Белла
Я принципиально не писала первой — никогда. Но с Коулом... мне хотелось нарушить это правило. Хотелось написать ему самой, поговорить о чём-то важном, сокровенном, просто нашем. Я даже взяла телефон в руки, но тут же положила его обратно — ведь мы почти не говорили во время встречи. И от этого на душе становилось особенно горько. Мне казалось, что я не заслуживаю даже попытки. А ведь он мне действительно нравился...
Я задумалась: откуда эти чувства? Почему они вспыхнули так быстро, как пожар? Всё казалось слишком настоящим — и от этого таким пугающим. Я хотела разобраться в себе, понять, что происходит. Почему он вдруг стал таким важным?
Я медленно отложила телефон в сторону и оглядела свою комнату. Моя небольшая квартирка досталась мне от родителей. Недавно я сделала тут ремонт: высокие потолки окрасила в белый цвет, стены оклеила обоями с едва заметным цветочным узором. Из мебели — туалетный и письменный стол, стенка с телевизором, пара полок с книгами, комод, открытый рейл с одеждой и книжный шкаф, украшенный гирляндой. И, конечно, моя любимая кровать — большая, белоснежная, с пушистым пледом. Всё в этом пространстве было обо мне. Здесь мне было спокойно.
Я почувствовала желание выпить кофе и прошла на кухню. Здесь тоже царил минимализм: белый кухонный гарнитур с тёплыми деревянными вставками, аккуратный холодильник, два пушистых стула и маленький стол. Всё было идеальным — чистым, выверенным, уютным. Я старалась следить за порядком. Мне это помогало сохранять внутреннее равновесие.
В лежанке мирно сопел Коди. Ему было двенадцать лет — он был стареньким мопсом, одним из самых милых созданий на свете. Говорят, что с возрастом собака «выцветает» от количества поцелуев — и это была правда. Его ушки и мордочка потеряли былую тёмную окраску, в светлой шерсти проступала седина. Я смотрела на него с любовью — он был частицей моей прошлой жизни, связующей ниточкой с родителями. Самой доброй.
Я подошла к кофемашине и приготовила себе капучино без сахара. Старалась избегать сахара в рационе — заменяла его на альтернативы. Мама с папой приучили меня к здоровому образу жизни, и я старалась его поддерживать: не ради внешности — ради самочувствия. Ради ощущения, что я контролирую хоть что-то.
Я налила кофе в керамическую чашку, пошла к компьютеру и села за отзыв на прочитанную недавно книгу Паланика — «Удушье». За час я написала две страницы, потом сделала пару эстетичных фотографий для блога и отправила пост на модерацию. Откинулась на спинку кресла, продолжая пить кофе, и наконец почувствовала: я дома. В себе.
Именно в этот момент пришло сообщение. Я машинально разблокировала экран и нервно сглотнула.
Эйдан Хоул.
Моё сердце пропустило удар.
Он был тем, кто издевался надо мной в школе. Нам тогда было по 13 — мы перешли в среднюю. Эйдан был в нашем классе. Все красивые девочки сходили по нему с ума. Я никогда не понимала, за что: смазливый, глуповатый, с нагловатой ухмылкой. В нём не было ничего, что бы зацепило — не по-настоящему.
Как-то я ляпнула, что он недалёкий. Глупо, невзначай. Я не хотела конфликта, но после этого он стал меня травить.
В тот момент я выглядела не лучшим образом: короткая стрижка под мальчика, мешковатая одежда, вечно худое тело, усыпанное прыщами лицо. Я была подростком, которого удобно было ненавидеть.
И он воспользовался этим.
Я помню тот день. Он затащил меня в мужской туалет, и в его глазах была ярость.
— Тупая соплячка. Как ты смеешь говорить обо мне такое дерьмо? — прошипел он, прежде чем схватить меня за волосы и опустить лицо в унитаз. — Сейчас мы тебе личико почистим...
Он смеялся. Его друг Эдди снимал всё на телефон.
Я захлёбывалась. Слёзы, вода, унижение.
Когда Эйдан отпустил меня, я отлетела к стене и сползла вниз. Меня стошнило. Он вытер руки об джинсы и сказал:
— Пусть лежит. Наказали эту прыщавую мразь.
Я рассказала родителям. Отец поднял бровь и ответил:
— Ты сама виновата, Изабелла. Надо было молчать.
Мама смотрела с тем же безмолвным осуждением.
Мне стало страшно. Больно. Одиноко.
Я собрала вещи, молча. Родители ничего не сказали. Просто отпустили. Я переехала в квартиру, которая теперь была моей — та, в которой я жила сейчас. Перевелась в другую школу. Начала заново.
Летом я поехала к тёте Марте. Мы пошли по магазинам. Я впервые выбрала платья — лёгкие, летящие. Никаких брюк. Я начала лечить кожу, отрастила волосы, научилась делать макияж по туториалам. На вид я стала другой. Внутри — всё ещё та же. Но теперь я хотя бы могла притворяться.
Я даже сменила фамилию: Шнайдер стала Грейпс. Мне казалось, что я обретаю новую кожу. Отец и мать больше не звонили. И я не ждала.
В школе у меня не было друзей. Совсем. Но мне нравилось учиться, и книги были рядом. Я вела блог, общалась с подписчиками, писала рецензии. Это стало моей работой, а позже — частью личности.
Но одиночество всё равно было рядом. Оно жило во мне.
И вот сейчас я читала это сообщение — от того, кто разрушил меня когда-то.
Я дрожала. И пошла в душ. Смыть всё. Терла кожу мочалкой до тех пор, пока не увидела кровь. Только так я чувствовала, что могу избавиться от прошлого.
Потом вымыла голову, завернулась в банный халат и пошла в спальню. Коди уже ждал — он всё чувствовал. Он лизнул меня в руку, прижался ко мне, улёгся на грудь. Я обняла его и наконец смогла уснуть. Не потому что всё стало лучше. Просто стало чуть тише.