Глава 7
Три служанки стояли в полутёмном коридоре за углом, их голоса тихо звенели, но каждое слово отдавалось во мне эхом, словно удары хлыста. Я замерла всего в нескольких шагах, пряча дыхание, боясь даже шелохнуться.
— Вы заметили, как наша госпожа очень сильно изменилась? — первая наклонилась к другим, словно делилась страшной тайной.
— Да-да! — зашептала вторая с заговорщицким блеском в глазах. — Я тоже это заметила. Раньше госпожа всё время кричала, топала ножкой и приказывала направо и налево. Никогда не говорила спокойно... Мне всегда было жаль Элен. Она ведь тень её — а госпожа на ней срывалась хуже всего.
— И это в десять лет! — вставила третья с насмешкой, которая пронзила меня острее кинжала. — Будто уже стала императрицей. Даже старшую госпожу — такую добрую и терпеливую — ни во что не ставила.
У меня пересохло в горле. Слова их били безжалостно, но ведь... они правы. Я была именно такой. Высокомерной, избалованной, нетерпимой. Детская глупость, подкреплённая властью семьи, сделала из меня маленького тирана.
— А сейчас... — снова подала голос первая, и в её интонации промелькнуло не удивление, а почти страх. — Такое чувство, будто её подменили.
— Точно! — вторая заговорщицки кивнула. — Она стала другой. Спокойной. Но эта её уверенность... — служанка понизила голос, почти до шёпота. — От неё мороз по коже. Будто в её глазах что-то изменилось.
— Да, она смотрит так, что хочется склониться. И ведёт себя... грациозно. Словно взрослая дама.
— А мне страшно, — призналась третья. — Резко изменилась. Словно чужая. Что с ней произошло?
Я закрыла глаза. Сердце глухо ударило в груди. Их слова были как зеркала — неприятные, искажённые, но правдивые. Что со мной произошло?
Если бы они знали... если бы хоть на миг увидели ту тьму, сквозь которую я прошла, — они не смели бы так болтать.
Я едва сдержалась, чтобы не выйти к ним и не оборвать разговор ледяной репликой. Но не сделала этого. Нет. Пусть думают, что я ничего не слышала. Пусть шепчутся. А я... я только сильнее утвердилась в своём решении: мне нельзя оставаться здесь. Слишком заметна перемена.
Я шагнула назад, но пол скрипнул под каблучком. Голоса тут же оборвались. Несколько секунд — тишина, напряжённая, как натянутая струна. Я почти ощущала, как их глаза ищут источник звука.
Ещё шаг — и меня разоблачат.
Но прежде чем я успела двинуться, сзади раздался тихий голос:
— Госпожа, что вы тут делаете?
Я едва не вскрикнула — Элен.
Тихая, как тень. Я едва не вскрикнула, но успела прижать ладонь ко рту. Схватила её за руку и утащила в угол коридора, подальше от болтливых служанок.
— Госпожа Рия, что... — начала она, но я жестом велела замолчать.
Она поняла. Она всегда понимает меня с полуслова.
— Пойдём, — коротко сказала я.
Чёрт, зачем я вообще шла в ту часть поместья? Всё забылось. Память избирательна: прошлые жизни помню до боли отчётливо, но простые вещи в настоящем — ускользают. Иронично.
Мы остановились у окна. Снаружи открывался вид на главный вход, фонтан, застывший в ледяной тишине, и дорожку, занесённую снегом. Рядом конюх держал двух коней, а возле него стояли рыцари.
— Элен, зачем ты меня искала?
— Вас искал младший господин. Он уезжает и хотел попрощаться.
Клод. Мой брат. Моя единственная отрада. Он уезжал в Академию.
В груди сжалось, как всегда, когда я думала о том, что теряю его хотя бы на время.
***
Я подошла к брату и обняла за талию, вцепившись в него так, словно боялась, что стоит отпустить — и он исчезнет.
— Я буду очень скучать, — сказала очень искренне и с толикой грусти, едва сдерживая дрожь в голосе.
— Не успеешь оглянуться, а уже наступит весна, и я приеду, — бережно поглаживая меня по волосам, сказал брат. Его ладонь была тёплой, как в детстве, когда он прикрывал меня одеялом, чтобы я не замёрзла ночью. — Не скучай сильно, а то можешь заболеть, и я буду очень сильно переживать. Хорошо?
В этот миг я вспомнила, как много лет назад мы бегали по заснеженному саду, лепили кривых снеговиков и падали в сугробы. Клод всегда первым поднимался и протягивал мне руку. «Вставай, Ри-ри, я рядом» — эти слова навсегда отпечатались в моей памяти. Тогда я ещё не понимала, что однажды они станут для меня самым ценным обещанием.
Не отпуская Клода из объятий, я качнула головой. На глазах проступили капельки слёз, застилая мир. Отпускать его совсем не хотелось. Без его компании мне будет слишком пусто в этом огромном доме. Последние дни я всё чаще пыталась проводить с ним время, ощущая, что скоро он уедет. Но всё выходило редко, как мне хотелось — рядом всегда был его друг, этот молчаливый Аарон.
— Дорогая, тебе необходимо отпустить брата. И прошу, не плачь, — мягко сказала матушка, её голос словно пытался удержать меня на земле. — Ты же знаешь, Военная Академия только для мальчиков, тебя не пропустят. Вы скоро увидитесь, даже оглянуться не успеешь.
С огромным огорчением я разжала руки, отпустив брата, и вытерла носовым платком лишнюю влагу, при этом наигранно громко вздохнув, словно хотела скрыть настоящую боль за шутливым жестом.
— Не расстраивайся, — сказал Клод, улыбаясь.
Я подняла голову вверх и увидела эту яркую, сияющую улыбку. Лучи зимнего солнца ворвались в комнату и заиграли на его волосах, окрасив их в рыжий, почти золотой цвет. В тот миг он напоминал мне само солнце — такое далёкое и тёплое, от которого зависит моё существование.
Улыбнувшись в ответ, я с усилием отпустила Клода и направилась к матушке. Но боковым зрением уловила движение. Повернув голову, я встретилась с Аароном.
Он стоял чуть поодаль, руки сложены на груди, лицо всё такое же холодное и непроницаемое. Но его глаза... они не сверкали льдом. В них был странный блеск, будто он что-то хотел сказать, но не позволял себе. Он пристально следил за каждым моим движением.
Что это с ним? Какое ему до меня дело?
Я поспешно отвела взгляд, но ощущение этого взгляда не исчезло.
Отец тем временем начал говорить с братом и будущим графом Валентайн, пожелал им хорошей учёбы и, похлопав обоих по плечу, вышел. Матушка тоже тепло попрощалась и удалилась, оставив нас троих.
Я напряжённо выпрямилась. Передо мной стояли два человека — такие разные, словно солнце и луна. Клод — открытый, сияющий, любимый. Аарон — мрачный, холодный, словно ночь без звёзд. Я никак не могла понять, как эти двое нашли друг в друге друзей.
Собравшись с духом, я произнесла:
— Хорошей вам дороги и учебного года. Братец, очень прошу, будь осторожен.
Мои глаза невольно метнулись к Аарону. Я остановилась прямо перед ним и, встретившись с его голубыми глазами, добавила:
— Вы тоже, лорд Оуэн, будьте осторожны.
Он должен быть живым и здоровым, чтобы однажды я смогла им воспользоваться. Возможно, не сейчас, но в будущем он станет моим мечом, которым я нанесу удар всем своим врагам.
— Благодарю вас, леди Сайрес, — тихо ответил он, и в его голосе скользнула едва заметная хрипотца.
Я отвела взгляд, но внутри что-то дрогнуло.
Солнце и Луна уходят. А я остаюсь в темноте.
Когда все прощания завершились, мужчины направились к выходу. Вскоре в поместье вошёл зимний ветер — тяжёлые двери распахнулись, впуская холод и снежную пыль. Я шла за ними на расстоянии, не решаясь приблизиться ближе.
Клод легко вскочил в седло своего рыжего скакуна. Он был как всегда светел и улыбчив, будто и не уезжал, а просто собирался на прогулку. Но я знала — впереди долгие месяцы разлуки.
Перед тем как тронуться, он резко обернулся и нашёл меня взглядом. Его глаза сияли сквозь зимний сумрак. Клод приподнял руку и помахал мне, улыбаясь так тепло, что в груди защемило.
Я прижала ладонь к сердцу и, едва заметно кивнув, улыбнулась в ответ. Слёзы предательски защипали глаза, но я не позволила им скатиться по щекам. Пусть брат запомнит меня сильной.
Аарон тем временем уселся на вороного жеребца. Он не махал рукой, не улыбался — только задержал на мне взгляд. Долгий, внимательный, почти пронизывающий. И кивнул. Лаконичный жест, но почему-то он врезался в память сильнее, чем все слова прощания. Будто немое обещание — что он тоже вернётся.
Колонна медленно двинулась с двора, оставляя за собой следы копыт на свежем снегу. Я смотрела, пока их фигуры не растворились среди белого марева, и сердце сжалось.
Солнце и Луна уехали. А я осталась одна, в их пустоте.
Я ещё долго стояла у окна, пока снег всё падал и падал, заметая следы, словно пытаясь стереть саму память о том, что они здесь были. Но я знала: эта картина останется со мной навсегда.
***
В спальне стояла тишина, нарушаемая лишь мерным потрескиванием камина и шелестом ветра за окном. Я почти расслабилась, глядя на зимний сад, укутанный белым саваном, когда раздался осторожный стук.
— Госпожа Рия, я вхожу, — голос Элен был сдержанным, но в нём я уловила странное напряжение.
Она вошла, прикрыв за собой дверь, и замерла у порога. Не подошла ближе, как обычно, а лишь смотрела на меня, будто не знала, с чего начать. В животе неприятно сжалось.
— Что такое? — я медленно повернулась.
— К вам гости.
Гости? Холодок пробежал по спине. Никто меня не навещал. Никогда.
— Кто же это? — спросила я с осторожностью.
— Его высочество, кронпринц, — почти шёпотом.
Сначала я не поверила. Слова прозвучали, как чужие, откуда-то издалека. Кронпринц? Здесь? В моём доме?
— Что?.. — выдохнула я, но Элен лишь опустила глаза.
Ноги подогнулись, и мне пришлось ухватиться за спинку кресла. Никогда, никогда за все годы он не приходил сам. Я всегда была той, кто бегал за ним, словно прикованная к цепи. Я унижала себя, позволяла топтать, но это было моё желание. Он лишь снисходительно позволял.
А теперь он сам явился.
— Мне передать, что вы скоро придёте? — робко спросила Элен, но я заметила, как дрогнули её пальцы. Даже она боялась произносить его имя.
Я отвернулась к окну. В груди бушевал пожар, в котором сплелись страх и ненависть. Мне хотелось крикнуть, разбить стекло, бежать. Но я знала: стоит увидеть его лицо, и я не выдержу. Накопившаяся ярость рванётся наружу, и я всё погублю.
Перед глазами вспыхнула картина прошлого — холодный блеск клинка, вонзающегося в мой живот. Его равнодушные глаза. Его смех.
Нет.
Я крепко обняла себя руками, пытаясь унять дрожь.
— Скажи ему... — голос сорвался, я прокашлялась и выдавила твёрже: — Скажи ему, что я плохо себя чувствую.
Элен приоткрыла рот, но не посмела возразить. Я видела её сомнение: отказать кронпринцу — значит навлечь беду. Но я не могла иначе.
Я снова посмотрела в окно. Белый снег кружился, падая в сад, словно сама богиня пыталась скрыть следы этого визита.
Сегодня я отказалась. Сегодня он не получит удовольствия видеть моё унижение.
Но в глубине души я знала — это лишь отсрочка. Он вернётся. И тогда игра станет куда опаснее.
Когда Элен ушла, я осталась одна. В комнате было тихо, слишком тихо, и тишина давила на уши. Я ходила по спальне, словно зверь в клетке, пальцы бессознательно скользили по холодному подоконнику.
Куда мне деться? Куда спрятаться от прошлого, которое тянется за мной, словно тень?
Монастырь? Нет. Там слишком много стен и правил. Там я снова окажусь пленницей — только в другой клетке, позолоченной молитвами.
Бегство? Но куда? У меня нет ни союзников, ни друзей, ни тех, к кому можно обратиться за помощью.
А оставаться здесь — значит ждать, пока кронпринц снова не заявится.
Я остановилась, глядя в окно. Снег медленно падал с небес, и казалось, будто сами боги накрывают землю покрывалом, пряча все следы прошлого. В этот миг я почувствовала... зов. Будто кто-то подталкивает меня к решению.
И тогда я вспомнила слова Валентины, сказанные совсем недавно. Академия Благородных Девиц в Альдэране.
Я словно услышала их вновь, будто они прозвучали прямо в этой комнате. Академия — место, где девочки превращаются в леди. Где чужие глаза не видят твоих слёз, а твои ошибки остаются только твоими. Где учат быть сильной, даже если весь мир рушится у тебя под ногами.
И что самое главное — это далеко. Две недели пути от столицы. Там Мэвел не найдёт меня. Там у меня будет время. Время, чтобы дышать. Чтобы думать. Чтобы стать кем-то другим.
Я сжала кулаки.
Да, я поступлю в Академию.
Не как избалованная дочь герцога, а как девушка, которая вернулась из-за черты смерти и готова переписать свою судьбу.
Это будет мой выбор. Не отца, не императора, не богов. Мой.
Я подошла к зеркалу и посмотрела на своё отражение. В стекле стояла девочка десяти лет. Но в её глазах — в моих глазах — уже не было наивности. Только решимость и холодный огонь.
— Я поступлю в Академию! — произнесла вслух. И впервые за долгое время мои слова прозвучали как клятва.