Безжалостный принц

Сегодняшний день

— Это будет наша последняя ночь здесь на какое-то время, — заявляет Джейкоб, оглядывая нашу маленькую кабинку в закусочной

Мы приезжаем сюда так часто, что это место стало для нас вторым домом.

— Я знаю, — соглашаюсь я.

Меня охватывает волна ностальгии, когда я вспоминаю все время, проведенное здесь, и годы нашей дружбы.

Это также последний вечер, когда я его вижу на очень долгое время. Я игриво бросаю в него сырный шарик. Он ловит его ртом. Мы оба начинаем смеяться, и люди за соседними столиками смотрят в нашу сторону.

— Ты закончила паковать вещи? — спрашивает Джейкоб, кладя руку на стол.

— Я не знаю, что это за вопрос, — булькаю я, качая головой.

Он мой лучший друг. Он должен знать лучше, чем спрашивать меня о чем-то подобном.

Утром я отправляюсь во Флоренцию, чтобы подготовиться к началу второго курса в Accademia delle Belle Arti. Моя мечта — стать художником. Я с нетерпением ждала поездки во Флоренцию с тех пор, как мой отец забронировал билеты. Я всегда хотела учиться в Италии, как и моя мама. Несколько недель назад мы с Джейкобом закончили первый курс в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. С тех пор мои сумки уже упакованы.

Если бы мама была жива, она бы мной очень гордилась. Поступление в Академию это последнее, что я сделаю, чтобы пойти по ее стопам. Это будет потрясающе.

— Извини, моя ошибка, — усмехается Джейкоб. Его большие карие глаза сверкают. — Это был скорее случай, когда я спросил, готова ли ты уйти. Но ты, вероятно, родилась готовой.

Я смеюсь. — Да, так и есть. Я буду очень скучать по тебе, но не могу дождаться, когда уеду, — признаюсь я.

Будет волнительно начать занятия, потому что меня будут обучать одни из лучших учителей в мире, но я не буду отрицать, что возможность сбежать из Лос-Анджелеса и из-под контролирующей руки отца меня тоже не радует.

Хотя меня будут сопровождать телохранители и я остановлюсь у дяди, это первый раз, когда я поеду в Италию без папы.

— Я понял. Я просто надеюсь, что у твоего старика не случится сердечный приступ. — Он ухмыляется.

— Я знаю. Я все время думаю, что он передумает. Как он чуть было не передумал насчет моего поступления в колледж.

Я хотела уехать учиться с самого начала, но папа и слышать об этом не хотел. Мы остановились на UCLA только потому, что он был близко к дому. Он и слышать не хотел о том, чтобы я жила в кампусе. Лучшими моментами в поездке туда были курсы и возможность увидеть Джейкоба.

Понадобилось чудо заверения дяди Лео в том, что он позаботится обо мне, и настойчивые просьбы, чтобы уговорить папу разрешить мне поехать во Флоренцию.

— Скрещиваю за тебя пальцы. Ты столько трудилась, чтобы доказать ему, что справишься, чтобы добиться этого места. — Джейкоб кивает, с гордостью глядя на меня.

— Спасибо.

Я знаю, что значит быть Балестери, и в частности быть дочерью главаря мафии. Мой отец — могущественный человек. Поэтому у него есть враги. Я уже испытала потрясение, когда моего кузена Портера застрелили на улице несколько лет назад. Моя семья не из обычных. И семья Джейкоба тоже. Мы оба достаточно взрослые и достаточно умные, чтобы знать, откуда мы родом. Отец Джейкоба работает на меня, поэтому мы хорошо знаем, с какими опасностями мы можем столкнуться просто потому, что мы те, кто мы есть.

Я очень люблю своего отца и знаю, что он просто хочет защитить меня, но иногда мне кажется, что я живу в одной большой позолоченной клетке. Поездка в Италию даст мне шанс быть свободной. Честно говоря, я надеюсь, что если все пойдет хорошо, папа даст мне больше свободы, чтобы я могла путешествовать без постоянного надзора. Или его бдительного ока.

— Твоя мать была бы счастлива и очень гордилась бы тобой, — произносит Джейкоб.

Я вдыхаю и медленно киваю, он тянется через стол, чтобы накрыть мои руки своими. Мамы нет уже три года. Иногда это кажется нереальным. Иногда горе возвращается, чтобы преследовать меня, и я вспоминаю, как она страдала в те последние несколько месяцев, когда рак одолел ее.

Я не была уверена, что убило ее первым, суровые сеансы химиотерапии или сама болезнь. В конце концов она даже не была похожа на мою мать. Единственное, что осталось, это ее прекрасный дух. Она смотрела, как я рисую, когда сделала последний вздох. Я никогда не забуду, как она заботилась обо мне. Как будто она гордилась мной. Гордилась тем, что поделилась своими мечтами в искусстве, и гордилась моим желанием следовать своим собственным.

— Это очень много значит для меня, Джейкоб.

— Я знаю, что у тебя все получится. Я действительно буду скучать по тебе, Эмелия.

— Но ты ведь будешь приезжать ко мне, правда? — с надеждой спрашиваю я.

Он отпускает мои руки и дарит мне одну из своих озорных улыбок. — При любой возможности.

— Лучше бы так.

— Ты же знаешь, что я приеду. — Он сжимает губы. Я смотрю на него в ответ, и между нами воцаряется неловкое молчание.

В своем сообщении ранее он упомянул, что хотел спросить меня о чем-то важном. У меня есть довольно хорошее представление о том, что это может быть.

Он стал другим с тех пор, как мы поступили в колледж. И это говорит о том, что он хочет, чтобы мы были больше, чем просто друзья. Я делаю вид, что не замечаю, но я замечаю. Я вижу это сейчас, когда он смотрит на меня.

Я, наверное, идиотка, если не хочу его в этом плане. Джейкоб красивый и всегда заботился обо мне. Но для меня он как брат. Я не вижу, чтобы мы были больше, чем друзьями. Я также не чувствую этого.

Кроме того... хотя никто никогда этого не говорил, у меня такое чувство, что независимо от того, насколько близок Джейкоб и какие узы связывают наши семьи, мой отец никогда не допустит ничего большего, чем дружба между нами.

— Итак... я думаю, мне стоит поговорить с тобой об этом, да? — говорит он, ёрзая. Я напрягаюсь.

— Да, говори. — Я хочу, чтобы он сказал мне, что у него на уме, чтобы я могла быть с ним честна.

— Я... думал о нас и наших отношениях, — начинает он. — Нам всегда было хорошо вместе.

— Да, — отвечаю я, закусывая внутреннюю часть губы. — Так и было.

— Эмелия, ты же знаешь, я очень ценю тебя.

Я собираюсь сказать ему, что тоже ценю его как своего самого близкого друга, но тут дверь ресторана распахивается и вбегает Фрэнки, один из охранников моего отца.

В тот момент, когда наши глаза встречаются, я понимаю, что что-то не так. Мои нервы на пределе, когда он подходит с тяжелым стуком.

— Эмелия, — настаивает Фрэнки, — ты должна пойти со мной.

Я хмурюсь. — Что?

— Твой отец хочет, чтобы ты пришла сейчас же. — Я оглядываюсь на Джейкоба.

— Почему, что происходит? — спрашиваю я.

— Просто идем, сейчас же, — требует он, сжав кулак, напоминая мне, что, хотя я и Princesca Балестери, он мне не подчиняется. Он подчиняется моему отцу.

Я встаю. Джейкоб тоже. Я планировала побыть с ним еще немного. Мы даже не успели закончить разговор.

— Все в порядке. Иди, увидимся в Италии, — подбадривает меня Джейкоб.

Я обнимаю его, и он целует меня в лоб. Он никогда этого не делал.

— Увидимся в Италии, — отвечаю я.

— Buonasera. — Он бросает на меня слезящийся взгляд, полный беспокойства.

— Buonasera, — отвечаю я с легкой улыбкой.

— Пойдем, — подталкивает меня Фрэнки, приглашая пойти с ним.

Я двигаюсь к нему. Он кладет руку мне на поясницу, уводя меня прочь.

— А как же моя машина? — спрашиваю я, бросая взгляд на парковку, когда мы выходим на улицу.

— Я попрошу кого-нибудь ее забрать, — грубо отвечает он.

— Фрэнки, что происходит? — пытаюсь я снова, молясь, чтобы папа не передумал насчет Италии.

Фрэнки не отвечает, поэтому я не спрашиваю снова. Меня ведут к Bentley. Хьюго, второй человек моего отца, за рулем. Фрэнки открывает заднюю дверь, чтобы я могла сесть, и как только я пристегиваюсь внутри, он присоединяется к Хьюго спереди.

Комок встает у меня в горле, когда машина трогается с места. Я оглядываюсь на закусочную и вижу, как Джейкоб наблюдает за мной, когда мы отъезжаем.

Это странно, очень странно, даже для моего отца. Он никогда раньше так не делал.

Тридцать минут спустя, когда мы едем по подъездной дорожке, мое сердце сжимается от страха, когда я смотрю вперед на дом и вижу припаркованные снаружи машины и мужчин у двери, которых я не узнаю. Они держат автоматы.

— Чёрт побери, — шепчет Хьюго себе под нос.

— Да, черт возьми. Что это за фигня? — бормочет Фрэнки.

Мой отец ненавидит мужчин, которые ругаются при мне, боясь, что это запятнает меня. Для меня глупо беспокоиться о таких вещах, когда всегда есть что-то большее, о чем стоит беспокоиться. Например, то, что происходит сейчас.

Мы паркуемся, и Фрэнки первым выходит из машины. Оба мужчины подходят ко мне, когда я выхожу и заслоняют меня, защищают меня, когда они берут меня за руки.

— Что происходит? — шепчу я. И снова мне никто не отвечает.

Мы просто идем. Либо они не знают, либо не хотят говорить. Но им, должно быть, что-то сказали, потому что они ведут меня прямо в кабинет отца.

Я захожу сюда только тогда, когда папа хочет поговорить о моих оценках или карманных деньгах. Поскольку нет причин говорить об этом, я даже не могу предположить, что, черт возьми, это может значить.

Фрэнки открывает дверь, и я напрягаюсь, глядя на открывшуюся мне сцену.

Папа сидит за своим столом с устрашающим взглядом, его лицо бледное и пот бежит по его лицу. Я никогда не видела его таким... обеспокоенным.

Испуганным?

Он выглядит испуганным.

Перед ним в кожаном кресле сидит мужчина, который выглядит его ровесником. Рядом с папой стоит молодой человек, а рядом с ним мистер Марцетти, наш семейный адвокат. Я никогда в жизни не видела этих людей, и то, как выглядит папа, заставляет меня нервничать. Меня охватывает паника, и я чувствую, что должна бежать.

Мой отец — человек, которого многие называют неприкасаемым, но все, что здесь происходит, нехорошо.

Мужчина, стоящий рядом с папой, приковывает мое внимание. С его яркой внешностью и пронзительными бирюзовыми глазами он, без сомнения, самый красивый мужчина, которого я когда-либо видела в своей жизни. Но то, как он на меня смотрит, приковывает мое внимание.

Он смотрит на меня так, будто видит меня насквозь, словно видит мою душу. Он высок и зловещ, и его присутствие внушает авторитет.

Я чувствую тот же самый дух власти в старшем мужчине. За исключением цвета глаз, они похожи. Так что, я думаю, что молодой мужчина его сын. Я также думаю, что эти мужчины мафия. Они излучают флюиды.

— Эмелия, садись, — говорит папа, указывая на пустой стул по другую сторону стола.

Фрэнки и Хьюго отпускают меня, и мои дрожащие ноги несут меня к стулу.

Я беру себя в руки и стараюсь сделать вид, что меня это не смущает, хотя это не так.

Я привыкла, что люди смотрят на меня. Я привыкла, что мужчины смотрят на меня так же, как они смотрели на мою мать. Она была очень красива, и хотя я не претендую на то, что обладаю такой же красотой, как она, люди говорят мне, что я выгляжу точь-в-точь как мама.

Взгляды, которые я ловлю на себе сейчас, полны этого очарования, но есть и нечто большее, и мне не нравится, что я не понимаю, что происходит.

— Папа, что происходит? — Обычно мне не положено говорить, когда ясно, что папа на деловой встрече. Поскольку это, не похоже на деловую встречу, я отодвигаю правила в сторону.

— Эмелия, это Джакомо Д'Агостино, — представляет папа пожилого мужчину, и я сразу же задаюсь вопросом, не связано ли это имя с нефтяной компанией D'Agostino Inc.

Я помню его, потому что название необычное. Оно итальянское, и они итальянцы, но это не то название, которое я привыкла слышать.

— Здравствуйте, сэр, — говорю я, но Джакомо просто смотрит на меня. Никакого ответа.

— Это сын Джакомо, Массимо Д'Агостино, — продолжает папа свое представление, указывая на молодого человека, который выпрямляется, давая мне полный обзор его высокого и мускулистого тела. Его мощные плечи отбрасывают контуры на ткань его белой рубашки, демонстрируя рельефность мышц.

Я не буду идиоткой с любезностями и манерами, как я делала с его отцом, только чтобы выглядеть дурой, когда он не отвечает. Ясно, что они здесь не ради печенья и чая. Снаружи люди с оружием, а я сижу здесь, в кабинете отца, как будто жду приговора.

Вместо того чтобы посмотреть на кого-то из них, я смотрю на папу.

— Папа, что происходит? — спрашиваю я.

Папа сглатывает и вздыхает. Он слегка щурится и выглядит так, будто пытается сдержать свой гнев.

— Ты выйдешь замуж за Массимо через месяц, — отвечает он. У меня отвисает челюсть.

— Что?

— Ты меня услышала.

— Что... нет... я... нет. — Я яростно качаю головой в недоумении.

Я, конечно, неправильно расслышала. Выйти замуж? За незнакомого мужчину? Ни за что.

—
Да, — подтверждает он голосом, который показывает всю глубину его серьезности. Я сморгнула слезы, которые навернулись на глаза, заставляя себя не плакать.

— Папа, это возмутительно! Я не могу выйти замуж за человека, которого не знаю, — задыхаюсь я.

— Ты выйдешь замуж, Эмелия, — отвечает папа, шокируя меня. —

Ты уйдешь сейчас и переедешь к нему домой.

Моя голова настолько легкая, что я могу упасть в обморок. Все, что я могу сделать, это смотреть на него в шоке.

— Сегодня! А что насчет Италии? Я уезжаю завтра. А как насчет школы? — Я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, но я никогда не могла себе представить, что произойдет что-то подобное.

— Ты не сможешь поехать, — отвечает он, и мое сердце разрывается.

— Мое искусство... Пожалуйста, не отнимай у меня мои мечты, — умоляю я.

— Эмелия, не усложняй ситуацию еще больше, — отвечает он, поднимая руку.

— Как ты мог это сделать? — хрипло кричу я, но он не отвечает.

Папа выдерживает мой взгляд, и тот факт, что он ничего не говорит, подчеркивает серьезность ситуации.

Господин Марцетти кладет документ на стол перед нами и смотрит на Массимо. Я не могу смотреть ни на одного из них. Не могу, потому что документ, который передо мной, похож на какой-то контракт. Зачем мне контракт?

— Что это? — спрашиваю я, но это еще один вопрос без ответа.

— Господин Д'Агостино, пожалуйста, распишитесь здесь, — говорит господин Марцетти, и Массимо подходит, чтобы расписаться в указанном им разделе.

Затем Массимо подает мне документ и кладет ручку прямо рядом с моей рукой. Он так близко, слишком близко, и волосы у меня на затылке встают дыбом, когда я поворачиваюсь и смотрю на него. Наши глаза встречаются, и когда я смотрю в глубину его голубых глаз, я ничего не вижу. Никакой души, ничего человеческого, ничего, что он хотел бы выдать.

— Подпиши, Эмелия, — приказывает папа, выводя меня из транса, и я снова смотрю на документ.

Это определенно контракт... Я пробегаю глазами первые несколько строк. Желчь скручивает мой желудок, а затем поднимается в горло, обжигая.

Моя кожа краснеет от ледяного страха, когда я читаю слова:

Настоящим договором собственности удостоверяется, что Массимо Д'Агостино с этого дня, 1 июля 2019 года, станет единоличным владельцем Эмелии Джульетты Балестери. Она получит часть всех активов, приобретенных у Риккардо Балестери в попытке взыскать суммы задолженности, которые составляют 25 миллионов долларов. Она будет принадлежать ему, и брак с ним свяжет все активы и наследство, связанные с ее именем...

Это все, что мне нужно прочитать. Все, что мне нужно увидеть. Я резко выпрямляюсь и отступаю. Ситуация намного хуже, чем я думала.

Не ехать в Италию плохо, мысль о том, чтобы выйти замуж за незнакомого человека, просто ужасна, но это...

Что это, черт возьми, такое?

Слова кружатся у меня в голове, когда я смотрю на каждого из них. Старший мужчина, Джакомо, с тем же суровым лицом, лишенным эмоций. Его сын, Массимо, который смотрит на меня в ожидании. Мистер Марцетти, который отворачивается со стыдом. Я отдам ему должное. Кажется, он единственный человек передо мной, который знает, что это неправильно.

Когда мой взгляд снова останавливается на папе, мой мозг замыкается, а кожа покрывается мурашками. Он должен любить и защищать меня.

Этого не может быть.

— Ты продаешь меня! — задыхаюсь я. Мой голос пронзительный, он повышается на несколько октав, когда я говорю, меня трясет, когда я дрожу глубоко внутри. —
Папа, ты продаешь меня?

Я должна задать вопрос. Его лицо искажается, а челюсти сжимаются. И снова нет ответа.

Иисус... этого не может быть. Он продает меня. Это правда. Долг в обмен на меня. Меня продают за двадцать пять миллионов.

Двадцать пять миллионов.

Что за фигня? Как это произошло?

Мой отец невероятно богат. Он никому ничего не должен. Очевидно, я ужасно ошибаюсь.

— Эмелия, мне нужна твоя подпись, — заявляет он, вставая.

— Папа... как ты мог так поступить? Ты меня продаешь, — хриплю я, и, черт возьми, слезы текут еще сильнее.

Еще один шаг назад, и я упираюсь в стену, но это не стена. Руки поддерживают меня, удерживая на месте, не давая мне убежать. Я поднимаю глаза и вижу Фрэнки. Он, однако, отводит взгляд и смотрит прямо перед собой. Он был прав, думая, что я убегу, но как далеко я смогу уйти?

— Подпиши документ, Эмелия, — требует папа, сердито глядя на меня.

— Папа, — бормочу я. — Нет.

Я знала, что когда-нибудь мне придется жениться, но я не представляла, что это будет так. Продана. Часть актива. Принадлежать кому-то по договору собственности, как вещь? Нет. Я никогда этого не ожидала.

У моих родителей был договорный брак, и они рассказали мне, как все произошло. Как они встретились, встречались, узнавали друг друга, и пришла любовь. Моя мать любила его.

Папа молниеносно двигается ко мне и оттаскивает меня от Фрэнки, толкая меня вперед так сильно, что я почти падаю. Мне приходится схватиться за край стола, чтобы удержаться на ногах.

Одним быстрым движением он хватает ручку, берет мою руку и сжимает ее так сильно, что я вскрикиваю.

— Ты будешь меня слушаться, — бушует папа, сжимая сильнее.

За все мои годы он никогда так себя не вел. Никогда не причинял мне боль. Никогда не обращался со мной плохо. Отчаяние и ярость смешиваются в его бледно-голубых глазах. Я никогда не видела его таким напуганным.

— Сделай это! — кричит он, сжимая мою руку так сильно, что я кричу от боли.

Я в шоке, когда тяжелая рука ложится на его руку, почти накрывая обе наши руки.

Это Массимо. Папа замирает и смотрит на него, но Массимо смотрит на него сверху вниз.

— Отпусти ее. — Его голос... он глубокий и ровный. Красноречивый, но требовательный. Наполненный тьмой, которая пронзает меня копьем паники.

Он отпускает папу, а папа отпускает меня. Ручка падает на стол, и на секунду я смотрю на него и думаю, понимает ли он, насколько это неправильно. Я человек.

Я быстро понимаю, что он здесь не для того, чтобы стать моим спасителем, когда он берет ручку и протягивает ее мне.

— Подпиши документ, Эмелия, — говорит Массимо, задерживаясь на последнем слоге моего имени. — Если ты этого не сделаешь, то тебе не понравится то, что произойдет дальше.

Я смотрю на него и дрожу. Ярость мерцает в его глазах, но он кажется таким спокойным, когда говорит. Я беспомощна перед его угрозой.

Никто здесь мне не поможет.

В его словах заложена угроза смерти.

Убьет ли он моего отца, если я не подпишу? Это то, что произойдет? Он убьет меня? Будет пытать меня? Он выглядит так, будто собирается это сделать. За красотой его лица скрывается тьма. Тьма и угроза зла.

Я не хочу умирать.

Я не хочу, чтобы они убили папу.

Вот и всё...

Я беру ручку. Слезы ослепляют меня, когда я подписываю свою жизнь и свои мечты.

Слезы капают на контракт, а зрение затуманивается.

— Отведи ее в дом, — командует Массимо. Кто-то берет меня за руку.

Я не знаю, кто это. Я просто двигаюсь, чувствуя онемение внутри. Я не могу смотреть на отца, когда ухожу.

Как он мог так со мной поступить? Продать меня?

Вместо того чтобы с нетерпением ждать осуществления своих мечтаний, я иду к тому, что, как я знаю, станет моей погибелью.

Что еще это может быть?