульяна так и не отменила, а мы с Лёлей так и не сдвинулись с мёртвой точки.
Слышу, как зайчонок шумно втянула воздух и сладко потянулась. Нащупав рукой мою грудь, она нежно провела своими пальчиками по рельефным мышцам и на её несмотря ни на что прекрасном лице озарилась улыбка. Что-то новенькое. Лёля придвигается ко мне и кладёт голову на грудь, продолжая ласкать мой живот своими нежными пальчиками, из-за чего у меня тут же встаёт, а ещё учащается от желания пульс и углубляется дыхание, что не остаётся незамеченным моей хулиганкой.
- Доброе утро, солнышко. – Хрипло бормочет она первая, пока я не могу поверить в происходящее.
- Привет, малышка. – Целую я её в волосы. – Как себя чувствуешь?
- Как будто я проспала целую вечность. У меня всё затекло. А не устроить ли нам зарядку? – Томно говорит она, направляя свою руку вниз по моему животу, и я с трудом останавливаю её, понимая, что последнее, что ей сейчас нужно – это секс. – Ты заболел? Первый раз вижу, чтобы ты меня останавливал.
Лёля поднимается с моей груди и удивлённо смотрит на меня. У неё осознанный взгляд, он ничем не затуманен. Она продолжает смотреть, ожидая от меня ответа. А я боюсь дышать, не веря, что это мне не снится.
- Это не я заболел, а ты болеешь. Я просто берегу тебя. – Стараюсь скрыть волнение отвечаю хриплым басом.
- Небольшая черепно-мозговая травма ещё никого не убивала! – Садится на подушках Лёля, скрестив руки на груди, и обиженно глядит прямо перед собой.
- Ты помнишь, что случилось? – Не веря своим ушам, спрашиваю я.
- Помню ли я, как наглое создание дёрнуло меня за капюшон, и я упала на лёд, ударившись головой? Чёрта с два я такое забуду, каким бы болезненным ни было это воспоминание. Я только не помню, когда ты меня из больницы забрал. Давно это было? – Хмурит бровки Лёля.
- Месяц назад. – Шепчу я, притягивая к себе и ожидая худшего: слёз, истерик и обвинений.
- Ого! А по ощущениям как будто всего пара дней прошла. – Укладывается обратно мне на плечо Лёля. – Голова немного болит... У меня очень уродливый рубец на затылке?
- За волосами его совсем не видно, правда пришлось их немного...
- Обстричь по краям раны. Я знаю, Вань. Я не один год отработала травматологом. Знаешь, сколько голов я зашила? Вот и я не знаю. – Добавляет она через небольшую паузу и хихикает.
И никаких истерик и обвинений.
Лёля идёт сама (САМА!) в душ, несмотря на мои протесты. Мы сошлись на том, что она оставит дверь открытой, чтобы в случае чего я мог прибежать ей на помощь. Но она не потребовалась. Мы позавтракали, моя малышка на удивление съела всё, что я ей наложил, а потом стала что-то искать по всему дому.
- Что ты ищешь? – Не выдержал я.
- Свой телефон. – Пожимает она плечами.
- Твой разбился при падении. И врачи пока запретили тебе сидеть в телефоне и вообще напрягать глаза.
- Ой да ладно, Вань. Я прекрасно себя чувствую. Не будь врединой. – Она пытается меня задеть, но я непреклонен. – Я хочу узнать, как дела на фирме без меня.
- Я напишу Маше, чтобы она или Илай заехали.
- Ну, хорошо. – Соглашается она. – А... А чем тогда мы целый месяц занимались? Я не помню... - Тушуется она, пытаясь напрячь свою умненькую головушку.
- Пойдём погуляем. – Предлагаю я, а она тут же напрягается. – По территории. – Уточняю я, и слышу, как она с облегчением выдыхает.
- Пойдём! – Обрадованно говорит она. – А потом ты мне сыграешь! – Но улыбка тут же спадает. – Погоди... А когда у тебя тур?
- Через несколько дней... - Тихо произношу я, боясь её напугать или расстроить.
- Фух! Я думала, что ты из-за меня его отменил! Так испугалась. Хотела и тебя головой ударить, чтобы мозги на место вправить. Но раз всё по плану, то я рада. – И совершенно по-дурацки улыбается.
- Но как ты без меня?..
- Как и раньше. Видишь, я в порядке! – Говорит Лёля, попытавшись сделать тур вокруг себя, но в итоге рухнула в мои вовремя подставленные объятия.
- Давай пока без акробатики. Ты ещё не готова к таким пируэтам. – Шепчу я практически в губы и оставляю нежный поцелуй, пользуясь нашей близостью. За этот месяц такие моменты случались слишком редко. Особенно по утрам.
- И правда, пока будет достаточно прогулки.
Погуляв немного на морозном воздухе, Лёля пожаловалась, что устала и у неё разболелась голова. В доме я уложил её поспать до приезда гостей. Ульяна как чувствовала, что я свободен, и начала свою террористическую атаку звонками.
- Ульяна.
- Вань, привет. Хочу напомнить, что тебе через пару дней надо быть уже в Воронеже!
- А я просил тебя перенести первые концерты, но ты сопротивляешься до сих пор!
- А я сказала, что не собираюсь отменять концерты, и ты поедешь в тур на этой неделе! – Не сдаётся продюсер, но потом успокаивается и уже спокойнее спрашивает. – Как Оля?
- Ты не поверишь, но сегодня гораздо лучше. – Я слышу, как Ульяна с облегчением выдыхает.
- Если ей и дальше будет лучше, ты поедешь? – С надеждой спрашивает она.
- Я не знаю, смогу ли оставить её.
- Вань, я подыщу ей сиделку. Хорошую.
- Ей не сиделка нужна, как ты не понимаешь! А опора! Друг. Ну или подруга. – Сдаюсь я под конец. – Но Маша со своим уже приличным животом не сможет удержать Лёлю, когда та будет заваливаться от головокружения, и не родить раньше времени!
- Я... поняла. – Как-то загадочно отвечает Ульяна. – А если я подыщу ей... компаньонку?
- Ульян... - Но я останавливаюсь. – С её характером мало кто может совладать.
- Я найду подходящего человека. – Уверенно говорит Ульяна.
- Вернёмся к этому вопросу послезавтра. Если Лёля так же хорошо будет себя чувствовать.
- Но тебе через три дня уезжать! – Не сдаётся она.
- Как раз перед отъездом и решим: поеду ли я вообще куда-нибудь. – И вешаю трубку.
Узнав, что Лёля практически пришла в себя, ко мне в дом заявилась вся команда её фирмы: Машка, Илашка и Настюшка.
У Маши так округлился живот, что теперь никто не мог его не заметить. Я вперёд Лёли припал руками к нему, забыв спросить у Маши разрешения, на что она звонко рассмеялась, потому что я щекотал её, оказывается. Маша взяла мою руку и положила куда-то себе сбоку, и я почувствовал лёгкий толчок в руку. Я с восторгом смотрел на Машу, завидуя чёрной завистью Толику. И только потом обнял саму Машу, а она прошептала мне на ухо:
- И у вас такой будет. Просто не сейчас.
Лёля долго расспрашивала гостей про Питерский магазин, спрашивала про зимнюю коллекцию украшений, справлялись ли с потоком заказов мастера. Я откровенно заскучал, когда они говорили о работе. Я ненадолго оставил их, чтобы сделать себе кофе. С каждым днём приближения тура я спал всё меньше и меньше. Мне требовалась дополнительная доза кофеина.
Вечер мы провели перед большим телевизором на диване за просмотром Лёлиных любимых фильмов. Я не стал ей говорить, что за этот месяц посмотрел их уже десятки раз. Она уснула на моих руках, и я отнёс её в нашу спальню. Теперь это и её дом тоже.
Я боялся просыпаться на следующее утро, потому что не хотел узнать, что весь предыдущий день был сном. Но, к счастью, он не был сном. Лёля снова проснулась в хорошем настроении, она не кидалась обвинениями в мою сторону и ни разу не всплакнула. Она полностью помнила предыдущий день и помнила, как приезжали Маша и Илай. Я аккуратно ей напомнил, что мне придётся послезавтра уехать и она нормально восприняла эту новость, хоть и загрустила.
На третий здоровый день Ульяна трезвонила мне с самого утра. Я всё рассказал Лёле, и она настаивала на том, чтобы я завтра уехал в Воронеж, поэтому я сдался. Я сказал Ульяне, что еду в тур, и чтобы она завтра утром привела Лёлину компаньонку. Но поеду я только при условии, что Ульяна первый месяц будет в Москве и будет присматривать за Лёлей, а к нам присоединится только в случае, если у моей малышки всё будет хорошо. У Ульяны не было выбора. Иначе бы я никуда не поехал. Она, ясен пень, согласилась. Я оставил целый список ЦУ, что можно делать, а что нельзя. Стребовал с неё обещание, что в случае чего она незамедлительно мне позвонит. Мне кажется, в тот момент Ульяна согласилась бы даже душу дьяволу продать, лишь бы я поехал в тур. Но что-то мне подсказывает, что она это уже сделала.
Лёля помогала собирать мне чемодан, причитая, что я оставляю её как дряхлую старуху с сиделкой.
- А как я буду с тобой связываться, если ты мне даже телефон не оставляешь? – Опять ворчит она.
- Я позвоню твоей компаньонке, она передаст телефон. Но пока врачи не разрешат, никакого телефона! – Строго говорю я. – Тем более, что у тебя его всё равно нет. – Хмыкаю я, наслаждаясь её растерянностью.
- Курьерскую доставку никто не отменял. – Пытается выкрутиться Лёля.
- И как ты её закажешь? По телефону, которого нет? – Намеренно издеваюсь я, провоцируя её эмоционально отреагировать, чтобы насладиться вернувшейся в себя моей малышкой.
Лёля сердито фырчит и кидает в меня моей майкой. Я смеюсь и ловлю её в полёте, укладывая по ходу в чемодан. Игриво нападаю на Лёлю, закидывая себе на плечо, пока она бьёт меня кулачками по спине и смеётся. Но потом она резко перестаёт смеяться и панически верещит:
- Ваня! Опусти меня немедленно на пол!
Я в ужасе ставлю её на ноги, она слишком быстро для её болезни бежит в сторону туалета, и я слышу, как её начинает выворачивать наизнанку. Да... Рано я начал свои игры.
Утомившись, она с трудом выпивает таблетки, от которых наотрез отказывалась, объясняя, что может выплюнуть их в унитаз, если рвота возобновится, но я настоял. Запив лекарства стаканом воды, она очень хрупко легла на подушки большой кровати, свернувшись калачиком и заметно погрустнев. Убрав оставшиеся лекарства и стакан, я возвращаюсь в спальню и ложусь с ней рядом. Лёля тут же подползает ко мне и устраивается таким же калачиком, положив голову мне на грудь.
- Ты говорил, что теперь будет только хорошее. Пообещай, что хуже, чем было, уже не будет.
- Обещаю. – Надломленным голосом отвечаю я.
- Точно обещаешь?
- Точно обещаю. – Целую я её в макушку для убедительности, вспомнив, как она так же выпрашивала обещание, когда я сам заболел в туре.
Утром мы проснулись в том же положении, что и уснули. Лёля мирно спала у меня на груди, пока я гладил её волосы и переживал из-за предстоящей разлуки. Сегодня она спит дольше обычного. Через час уже должна приехать Ульяна за мной, а Лёля всё не просыпается.
Через пару минут она поднимает голову наверх, пытаясь увидеть меня, но сонная пелена ещё не спала с глаз, поэтому она моргает, пытаясь сфокусировать на мне зрение.
- Доброе утро, малышка – Шепчу я, растягиваясь в улыбке.
- Где я? – Спрашивает Лёля, а кровь в моих венах останавливается, растрёпанное сердце пропускает удар.
- Ты у меня дома, в моей спальне. – Трясущимся голосом отвечаю я.
- А как я тут оказалась?
- Я привёз тебя к себе, когда забрал из больницы. – Медленно выдыхаю я, понимая, что день сурка опять начался, но всё ещё тепля надежду, что это не так.
- Почему я была в больнице? – Хмурит Лёля брови, потирая затылок и находя на голове выстриженные волосы и шрам. – Оу... Это..?
- Ты ударилась головой, помнишь? Упала на улице. Тебя... - Прерываюсь я не в силах продолжать, потому что точно знаю, что за этим последует.
- Меня толкнули... или дёрнули... журналист! – Лёля смотрит на меня полными ярости и слёз глазами, моментально отстраняясь, но резкая головная боль не даёт ей быстро двигаться. Я пытаюсь обнять её, чтобы она не навредила сама себе, но не успеваю сделать это, как раньше, заблаговременно предсказывая все её действия.
- Ты помнишь? – Уточняю я, хватая её за руки и прижимая к своей груди.
- Почему каждый раз, когда ты появляешься в моей жизни, со мной происходит всё самое плохое? – Отчаянно рычит она мне в грудь, пытаясь причинить боль легкими ударами ослабших за время болезни кулачков.
Она рыдает, она ругается, кусается, но я не отпускаю, пока у неё не заканчиваются силы. Ульяна застаёт нас в этой позе, пока Лёля пытается из последних сил оттолкнуть меня.
Я смотрю на продюсера и подошедшую незнакомую женщину лет тридцати пяти и мотаю головой, показывая, что я никуда сегодня не поеду. Обе молча наблюдают за открывшейся картиной, пока я успокаиваю обессилившую Лёлю. Она засыпает в моих объятиях, и я аккуратно кладу её на подушки, не в силах сдержать уже своих слёз. Быстро смахнув их, я укрываю свою малышку одеялом и выхожу вместе с женщинами из спальни.
- И даже не смей мне говорить, что ты никуда не поедешь. – Угрожает мне Ульяна. – Руки в ноги и в машину. Олей теперь займётся Наталья.