eighteenth part
Сквозь не до конца сомкнутые шторы в комнату пробивалось утреннее сонце, золотыми полосами гуляя по стенам, полу, простыням. Оно выискивало следы бурной ночи: одежду, раскиданную безжалостно, как после урагана, чей-то перевернутый бокал с засохшими каплями вина на дне, пачка сигарет, валяющейся на полу.
Музыка с кухни глухо вибрировала сквозь стены — басы гнали утро вперёд.
Влада медленно открыла глаза. Первое, что она увидела — шея, мужская, покрытая её царапинами и лиловыми следами, будто метки, оставленные в бою. Она чуть дернулась, желая освободиться, но сильная рука, будто во сне, рефлекторно сжалась на её талии.
— Пусти, — прохрипела она, голос был низким, сиплым, почти сдавленным от сухости в горле.
Саша застонал сонно, но глаза открыл. Свет ударил по его лицу, и в этом солнечном блике зелень его глаз выглядела ещё ярче, почти нечеловеческой. Пепельные волосы в беспорядке спадали на лоб. Он зевнул.
— Я пристрелю Лану и Лешу. — пробормотал он, щурясь от света. — За музыку.
— Я сейчас и тебя пристрелю, если не отпустишь. — уже громче, но всё ещё сипло, сказала Влада.
Саша чуть усмехнулся, но руку убрал.
— Это у тебя «доброе утро» такое? — приподняв бровь, он уселся, облокотившись о стенку кровати.
Влада, всё ещё прикрывая грудь одеялом, села, оглядела комнату. Их одежда валялась в разных углах, её лифчик как-то висел на стуле, а его очки почему-то лежали на подоконнике. Её тело ныло — шея, ключицы, грудь усеяны фиолетовыми пометками. Каждая как напоминание о каждой их минуте.
— Жалеешь? — его голос прозвучал сзади, уже без насмешки.
Она повернула голову. Саша сидел полуразвалившись, на груди — тонкие алые полосы от её ногтей, на плечах следы от ее зубов, а шея усеяна её засосами. Он смотрел в упор, спокойно.
— Нет. — коротко ответила, дернув плечами. — Но если ты хотя бы заикнёшься кому-то об этом — Я тебе горло перережу. — И, снова встретившись с его взглядом, спокойно добавила: — Без шуток.
Он только поднял руки в притворной капитуляции, усмехнувшись. И даже на руках алые царапины. Влада закрыла лицо рукой.
— Секрет, клянусь, — пробормотал он, но в голосе была искренняя насмешка.
Влада снова завалилась на кровать, закрыв глаза.
— Не хочу выходить к ним, — тихо.
— Оставайся.
— С тобой — тоже не кайф.
— Прекрасно, — усмехнулся он. — Значит, я в списке неудобств после Леши, Ланы и похмелья?
Она повернула к нему головой, медленно улыбнулась.
— Радуйся, ты хотя бы в списке.
Саша тихо рассмеялся, проводя рукой по волосам.
Комната наполнилась мягким солнечным светом. Всё остальное — было за её пределами.
Влада оделась быстро — не потому, что спешила, а потому что не хотела задерживаться в этом воздухе, ещё пахнущем ночью. Придерживая одеяло, она подбирала с пола свою одежду, пока Саша лениво наблюдал за ней с кровати, откинувшись на подушки.
— Не смотри так. — бросила она, натягивая брюки.
— А как? — в голосе всё ещё та утренняя ленивость.
— Будто ты ничего не видел. — отрезала Влада и направилась к двери.
Саша усмехнулся, затем поднялся и, не торопясь, стал одеваться сам. Ощущение лёгкости между ними длилось ещё секунды три, пока Влада не распахнула дверь. Солнечный свет коридора ударил по глазам.
На кухне было оживлённо. Лана, босая, в широкой рубашке, крутилась у плиты, Лёша наливал себе кофе, напевая под музыку, теперь уже спокойную. Когда дверь спальни отворилась, оба повернулись.
Лана прищурилась, глядя на Владу, которая шла, будто по минному полю — с равнодушием в лице, но с растрепанными волосами и следами на шее, которые не замаскировать так просто, она попыталась прикрыть их волосами.
А за ней — Саша. Уже в рубашке, небрежно проведший рукой по волосам, потянувшийся, как будто всё, что произошло — не более чем хороший сон.
— О, проснулись, голубки, — язвительно прокомментировал Лёша, с ухмылкой отпивая кофе.
— Как спалось?
Влада прошла мимо, даже не взглянув в их сторону.
— Я вас задушу, если вы это обсуждать начнёте.
— Что — это? — улыбнулась Лана, но в её голосе была искра — острая, опасная. — Мы ж просто спросили, как ты спала.
— Плохо. — бросила Влада, беря какой то стакан и наливая себе воду.
Саша, тем временем, оперся на дверной косяк.
— А я отлично. Прям как дома.
Он перевёл взгляд на Владу, и они на миг встретились глазами.
— Надеюсь, никто не снимал нас на скрытую камеру? — лениво спросил он, посмотря на Лану.
— Увы. Но если ты хочешь повторить для кадра — я за. — усмехнулась Лана, не оборачиваясь, помешивая что-то в сковороде.
Влада глотнула воду и поставила стакан.
— Я в душ. Если кто-то скажет хоть слово, клянусь, я сделаю так, что вы это утро запомните как своё последнее.
И ушла, не оборачиваясь.
Саша хмыкнул и сел за стол.
— Хорошо поспал, кстати — спокойно сказал он
Лёша кивнул, посмеявшись:
— А она — плохо.
Влада стояла перед зеркалом, не торопясь включать воду. Лампа над умывальником жужжала, бросая тусклое, резкое освещение на всё вокруг.
Брюнетка медленно стянула с себя одежду. Её взгляд скользнул по отражению.
Шея — покрыта тёмно-бордовыми следами, заходя на ключицы. Справа — следы от зубов. Ниже, под рёбрами, возле шрама — еще один темный засос. Бедра, грудь, живот — усеяны следами, как будто кто-то рисовал по ней ночью и забыл стереть. Тело дышало болью и жаром.
Влада на мгновение задержала дыхание.
Такую её ещё никто не видел. Даже она сама — не в этом состоянии. Настолько живую. Настолько сданную. Тело было похожее как тогда, в амбаре, но без крови, без слез, без будто умершими глазами. А сейчас наоборот, было приятно от этих пометок, даже тепло.
Она провела рукой по ребру, будто проверяя: это правда или ещё остатки сна. Мимолетная дрожь пробежалась по коже.
— Блядский Парадеев, — выдохнула она и резко отвернулась от зеркала, будто сама себе надоела.
Холодный душ ударил резким потоком. Влада встала под струи, стиснув зубы. Вода текла по её телу, смывая остатки ночи, но не ощущения. Не взгляды. Не запах его кожи, который всё ещё витал где-то на уровне памяти.
Она закрыла глаза и откинула голову назад.
Не жалею.
Внутри всё спорило. Эмоции, которые она научилась душить. Контроль, на котором держалась её жизнь. Всё дёргалось, сбивалось, как старый механизм.
Не жалею.
— Но это ошибка, — прошептала она, вслух, будто кому-то. — Это ошибка, и больше такого не будет.
Слишком опасно.
Слишком близко.
Слишком легко было потеряться.
Спустя пятнадцать минут она вышла из душа. Волосы тёмными прядями падали на плечи, щеки чуть розовели от горячей воды. Влада открыла дверь в коридор. Воздух снаружи пах жареным хлебом, кофе и чем-то ещё домашним. Внутри уже гремела жизнь — слышался чей-то смех, бряцание посуды и приглушённые голоса из кухни.
— Уж извините за такой завтрак, кроме хлеба и яиц в этой квартире ничего нету. — положив тарелку с завтраком, с усмешкой сказала Лана.
Влада села возле Саши, ведь свободных мест уже не было. Поправив волосы, она сделала глоток кофе. Саша только мельком взглянул на неё, но в этом взгляде было достаточно — едва заметная усмешка в уголке губ, тихое воспоминание об их ночи, отражённое в глазах. Влада, сделав вид, что не заметила, спокойно потянулась за вилкой и начала есть.
— Кофе ядреный, как твой характер, Лана, — буркнул Лёша, откусывая хлеб. — Но зато бодрит.
— Ага, — ответила блондинка, садясь напротив. — Что-то вы оба сегодня молчаливые. Я вас кстати не помню после задания Дани.
Саша не ответил. Только пожал плечами. Влада тоже промолчала. Её лицо оставалось непроницаемым, но пальцы машинально крутили ложку в чашке — слишком спокойная для того, чтобы быть действительно спокойной.
Лёша расплылся в широкой ухмылке.
— Думаете, вы оставите это в тайне? Стены, между прочим, тонкие. В следующий раз хотя бы музыку включайте, а то нашей было недостаточно.
Саша поставил чашку на стол, громко.
— Леша, — произнёс он резко, но с предупреждением в голосе. — Хлеб доешь.
— Уже всё, уже молчу, — поднял руки Лёша.
— Вчера как вы пропали, — начала Лана, небрежно намазывая масло на поджаренный ломтик хлеба, — что-то все как-то быстро разошлись. Ну... кого-то, конечно, и вынесли, но это не суть.
Она усмехнулась, будто вспоминая, как Лёша пытался тащить кого-то под руки сквозь полутемный подъезд. Леша только хмыкнул, не поднимая глаз от своей чашки.
— Кстати, — вдруг резко бросила Лана, повернувшись к нему с прищуром, — что это был за парень?
— Какой из? — Лёша оторвался от экрана телефона, нахмурился.
— Брюнет, среднего роста. Глаза голубые, или серо-голубые... Не помню точно, но взгляд пронзительный. Словно считывал. Он особо ни с кем не говорил, просто стоял где-то в стороне, а потом всё время пялился на Эвелину. — она перевела взгляд на Владу, будто пытаясь уловить хоть какую-то реакцию. — Как только ты пропала, он сразу ушёл. Молча. Даже не попрощался.
Влада ничего не сказала. Лишь чуть сильнее сжала вилку в пальцах, а потом отложила её на край тарелки.
Саша, сидевший рядом, бросил короткий взгляд на неё, но тоже промолчал. В его движениях читалась легкая напряженность, почти незаметная посторонним.
— Честно говоря, я его сам не знаю, — сказал Лёша, сделав затяжку из электронной сигареты. — Вроде бы с Аней пришёл. Или с её подругой... Блять, не помню точно. Там столько людей было, что уже не разберёшь. Лицо знакомое, но точно сказать не могу.
— Странный он был, — подытожила Лана, откусив хлеб. — Глаза у него такие... будто знал что-то, чего не должен.
— Или хотел узнать, — добавил Леша.
Разговор завязался между ними снова — они начали вспоминать, кто как вел себя на вечеринке, кто с кем разговаривал, кто перепил, кто куда исчез. Словно листали фотоальбом из фрагментов памяти.
А за столом, напротив, Саша и Влада продолжали есть. Молча, сдержанно. В этих двух было что-то хищное, собранное. Они не участвовали в болтовне, не перебивали, не бросали замечаний. Их еда была скорее ритуалом восстановления, чем настоящим завтраком.
Саша наклонился чуть ближе к Владе.
— Ты знаешь, кто это мог быть? — спросил едва слышно.
Она чуть качнула головой, отрицая.
И именно в этой недосказанности между ними что-то зашевелилось. Вопрос, ответ и молчание — всё сплелось в нечто большее, чем обычное утро после вечеринки.
— Я пойду уже, — сказала Влада после короткой паузы и встала, задвигая стул.
— Я тоже, — сообщил Саша, вытерев руки о салфетку и собираясь подняться.
— Стойте! — неожиданно, почти отрывисто, выкрикнула Лана, и оба замерли в дверях. — У нас с Лёшей есть предложение к вам обоим.
Они обернулись. Лана смотрела на них с прищуром, а Лёша, откинувшись на спинку стула, крутил в пальцах вилку.
— Давайте полетим этой компанией в Сочи? — предложил Лёша, будто бросая вызов. — Лето заканчивается, а я ещё даже в бассейне не плескался.
— Мы вчетвером? — Влада медленно подняла бровь, сделала круг в воздухе указательным пальцем, показывая на всех за столом. Лана и Лёша синхронно кивнули.
— Нет. Я пас, — коротко отрезала брюнетка и уже собиралась выйти, как в кухне раздался голос Лёши.
— Эвелина, — он впервые за утро произнёс её имя без привычной насмешки. — Ты хоть раз была на море?
Она замерла на пороге.
— Не упускай шанс, — продолжил он, спокойным, но уверенным тоном. — Может, наконец-то настало время выдохнуть и пожить без этой твоей маски "Ледяная Эвелина"? Саша договорится с отцом, чтобы у тебя не было проблем.
На кухню спустилась тишина, густая, как утренний пар над кофе. Влада стояла спиной, и только её лёгкий вдох-выдох выдавал, что слова задели. Внутри неё боролись два голоса: один шипел, что она и так уже наотдыхалась, другой напоминал о детской мечте — увидеть море вместе с близкими.
Она выдохнула и медленно обернулась.
— Ты, — она указала пальцем на Лану, — скинешь мне дату, время и всё, что нужно об этой вашей поездке.
Потом перевела взгляд на Сашу:
— А ты — поговори с отцом. А то он скоро уже меня пошлёт.
Саша едва заметно усмехнулся. Лана с Лёшей обменялись быстрым взглядом — в нём читалось, что план сработал.
Вечером телефон Влады завибрировал. На экране высветилось имя «Парадеев». Короткое сообщение:
«Есть один интересный заказ. Можешь хорошо заработать».
Влада, уже переодетая в домашнее, усмехнулась и открыла детали.
Антон Смирнов. Мужчина лет под сорок. В криминальных кругах давно известен как посредник в крупных обменах наркотиков между компаниями. На этот раз он провернул сделку с Тёмным Союзом — пятьдесят килограммов нового, дорогого вещества. Но вместо обещанного товара исчезли и деньги, и сам Смирнов.
Парадеев писал, что «Союз» вышел на его точное местоположение. Сопроводил всё координатами и пометкой: «Ты ближе всего. Если хочешь, можешь заехать первая».
Влада недолго думала. К этому моменту адреналин, который давала утренняя сцена с Сашей, уже выветрился. Ей хотелось действия.
Через двадцать минут она уже натягивала чёрные джинсы, тёмную куртку и собирала волосы в низкий хвост. Холодный металл пистолета привычно лёг в кобуру на поясе.
Город погружался в вечер. Оранжевые огни фонарей ложились пятнами на мокрый асфальт. Машина мчалась в сторону окраины, туда, где в старом частном секторе прятался тот, кто осмелился кинуть «Союз».
У ворот нужного дома она заглушила двигатель, проверила, заряжено ли оружие, и тихо выдохнула.
Двор Смирнова утопал в полумраке. Один-единственный фонарь над воротами мерцал, создавая длинные, рваные тени на потрескавшемся бетоне.
Влада открыла дверцу машины, беззвучно ступила на гравий. В руках — тонкие кожаные перчатки, на лице — холодная маска, от которой у любого встретившего её дрогнул бы взгляд.
Старый деревянный забор обошёлся легко: пару секунд — и она уже оказалась на внутренней стороне. Дальше — вдоль стены дома, туда, где свет из окон был тусклее всего.
Она достала из кармана отмычку, вставила в замок боковой двери. Щёлк. Дверь поддалась.
Внутри пахло дешёвым табаком и жирной жареной едой. На кухне тихо тикали часы. Где-то глубже в доме работал телевизор — глухие мужские голоса вперемешку с рекламой.
Влада двинулась к источнику звука, ступая бесшумно, словно тень.
Смирнов сидел в гостиной. На столе перед ним стояли бутылка виски, пачка сигарет и пистолет, брошенный небрежно, будто это просто ещё один предмет интерьера. Он лениво листал телефон, даже не заметив, как Влада появилась в дверях.
— Ты кто... — начал он, но договорить не успел.
Влада метнулась вперёд, одной рукой вдавив его в кресло, второй — с глушителем, который тихо чмокнул дважды.
— Тебе привет от Темного Союза.
Первый выстрел — в грудь. Второй — контрольный, в голову.
Смирнов осел в кресле, кровь медленно расползалась по белой футболке.
Влада молча протянула руку, забрала пистолет со стола, потом проверила карманы — документы, наличка, ключи от сейфа.
Ещё минуту она провела у письменного стола, найдя небольшой чёрный чемодан с тем, что когда-то принадлежало «Тёмному Союзу».
Когда она вышла во двор, дом уже был пуст и тих. Фонарь у ворот продолжал моргать, будто подмигивая ей.
Влада завела машину, глянула в зеркало — в её глазах не было ни капли сожаления.
Кабинет Парадеева утопал в мягком полумраке, лишь настольная лампа отбрасывала жёлтый круг света на бумаги и ноутбук. Запах крепкого кофе и лёгкий аромат дорогого табака висели в воздухе.
Саша зашёл без стука, шаги его звучали глухо по ковру. Он остановился прямо перед столом, глядя отцу в глаза.
— Эвелина улетает со мной в другой город на пару дней, — сказал он чётко, без попытки завуалировать просьбу.
Парадеев, подняв бровь, откинулся в кресле.
— Что прости? — в голосе не удивление, а скорее любопытство. — Ещё пару месяцев назад ты мне говорил, что не за что не будешь с ней работать, а теперь... с ней улетаешь? — уголок губ дёрнулся в насмешке.
Саша молчал, не желая вдаваться в подробности.
— Так вышло, — бросил он коротко. — Нужно, чтобы она улетела без проблем.
Парадеев усмехнулся, взгляд его скользнул по шее сына.
— Так вышло, что и все эти засосы тоже она поставила? — он кивнул в сторону багровых отметин, сдерживая смешок. — Волкову надо рассказать... Он, кстати, на следующей неделе приезжает. Ему это обязательно нужно видеть.
Саша шумно выдохнул, прищурился.
— Ты это долго мусолить будешь?
— Ну... — Парадеев потянулся к телефону. — Сейчас узнаю, как она справилась с заданием, и тогда решим.
Он не успел договорить: на экране мигнуло сообщение от Влады. Короткое, лаконичное: «Сделано».
Парадеев хмыкнул, бросив взгляд на сына.
— Летите, голубки... — он откинулся в кресле, медленно затянулся сигарой. — Только живыми вернитесь... ну или с внуками.
Саша лишь закатил глаза и развернулся к двери, понимая: эти подколы от отца теперь прилипнут надолго, как запах дорогого табака в его кабинете.
Выйдя из стального, почти мрачного кабинета, где свет падал только на стол, Саша наконец позволил лицу расслабиться. Но облегчения не пришло — глаза оставались уставшими, а тот самый зелёный оттенок, который оживает только при виде одной кареглазой, теперь потемнел, словно в нём разлили густую тень.
Он выбрал лестницу вместо лифта. По ступеням можно идти медленно, слыша глухой стук собственных шагов, и вероятность столкнуться с кем-то по пути почти нулевая. Сейчас Саше именно этого и хотелось — тишины.
Можно подумать, что вечеринка, алкоголь и секс должны расслабить. Но к вечеру всё меняется: мысли, как тихие воры, подкрадываются и начинают перебирать события, застревая на самых острых моментах.
Саша не хотел приносить Эвелине боль. И всё же внутри кипело раздражение, почти ненависть — но не к её поступкам, а к самому факту её существования в его жизни. Потому что при виде её, сердце давно отгородившееся от всех, оживало и билось в грудной клетке резкими, быстрыми ударами.
В той комнате, на той чёртовой кровати, мозг хотел её задушить, стереть, сломать — просто за то, что она была. А сердце... сердце шептало: "Тише. Ей может быть больно, даже если она не скажет. Дыши." Он не думал — он просто поддался тому, что было сильнее.
Нет, он не влюбился. Это было бы смешно. Но с ней... с ней было странно спокойно. Её хотелось изучать, разгадывать, ловить каждое едва заметное движение губ или бровей. Хоть большую часть времени на её лице лежала эта холодная, выверенная маска.
Он много раз пытался раскопать что-то о ней: документы, фотографии, следы в прошлом. Ничего. Будто она возникла из пепла... и в любой момент может снова в него исчезнуть.
Саша спускался медленно, шаг за шагом, слушая глухое эхо собственных шагов. Лестница казалась бесконечной, а в голове вертелась одна и та же мысль — «зачем она мне нужна?». И чем дольше он пытался дать себе честный ответ, тем больше понимал, что никакого логичного объяснения нет.
Он ненавидел эту внутреннюю зависимость. Её шаги, холодный взгляд, насмешливый тон — всё это раздражало до боли, но стоило ей оказаться рядом, как все внутренние стены трещали, а контроль над собой таял, как дым.
Саша вспомнил, как в ту ночь её пальцы цеплялись за него, но при этом лицо оставалось почти невозмутимым. Ни страха, ни смущения, только сдержанность, будто и там, в темноте, она играла свою роль. Это бесило до дрожи. Он хотел сорвать эту маску, заставить её хоть раз показать, что под всем этим льдом что-то живое.
Но ведь именно эта недосягаемость и тянула его. Как тот единственный замок, который невозможно взломать, но руки всё равно чешутся попробовать.
Он вышел на улицу, вдохнул холодный вечерний воздух. В груди стало чуть легче, но мысли не отпускали.
«Эта поездка в Сочи... может, я просто хочу увидеть, какая она настоящая?» — пронеслось в голове, пока он засовывал руки в карманы и медленно направлялся к машине.
TG: anchekzy